Вторник, 21 апреля. 21-го закончили бизань-мачту, поставили ее и оснастили. Плотники были наряжены на изготовление новой фок-мачты взамен пришедшей в негодность

Среда, 22 апреля. Утром нас посетили на 12 или 14 каноэ пришлые индейцы, и они простояли ярдах в 200 или 300 от кораблей примерно полчаса. Сперва мы думали, что они боятся подойти ближе, но это было заблуждение, ибо так они поступили для того, чтобы развлечь нас песней или пляской, исполнявшейся всей компанией, причем во время этого представления два каноэ сновали между кораблями и индейской флотилией. Когда они кончили свою песню (а мы ее слушали с восхищением), все каноэ подошли к кораблям, и мы увидели среди пришельцев некоторых наших старых друзей, взявших на себя руководство [283] всеми торговыми операциями, которые велись между нами и гостями, причем сделки эти были весьма прибыльными для этих посредников.

У нас оставалось несколько коз и две овцы, и я свез их на шлюпке (на другой находился сопровождавший меня капитан Клерк) в селение на западном мысе залива, близ которого я видел траву. Обитатели этого селения встретили нас, так же как и прежде, весьма дружественно, и в момент высадки я послал людей накосить травы, полагая, что никаких возражений на этот счет со стороны туземцев я не встречу. Однако эти предположения не подтвердились, так как в тот момент, когда наши люди начали косить траву, индейцы остановили их и сказали, что сперва надо “макук”, то есть купить траву. Как только я узнал об этом, я направился в это место и застал там дюжину туземцев, которые заявили себя хозяевами купленной травы. Я полагал, что теперь мы сможем косить траву, где нам вздумается, и снова ошибся, ибо щедрость, с которой я расплатился с первыми “хозяевами”, побудила объявиться новых претендентов, и оказалось, что чуть ли не у каждой травинки есть свой владелец, так что я скоро опорожнил все свои карманы; когда же они убедились, что больше ничего не получат, то предоставили нам возможность косить траву там, где нам вздумается.

Здесь я должен отметить, что мне еще не приходилось встречать индейцев, которые были бы столь убеждены, что все, что производит их земля, является их собственностью. За лес и воду, которые мы заготовляли, они требовали плату, и мы ее давали, когда я посещал то место, на которое от нас поступала заявка. Но когда меня не было, наши работники не обращали внимания на настойчивые требования туземцев, и они в конце концов прекратили эти просьбы.

Однако, по необходимости сохраняя свое достоинство, они затем говорили, что дают нам лес и воду из чувства дружбы.

Во время нашего пребывания в селении м-р Веббер зарисовал все наиболее любопытное внутри и вне домов. Я также получил возможность тщательно осмотреть внутреннее устройство жилищ, хозяйственные работы и пр., о чем будет сказано ниже. Затем мы дружески распрощались с туземцами и вернулись на корабли.

Четверг, 23 апреля — суббота, 25 апреля. На следующий день привязали паруса, сняли обсерватории и перевезли на борт приборы.

Го и 25-го чистили и приводили в порядок корабль, готовясь выйти в море. Погрузили на борт малые рангоутные деревья про запас и бревна для разных корабельных нужд.

Воскресенье, 26 апреля. 26-го утром все было готово, и я хотел выйти в море, но приливное течение было противным, [284] и нам пришлось выждать до полудня, когда SW ветер сменился штилем и течение стало для нас благоприятным. Мы отдали швартовые и отбуксировали корабли шлюпками из бухты. После этого ветры были переменные и тихие, чередующиеся со штилем до 4 часов п.п., когда подул ветер от N и погода стала пасмурной и очень туманной. Барометр пал необычайно низко, и все предвещало сильный шторм, который мы имели основание ждать с юга, так что я сомневался, следует ли мне перед наступлением ночи выходить в море.

Но я так этого желал и мне так не хотелось терять предоставившуюся возможность, что я счел за благо при всех обстоятельствах выйти в море.

Наши друзья-индейцы сопровождали нас, пока мы не вышли из залива. Одни были на борту корабля, другие — в своих каноэ, а вождь по имени [пропуск]... который в последнее время привязался ко мне, покинул меня одним из последних. На прощание я вручил ему небольшой подарок, а он в ответ дал мне очень ценную бобровую шкуру, что заставило меня сделать добавку к моему подарку, но взамен он преподнес мне одежду из бобровых шкур со своего плеча, а я знал, что ценит он ее дорого. И так как мне хотелось, чтобы не пострадали его дружественные отношения ко мне и не умалилась его щедрость, я дал ему новый меч с медным эфесом, что сделало его счастливым, как принца.

Этот вождь и многие другие индейцы очень просили нас снова вернуться к ним и поощрения ради обещали заготовить много шкур для нас, и я нисколько не сомневался, что они действительно этого желают.

Ниже я приведу некоторые подробности, касающиеся этого места и его обитателей. Это то, что мы узнали за время нашей недолгой стоянки и о чем не было упомянуто в ходе предыдущего описания.

Навигационные замечания. Залив, который я почтил названием Кинг-Джордж, называется у туземцев Нукка [Нутка] ¹⁷⁹. Вход в него лежит в восточном углу бухты Хоуп-Бей в широте 49°33' N и в долготе 233°12' О. У восточного берега бухты Хоуп-Бей на всем протяжении до входа в залив тянутся буруны, приуроченные к подводным скалам, которые, видимо, на некоторое расстояние вдаются в море. Подводные скалы есть и у островов, лежащих у самого залива.

В залив надо входить между двумя скалистыми мысами лежащими соответственно на OSO и WNW на расстоянии 3 или 4 миль один от другого. Ширина залива между этими мысами значительна, и залив тянется к N по крайней мере на 4 лиги, исключая различные его ответвления, которые вдаются в сушу на неизвестное расстояние. [285]

В средней части залива располагается много островов различного размера. Карта, или схема, не претендующая, впрочем, на большую точность, тем не менее способна дать лучшее представление об этих островах, чем любое их описание. В средней части глубины залива колеблются от 47 до 90 саженей, а местами они больше.

Гаваней и якорных стоянок много, но для съемки их у нас не было времени. Бухта, в которой мы стояли, расположена на восточном берегу залива и на восточной стороне большого острова. От моря она защищена, но рекомендовать ее вряд ли следует, так как она открыта SO ветрам, которые, как мы установили, дуют с большой силой, и следы причиненных ими опустошений видны во всех местах.

Страна и ее богатства. Страна, прилегающая к морскому побережью, средней высоты и среднего уровня, но близ залива имеются высокие холмы и глубокие долины, по большей части занятые рослым лесом, в котором преобладают еловые пихты (spruce fir) и белые кедры ¹⁸⁰. Горы в глубине страны покрыты снегом, но, видимо, безлесны. Когда на побережье шел дождь, на соседних холмах выпадал снег, но в общем климат здесь мягче, чем под той же широтой на восточном берегу Америки. Термометр никогда, даже в ночное время, не опускался ниже 5,5°, а днем очень часто поднимался до 15,5°. Заморозков, которые свойственны низким местам, здесь не было, и растительность быстро развивалась, так что трава достигала в высоту одного фута.

Животные. Из четвероногих мы видели только енота и животное, подобное хорьку, но у местных жителей имеются шкуры медведей, лисиц, волков, диких кошек, енотов, хорьков, оленей, куниц, горностаев, белок и морских животных — тюленей и морских бобров. Собак мы не видели. Наземных птиц видели мало, водоплавающей птицы в изобилии здесь нет, равно как и прочих птиц, исключая воронов и ворон, очень осторожных и пугливых, что объясняется, вероятно, тем, что на них обычно охотятся местные жители. Среди наземных птиц встречаются очень красивые колибри, а среди водоплавающих — лебеди. Из океанских птиц здесь водятся альбатросы — из тех, что встречаются в высоких южных широтах, но никогда не попадаются в тропиках. По крайней мере, я не видел их там и не слышал, чтобы они водились в низких широтах. И если даже предположить, что они пересекают эти рубежи, то как все же объяснить, что эти птицы водятся в обоих полушариях? С другой стороны, как объяснить тот факт, что, уж если альбатросы и пересекают экватор в Тихом океане, они этого не делают в Атлантическом, и хотя они очень многочисленны в его южной части, но никогда не встречаются в северной половине ¹⁸¹. [286]

Рыба здесь, видимо, водится в изобилии, хотя мы получали ее только от туземцев, которые со второй недели нашей стоянки снабжали нас в довольно большом количестве мелкой рыбой, подобной сардинам (а возможно, это и были сардины), и небольшими рыбами, похожими на леща, а также треской.

Из здешней растительности мы ничем не воспользовались, за исключением ели (из хвои варилось еловое пиво) и дикого чеснока. Последний, судя по тому, в каком количестве его приносили в последние дни нашей стоянки туземцы, встречается здесь в изобилии. Сами туземцы в пищу его не употребляют, но, заметив, что наши люди его выдергивают и едят, они уже на следующий день стали приносить его нам на продажу. Другие индейцы последовали примеру этих людей, и вскоре дикий чеснок стал одним из главных предметов торговли, поэтому-то мы имели его в таком количестве.

Пожалуй, из зелени только этот чеснок да крапива, которая растет у селений, съедобны, но есть и другие виды зелени, известные туземцам и употребляемые ими в пищу, например корни папоротника, коренья с лакричным привкусом и прочие. Я видел, как туземцы их выдергивают и едят, даже не стряхивая с них землю. Из плодовых растений я видел здесь только кусты малины и крыжовника, но здесь могло быть много других разновидностей, которых я не видел или о которых мне не удалось узнать.

Местные жители. Их облик и жилища. Я не могу сказать, какова численность обитателей этого залива, но во всяком случае их довольно много ¹⁸².

Все они, а также индейцы из других мест, которые к нам приходили, как мужчины, так и женщины, низкорослы (особенно женщины), и последние, даже самые юные, никак не могут быть названы красавицами, причем, пожалуй, исключений не бывает. Лица у них довольно широкие и плоские с выдающимися скулами и толстыми щеками. Рты небольшие и округлые, нос не приплюснутый и не выдающийся. Глаза черные, маленькие и без огоньков. В общем они сложены неплохо, только ноги у них обычно кривые, что объясняется тем, что они много сидят. Цвет кожи у них смуглый, но это вызвано не столько естественными причинами, сколько тем, что они живут в дыму и грязи и к тому же щедро красятся. Вообще эти туземцы неряшливы и грязны до последней степени.

Волосы у них черные и темно-коричневые, прямые, толстые и длинные. Обычно волосы падают свободно, но иногда связываются пучком на темени, а кое-кто делает две косы, добавляя к ним фальшивые волосы, так что голова становится похожей на швабру. Но когда туземцы причесываются “на полный манер”, они присыпают волосы белым птичьим пометом, который обычно возят с собой в каноэ, в ящике или в мешке. [287]