2020-09-28
82
План практических действий
Общие соображения
Культура
Мы можем или, точнее, мы должны вернуться теперь к нашей современной ситуации и к вопросу о практических действиях в контексте нашей веры, нашей литургической традиции и имеющихся обстоятельств. Мы должны попытаться все это соединить (и поверьте мне – это очень нелегко). Начну с напоминания, что под «нашей культурой» я в первую очередь имею в виду секуляристское общество, а под «секуляристским» – в первую очередь мировоззрение, жизненный опыт, способ видеть и, главное, проживать жизнь так, как будто (и это моя главная мысль) она не имеет никакого отношения к смерти. Так, эта секуляристская культура (как я говорил в первой лекции) подавляет смерть – путем ее «медикализации», например (устраняя смерть из страны живых), или организации похорон таким образом, который пытается «примирить» смерть с культурой, смягчить «неприятность» всей этой процедуры. Таков один из подходов секуляризма к смерти – подавление ее. Второй подход – то, что я назвал бы, за неимением лучшего термина, ее «гуманизацией», ее «натурализацией», то есть обращение со смертью, как любит выражаться современный мир, «по-взрослому», здраво и разумно, так сказать – без tremolo. Оба подхода – «подавление» и «гуманизация» – делают смерть бессмысленной, чем-то, с чем нужно «справляться», но что не придает жизни какого-то особого смысла. И даже если сегодня модно обсуждать за коктейлями на Парк-авеню проблемы «посмертного существования» (на эту тему написаны тонны книг!), и это «посмертное существование» включается в «гуманизацию» смерти, все равно оно не имеет никакого смысла для того, что я делаю сегодня, ибо то, чем я занят, скажем, с 8 до 17 часов, не придает жизни никакого конкретного смысла. Такова наша культура.
|
|
|
Вера
Что такое наша вера? Это можно объяснить очень просто, хотя за каждым предложением кроется глубина и богатство опыта, видения смерти. Во-первых, смерть в христианском вероучении – это «жало греха»; это не ответ на вопрос о биологической или физической смерти. «Смерть» в христианском лексиконе означает «отделение от Бога» в результате греха, своего рода «онтологическую катастрофу», превратившую Творение или, точнее, человеческую жизнь в нечто, отличное от того, что сотворил Бог, и эта смерть имеет «жало греха». Как отделение от Бога смерть (в этом смысле не физическая, не физиологическая смерть, но как грех и отделение) была побеждена смертью Христовой. Поэтому, во-вторых, умершие – усопшие – живы во Христе.
Надежда
Ранняя Церковь не дает конкретных объяснений, но можно сказать, что это «продолжение жизни» основывается на том, что мы называем «надеждой воскресения». Надежда – это не просто некое смутное ожидание, нет, это нечто гораздо большее. Это не только вера в воскресение, это почти предвкушение его. И здесь (хотя я действительно никогда не думал, что в обязанности богословия входит давать нам определения того, что сейчас происходит, скажем, с Марьей Ивановной, умершей в 1886 году) я вижу главную опасность для богословия смерти – «любопытство». И очень многое в подходе к смерти основывается не на богословии или вере, а на простом любопытстве. Но эта надежда воскресения... Не забывайте, что Шеол, библейское состояние смерти, – это именно место «без надежды», и это отражено в знаменитой цитате из Данте, в надписи на входе в его Ад: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Но со Христом надежда может войти и во ад. Это надежда не просто на мое чудесное возвращение, это – космическая надежда на победу Бога. Всеобщее воскресение (как мы увидим чуть позже) не может быть отделено от прошения «Да приидет Царствие Твое». Надежда воскресения – существенная часть пришествия и торжества Царства Божия.
|
|
|
Литургическая традиция
Теперь, после «культуры» и «веры», обратимся к нашей литургической традиции. Ее можно разделить на две части. Во-первых, в погребении, в обращении со смертью тела мы обнаружили два существенных «слоя». Один я назвал «слоем Великой Субботы», входом в смерть как в покой Христа, а второй мы можем определить как «слой оплакивания и страха». Итак, первая часть – это погребение, состоящее из двух «слоев» – Великой Субботы и оплакивания и страха. Ко второй части нашей литургической традиции относится «поминовение», которое имеет дело не со смертью как таковой, а с «усопшими» после смерти; это – молитвы за усопших, заупокойные молитвы. И здесь мы тоже находим два «слоя». Во- первых, общецерковное «поминовение», то, что мы забыли, но что пребывает всегда и должно быть открыто заново: вся литургия как «поминовение», память о том, что усопшие не исключены ни из одной части литургической жизни Церкви – ни из Пасхи, ни из Евхаристии, ни из каждого существенного выражения нашей жизни. Второй же «слой» – это «частные» поминовения.
Таким образом, наша литургическая традиция – многослойна и сложна.
План действий
