Общее развитие американской историографии в послевоенный период

Тема. Историография США во второй половине ХХ в.

Лекция 9

Цель. Раскрыть сущность общего развития американской историографии в послевоенный период, упадка экономического направления, появления «неолиберализма», охарактеризовать «новый консерватизм», «школу бизнеса», историографию второй мировой войны, показать суть теории «атлантической общности», концепции Западного полушария, школы «реальной политики».

Содержание

1. Общее развитие американской историографии в послевоенный период.

2. Упадок экономического направления. «Неолиберализм».

3. «Новый консерватизм».

4. «Школа бизнеса».

5. Историография второй мировой войны.

6. Теория «атлантической общности». Концепция Западного полушария.

7. Школа «реальной политики».

Основная литература

1. Дементьев И. П. Американская историография гражданской войны в США (1861-1865). – М.: Изд-во МГУ, 1963.
2. Историография новой и новейшей истории стран Европы и Америки. / Под ред. Галкина И.С. и др. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968. – 598 с.
3. Фурсенко А. А. История бизнеса на службе американских монополий. // «Вопросы истории», 1963, № 10.

Дополнительная литература

1. Кон И. С. Философский релятивизм в современной американской буржуазной историографии. // «Новая и новейшая история», 1958, № 5.
2. Мальков В. Л., Наджафов Д. Г. Новейшая американская буржуазная историография о происхождении «нового курса» Ф. Рузвельта. В кн.: «Против фальсификации истории». – М., Соцэкгиз, 1959.
3. Нарочницкий А. Л. Реакционная американская литература о дальневосточной политике США (1938-1945 годов). // «Вопросы истории», 1954, № 4.

Американская историография после второй мировой войны испытывала на себе прямое воздействие конфликта со­временности: конфликта между социализмом и капитализмом.

Требования правящих кругов США к американским историкам были откровенно сформулированы бывшим президентом Трумэном в его послании к Американской исторической ассоциации в декабре 1950 г. Главной задачей американской политики, писал он, является борьба с коммунизмом, и в этом деле «труд американских историков имеет колоссальное значение». «Американские историки, — заявлялось в послании, — могут способствовать делу свободных наций, помогая правительству увековечить и интерпретировать политику, которую наша нация ведет для сохранения мира и свободы в мире».

После войны объем исследований американских историков значи­тельно возрос, при этом особенно увеличилось число работ по новой и новейшей истории, происходит «актуализация» исторической тематики. Правительственные учреждения, монополии оказывают немалую мате­риальную поддержку историкам. Возросли масштабы подготовки профессиональных историков в университетах, учрежден и функционирует ряд новых научно-исследовательских центров (в облас­ти изучения внешней политики, социальных отношений и т. д.).

Первостепенную роль в развитии исторических исследований иг­рают такие университеты, как Гарвардский, Висконсинский, Колумбий­ский, Стэнфордский, Калифорнийский, Чикагский, исследовательские центры по истории рабочего движения в г. Итаке (штат Нью-Йорк), Чикаго, Беркли (штат Калифорния) и т. д.

Большинство исторических обществ получило свою собственную из­дательскую базу. Увеличилось количество периодических изданий по истории. Центральными историческими журналами являются: орган Американской исторической ассоциации «Американское историческое обозрение» («American Historical Review»), «Журнал американской истории» («Journal of American History») (до 1964 г. выходил под на­званием «Mississippi Valley Historical Review»). К числу важнейших периодических изданий относятся также «Журнал новой истории» («Journal of Modern History»), «Современная история» («Current Histo­ry») и «Тихоокеанское историческое обозрение» («Pacific Historical Review»).

В послевоенные годы увидел свет ряд многотомных изданий-серий по истории США. Наиболее значительные из них: «Экономическая исто­рия США» под редакцией Г. Дэвида, «История Юга» под редакцией У. Стефенсона и Э. Каултера и «Чикагская история американской ци­вилизации» под редакцией Д. Бурстина. Появилось большое число обобщающих работ — пособий для студентов, изучающих историю США. Наиболее известны среди них книги М. Кэрти, Ф. Даллеса, Г. Фолкнера и А. Шлезингера-старшего.

После войны значительно пополнились документальные коллек­ции, заметен прогресс в архивном деле. Крупнейшими хранилищами исторического материала являются Национальный архив и Библиотека конгресса в Вашингтоне, Библиотека Гарвардского университета, Нью-Йоркская публичная библиотека, а также библиотеки различных исторических обществ в штатах Массачусетс, Пенсильвания, Висконсин и т. д. Библиотеки отдельных университетов часто создают у себя кол­лекции документальных источников по специальным проблемам исто­рии США. Например, Стэнфордский университет в Калифорнии известен как обладатель уникальной коллекции прессы раннего периода американской истории, а также собрания материалов по истории внешней политики новейшего времени (библиотека Гувера), Висконсинский уни­верситет по традиции сосредоточивает у себя документальные источни­ки и литературу по проблемам истории рабочего движения.

Американская историография все более претендует на главенствующую роль в исторической науке капиталистического мира. Большие средства выделяются на пополнение американских архивов путем приобретения документальных источников по истории других стран. В соответствии со специальными программами американские историки выступают в роли наставников в различных зарубежных уни­верситетах и научно-исследовательских центрах.

В 1949 г. в списке подготавливавшихся в то время докторских дис­сертаций собственно американской тематике посвящалось лишь немно­гим более половины работ. Между тем за предыдущие 20 лет (1925-1945) на каждую монографию или докторскую диссертацию по европейской истории приходилась по крайней мере дюжина книг по отечественной истории. Характерна тенденция к созданию «глобаль­ных» исследований. В 1948 г. увидела свет «Энциклопедия всемирной истории» под редакцией У. Лангера. В 1957 г. вышел первый том аме­риканской «Истории мировой цивилизации» под редакцией М. Сэвела.

После второй мировой войны американские историки очень актив­ны в области изучения внутренней истории других стран, особенно Европы и Латинской Америки. Этими проблемами занимаются специаль­ные исторические журналы: «Журнал новой истории», в значительной мере «Журнал истории идей» («Journal of the History of Ideas»), «Испано-американский исторический журнал» («Hispanic-American Historical Review»).

Показательно внимание к истории славянских стран Восточной Ев­ропы. Если в предвоенный период американские историки рассматри­вали судьбы малых славянских народов лишь в связи с борьбой круп­ных европейских держав, то ныне выходит большое число работ по воп­росам внутренней истории отдельных славянских стран, издается специальный журнал «(Славянское обозрение» («Slavic Review») (до 1961 г. выходил под названием «American Slavic and East European Review»).

Характерной чертой этой литературы, посвященной в значительной мере новейшей истории, была антикоммунистическая направленность. Среди американских историков-славистов много реакционеров-эмигран­тов, таких, как О. Халецкий, М. Дзеновский (из Польши), К. Таборский (из Чехословакии), Деллин (из Болгарии).

Сильной стороной американской историографии является весьма высокая техника исторического исследования. Широко используются разнообразные источники, большое место занимают анализ огромного статистического материала (при этом подчас применяется и математи­ческий метод исследования), методы социологического анализа и т. д.

Отказ от идеи поступательного развития общества, характерный для американской историографии данного периода, получил наибо­лее четкое выражение в концепциях круговорота и теологической трак­товке истории. Циклическая теория развития, предложенная английским историком А. Тойнби, снискала популярность в США. Наи­более влиятельным американским вариантом циклической теории яв­ляется философско-историческая схема Питирима Сорокина. Концеп­ция «культурных суперсистем» Сорокина объясняет исторический про­цесс как извечный круговорот культур и тем самым отрицает прогресс во всемирной истории. В отличие от Тойнби с его теологической трак­товкой первопричин и целей исторического движения, Сорокин ставит вопрос о движущих силах исторического развития в духе позитиви­стской «теории факторов». Но его «поправки» сводятся к предложению дополнить «теорию созидательных факторов» Тойнби такими фактора­ми, как роль «культурной свободы», роль «сверхчувственных и сверхрациональных гениев», роль «счастливого стечения обстоятельств» и т. д.

Американские социологи избегали говорить об историческом прогрессе, предпочитая ему понятие «социальные изменения». Согласно их мнению, общественный про­гресс — понятие, существующее только в сознании исследователя, но отнюдь не внутренняя черта исторического процесса. Подобный подход тесно связан с релятивизмом, отказом от признания познаваемости за­кономерностей исторического развития. Эти взгляды получили широкое распространение в историографии после второй мировой войны. Еще в 1946 г. Ч. Бирд и С. Хук подвергли критике историческую терминологию, объявив понятие «прогресс» субъективным. Американ­ский историк Дж. Хекстер в работе «Переоценки в истории» призывает вообще отказаться от таких понятий, как «развитие», «эволюция», «клас­сы».

Идея хаотического движения, лишенного логической последователь­ности, не подчиняющегося никаким законам, не поддающегося естест­веннонаучному обоснованию и предвидению, служила подосновой идео­логии социального пессимизма, противопоставляемого американской исто­риографией исторической теории марксизма. «Если будущее представляется нам каким-то преддверием ада, скопищем неожидан­ностей, то это происходит потому, что мы больше не видим в нем естест­венного завершения прошлого, растущего элемента будущего», — пишет американский социолог Р. Хейлброунер в книге «Будущее как исто­рия».

Изменения, произошедшие в послевоенный период, увеличили спрос на новые доктрины. Авторы этих новых доктрин не отрицали прогресса, но он мыслился ими как разновидность плавного движения по мере постепенного накопления материальных ценностей, а высшим достижением объявлялась та стадия социально-экономического развития, на которой находились США.

Наиболее известной и широко распространенной концепцией такого рода стала теория «стадий экономического роста», связанная прежде всего с именем социолога и историка-экономиста, одного из ведущих со­ветников правительства США У. Ростоу. В книге «Стадии экономиче­ского роста. Некоммунистический манифест» Ростоу в качестве крите­рия социального прогресса выдвигает уровень научно-технического раз­вития и потребления товаров. Он делит историю общественного развития на пять стадий: традиционное общество, стадия подготовки условий экономического роста, рывок, движение к зрелости и век массового по­требления. Каждая из этих стадий открывает новые, более широкие воз­можности производства и потребления товаров на душу населения. Концеп­ция Ростоу заключалась в том, что он, игнорируя социально-экономиче­ские отношения (отношения собственности, распределения и т. д.), пы­тается установить прямую связь между научно-техническим потенциа­лом общества и народным потреблением.

Весьма распространено было в американской историогра­фии персонифицирование исторического процесса, объяснение его злой волей или добродетелями отдельных исторических деятелей. Часты попытки найти решение исторических проблем познавательными средствами так называемого бихевиоризма, т. е. на пу­тях чисто психологической мотивировки поведения людей в процессе исторического творчества. Попытка объяснить развитие гражданского общества почти исключительно взглядами, чувствами и настроениями людей имела одним из своих последствий известный перекос в сторону так называемой «интеллектуальной истории», точнее — истории полити­ческих идей. Эта сравнительно новая отрасль знания, находящаяся на стыке философии, истории, литературоведения, получила необычайное развитие после второй мировой войны. Отдавая должное достоинствам некоторых конкретных исследований в этой области, нельзя не видеть, что неопозитивистские догмы и экзистенциалистская философия, объяв­ляющие человеческую природу и мораль решающими факторами соци­ального развития, играют в работах исследователей «интеллектуальной истории» доминирующую роль.

Как и прежде, следствием субъективизма высту­пает презентизм. Еще в 1949 г. президент Американской исторической ассоциации К. Рид в обра­щении «Социальная ответственность историка» призвал объяснять прош­лое в интересах настоящего: «Тотальная война, горячая или холодная, мобилизует всех и требует, чтобы каждый выполнял свою роль. Исто­рик должен выполнять это обязательство не в меньшей мере, чем фи­зик».

Одной из наиболее распространенных форм реализации презентистских установок в историографии и социологии являлся антикоммунизм. Особенно попу­лярна была «теория заговора», изображавшая освободительное движение де­лом рук штаб-квартир «коммунистической агрессии». В свою очередь, акты США и их союзников по военным блокам про­возглашаются гуманистическим мессианством и филантропией, неизбеж­ными элементами «великой борьбы в защиту свободы». Марксистское учение на страницах исторических исследований выглядит как теория «этатистского всевластия», подавляющего человеческое до­стоинство и индивидуальную свободу, социализм объявляется тождест­венным «тоталитаризму». Историческую теорию К. Маркса социологи и историки объявляют узкой дог­мой, неким вариантом вульгарного «экономического детерминизма», не­применимого к анализу сложной природы общественного движения. С другой стороны, ленинизм противопоставляется марксизму как разно­видность «теории силы», опирающейся на бланкистскую идею заговора. Убеждая своих читателей в «случайном» или в лучшем случае в «исключительном» характере октябрьской революции, американские историки М. Флоренский, Дж. Кэртисс, У. Чемберлин, Дж. Кеннан и др. объясняют возникновение международного коммунисти­ческого движения как следствие «революционных иллюзий» горстки «экстремистов». Складывание же мировой социалистической системы после второй мировой войны изображается как результат «экспорта ре­волюции». В США выходил специальный журнал «Проблемы коммуниз­ма» («Problems of Communism»).

Правое крыло американской историографии стремилось наделить прошлое и настоящее США привлекательными чертами. Достигнув зрелости, Америка должна была выполнить «великое предначер­тание», осуществляя руководство во всем мире, во всех сферах челове­ческой деятельности — материальной, политической и духовной. Книжный ры­нок страны наводнили работы, безудержно восхваляющие прошлое Аме­рики и ее настоящее. Один из видных американских историков Г. Коммейджер пишет: «В наших книгах по истории превозносится все аме­риканское. В них проводится контраст между нашей политикой в отно­шении индейцев и нечестивой политикой испанцев, при этом игнорирует­ся тот элементарный факт, что индейцы выжили в Мексике и в Южной Америке, но не выжили в Соединенных Штатах. В этих книгах рабство изображается как некий романтический институт или, быть может, как своего рода удача для африканцев. Даже чрезвычайную щедрость при­роды они приписывают не провидению или счастью, а нашим собствен­ным добродетелям». Как признает другой видный американский ис­торик Р. Хофстедтер, в исторической литературе существует сильный крен в сторону всемерного приукрашивания прошлого, оно подается в «более розовых тонах, чем это делалось ранее...». В результате в вооб­ражении читателя вся история США предстает как «пышный и оптимистический спектакль», как успех, который «побуждает наблю­дать и восторгаться, а вовсе не анализировать и действовать».

В новейших работах историков США встречались утверждения, что все пороки капитализма были обусловлены эксцессами ранних стадий промышленной революции и в нынешних условиях давно утратили всякое значение. Согласно этим авторам, где-то во второй половине XIX в. в США начал укоре­няться строй «всеобщего благосостояния», и о лишениях масс и о со­циальном неравенстве можно говорить лишь в «давно прошедшем вре­мени». Прямо связаны с этой концепцией социологические и экономические теории «демократизации богатства», «революции, менеджеров» (управляющих), «народного капитализма», призванные подтвердить миф о радикальной трансформации американского капита­лизма в XX в. Теория «нового» капитализма оказала влияние на подход к ряду важных исторических проблем. Марксизм представляется как «устарелое учение», результат протеста против условий жизни в «нераз­витом» обществе XIX в., которое ничего общего не имеет с современным капитализмом (У. Ростоу, С. Хук). Теория «старого» и «нового» капитализмов лежит и в основе концепций неоколониалистской историографии, пытающейся отыскать принципиальное различие между старым колониализмом и политикой империалистических держав (П. Гриффите, Д. Перкинс и др.).

Характер американской историографии подчеркивается также упадком экономического направ­ления, давшего плодотворное решение ряда важных проблем американ­ской истории. На первый план выступают «новый консерватизм» с его негативным подходом к демократическим традициям американ­ского народа и «неолиберализм», стоящий на позициях «социаль­ной реформы» и антикоммунизма.

Демократические движения прошлого, борьба нег­ров находились в поле зрения ряда видных историков. Среди них Н. Поллак, С. Линд, А. Янг, К. Стэмп, М. Дженсен, Г. Зинн, К. Лэш, У. Уиль­ямс, Р. Джинджер и др.

2. Упадок экономического направления. «Неолиберализм»

Одним из признаков идейного и методологического кризиса американской историографии после второй мировой войны является упадок экономического направления. Он обусловлен прежде всего политическими причинами. Суть разочарова­ния историков в экономизме раскрыва­ет заявление Л. Хэкера, бывшего до войны приверженцем этого течения: «Материалистическая интерпретация политики несостоятельна. Это марк­систский анализ».

В условиях роста реакции внутри страны и «холодной войны» была отвергнута прежняя либерально-реформистская концепция возможности устранения пороков, свойственных американскому капитализму, как не­достаточно проникнутая духом «патриотизма» и содержавшая подчас отголоски социальной критики «разгребателей грязи». Правящим кру­гам США в новых условиях необходима была более активная и бе­зусловная защита монополистического капитализма. Характерно, что Бирд, признанный глава экономического направления, также не удержался на прежних пози­циях. В последних работах «Республика», «Основы истории Соединен­ных Штатов» Бирд стал близок к теории «равноправных факторов». Оставив попытку показать единство исторического процесса на основе экономических изменений, он отходит еще дальше, чем прежде, от по­знания действительных закономерностей исторического развития; в этих работах исчезает ценный экономический материал, подводивший его ранее к плодотворному решению проблем. Бирд уже не анализирует противоречий экономических групп, выявившихся в ходе создания аме­риканской конституции, он видит теперь только политические противо­речия. Бирд стал подчеркивать достоинства «мирного конституционного процесса» и пытался представить конституцию 1787 г. как выражение народных устремлений. Отход Бирда от «экономической интерпретации» сказался и в его трактовке гражданской войны 1861-1865 гг. Бирд больше не называл ее ни «второй американской революцией», ни «со­циальной революцией».

Появившееся новое течение — «неолиберализм» — противопоставило критике капита­листического строя явную благожелательность по отношению к нему, возникшую якобы на почве выявления в капитализме такого рода свойств, которые обеспечивают ему постоянный приток свежих сил и омоложение. Наметилась тенденция объяснять историю США как непрерывный процесс совершенствования капитализма.

Двигатель исторического прогресса при этом усматривался в суще­ствовавшей якобы искони в США политической традиции реформаторст­ва, реализуемой методом преобразований сверху. Источник этой тради­ции, как явствует из выводов «неолибералов», следует искать в аморфном «среднем классе», в кругах интеллигенции, либерально на­строенных слоях буржуазии, в духовном наследии радикальных аграр­ных движений конца XIX в., — одним словом, где угодно, но только не там, где скрещиваются и переплетаются главные противоречия социаль­но-политического развития США, не в сфере классовых отношений и классовой борьбы. Известный толчок к таким построениям «неолибералов» дали выводы, содержавшиеся в вышедшем еще в 1931 г. исследо­вании Дж. Хикса «Популистский мятеж», где он объявил фермерские движения Среднего Запада единственной первопричиной общественного прогресса США в XX в. В последующих обобщающих работах истори­ков этого течения общественные преобразования все в большей степени стали связываться с деятельностью либеральных реформаторов, а исто­рический анализ массовых народных движений все дальше отходил на второй план. Например, деятельности Т. Рузвельта и В. Вилсона, кото­рые под давлением масс вынуждены были пойти на ряд реформ, стали приписывать совершенно самостоятельное значение вне всякой связи с радикально-демократическим движением.

Либеральная струя в послевоенной исторической литературе США духовно оскудевала, и ее представители во многих случаях сочли за благо приспособиться к новой обстановке, предпочли тенденциозность поискам научного подхода к решению проблем истории. Пафос «неолибералов» постепенно обращается против «излишне резкого», как они заявляли, осуждения капиталистических порядков, против тех, кто не ограничивается чисто формальной критикой их.

Уже в 1949 г. идеолог «неолиберализма» историк А. М. Шлезингер-младший в книге «Жизненный центр» сетовал на то, что либералы слишком увлекались в прошлом борьбой с консерватизмом, в то время как основное критическое острие следовало напра­вить против левого крыла в общественных движениях. Ссылаясь на фрейдистскую теорию «склонности человека делать зло», его «подат­ливости» низменным инстинктам, Шлезингер пришел к выводу о невоз­можности достичь идеального общества. Напрасно стремиться к ради­кальному разрешению всех остроконфликтных проблем, мучающих человечество, заявляет Шлезингер. Они не разрешимы. Следует медлен­но двигаться по пути частичных улучшений. Политическое и философ­ское кредо нового течения опирается также на постулат о гармониче­ском в целом характере взаимоотношений различных элементов амери­канского общества, что якобы обеспечивает движение США вперед. Это движение не непрерывно. Удачная комбинация определенных факторов и благоприятное стечение обстоятельств позволяют успешно продви­гаться по пути прогресса, неудачная — вызывает движение вспять. В связи с этим картина национальной истории, рисуемая А. Шлезингером-младшим в его трудах, напоминает циклические смены периодов либеральных реформ и «консервативной консолидации». Так, в соответ­ствии с этой схемой, джексонианская демократия положила конец кон­сервативной «эре доброго согласия». «Прогрессивная эра», связанная с именами Т. Рузвельта и В. Вилсона, по Шлезингеру, наступила после полосы засилья трестов в экономике и общественной жизни, а «новый курс» пришел на смену более чем десятилетнему правлению республи­канцев, выражавших интересы большого бизнеса. «Новые рубежи» Кен­неди последовали за «бессмысленными» годами президентства Эйзен­хауэра. Э. Джексон, Т. Рузвельт, В. Вилсон, Ф. Рузвельт, Дж. Кенне­ди — кумиры историков-«неолибералов». Они восхваляют и оправды­вают почти каждый шаг этих политических деятелей, приписывая им исключительные заслуги. Эта группа историков лучше своих коллег на правом крыле исторической науки уяснила для себя, что правящий класс США кровно заинтересован в том, чтобы моральный облик цита­дели капитализма по возможности соответствовал всемирно-историче­ской панораме, неудержимо меняющейся в силу углубления и расши­рения революционных процессов. Сменяющие друг друга у власти лидеры наперебой обещают народу «новые рубежи» и создание «великого общества». Они рисуют американский монополи­стический капитализм как динамичную систему, легко приспосабливаю­щую свою структуру к потребностям общественного развития и не нуж­дающуюся в силу этого в «потрясении основ». Труды «неолибералов» служат своеобразным комментарием к этой политической формуле. Взамен угасшего интереса к анализу народных движений важное место в новой серии исследований отводится роли реформаторов разного калибра, которые, движимые только честолюбивыми или альтруистическими мотивами, добивались улучше­ния социальных условий для народа. Благодаря этому исторические сочинения, порой хронологически охватывающие многие десятилетия и даже целые эпохи в жизни нации, приобретают очень часто характер повествований о динамичных личностях, увлекающих страну по пути прогресса. Что же касается социально-экономических процессов, то они играют скромную роль декораций к исторической драме. Не случайно такое широкое распространение получил в США жанр биографии либе­ральных деятелей.

Типичной выглядит позиция Л. Харца, считающего, что классово­му конфликту в развитии американского общества принадлежит мини­мальная роль, так как в США отсутствовали анахронические феодаль­ные перегородки и, следовательно, американцы от рождения «свобод­ны». Харц выступает против предшественников нынешних историков-ли­бералов; по его мнению, первые ошибочно излагали историю под углом зрения социальных противоречий и «борьбы против классовой эксплуа­тации» вместо того, чтобы рассматривать ее с позиции продвижения ли­беральной реформы.

Из историков, внесших заметный вклад в разработку новой кон­цепции, следует назвать также А. Линка, Дж. Блама и Р. Хофстедтера. Особенно значительна роль Хофстедтера. Он одним из первых пред­принял попытку пересмотреть прошлое США под углом зрения новой схемы. В своей книге «Американская политическая традиция» (1948) Хофстедтер заявил, что политическая борьба в США никогда не носила печати антагонистических противоречий, вращаясь вокруг «централь­ной идеи» — созидания «свободного» капиталистического общества уси­лиями всех слоев — от представителей «денежного интереса» до наем­ного рабочего. Американская политическая история, заявляет Хофстедтер, являет собой пример постепенного усвоения и реализации идей джефферсоновской демократии. Американская цивилизация, заключает Хофстедтер, покоится на стремлении к общей цели, на единстве куль­турной и политической традиций, по своему характеру националистиче­ских, изоляционистских, проникнутых «предельно индивидуалистическим и капиталистическим духом».

Историческая литература о «новом курсе» Ф. Рузвельта, с каждым годом пополнявшаяся все новыми многотомными исследованиями, осо­бенно рельефно отражала характерные черты нового течения. Повы­шенный интерес к истории «нового курса» был связан с тем, что историки отводили государственной деятельности Ф. Рузвельта центральное место в общей схеме капиталистического «прогресса» в США. Они утверждали, что реформы Рузвельта (по их терминологии, «рузвельтовская революция») представляли собой самый серьезный шаг по пути превращения Америки в «великое общество», свободное от язв и пороков классического капитализма. Число исторических исследо­ваний по «новому курсу» особенно увеличилось после 1950 г., когда историки получили доступ к материалам Библиотеки Ф. Д. Рузвельта в Гайд-парке (штат Нью-Йорк), где хранится личный архив покойного президента, его обширная переписка. К числу этих работ относятся в первую очередь книги Ф. Фрейделя и А. М. Шлезингера-младшего. Издан ряд специальных исследований о деятельности Рузвельта до заня­тия им президентского поста. Предпринята также попытка дать кар­тину деятельности правительства Рузвельта. Общее направление лите­ратуры о «новом курсе» апологетическое: в ней преобладает взгляд на Рузвельта как на человека, усилия которого позволили вскрыть неогра­ниченные возможности роста и прогресса, заложенные в амери­канском обществе. Под тем же примерно углом зрения оценивает­ся внутриполитическая история США в период «справедливого курса» Г. Трумэна и в годы «новых рубежей» Дж. Кеннеди.

3. «Новый консерватизм»

Характернейшей чертой американской историографии после второй мировой войны стал «новый консерватизм». Его сторонники стремились доказать отсут­ствие в истории США острых социальных конфликтов. Как отметил один из приверженцев «экономической интерпретации» в ис­ториографии К. Ван Вудуорд, современной историче­ской науке присуще «стремление ослабить контрасты, приглушить борь­бу идей, смягчить противоречия между классами, секциями и интереса­ми и подчеркнуть сходство, согласие в главном. Ясность исчезает при анализе таких полярных сил, как пуритане и кавалеры, приверженцы Джефферсона и Гамильтона, интересы фронтьер и береговой полосы, труд и капитал, либералы и консерваторы... Вспоминая о Джефферсоне, приводят его высказывание: «Мы все федералисты, мы все респуб­ликанцы», но не обращают внимания на его слова «древо свободы должно время от времени поливаться кровью патриотов и тиранов». В переосмысление американской истории с консервативных позиций активно включилась Американская историческая ассоциация. С. Морисон в своем президентском обращении к съезду американских истори­ков в декабре 1950 г. заявил: «Мы нуждаемся в истории США, написан­ной с консервативной точки зрения».

Пересмотру подверглись прежде всего поворотные пункты амери­канской истории: война за независимость США и гражданская война 1861-1865 гг. Особенно резко «новые консерваторы» выступили против идеи закономерности и неизбежности войны за независимость. В рабо­тах Р. Брауна, Д. Бурстина и Ч. Ритчисона предпринята попытка до­казать, что революция не была необходимой, ибо жители колоний будто бы и так имели все демократические свободы. Браун доказывает мысль, что в американских колониях существовало социальное равенство и поэтому не было почвы для классовой борьбы в среде ко­лонистов. Возникновение войны за независимость подается как «исто­рическое недоразумение», «семейная ссора», следствие взаимного непо­нимания и близорукой политики английских и американских государ­ственных деятелей.

Сторонники «нового консерватизма», рисуя ход войны, подчеркивают слабость американской революции с целью доказать, что это был «консервативный колониальный бунт», а не революция в евро­пейском смысле.

Отход Бирда от экономизма облегчил выступление историков консервативного направления против взгляда на конститу­цию 1787 г. как на документ, созданный в условиях социальных столкновений.

«Новый консерватизм» оказывает большое влияние на изучение войны за независимость, но многие историки не соглашаются с этим. Они нередко выступают против изменения истории американской борьбы за независимость и вводят в научный оборот новые факты, способствующие более глубокому познанию отдельных сторон исторического прошлого (М. Дженсен, Д. Олден, Д. Миллер и др.).

Подход с позиций «нового консерватизма» еще более характерен для историографии гражданской войны 186-1865 гг. в США. После второй мировой войны доктрина «бесполезной войны» Рэнделла — Крэвена приобретает новых сторонников. В труде Р. Никольса «Распад американской демократии», удостоенном премии Пулитцера, в книге У. Вудуорда «Годы безумия» гражданская война рассматривалась как следствие «ошибок» национального руководства (прежде всего «ошибок» прези­дента Линкольна) и «слабости» политической системы США середины XIX в. Крэвен, пытаясь «углубить» новую аргументацию, заявил, что «фатальная слабость американской демократии» накануне гражданской войны объясняется революционным происхождением такого основополагающего документа, как Декларация независимости США.

Американские исследователи отмечают, что с середины 50-х годов «влияние оси Рэнделл — Крэвен начало падать».

Но даже доктрина «бесполезной войны» не устраивает историков, представляющих научные круги, они требуют, чтобы борьба южан за сохранение рабства была признана «справедливой», и прославляют «ге­роизм» армии рабовладельцев. Деятельность этих историков приняла особенно широкий размах в связи с празднованием в США столетнего юбилея гражданской вой­ны. Эта группа, ведущим представителем которой являлся Э. Каултер из университета штата Джорджия, придала лишь новую форму старым расистским идеям о Юге как «стране белого человека» и рабстве как «школе», в которой «варварская раса» подготавливается к жизни в цивилизованном обществе.

Эти направления претендуют на монопольное положение в изучении истории гражданской войны.

Критика концепции «бесполезной войны» была дана А. Шлезингером-младшим, Т. Боннером и др., отметившими ее разрушительное влия­ние на изучение гражданской войны. Социально-экономические условия на рабовладельческом Юге стали предметом глубокого анализа в мо­нографии К. Стэмпа «Особый институт». Стэмп отметил крайнюю односторонность источников, которыми пользуются историки Юга. «Для того чтобы иметь верную перспективу исследования, рабство должно быть рассмотрено в той же мере глазами рабов, что и глазами белых хозяев», — писал Стэмп. Он показал, что рабство было системой жесто­чайшей эксплуатации, а рабы «продемонстрировали, что их любовь к свободе трудно сокрушить». Редким исключением для американской историографии является работа Б. Мэнделя «Труд свободный и раб­ский». На широком фоне антирабовладельческого движения автор рисует борьбу белых и цветных рабочих против рабства, участие рабо­чих в аболиционистском движении.

Весьма плодотворную разработку проблем американской борьбы за независимость продолжают последователи «экономиче­ского детерминизма». Так, книга К. Ван Вудуорда «Восстановление Союза и реакция» во многом углубляет картину компромисса 1877 г., завершившего период реконструкции. Он описал политический компромисс руководителей республиканской и демократической партий.

Важный вклад в изучение гражданской войны внесли негритянские историки, группирующиеся вокруг Ассоциации по изуче­нию жизни и истории негров. Характерно, что, по подсчетам негритян­ского историка Р. Логена, более трети статей, помещенных в печатном органе ассоциации «Журнале негритянской истории», было так или иначе связано с проблематикой гражданской вой­ны — центральным событием в истории американских негров.

Подавляющее большинство негритянских историков с симпатией и гордостью рассказывает об активной борьбе негритянского народа за свободу. В работах Д. Франклина «От рабства к свободе», Д. Реддинга «Они пришли закованными в цепи», Б. Кворлза «Негры и гражданская война» на основе привлечения широкого круга новых документов вос­создается яркая картина предвоенного Юга с его системой беспощадно­го террора и вечным страхом плантаторов перед восстанием рабов, по­казывается участие негров в аболиционистском движении и граждан­ской войне. Кворлз справедливо писал, что для негра «свобода была обоюдным делом; действительно, прежде чем получать, он давал». В книге Р. Логена «Негры в американской истории» обращается вни­мание на вклад негров в развитие американской культуры.

4. «Школа бизнеса»

«Школа бизнеса» зародилась еще в конце 1920-х годов. Ее центром стало основанное под руко­водством Н. Граса Общество истории бизнеса, а также организованная при Гарвардском университете кафедра истории бизнеса под руководством того же Н. Граса и Г. Ларсон. «Историки бизнеса» пропагандировали свои взгляды в «Бюллетене Общества исто­рии бизнеса» («Bulletin of Business Historical Society») (с 1926 г.) и в «Журнале экономической истории и истории бизнеса» («Journal of Eco­nomic and Business History») (c 1928 г.).

Идеологи этого направления считали, что историческая наука при­звана в первую очередь обслуживать нужды бизнесменов, снабжая их сведениями из «деловой практики прошлого». Изучение «истории бизне­са» шло сначала по линии исследования внутренней организации моно­полистических объединений, их финансовой деятельности, истории хра­нения и сбыта товаров и т. д. Полностью исключалось изучение социаль­ных последствий деятельности монополий — классовой борьбы рабочих против предпринимателей. Затем были составлены био­графии основателей трестов, «капитанов индустрии», в которых расска­зывалось, что своими «деловыми успехами» эти деятели обязаны собственным качествам.

Эти идеи были развиты в работах А. Невинса «История Нью-Йоркского банка», «Биография Рокфеллера — героический век предпринима­тельства». В 30-х годах начали выходить многотомные исследования по истории бизнеса при Гарвардском университете, увековечивающие «заслуги» Д. Астора, Д. Кука и других создателей «американского об­раза жизни». Наиболее распространенным изданием стал труд Н. Граса и Г. Ларсон «Руководство по истории американского бизнеса».

После второй мировой войны распространяются сочинения приверженцев этой школы, растет ее роль в историографии. Выборочная библиография американских и канадских работ по истории монополий, изданная в 1957 г. Гарвардским университетом — центром «исследований бизнеса», включает более 2000 названий. Одну из своих главных целей «историки бизнеса» видели в борьбе с идеями социализ­ма. Важное значение придается также борьбе с антимонополистической традицией, пустившей крепкие корни в амери­канском народе. Достаточно вспомнить движение «разгребателей гря­зи», разоблачавших тайну возникновения многих крупнейших состоя­ний, резкую критику капитализма выдающимися американскими худож­никами слова Джеком Лондоном, Шервудом Андерсеном, Фрэнком Норрисом, Теодором Драйзером, Льюисом Синклером и многими дру­гими. Наконец, выступления «школы бизнеса» направлены против либе­ральных традиций «нового курса».

В ходе выполнения этих задач «школа бизнеса» обретала новые черты. Раньше историки этой школы, игнорируя народные массы и про­славляя финансовых магнатов, все же отмечали, что капиталисты руко­водствовались в своих действиях эгоистическими интересами. Позднее они старались доказать, что действия и помыслы капиталис­тов были направлены на улучшение жизни рабочих. С другой стороны, если до второй мировой войны приверженцы «школы бизнеса» высту­пали по отдельным вопросам, то теперь они пытаются с позиций моно­полистического капитала пересмотреть всю историю США. Так, Ф. Хайек доказывал, что массовое производство дешевых товаров, достигнутое «благодаря усилиям капиталистов», привело якобы в конце; XIX в. к резкому улучшению положения рабочего класса.

Обладая значительными средствами, Общество истории бизнеса действовало весьма активно. Оно проводило ежегодные конкурсы, привле­кая к участию в них студентов, молодых учителей. На пожертвования крупных капиталистов был создан фонд, из которого финансировались профес­сора, посвятившие себя написанию истории бизнеса.

Историки «школы бизнеса» стремились выйти на международную арену. В 1951 г. во Франции состоялась встреча ученых-апологетов большого бизнеса. США представляли Ф. Хайек и Л. Хэкер, ставший к этому времени историком монополий, Францию — Б. де Жувенель, Англию — Т. Эштон, Швейцарию — Зильбершмидт. В сделанных ими докладах прославлялись промышленные и финансовые магнаты и резко порицались «антикапиталистические предубеждения».