А. А. Солонович. Критика материализма (2-й цикл лекций по философии) 6 страница

Психизм, обволакивающий индивидуальность корою личности, строит свой кокон слишком плотно, и индивидуальность не в силах его преодолеть, она как бы засыхает, и вместе с нею засыхают все живые ветви культурного развития. Эпоха расцвета сменяется эпохой зрелости, затем упадка, и всевозможные формы эгоизма и обособления, стремления к власти и наслаждению как таковым прорывает все плотины общественных инстинктов и рушит саму общественность. Таким образом, в обществе всегда существуют две тенденции - стремление к покою и стремление к движению. То одна, то другая одерживает верх, или образуется состояние равновесия. При этом надо учитывать тот факт, что покой и деятельность надо разбирать соответственно на трех плоскостях проявления. Человек может быть деятельным физиком и совершенно бездеятельным психиком или пневматиком, и обратно. Подбором соответствующих людей создаются группировки, обладающие теми же свойствами. Так, например, хотя мелкая буржуазия, в общем, крайне инертна сравнительно с пролетариатом, коммивояжеры активнее молотобойца и т.д.

Если кора личности плотна, то на сцену выступают крайние внешние формы эгоизма - эгоизм физический, или богатство, и эгоизм психический, или власть. Богатство, понимаемое как причина материального неравенства, и власть всегда были основой тех стремлений, которые вытекали из темного источника, как бы мы их ни называли.

Даже тогда, когда проповедуется борьба за материальное благосостояние обездоленных групп населения, когда благороднейшие порывы призываются на помощь против материальной эксплуатации, то дело идет о борьбе против эгоизма эксплуататоров во имя эгоизма эксплуатируемых. Рано или поздно, но это обнаруживается, и тогда начинается разложение, ибо начинают понимать, что если бороться за эгоизм, то мой собственный ничуть не хуже чужого, что в принципе они равны, а на практике мой собственный, несомненно, для меня ценнее и выше.

Что же касается власти, то необходимым следствием она имеет лицемерие, ибо какова бы ни была власть, она не уничтожает неравенство и потому подчиненного ставит в необходимость, чтобы выровнять взаимные отношения, прибегать к лжи и лицемерию совершенно независимо от сознания, инстинктивно.

Какова бы ни была власть, народная масса стоит к ней спиной, и никогда с властью никто не будет откровенен. Поэтому власть всегда несет с собой школу колоссальной лжи, такой лжи, к которой все привыкли и перестают ее замечать. Богатство и власть - две язвы человеческого общежития, гангреной разъедающие общество. Христианское движение было отравлено, когда в его организм были впрыснуты микробы стремления к власти, когда было сказано: «Нет власти не от Бога», «Властям повинуйтесь», «Начальник - Божий слуга, поставленный тебе на добро» и т.д. Церковь целиком оказалась под влиянием соблазнов богатства и власти. Бог - богатство, Господь - господин - ясно, что это как раз тот Бог, о котором говорится как об имеющем власть и царство и дающем их по своему желанию...

Так было сорвано дело Христа на земле, но под поверхностью психической жизни, жизни, где торжествовали государство и собственность, шла другая, несоизмеримо более могучая жизнь и светлым потоком пневматизма изливавшаяся из Грааля... Оттуда исходили легенды Средневековья о Рыцарях Круглого Стола, о Парси- фале, о Лоэнгрине, о борьбе с драконами и великанами зла, о защите вдов и сирот, о том, что папа - антихрист, а не представитель Христа, раз он - власть и царство, раз он защитник царей и вельмож, ибо сказано: «Князья царствуют над народами, и вельможи господствуют над ними, а между Вами да не будет так, но кто из Вас желает быть первым, да будет слугою всем». Новые мистерии, мистерии Грааля, действуют в течение средних веков, образуя тех праведников, которыми спасались Содом и Гоморра средневековья.

Когда Христос был распят, говорит легенда, воин ударил копьем в бок Распятого. Из раны излилась кровь и вода, которую одна из стоящих у креста женщин собрала в Ту Чашу, из которой Христос пил на Тайной Вечери. Сосуд с кровью Христа называется Граалем. Кровь Эона, Божественная Благодать - жертвенность, пребывает на земле, и пока она существует в мире, до тех пор темная сила не может окончательно сломить светлую. Пока есть люди, которые чисты сердцем и могут причащаться из этой Чаши, до тех пор зло не может восторжествовать на земле. Вместе с тем был выдвинут идеальный образ Рыцаря как защитника угнетенных, как борца за добро и справедливость.

Орденское рыцарство несло в себе зародыши многих прекрасных идей, которым суждено было выявиться позднее. Орденское рыцарство презирало рыцарство королевское, считая его лакейством. Оно долго вело борьбу с королями, а иногда даже с самим папой. Личная свобода выше всего ценилась среди орденского рыцарства, и они долго оспаривали право королей их посвящать в рыцари. Когда в течение крестовых походов рыцарство познакомилось с Востоком и познакомило с ним Европу, началась заря Возрождения, первого Возрождения, задавленного королями и папами, более могучего по своим потенциям, чем то, которое мы знаем под этим именем и которое есть только отзвук первого.

Идеальным братством идеальных рыцарей является братство рыцарей Грааля, живущих на Монсальвате, где в храме царит в воздухе Св. Грааль и откуда эти рыцари получают миссии в мир, чтобы служить всем обездоленным, помогать несчастным, бороться за свободу и справедливость. Парсифаль достигает Грааля, Лоэнгрин идет в мир, чтобы через него орденское рыцарство могло передать заветы свободы духу вольных городов в лице Эльзы Брабантской. Последние рыцари свободы сложили свои жизни в Великой Крестьянской войне, сражаясь на стороне крестьян вместе с Гёцем фон Берлихингеном. Идея служения Прекрасной Даме, вышедшая отсюда же, неизмеримо выше служения Сердцу Иисусову и Иисусу как таковому в противоположность Христу, ибо из недр, родивших официальную церковь, родилось и братство Иисуса.

Трубадуры, труверы, барды, мейстерзингеры, скальды прошли по земле, неся свои сказания в широкие народные массы. Эти сказания каждый раз обжигали души слушателей веянием духа и врезали в них неизгладимые черты. Подобно прекрасным снам, снились они народу в песнях и сказаниях труверов и говорили задавленному нуждой и страхом народу о том, что все же есть иное - высокое и прекрасное, и что сильный может достигнуть его. Просыпались тогда сильные, у которых не все было задушено, и преображались их души, устремлялись они к борьбе за свет и красоту, понимали они, что ужас и мрак окружает их, что все надо сделать иным... Но и для более слабых эти легенды не проходили бесследно, они формировали их души и заставляли мечтать о чем-то далеком, от чего тоска их душ переливалась в их потомство, в окружающее, и звала и манила в недосягаемое, вскрывая всю неприглядность, все безумие настоящего. Эти легенды звучали мощнее Золотой Легенды католичества, потому что несли в себе более глубокую правду.

По мере того, как все более и более застывало католичество, свободная мысль пробивается разнообразными путями, разбиваясь на массу отдельных струй, подобно струе воды, встречающей препятствие. Всевозможные ереси, секты, отдельные проповедники работают, несмотря на все старания доминиканцев с их Святейшей Инквизицией. Но работа идет и среди ремесленников: в их цехах создается франкмасонство, не говоря о целом ряде других орденов и братств. Все они несли идеи свободы личности и многое другое вплоть до Великих Революций - Английской и Французской, подготовив в определенной мере их наступление. Борьба масонства и иезуитов охватывает столетия и временами достигает громадного напряжения.

При этом надо оговориться: масонство приходится расчленять и рассматривать роль его отдельных течений, давая им разные, часто очень разные оценки. Во всех орденах и братствах происходит формирование основ и принципов, а также и кадров тех армий, которым придется сражаться за эти принципы.

Если теперь мы определили воздействие на чужую волю не через принадлежащее ей познание, то, вообще говоря, такое воздействие, раз оно идет вразрез с этой волей, можно назвать насилием. Систематизированное насилие, исходящее из единого центра, можно назвать властью. Но мы знаем, что одним из характернейших признаков для разделения светлых течений от темных является отсутствие или присутствие власти. Характерен в этом отношении орден иезуитов. В нем действие властью настолько систематизировалось, что превратилось в правильную гипнотизацию.

Возьмите экзерциции Лойолы, во время которых монах проходит три стадии гипнотизации, делающей из него труп в руках ордена.

На первой стадии, в условиях строгого поста, он погружался в созерцание картины крайнего падения человечества от греха в бездну погибели. Бог оставил человека, отвернулся от него, и человек погиб окончательно, ему осталось только отчаяние... Монах ярко представлял себе мрак и безысходность бытия, он погружался во тьму отчаяния, переживал её всею мощью своего воображения, изнывал от тоски и скорби. На второй стадии он должен был представить себе, что во мрак и безысходность отчаяния внезапно падает луч надежды - Христос нисходит искупительной жертвой в низы человеческого бытия. Монах должен был ярко и ясно представить себе, почувствовать, осознать, что только любовь к Иисусу может спасти погибающего. Его воображение должно как бы впиться в спасающую руку: всей силой своего первоначального отчаяния он должен прилепиться к спасающему. На третьей стадии он должен был нарисовать перед собой войска Люцифера в долинах Вавилона, поднимающиеся на погибель человечества, и войска Иисуса в долинах Иерусалима, встающие против Люцифера. Все будущее зависит от исхода борьбы - вечное блаженство или вечное мучение и проклятие поставлены на карту. Исход боя зависит от бойцов, и вот он, упражняющийся монах, должен представить себя в рядах воинства Иисуса, должен представить себе всю страшную необходимость победы, всю необходимость для этой победы строгой дисциплины в войске Иисусовом и для себя всепоглощающую обязанность повиновения генералам ордена и его офицерам...

Из всего вышеизложенного открывается страшная гипнотизирующая мощь ордена. Целибат в католичестве был введен, и благодаря ему создалась возможность гипнотизации целой половины человеческого рода, ибо только гипнотизмом держится то влияние, которое католицизм имеет в западных странах над женщинами. Интересно, что косвенным образом эта гипнотизация, выражающаяся в повторении, подражании в чем-то подобном явлениям своеобразной фасцилации, сказалась даже в том, что в средние века даже работы многих талмудистов проникаются красками средневековой схоластики. Массовый гипноз вообще является могучим социальным фактором, и чрезвычайно многообразны формы его применения. Отсюда понятно, что признаком, по которому можно отнести ту или другую тайную организацию к течению светлому или течению темному, является отсутствие или присутствие власти над личностью, воздействия на нее, минуя сознание.

Вообще, можно сказать, что светлый путь есть путь воздействия на сознание, темный же путь идет мимо сознания: извилистый, лживый и властнический, он змеится в расщелинах лицемерия и рабства.

В примере с иезуитами можно видеть, как, в сущности, одинаковы образы Люцифера и Иисуса, поскольку их изображает фантазия Лойолы. Очень трудно разобраться, где у них кончается Люцифер и начинается Иисус. Особенно мощным и распространенным приемом является гипнотизация массы представлениями идеального общественного строя, строя справедливости и всяких благ, причем сам строй относится к будущему как будущий строй, или к иным мирам как строй воздаяния за земные мучения. Первым приемом пользуются социально-политические группы, вторым - религиозно-церковные. Во всех случаях людям дается одинаково гипнотизирующий их образ будущего, чтобы заглушить в них мерзость настоящего. Создается то, что буквально является «отводом глаз», ибо нет ничего нелепее жертвовать настоящим ради будущего, это нелепо в жизни человека и еще нелепее в жизни человечества. Нужно бороться за настоящее, а не за будущее.

Из пневматических источников исходят и те импульсы, которые привели в области психизма к образованию и выработке понятий вообще и, в частности, самой личности; которые дали возможность постепенно образоваться схоластике, праву, всему тому, что базируется на чрезвычайно разработанном, утонченном отвлеченном мышлении. Это мышление относится безразлично к особенному, индивидуальному. Оно оперирует понятиями, родовыми именами, игнорирует частности; оно приводит к представлению тождественности двух предметов, пространственно различных, но одинаковых по своему смыслу и значению; оно создает личность - правовую маску, - единую для всех и, как это ни странно, всех обезличивающую; оно облекает личности всех граждан в одинаково приличные костюмы - черные с белым и на один фасон; оно создает общие ходячие идеи и моды, создает общество, создает монету как отчеканенную государством шаблонную меру ценности: оно создает понятие о товаре, абстрактном товаре, о труде, абстрактном труде, о ценности как о субстрате цены; оно создает возможность массового производства штампованных изделий... Одним словом, начавшись схоластикой, переходя через право к экономике и социологии, идея преобразует постепенно действительность, воплощаясь в быт.

Раньше, чем возникло само понятие, не могло возникнуть денег в виде однообразных монет.

Коротко говоря, возможности социально-экономические обусловливаются психизмом в гораздо большей степени, чем обратно, поскольку удовлетворены определенные минимумы. В наиболее чистом виде отвлеченная мысль врезала себя в материю в виде машины, но машина явилась апофеозом отвлеченной мысли, так как здесь как бы сама абстракция проникла до материи и воплотилась в ней, подобно тому, как у грека в материю воплощался образ, еще не рафинированный рефлексией от всего частного и случайного... Благодаря машине создался штамп. Машина явилась завершением мануфактуры, а в наше время должны возникнуть сверхмашины - автоматы, ибо сама фабрика может рассматриваться как машина и через научную организацию труда она сама дойдет до новой ступени механизации и машинизации.

Развитие абстрактного мышления привело к тому, что и орудие материального мира - машина - фабрикует, штампуя, абстрактные вещи - шаблоны.

Прежнее ремесло знало только индивидуальную вещь, отдельную и особенную, и многие вещи имели даже свои имена, как и теперь их имеют, например крупные бриллианты, но никто уже не даст собственного имени своему ружью или шашке, тогда как раньше, мы знаем, были имена у мечей, луков и т.п. Как гражданин неотличим от другого гражданина, так неотличим товар от однородного с ним. Отсюда преобладание во всех оценках элемента количества над качеством, преклонение перед громадными числами, несмотря на все бессмыслие подобных оценок.

Как бы там ни было, но, для того чтобы в обществе мог возникнуть тот или другой экономический или юридический порядок, необходим ряд психических предпосылок и без них невозможно возникновение тех или иных форм, опосредствованных мышлением, а все формы социального быта, кроме примитивно-родовых, суть формы опосредствованные, и этого совершенно не понимают марксисты. Вот перед нами австралийские папуасы. К ним европейцы привозят формы развитого капиталистического хозяйства - и что же? Вместо того, чтобы броситься в самую гущу этого хозяйства, папуасы восприняли только водку да сифилис и преблагополучно вымерли, ибо они психологически не были подготовлены к капиталистическим формам хозяйства. Та же история произошла с краснокожими Америки и неграми Африки.

Конечно, всем этим народам вовсе не обязательно было вымирать, но их «вымерли», и они вымерли, но не приспособились. Да и как можно было им приспособиться, когда все до мелочей было различно у них и у пришельцев? Для купца-евро- пейца было все равно, что превратить в золото, в монету: все представляло из себя только большее или меньшее количество желтеньких кружочков, тогда как для «дикаря», т.е. для другого дикаря, один участок земли ничего не значил, а другой, менее плодородный и удобный, но где были погребены его предки, стоил бесконечно много, и так во всем. Ясно, что столковаться таким различным культурам было мудрено, и так как обе враждовали, то одна должна была исчезнуть.

Таким образом, происходит борьба между различными течениями, группирующимися в два фронта, которые мы назвали светлым и темным. Воздействие светлых течений идет путем свободы, воздействие темных - путем власти. Поэтому путь воздействия власти на массы есть путь коллективной гипнотизации и особыми аппаратами такой гипнотизации являются школы.

Школы современных государств есть колоссальные фабрики, где штампуются рабы. Штампование производится путем внушения, и, таким образом, воспитание и образование превращены здесь в средства для выделки покорных слуг. Железные и деревянные болванки поступают на эти фабрики, и там их плющат, тянут, сверлят, строгают, пилят и выделывают из них крючки, петли, гайки, задвижки, оловянных солдатиков, китайских болванчиков, деревянных лошадок и т.п. Затем все это выбрасывается на рынок, покупается, продается и ставится на место в громадной государственной машине, где гайки и винты завинчиваются, петли, крючки и задвижки прилаживаются и работают затем целую жизнь, пока не заржавеют, а затем выбрасываются в помойные ямы, так как на их место ставятся новые. Современные школы суть фабрики, и этот факт надо ясно представить себе, чтобы измерить всю глубину ужаса и издевательства, до которого доходит общественность, загипнотизированная властью. Некогда восточные деспоты искусственным путем создавали для своей забавы физических уродов, а теперь для забавы властителей, для наслаждений господствующих классов часть населения превращается в психических уродов, ибо только в таком изуродованном состоянии люди могут превращаться в скотов, во вьючных животных, тупо не понимающих, что на самом деле творится вокруг.

Понятно, что фактически почти нигде и никогда нельзя на земле встретить то или другое течение в чистом виде. На земле мрак и свет смешаны и встречаются в различных пропорциях, но задача каждого человека - делать все наиболее прекрасное и высокое, зная, что если его дело даст против его воли дурной результат, так как немыслимо все предугадать и учесть, то существуют силы еще более сильные, чем его, которые исправят то, чего не смог исправить он сам. Его же дело - стремиться к тому, чтобы свет свободы, любви и мудрости воссиял над землей, чтобы братство и взаимопомощь стали основой человеческого общежития. Путь к этому - пробуждение сознания в людях, свой собственный пример и борьба против зла во всех его формах, борьба, не ждущая, пока зло нападет, но нападающая сама.

Борьба со злом есть прежде всего борьба с косностью, неподвижностью, инерцией, ленью...

Нужно будить недовольство масс той жизнью, которая существует, потому что она полна неправды. Нужно указывать массам пути к светлому настоящему, а вовсе не к светлому будущему, ибо если настоящее светло, то будущее будет также светло, но если говорится о светлом будущем, то будьте осторожны, не хочет ли проповедник светлого будущего просто закрыть этим будущим позор настоящего. Настоящие поколения людей нисколько не хуже будущих, чтобы их приносить в жертву этим будущим. У настоящих по крайней мере есть одно крупное преимущество - то, что они реально сущи, действительны, а будущие только пока еще возможны и, во всяком случае, недействительны... Глупо менять счастье реальных людей на весьма проблематическое счастье людей нереальных.

Посмотрите вокруг, и вы увидите бездну горя и страдания. Эти люди хотят счастья, а вы будете отворачиваться от них и сюсюкать о счастье их детей и внуков. Ну а почему же отцы не имеют права на счастье? Почему отцы должны быть навозом для взращивания счастья детей и внуков? Да захотят ли дети того счастья, которое будет построено на костях их отцов! Великая социальная ложь звучит в призыве к борьбе за счастье будущих людей, ибо прежде всего такая борьба бессмысленна. Мы не знаем и не можем знать, в чем будет заключаться счастье наших потомков - может быть, в скорейшем уходе с земли, в самоубийстве. Ведь самоубийство есть только переход в другой мир, и мы не знаем, как будет расцениваться самоубийство в дальнейшем. Ведь, чтобы жить на земле - во всей окружающей подлости и грязи, среди лярв и животных, нужно много мужества от сознавшей себя индивидуальности, для которой совсем не могут служить указкой глупые выкрики рабов и пресмыкающихся. И если индивидуальность все же живет и борется, то во имя спасения слабейших братьев - духов, мучающихся в земных условиях, во имя претворения и преображения земли во что-то прекрасное, светом Фаворским осиянное.

Глава 8-я

Из глубины тайных братств, тайных обществ, эзотерических течений исходят те основные идеи, которые составляют впоследствии целые эпохи. Когда происходит подобное явление, на свет рождаются новые религии и религии становятся основой, на которой вырастают новая философия, новая наука, новое право, новая мораль, новые учреждения, новый быт. Таким образом, импульсы, изошедшие от пневматиков, прошедшие через психиков, достигают физиков и тем совершают работу для подъема отдельных людей и всего человечества. Задача этих пневматических влияний заключается в том, чтобы поднять человеческое сознание к более высокому свободному общежитию, и наоборот, задача более темных учений заключается в том, чтобы человек всецело оставался здесь, на Земле.

Импульсы течений последнего рода характерны тем, что если вначале дают импульс к верхам, то лишь затем, чтобы очень быстро использовать развитый при этом порыв для земных целей, причем совершенно обрезается все, что относится к возможной мистике. Они также говорят о благе человечества, но при условии полного отречения от миров иных, при условии оценки блага человечества как последней самодовлеющей цели. Они говорят о том, что человек должен устроиться на Земле, должен достигнуть знаний, красоты, справедливости, но все это только в земном масштабе, при условии отречения от всего более высокого.

Можно сказать, что учение первого рода как бы говорит человеку: «Ты гость на этой бренной земле. Придет время, и ты уйдешь в далекие миры... Но во имя бесконечной жизни и бесконечного совершенства ты должен и на этой земле сознавать себя существом вселенским и строить жизнь так, чтобы она и здесь была прекрасной и свободной». Учение же второго рода говорит иначе: «Бесплодна мечта о мирах иных, ибо миры эти нереальны... Человек явился из небытия на землю и с земли уйдет в небытие. Нет никакой иной жизни, и потому нужно пользовать эту жизнь, сделав ее прекрасной. Мечты о жизни иной только мешают жизни этой, единственно реальной».

Первое течение как на идеал указывает на где-то, не у нас, но все же сущую реально жизнь мира ангельского, и для достижения такой ангельской жизни они призывают к преображению земли. Второе течение мир ангельский заменяет миром будущего, забывая сказать, что такое будущее не более реально, чем мир ангельский в настоящем. Как на путь к этому специальному будущему оно указывает на революцию. Первое течение обращается к высшим, призывая их служить низшим, а второе течение обращается к низшим, призывая их сбросить иго высших. Поскольку оба течения имеют перед собой подлинное благо человека и человечества, они являются разветвлением психических устремлений под влиянием пневматиков и физиков и до известных пределов не выходят из рамок истины. Но вот примешивается сюда струя пневматизма, соблазненного ценностями психическими. Создается могучий водоворот, увлекающий массы в бездны зоологических определений, и чем мощней он пронизан пневматизмом, тем сильнее увлекает вниз. С момента появления в рядах второго течения (или в рядах течения первого) искаженного пневматизма, о котором мы впоследствии будем говорить особо, течения эти превращаются в течения темные: первое превращается в нечто подобное католицизму, второе - в нечто подобное авторитарному социализму.

Таким образом, можно назвать три главнейшие течения человеческой общественности - психическое, пневматическое и распадающееся на два - течение темное. В жизни человечества скрещиваются эти направления, ведущие борьбу за человечество, ибо, как говорит Достоевский: «Бог и черт борются между собою, а поле битвы - сердца человеческие».

Чрезвычайно мощно выражено это в Апокалипсисе, где противопоставлены силы Христа и силы Антихриста: первые - ведущие к верхам, и вторые - ведущие в низы. Христос говорит о свободе. Антихрист - о власти. Основные устои учения Антихриста - власть и богатство, и в наше время они проявляются как государство и капитализм.

Не нужно мыслить себе, что Антихрист есть какое-то одно лицо. Это, несомненно, одна идея, один принцип, но воплощается он во многих лицах и событиях, ибо везде, где двое или трое во имя власти, или богатства, или неравенства - там и он среди них.

Апокалипсис говорит о звере, о блуднице власти, с которой блудодействовали цари земные. Образ блудницы был воплощен в прежней эпохе как Вавилон, который царил над народами жестоко, неправо, как всегда и всякая власть, но вот «пал, пал Вавилон, великая блудница, мать всех мерзостей человечества». Вавилон пал, престол Антихристов распался, чтобы возникнуть с еще большей мощью в Риме. Рим, как огромный ненасытимый паук, высасывал народы, раздавливая малейшие признаки свободы. Это был гигантский спрут, и современные паучата до сих пор восхищаются тем, что они называют «культурой» и что было убийством всякой культуры, издевательством над человеческим достоинством, которое нес Рим всему миру, всем людям, даруя им, как милость, железные цепи своего тупого гражданства, этой дикой и наглой иронии над свободой и культурой.

Народное сознание не ошибается, когда видит в нем образ Антихриста, олицетворяющийся в лице Цезаря, так же как и в республиканском сенате.

Падает и этот Вавилон - Рим цезарей, но на его развалинах встает гигантский евнух папизма, и папская тиара сверкает на голове нового лика все того же Антихриста. Параллельно Риму, как второе лицо Антихриста, виднеется цезарепапизм Византии. Раздвоенный язык пресмыкающегося, за которым видны ядовитые зубы власти... А потом «третий Рим - Москва, четвертому же Риму не бывать». Когда 400 лет тому назад эта фраза была брошена в мир, она внесла в него свой яд, свое разложение, поманив мечтой о власти, разжигая честолюбие Милюкова не меньше, чем Ивана Третьего: она стала лозунгом, импульсом, кнутом национальных аппетитов. На судьбе этой фразы можно проследить способ воздействия на человеческие души. Работа ведется заранее, она направляет интересы и внимание душ в определенную сторону, чтобы воспитать их в заранее заданных формах. Так подготовляется психика народов, причем душам постепенно придается определенная форма, прививаются определенные стремления...

Чрезвычайно своеобразно действуют различные идеи на социально-интеллектуальную среду. Вот вопрос, дебатировавшийся на Вселенских соборах: зависит или не зависит благодать Духа Святого от того, кому она передается? Пребывает ли она на человеке недостойном? Могут ли дары Духа Святого пребывать на священнике, который ведет себя как последний мерзавец? Допустим, что благодать остается на человеке независимо от его поведения. В таком случае решающим будет момент посвящения, зависящий только от иерархии, только от того, кто имеет право посвящать. Если же признать, что пребывание благодати зависит от поведения посвященного, то результат будет зависеть не только от иерархии, но и от того, как ведет себя посвященный. Суждение же о последнем может иметь каждый, а значит, в глазах окружающих правомочие посвященного зависит не только от посвятившего, но и от суждения о посвященном любого лица...

В первом случае иерархия ставится в особое положение, ставится выше тех, кто к ней не принадлежит; во втором случае иерархии не приписывается никакой власти.

Представьте себе, что вы бы стали рассуждать - достоин или не достоин быть священником такой-то, мною посвященный? Самим фактом такого обсуждения вы опровергаете мой авторитет, и я восстаю против вашего права рассуждать. Представьте себе теперь, что правительство назначает чиновника. Государство и его юристы вам скажут, что не ваше дело рассуждать о достоинствах и недостатках чиновника - ваше дело только повиноваться. Так и церковная иерархия решила, что все должно зависеть от нее, точно так же, как порученное ей Господом Богом спасение душ... Так был подтвержден авторитет церковной иерархии в формах государственности. Отсюда же и начало разложения церковной иерархии и вообще всей церкви, ибо вслед за присвоением авторитета в одной области последовало присвоение авторитета и в других областях.

Однако в таком решении сказалось и еще нечто. В самом деле, раз все зависит от акта посвящения, от чисто формального момента, то на первый план выдвигается сама форма, как таковая. Та же идея лежит в основе так называемой церемониальной магии, и она же составляет сущность трех четвертей схоластики. Если форма соблюдена, то независимо от содержания можно получить некоторую совокупность верных результатов. Аналогично, если я произношу неприятные мне слова, но произношу их в должном порядке и интонации с сопровождением соответствующих жестов, то должен появиться некий дух. Стихийные духи повинуются форме. Так, Россель дает определение математике, что математика никогда не знает, о чем говорит, и не знает - верно ли то, что она говорит, но тем не менее формулы математики, несмотря, а может быть, благодаря правильности определения Росселя, оказываются способными обобщать действия стихийных сил. Так или иначе, но в результате мы имеем примат чистой формы, власть скорлупы, права, государства, мундира, маски. Отсюда ясна власть понятий, общих мер, товара, денег, демократизма... Отсюда и торжество формы в механизации и, наконец, апофеоз формы в самой «ца- рице-машине».