Эпоха раннего металла: темп и ритм кардинальных инноваций

 

 

 Е.Н. Черных. Эпоха раннего металла: темп и ритм кардинальных инноваций. Труды Го-сударственного Исторического музея, выпуск 113. Современные концепции первобыт-ной истории. Проблемы интерпретации памятников археологии в экспозициях исто-рических, краеведческих и археологических музеев. М., 2000. С. 29-40.

 

Примерно десять–восемь тысячелетий назад более или менее отчетливо проявились симптомы начала новой эры – эры производящей экономики, эры металлов. Произошло это, как известно, в сравнительно узком регионе Ближ-него Востока, который, по широко укоренившемуся в историко-археологической литературе мнению, почитался непременным и постоянным генератором всех основных идей древности. Здесь возникли уникальные по своей сложной каменной архитектуре поселки вроде до керамического Иери-хона; или же Чайоню-тепеси с его удивительной для столь раннего времени коллекцией древнейшей меди и медных минералов, а также открытие послед-них лет меди в докерамическом поселении Ашикли в Центральной Анатолии [Esin 1999]; либо глиняный неолитический "город-улей" Чатал-хюйюк. Их по-явление "раскололо" монотонную картину культур – наследников верхнего па-леолита, оставивших однородные следы по всей суше планеты: ведь к концу плейстоцена (12–11 тысяч лет назад) завершился трудный и многоступенчатый процесс заселения и освоения позднепалеолитическим человеком Земли. Эко-номика производящего типа обозначила собой внешне четко выраженный по-рог начала неравномерности исторического развития различных культур нашей планеты.

Эра производящей экономики трактуется здесь не вполне созвучно с тем, как это очень часто формулируется в археологической и иной литературе. На-ряду с производством пищи – земледелием и скотоводством – в число ее ос-новных признаков следует включать непременно и металлургию. Историче-ский путь не знавших металла человеческих сообществ относится по существу к тупиковым: не перевалив "металлического барьера", они никогда не смогли бы приблизиться к уровню современной цивилизации. Металл для человека важен даже не сам по себе как материал для изготовления удобных и прочных орудий. Металлургия явилась по сути одной из сложнейших технологий, ве-дущих к синтезу новых, искусственных, практически неизвестных или редко встречаемых в природе материалов, которые возможно получать лишь с по-мощью различных пиротехнологических и химических операций. Человек ока-зался в силах видоизменить неживую, казавшуюся вечной и неизменной природу. С другой стороны, культуры, употреблявшие металл, но не знавшие произ-водства пищи, также не могли успешно продвигаться по пути социального и технического развития. Следовательно, вслед за т.н. «неолитической револю-цией», а зачастую и одновременно с нею происходила «революция металлур-гическая», выводившая культуру на принципиальной иной уровень технологического развития. Именно поэтому автор столь настойчив в расширении списка признаков культур с производящей экономикой, что последовательно проводится и в настоящей статье.

Все упоминавшиеся здесь инновации – земледелие, скотоводство, метал-лургия, пиротехнология, равно как и другие – последующие за ними или же ими в той или иной мере обусловленные, подобно скажем, колесному транс-порту или информационным средствам (письменность), развивались в послед-ние тысячелетия непрестанно и определили, в конечном счете, весь облик со-временных цивилизаций вплоть до великой технологической (индустриальной и постиндустриальной) революции новейшего времени – 19 и 20 веков. Однако непрерывность развития в эпоху раннего металла совсем не предполагала плавности процесса. Наоборот, изучение его динамики говорит о более или менее резко выраженном скачкообразном характере данного процесса.

Каждый из таких скачков, по большей части, был связан с внедрением в быт населения (самостоятельным открытием или заимствованием) одновре-менно комплекса (пучка) кардинальных технологических инноваций или хотя бы усовершенствований, таких как металл плюс производство пищи, или же технология отливки металлических орудий плюс колесный транспорт либо же иные, в том числе и более сложные их комбинации. Очень нередко новая тех-нология вызревала в недрах каких-то культур предшествующего времени в те-чение весьма долгого хронологического периода, к примеру, более тысячеле-тия, но вместе с тем ею зачастую не пользовались там в сколько-нибудь замет-ных масштабах. После этого, как правило, следовал внезапный "взрыв" и – бывшая еще совсем недавно латентной – технология бурно вырывалась на по-верхность, подчиняя себе производство в массе культур на обширнейших про-странствах. Таковым, к примеру, предстает перед нами вслед за феноменально ранним зарождением изумительно долгий, вялый и невыразительный процесс развития малоазийской металлургии. Однако, скорее всего, именно последняя и явилась тем импульсом, приведшим к фантастическому «взрыву» балкано-карпатской металлургии в V тыс. до н.э.

"Пучок" новых, революционных технологий практически всегда, с непре-ложной закономерностью приводил к более или менее сильно выраженной трансформации – по большей части к усложнению социальных структур лю-бой культуры. В обществе выделялись профессионально и социально обособленные группы производителей материалов или же изделий; при этом резко возрастала степень социальной иерархии, видоизменялись ее формы и т.п.

Каждый такой скачок почти всегда сопрягался с территориальным расши-рением зоны или же круга культур с производящей экономикой. Периоды скачков сменялись застоем или же специфической стабилизацией культур. По-рой такая стабилизация могла квалифицироваться даже как стагнация: культу-ры как бы застывали в своем развитии. Однако в конечном итоге сообщества-ми с производящей экономикой – но лишь только в последние три столетия нового времени! – оказалась охваченной вся суша планеты. Создается даже впечатление, что этот процесс явился своеобразным повторением, некой весьма своеобразной параллелью основных тенденций в стремительном про-странственном распространении по суше Земного шара финально-палеолитических культур. Однако то был уже совершенно иной виток разви-тия: популяции древнекаменного века отвоевывали себе жизненное простран-ство в животном мире, "производящие" же культуры – среди себе подобных, но более архаичных по своим типу и технологии сообществ.

Контрастно выраженный динамизм новых, "производящих" культур по сравнению со старыми, именуемыми здесь традиционными и характеризующимися экономикой присваивающего типа, конечно же, не требует особых доказательств. Уже менее тривиально, пожалуй, прозвучит утверждение, что система взаимосвязей в круге производящих культур почти всегда была доми-нантно направлена внутрь их "круга". Это не отрицает, конечно же, связей, устремленных за его пределы, но мы стремимся подчеркнуть именно превали-рующий характер направления этих контактов. Благодаря этому происходило примечательное выравнивание технологий внутри "круга", даже если послед-ний и покрывал многие миллионы квадратных километров, порой оккупиро-ванных множеством весьма разнообразных по своему облику культур. Наибо-лее показательные примеры этого мы видим в поразительном единообразии технологических приемов металлургии и металлообработки, а также в формах орудий и оружия на поистине громадных пространствах. Последнее наиболее ярко выразилось в формировании т.н. металлургических провинций (несколько подробнее речь о них пойдет ниже).

С каждым последующим хронологическим этапом развития территориаль-ный охват круга производящих культур становился, как говорилось, все шире и шире, взламывая традиции пограничных и более отдаленных культур старо-го типа, безжалостно их видоизменяя. На каждом последующем этапе контраст в уровне социального и технологического развития между "новыми" и "тради-ционными" культурами усиливался. В конечном итоге максимальный драма-тизм этого контраста проявился в эпоху т.н. великих географических открытий нового времени, в моменты столкновения этих культур. Но вот что весьма по-разительно: своего территориального апогея этот круг достиг к финалу эпохи раннего металла [Черных 1989: 17] – к позднебронзовому веку (II тыс. до н.э.), после чего его суммарная площадь почти не прирастала или же увеличивалась крайне незначительно вплоть до упоминавшейся здесь эпохи великих географических открытий.

Еще одним важнейшим результатом начала комплексной производящей экономики и, в первую очередь, металлургии явилось начало международного разделения труда. Благодаря неравномерному распределению по различным географическим регионам металлических руд (особенно медных, оловянных, мышьяковых и др.), выделяются народы-производители металлов и народы-потребители, зависевшие от их поставок. Именно поэтому уже в 5 тыс. до н.э. возникают сложные и разветвленные системы торгово-обменных взаимосвязей по металлу, охватывавшие тысячи километров. Системы потребителей и про-изводителей должны были существовать в определенном равновесии: выклю-чение или сбой даже одного ключевого звена почти неизбежно вызывало цеп-ную реакцию изменения всей системы взаимосвязей. До появления металла в сообществах, именуемых здесь традиционными, существование последних строилось на основах принципиального самообеспечения; примеры торговли различными видами камня носили спорадический характер и не могли идти ни в какое сравнение с металлами.

Выделяется несколько наиболее общих или генеральных периодов в разви-тии культур с производящей экономикой. О первом из них мы уже кратко упоминали в начале работы: он укладывается в рамки IX–VI тыс. до н.э. (со-гласно радиоуглеродной калиброванной хронологии) и связан со спорадическим появлением ряда уникальных памятников в Малой Азии (Чайоню-тепеси, Ашикли, Чатал-хюйюк), Передней Азии (докерамический Иерихон и др.), а также в Западном Иране. Это время точнее было бы именовать перио-дом "точечных взрывов" новых технологий. Тогда проявляются бесспорные признаки занятия земледелием, скотоводством; очевидно также знание ряда приемов пиротехнологии наряду с появлением и ограниченным использовани-ем людьми металла. Чаще всего в каждом из таких пунктов одновременно воз-никает именно пучок технологических инноваций. Однако параллельно мы фиксируем также, что сами памятники являются как бы изолированными и в пространстве и во времени. Каждый из них во многом не похож друг на друга, весьма своеобразен. Эти памятники не выстраиваются в сходные ряды, не сли-ваются в отчетливые блоки. Они неожиданно исчезают ("сгорают"), не остав-ляя после себя строго выраженных генетических следов. Вызывает крайнее удивление, к примеру, и то, что в раскопанных слоях такого весьма раннего памятника как Чайоню-тепеси сосредоточено множество (более сотни) мелких медных предметов: ведь их количество в слоях одного этого поселка едва ли не равно тому, что до сих пор обнаружили археологи во всем обширном пе-редне– и малоазийском регионе в памятниках последующих тысячелетий – от VII вплоть до первой половины V тыс. до н.э.

Между тем VI и V тыс. можно было бы считать периодом сложения уже цело-стной и непрерывной зоны культур производящего типа. Сама зона протянулась от Иранского плато на востоке вплоть до Балкано-Карпатья на се-веро-западе. Северная граница проходила по понтийскому побережью Малой Азии и Закавказью, а также по северным предгорьям Копетдага в Средней Азии. Обычно поселения этих областей объединяют под названием неолитиче-ских раннеземледельческих культур, что обусловлено, как думают, земледелием в качестве основы хозяйства, а также чрезвычайной редкостью или же полным отсутствием медных изделий в слоях этих поселений. Другие яркие черты, позволяющие объединять эти культуры в единую зону и отчленять их от прочих, например, северных, очень хорошо известны в литературе: долго-временные поселки типа теллей, глинобитные жилища, керамика высокораз-витых форм, зачастую с росписью, изобилие глиняной пластики, заставляю-щей подразумевать принципиальное единообразие в основе их религиозных представлений. Отличие данного периода от предшествующего заключается именно в стабильности и непрерывности существования новых культур, в ря-дах однотипных памятников со сходной материальной культурой. Вместе с тем вызывает удивление отсутствие какого-либо прогресса в металлургическом производстве: последнее как будто застывает, почти совершенно не разви-вается и не обнаруживает сколько-нибудь заметных признаков технологиче-ских новшеств.

Следующий период, датирующийся согласно весьма многочисленной серии калиброванных радиоуглеродных дат в пределах V тыс. до н.э., связан с бур-ным взрывом горно-металлургического производства на северо-западной пе-риферии зоны раннеземледельческих культур – в Северных Балканах и на Карпатах, еще не так уж давно совершенно не принимавшихся во внимание специалистами по древнейшей истории и археологии. Общеизвестная теория Ex Oriente Lux заставляла, исключая, может быть, самое последнее время, рас-сматривать культуры этого региона как полностью зависимые от достижений переднеазиатских народов, как более или менее резко запаздывавшие в своем развитии. И лишь большая серия радиоуглеродных датировок позволила – и то при большом сопротивлении со стороны многих археологов – установить истинную хронологическую позицию этих блистательных культур. Уровень горно-металлургического производства на Северных Балканах и в Карпатском горнорудном бассейне легче всего продемонстрировать огромными сериями тяжелых, отлитых по сложным моделям образцов орудий и медного оружия, а также рудниками вроде Аи Бунара в Южной Болгарии [Черных 1978: 56–78], где было тогда добыто не менее 30 тысяч тонн медной руды. Еще более порази-тельной является масса золота, сконцентрированного по преимуществу в не-скольких символических погребениях Варненского некрополя [Ivanov 1991]. Все заставляет думать, что здесь мы столкнулись с внезапным «взрывом» это-го производств. Но сам взрыв совершенно не вытекал из предшествующего развития последнего: в более ранний период в Балкано-Карпатье встречаются относительно немногочисленные, довольно примитивные формы медных из-делий. Видимо, именно с появлением этой массы меди и золота мы можем го-ворить о начале реальной эры металлов, а предшествующие этапы характеризо-вать лишь как латентную, скрытую или по своей сути подготовительную фазу данной технологии, реально существовавшей, но практически не развивавшей-ся в недрах культур предшествующих хронологических периодов.

Контраст между металлургией Балкано-Карпатья и соответствующим про-изводством на территориях, где были известны гораздо более древние находки меди (Передняя и Малая Азия, Западный Иран), столь разителен, что фактиче-ски не оставляет места для дискуссий. По своим прочим чертам поселки зем-ледельцев и скотоводов Северных Балкан и Карпат мало отличались от соот-ветствующих памятников своих восточных соседей, чьи культуры составляли раннеземледельческую зону предшествующего периода и по существу про-должали свое сравнительно вялое развитие.

Феномен периферийного взрыва новой технологии, который мы устанавлива-ем на этом примере, также чрезвычайно важен для понимания более поздних исторических процессов. Мы предпочитаем лишь обратить специальное вни-мание на это явление, тем более что здесь данный феномен предстает как бы в "чистом" виде: никаких решающих влияний извне на горно-металлургическое производство Северных Балкан и Карпат со стороны высокоразвитых в техно-логическом отношении культур предполагать не приходится.

Именно на данном – третьем периоде проявилась еще одна весьма харак-терная черта эпохи раннего металла: наступил этап формирования новых сис-тем, которые были неведомы в предшествующей истории. Речь идет о объеди-нениях особого рода или же о т.н. металлургических провинциях. Последние являлись системой тесно взаимосвязанных центров металлургии и металлооб-работки, во многом ориентированных на применение единых технологических приемов. Наиболее ярко эта унификация проявилась, прежде всего, в произ-водстве орудий труда и оружия, а также в методах обработки меди. Металлур-гическая провинция также являлась системой постоянных хорошо разветвлен-ных торгово-обменных взаимосвязей на базе металла. Первой из объединений подобного рода стала Балкано-Карпатская провинция, охватившая огромные пространства от собственно Балкано-Карпатья вплоть до Северного Причер-номорья; ее узкий и наиболее отдаленный «язык» дотягивался даже до Нижне-го Поволжья (Хвалынские некрополи). При этом структура провинции скла-дывалась так, что кроме коренных горно-металлургических центров, связан-ных с меднорудными регионами Балкано-Карпатья ее территория коснулась и безрудных пространств Восточной Европы, куда направлялось заметное коли-чество выплавленной на юго-западе меди. В провинции очень легко различить два основных блока культур: первый и бесспорно основной здесь – западный (или юго-западный), земледельческий, а также степной – восточноевропейский скотоводческий, по металлу явно зависимый от основного. Блоки эти оказа-лись связанными между собой более или менее тесными торгово-обменными отношениями. При этом одной из загадок остается определение характера об-мена и его торговых эквивалентов. В более поздних металлургических про-винциях такая блоковая структура будет являться вполне обычной.

С восточными скотоводческими культурами связана еще одна существенная инновация, отразившаяся не только на возможности человека исполь-зовать мускульную силу животных, но и, видимо, на средствах гораздо более широких и быстрых взаимодействий между отдаленными группами культур. Речь идет о доместикации лошади и использовании коня под верховую езду. Широ-кого распространения за пределами степной восточно-европейской зоны на этом этапе коневодство не получило, оставаясь, видимо, монопольным в руках степняков, однако, начало было положено. Именно с этих пор конница стано-вится вплоть до 19 века основным, таранным видом вооруженных отрядов и армий, и ее распространение по земному шару также проходило зачастую син-хронно вкупе с другими инновациями.

Около начала IV тыс. до н.э. исследователи, пристально изучающие куль-туры Балкано-Карпатья и других регионов сталкиваются с одним из самых по-разительных феноменов древней истории – катастрофической деструкцией и едва ли не полным уничтожением всей свиты культур Балкано-Карпатской провинции. Мы говорим о фактическом коллапсе этих культур, поскольку в последующую эпоху на очень широких территориях этого региона практиче-ски все основные стереотипы культуры обществ предшествующего времени были отвергнуты. Феномен привлекает к себе внимание еще и потому, что для медного века вряд ли можно было сыскать более прогрессивную свиту из культур Старого Света. Анализ материальной культуры позволяет утверждать, что в большинстве балкано-карпатских культур были преданы забвению и идеология, и навыки строительного дела и, что самое поразительное, формы высокоразвитой металлургии. Горно-металлургическое производство в Балка-но-Карпатье на последующем этапе выглядит попросту убогим по целому ряду своих черт по сравнению с более древним. Глубинные причины этой феноме-нальной деструкции исследуются, обсуждаются, но остаются далеко не ясны-ми до сих пор. В этом первом, четко улавливаемом нами деструктивном пе-риоде мы столкнулись с событием неординарным, а именно с регрессом куль-тур хотя бы по ряду чисто внешних признаков.

Следующий важный момент: деструктивные периоды продолжались доста-точно длительный отрезок времени, а не были одномоментными, как иногда их представляют. Исследования данного, а также некоторых иных – последую-щих периодов показывают что, они охватывали не менее двух–трех столетий, но могли длиться и до 400–600 лет. Это заставляет нас совершенно по-особому оценивать те разрывы в хронологических системах и рядах, которые, скажем, выявляются при анализе многочисленных серий радиоуглеродных дат, когда между распадом Балкано-Карпатской и зарождением новой – Циркум-понтийской металлургической провинции проходит не менее полутысячеле-тия.

Специфика же археологических памятников заключается в том, что мы ча-ще всего можем наблюдать культурные слои поселений или некрополи сооб-ществ, относящихся к периодам стабилизации, но не сложения культур и тем более их распада. В результате имеет место своеобразное, но вполне объясни-мое искажение нашего взгляда на археологические материалы. Археологические памятники нередко очень плохо, а иногда и совсем не отражают периоды деструкции взаимосвязанных рядов культур, когда процесс пере-оформления всех стереотипов культур протекал чрезвычайно стремительно.

И, наконец, для периодов деструкции присущ своеобразный принцип "па-дающего домино", особенно когда мы рассматриваем цепи взаимосвязанных культур, втянутых в единые системы металлургических провинций. Культура практически никогда не гибнет в одиночку, это явление взаимосвязанное и взаимообусловленное. Регресс и разрушение горно-металлургических центров в Балкано-Карпатье вызывает цепную реакцию распада культур по всей ог-ромной зоне, включая Восточную Европу. Применительно к этому периоду довольно часто можно услышать голоса о том, что разрушение высокоразви-тых балкано-карпатских культур было обусловлено вторжением в этот регион именно воинственных конных степняков-всадников. Однако для теории затро-нутого здесь вопроса это роли не играет, поскольку для нас не столь важны причины распада, сколь сам его факт и последствия из него проистекающие. Впрочем, следует здесь же заметить, что деструкции приводят не только к коллапсу систем. Распад системы освобождает мир от старых нормативных установлений, открывая дорогу инновациям. Именно поэтому параллельно с отказом от старых норм назревают и пульсируют процессы зарождения и вспышек принципиально новых технологий. Регресс же балкано-карпатского горно-металлургического производства должно расценивать, скорее всего, как принципиально аномальный для истории процесс.

Золото Варненского некрополя и медь Балкано-Карпатья поставили иссле-дователей перед необходимостью решать еще одну неожиданную и связанную с древнейшим металлом проблему. На что были нацелены генеральные усилия металлопроизводства? На отливку и отковку металлических орудий труда с целью повышения производительности последнего – ведь именно об этом так уверенно писали все ранние учебники? Или же на что-то иное? Расчеты пока-зали, что металл и символы слиты неразделимо. Уже с первых шагов горно-металлургического производства подавляющая доля его энергии была устрем-лена на производство тех изделий, что обслуживали прежде всего символиче-ские сферы общественной жизни – украшений, оружия и т.п. [Черных 1991; Chernykh 1997]. Гигантская часть металла направлялась «по ту сторону бытия», служа усопшим соплеменникам своеобразной визитной карточкой социальной значимости в мире теней. Совокупное соотношение золотых и медных изделий уже для Балкано-Карпатской металлургической провинции выглядело весьма впечатляющим. Однако для последующей гигантской системы раннебронзово-го времени – Циркумпонтийской провинции – доминанта золота превосходила все ожидания.

Следующий или четвертый период начинается по всей вероятности, в третьей четверти 4 тыс. и завершается около середины 3 тыс. до н.э. Согласно общей периодизации эпохи раннего металла с ним совпадает ранний бронзо-вый век, отличая его тем самым от предшествующего периода медного века. Технологической инновацией этого периода можно, пожалуй, считать лишь начало производства искусственных сплавов меди с иными металлами или ме-таллоидами (прежде всего с мышьяком). Бронзы начинают широко произво-дится в большинстве металлургических центров на огромных пространствах от Ирана вплоть до Балкано-Карпатья и юга Восточной Европы.

Однако гораздо более важны для нас события, связанные с формированием в это время новой культурно-производственной системы, получившей название Циркумпонтийской металлургической провинции, а также с расширени-ем зоны металлоносных культур. Циркумпонтийская провинция охва-тывала территории вокруг Черного моря – Кавказ, южную половину Восточ-ной Европы, Балкано-Карпатье теперь уже с южной частью Балканского полу-острова. В этой системе также четко выделялись два противостоящих блока культурных общностей. Северный блок включал в себя ряд обширных объеди-нений степных, подвижных скотоводческих и коневодческих культур, засе-лявших области от Предкавказья вплоть до северо-западного Причерноморья, хоронивших своих соплеменников под курганными насыпями. Южный блок охватывал общности и памятники оседлых земледельческо-скотоводческих культур Карпатского бассейна (Подунавья), Балкан, Закавказья, Малой Азии, Месопотамии.

Поражает сходство технологии производства бронз, отливки орудий и ору-жия, а также большинства их форм на всей этой огромной территории в преде-лах упоминавшихся здесь весьма контрастных между собой блоков культур. До 9/10 всей меди и бронз в северном блоке импортировалась с юга, из зоны, где локализовалось множество медных и мышьяковых месторождений. Меж-дународное разделение труда в производстве металлов было развито здесь столь сильно, что в раннем бронзовом веке до 45% всего выплавленного на юге металла, как показали произведенные расчеты, экспортировалось на север степным скотоводам. И опять для нас остается неясным эквивалент этих обме-нов, равно как форма и характер таких обменных операций.

Эти данные чрезвычайно показательны, ведь уже с раннебронзового века в зоне северных степных скотоводов функционировал гигантский меднорудный центр Каргалы, и его химически очень чистую медь мы довольно легко отли-чаем от южных мышьяковых бронз [Черных 1997: 20–27]. В связи с этим, может быть, еще более любопытен факт, что для южных (кавказско-анатолийских) меднорудных зон мы не в состоянии назвать ни одного месторождения, кото-рое бы хотя бы отдаленно конкурировало по мощи и выразительности с Карга-лами.

Продолжая эти мысли, совершенно неправильно будет думать о полной технологической зависимости скотоводов Севера от земледельцев передового Юга. Наблюдения в ряде важных случаев говорят даже об обратном: отливка тяжелых орудий и оружия здесь велась более совершенными методами нежели в исходных металлургических центрах. В северном блоке культур (курганная майкопская культура Предкавказья) было сосредоточено огромное большинст-во золота Циркумпонтийской провинции, несравненно реже встречавшееся в памятниках южных земледельческих культур. Кроме того, степным скотово-дам мир обязан еще одной чрезвычайно важной инновацией – изобретением колесной повозки, хотя некоторые исследователи по традиции продолжают ви-деть ее родину в Передней Азии. Трудно сказать, было ли изобретено в этой зоне и колесо, но о широком распространении древнейших колесных "фурго-нов" мы знаем теперь по многим десяткам подкурганных погребений знати.

Формирование Циркумпонтийской провинции позволяет подметить также ряд примечательных парадоксов. Так, произошло заметное расширение зоны металлоносных культур: в эпоху ранней бронзы эта зона охватывает до 5 млн. кв. км., если принимать во внимание Сиро-Палестину, Месопотамию, Запад-ный Иран и др. Парадоксально, но по совокупным масштабам производства ее центры уступали предшествующим по времени и составлявшим систему Бал-кано-Карпатской металлургической провинции медного века, занимавшей к тому же гораздо меньшее пространство – немногим более 1 млн. кв. км. И ес-ли для всех иных территорий, исключая Северные Балканы и Карпаты, мы ви-дим явный прогресс в области металлургии, то в последнем регионе регрес-сивные явления были выражены чрезвычайно ярко (масштаб производства там уменьшился в 10–15 раз).

Следует непременно упомянуть еще об одном феномене этой провинции. Количество всех учтенных нами здесь золотых предметов превышает изделия из меди по крайней мере пятикратно: более 50 тысяч против десяти! И не сто-ит думать, что такие сопоставления некорректны, что мелкие золотые бусины неадекватны по весу крупным медным топорам. К примеру, для древней Вави-лонии [Козырева 1984; Янковская 1986] в среднем исчислении сравнительной стоимости того времени золотая бусинка весом 1 грамм была равноценна мас-сивному и тяжелому (к примеру, килограммовому) медному топору.

Около середины III тыс. до н.э. сформировалась новая цепь культур, кото-рые мы относим к эпохе средней бронзы. Эта эпоха ограничена двумя деструк-тивными периодами. Ранний из них, совпадающий со второй четвертью III тыс., привел к распаду или трансформации всей цепи раннебронзовых культур Циркумпонтийской провинции. Поздний же деструктивный период, по всей вероятности, датируется рубежом III и II тыс. до н.э. Во всяком случае, тогда завершается история как культур эпохи средней бронзы, так и всей Циркум-понтийской провинции. Сама провинция в средний бронзовый период трансформируется, но сохраняет свою принципиальную структуру. Может быть, именно поэтому в ее пределах сравнительно трудно проводить линию разгра-ничения между раннебронзовыми и среднебронзовыми комплексами; на это же указывают и серии калиброванных радиоуглеродных датировок. В эпоху средней бронзы также сохраняются два блока культур – северный и юж-ный – с определенными изменениями в границах между ними (курганные культуры проникают на юг, в Закавказье).

Технологические инновации не носят принципиального характера и каса-ются лишь усовершенствованных приемов отливки бронзовых изделий. При этом сохраняется основной набор стереотипов последних. Еще более замет-ным становится экспорт меди и бронз из горно-металлургических центров Юга на безрудный Север: теперь уже до 60% выплавленного там металла переходи-ло к северным скотоводам. Наблюдаются и другие передислокации, в наи-большей мере коснувшиеся золота. В это время мы уже почти совершенно не знаем золотых украшений и ритуальных предметов среди северных курганных культур, все они сосредоточены в царских некрополях от Трои на западе до царского некрополя Ура на юге и до курганных погребений высшей знати в Закавказье. Зона металлоносных культур в эпоху средней бронзы расширяется, но не столь резко, как это было в раннебронзовый период, или же как это про-изойдет в эпоху поздней бронзы.

Исследование деструктивных периодов, совпадающих с существованием Циркумпонтийской провинции, говорят нам еще об одном явлении, характери-зующем эти важнейшие фазы развития. Наряду с более или менее четко выра-женным пучком технологических инноваций изменения в социальных струк-турах наблюдается взрыв широких миграционных процессов, которые для более поздних периодов получили в литературе наименование великих переселений народов. С этим же связано крушение старых этносов и формирование новых народов. Уже очень давно специалисты по древней истории Передней и Малой Азии, в последнее время и археологи, изучающие эти регионы, а также Балка-но-Карпатье, видят в резких изменениях материальной культуры последствия огромных переселений. В частности, особое внимание привлекают передвижения древнейших индоевропейцев, дискуссия по поводу которых так обостри-лась с публикацией новой фундаментальной теории Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванова [1984: 859–969]. Эти миграции и их основные признаки гораздо более заметны на материалах более поздних периодов и, в частности, началу II тыс. до н.э., который мы также относим к одной из самых серьезных деструктивных фаз для культур огромных пространств Евразии. Данный период отделял сред-нюю бронзу от поздней.

Для эпохи поздней бронзы в начале II тыс. до н.э. самым примечательным признаком является чрезвычайно резко выраженное скачкообразное распро-странение зоны металлоносных культур, причем наиболее вырази-тельным здесь явилось восточное направление данного «прыжка». Культу-рами нового типа оказались охвачены обширнейшие области Казахстана, За-падной Сибири, Центральной, Восточной и Юго-Восточной Азии. Взрыв представлялся как бы внезапным, хотя на означенных территориях иногда и существовали маломощные центры более или менее архаичной, спонтанно возникшей обработки металла. Другой примечательной особенностью этого периода являлось то, что принципиально сходные и более совершенные технологии – отливка тонкостенных металлических орудий и оружия, а также по-всеместное господство оловянных бронз – охватили в очень короткий срок (примерно вторая четверть II тыс. до н.э.) гигантские пространства от Ат-лантики до Тихого океана и от Балтики до Индийского океана. Зона метал-лоносных культур достигла своего территориального апогея. За ее пределами на очень долгий период – порой до трех тысяч лет – оставались неолитиче-ские культуры Северо-восточной Азии и народы, обитавшие к югу от Саха-ры. Изучая позднебронзовый период стабилизации мы приходим к выводу, что в это время имели место все наиболее характерные признаки скачкооб-разного развития в результате деструкции: пучковое распространение новых технологий, массовые миграции, формирование новых этносов на месте рас-падавшихся старых. Исследователи фиксируют возникновение этого способа литья на крайней периферии металлоносных культур (Рудный Алтай) с весь-ма слабо развитой металлургией предшествующего времени. Именно отсюда носители новой технологии стремительно распространялись в западном на-правлении среди лесных неолитических народов Западной Сибири, Урала и Восточной Европы. И здесь мы снова можем наблюдать феномен перифе-рийного технологического «взрыва», подобный тому, что имел место при возникновении высокоразвитой металлургии в Балкано-Карпатье в V тыс. до н.э. Энергия продвижения носителей новой технологии (хорошо известных под именем сейминско-турбинских) из Сибири на запад, судя по всему, была поразительной. Тяжелые сибирские и уральские таежно-болотистые про-странства, а это примерно до 6–8 тысяч километров, они преодолели, по всей вероятности, всего за несколько десятков лет. Может быть, пример этот ука-зывает на хотя бы одну из причин едва ли не "молниеносного" (особенно на фоне стагнирующих культур) распространения новых технологий по бес-крайним пространствам Старого Света [Черных, Кузьминых 1989: 266–277].

Наряду с широким распространением бронз по территориям, некогда заня-тым неолитическими культурами, очень быстро входит в употребление коне-водство, колесный транспорт, включая и военные колесницы. Особенно ярко пучок этих инноваций проявляется на востоке Азии с началом периода Шан-Инь (Аньян) в долине Хуанхэ, что сочетается там с формированием первого государства с собственной письменностью.

Полностью разрушается система Циркумпонтийской металлургической провинции, просуществовавшей около полутора тысяч лет. Ее осколки в большей или меньшей степени послужили базой для формирования целой се-рии новых провинций такого же рода, но уже нередко обособленных друг от друга. Отличия заметны на диагностических формах орудий, оружия и укра-шений. Однако вместе с тем, как мы уже говорили выше, наблюдается сходст-во в принципиальных приемах технологии литья и изготовления сплавов в большинстве из намеченных систем.

Период стабилизации систем и культур позднебронзового века длится сравнительно недолго, примерно с 18–17 по 13–12 вв. до н.э. Уже в 13 столе-тии мы замечаем первые признаки нового чрезвычайно мощного деструктив-ного периода, в результате которого, но несколько позднее, в большинстве регионов Евразии, а также некоторых областях Африки возникает железная ин-дустрия. До этого момента железо спорадически хотя и не так редко встреча-ется в памятниках – более редко III тыс. до н.э. и гораздо чаще – во второй по-ловине II тыс. до н.э. До сих пор мы не можем вполне определенно сказать: имеем ли мы дело с металлургическим железом или же использовался метео-ритный металл?

Этот деструктивный период отличался полным "набором" всех основных признаков подобного времени: распад огромного большинства цепей в преде-лах взаимосвязанных систем типа металлургических провинций, отказ от мно-гих стереотипов прежней металлургии бронзы, великие переселения народов, охватившие громадные пространства Старого Света, формирование новых эт-носов и государственных объединений. Сам период продолжался, видимо, не менее пяти столетий, поскольку отчетливые признаки стабилизации культур-ных систем с новой технологией проявляются лишь к 8 в. до н.э. Это столетие стало первым, когда железо выходит на первый план во множестве евразий-ских культур, вытесняя в этом отношении бронзу. И процесс этот по существу завершается уже к 6 в. до н.э., когда практически во всех металлоносных куль-турах фиксируются более или менее значительные серии железных изделий. Трансформация, как мы видим, протекала чрезвычайно стремительно, что в немалой степени, по всей вероятности, было обусловлено распадом всех предшествующих систем взаимосвязей и формированием новых.

Весьма примечательно, однако, что этот один из наиболее мощных и прин-ципиальных технологических переворотов приводит в Старом Свете лишь к незначительному территориальному расширению того круга, в который объе-диняются разряды культур с комплексной производящей экономикой. Во вся-ком случае, этот процесс не выдерживает никакого сравнения с предшествую-щим гигантским территориальным скачком при переходе к позднему бронзо-вому веку. Столь же невыразительными в пространственном расширении ока-зывались и последующие деструктивные периоды с «пиковыми» столетиями 5–3 вв. до н.э., 3–6 вв. н.э. Последние, кстати, не приводили также и к принци-пиальным технологическим инновациям; в лучшем случае, речь шла о более или менее заметном усовершенствовании уже известных рецептов. Перед фи-нальной и величайшей технологической революцией нового и новейшего вре-мени можно указать лишь на открытие пороха и огнестрельного оружия, ши-роко распространившихся в странах Западной Европы после следующего де-структивного периода 12–14 столетий.

Вместе с тем, вплоть до 16–17 вв. территориальный круг культур произво-дящего типа мало менялся, – он почти не расширялся. Создается даже впечат-ление, как будто эти передовые сообщества внезапно утрачивают ту могучую поступательную энергию, с которой в эпоху раннего металла они взламывали границы своего «круга», резко и насильственно расширяя его рамки. Возмож-но, именно тогда протекал весьма длительный, затянувшийся и внешне скры-тый процесс накопления внутренней энергии. Именно после этого и последо-вал последний и самый мощный скачок-взрыв великих географических откры-тий 16–18 вв. (а по существу и до начала 19 в.). В результате на гигантских пространствах суши оказались поверженными и сокрушенными все архаичные периферийные культуры. Принципиально сходные технологии производств стремительно «разлетелись» по всему Земному шару, и культуры планеты кар-динально преобразилась.

Мы вкратце остановились в настоящей статье лишь на некоторых иннова-циях и чертах эпохи раннего металла, по крайней мере, на тех, которые автор признает за главнейшие. Так начинались первые ступеньки восхождения по долгой лестнице, ведущей к «металлической цивилизации» наших дней. Вот почему в протяженной цепи глобальных событий и кардинальных перемен по-следних семи тысячелетий удерживает она одну из самых важных и ключевых позиций.

 

 

Литература

Гамкрелидзе, Иванов 1984

Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тома I и II. Тбилиси: Изд-во Тбилисского Гос. Университета

Григорьев 1980

Григорьев Г.П. Палеолит Африки. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. М.

Козырева 1984

Козырева Н.В. Некоторые проблемы товарно-денежных отношений в Старовавилон-ской Месопотамии. ВДИ, №2. С. 3–14.

Ламберг-Карловски 1991

Ламберг-Карловски К. Огонь до изобретения керамики и металла. СА, 1. С. 156–160.

Черных 1978

Черных Е.Н. Горное дело и металлургия в древнейшей Болгарии. София: Изд-во Бол-гарской Академии наук. С. 1–388.

Черных 1989

Черных Е.Н. Металл и древние культуры: узловые проблемы исследования. Естест-веннонаучные методы в археологии. М.: Наука. С.14–30.

Черных 1991

Черных Е.Н. Древний металл и символы. СА, 1. С.162–166.

Черных 1991а

Черных Е.Н. Древнейшее золото в циркумпонтийском ареале (V–III тыс. до н.э.) Ма-териалы конференции «Археология и социальный прогресс». Вып.2. М. С.3–17

Черных 1997

Черных Е.Н. Каргалы. Забытый мир. М.: Nox. C. 1–176

Черных, Кузьминых 1989

Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Древняя металлургия Северной Евразии (сейминско-турбинский феномен). М.: Наука. С.1–320

Янковская 1986

Янковская Н.Б. К проблеме оптовой торговли Каниша. ВДИ, №2. С. 17–24.

Chernij 1993

Chernij E.N. Ritmo y modelos de las destrucciones technológicas y culturas fundamentales a partir del descubrimiento del metal Teoría y Práctica de la Prehistoria: Perspectivas desde los Extremos de Europa. Coordinacion M-a I.M.Navarrete. Madrid. Universidad de Cantabria. Pp.275–300.

Chernykh 1992

Chernykh E.N. Ancient Metallurgy in the USSR. The Early Metal Age. Cambridge. Cam-bridge University Press.

Chernykh 1997

Chernykh E.N.. Metal as a source and symbol of social power in Eastern Europe. Tradition und Innovation. Prähistorische Archäologie als historische Wissenschaft. Festschrift für Christian Strahm. Von D. Fritsch, M. Maute, I. Matuschik, J. Müller, C. Wolf. Verlag Marie Leidorf Gmbh. Espelkamp. Ss. 143–147.

Esin 1999

Esin Ufuk. Copper object from Pre-Pottery Neolithic site of Aşikli. Der Anshnitt. Beiheft 9. Bochum, 1999. Pp. 23–30.

Ivanov 1991

Ivanov I. Der Bestattungritus in der chalkolitischen Nekropole bei Varna. Saarbrücker Bei-träge zur Altertumskunde. B.55. Die Kupferzeit als historische Epoche. Teil 1. Bonn. Dr.R.Habelt GmBH. S.125–150.

Vandiver a.o. 1988

Vandiver P., Soffer O., Klima B. Venuses and Wolwerines: the Origins of Ceramic Technol-ogy ca. 26000 BC. Annual Meeting of the Society for American Anthropology. Phoenix, Ari-zona. Pp. 117.