Прием в колхоз

Вступить в колхоз имели право все «трудящиеся», и у колхоза не было четко оговоренного права отказать им. Впрочем, в начале 30-х гг. в колхозы не допускались кулаки и священники, а также члены их семей. Через несколько лет этот запрет был снят снача­ла для детей кулаков, а потом и для самих кулаков, но для сель­ских священников и, по-видимому, их детей остался в силе³⁶.

Особые проблемы возникли в 1933 году, когда голодающие крестьяне, например на Северном Кавказе и в Краснодарском крае, отчаянно пытались весной вступить в колхозы, потому что у них не было семенного зерна. Их заявления буквально затопили колхозы, которые не в состоянии были принять всех. Местная га­зета, смущенная этой дилеммой, высказывала мнение, что нужно принимать тех, чьи заявления «искренни»³?.

К середине 30-х гг. кризис миновал, и колхозы, по идее, вновь должны были принимать всех желающих подходящего социально­го происхождения. Однако теперь, когда фортуна окончательно оказалась на стороне колхозов, а единоличники становились все большей редкостью, колхозники часто не хотели принимать в свой коллектив единоличников, отчасти потому, что смотрели на них с возмущением, как на пришедших к шапочному разбору, когда колхозные старожилы преодолели все самые большие труд­ности, но главным образом потому, что единоличники приходили с пустыми руками: их скот и инвентарь были либо распроданы, либо конфискованы за неуплату налогов, либо пропали во время голода. Колхозники не имеют права отказывать в приеме едино­личникам, сказал один партийный деятель на съезде колхозников-ударников в феврале 1935 г., но у них есть право требовать, чтобы те заплатили сумму, эквивалентную стоимости всего скота, проданного за последние два года, с рассрочкой на какой-либо ра­зумный период времени. Это положение было записано в новый Устав сельскохозяйственной артели, утвержденный на съезде и изданный в 1935 г. Тем не менее, еще в 1937 г. бывали сообщения о том, что колхозы не хотят принимать «голых» единоличников, а районные власти не считают нужным заставлять их делать это³⁸. Впрочем, по мере сокращения числа единоличников к концу деся­тилетия этот вопрос терял остроту.

В первые годы коллективизации лишь немногие крестьяне дей­ствительно стремились стать членами колхоза, но со временем по­ложение изменилось. Во второй половине 30-х гг. нередко можно

«131

было встретить крестьян, гневно протестующих, когда им отказы­вали в приеме или исключали из колхоза. Разумеется, причиной тому были преимущества, которые давал статус колхозника, пре­имущества двоякого рода. Одни касались жизни на селе и пред­ставляли собой выгоды колхозного статуса по сравнению с едино­личным: например, право на больший приусадебный участок, более низкое налогообложение или покос на колхозных лугах. Но были свои преимущества и в сохранении статуса колхозника чело­веком, работавшим в основном за пределами села, по найму: под­спорье для семьи, оставленной в селе, «страховка» на случай по­тери трудоспособности или увольнения, а иногда и просто гаран­тия респектабельности (т.е. некулацкого происхождения) в глазах городских работодателей. В Калининской области в 1937 или 1938 г., к примеру, крестьянка-единоличница Агафья Зверева по­дала жалобу на местный колхоз, отказавший ей в приеме, и выиг­рала дело. Оказалось, однако, что причина, по которой она так добивалась приема в колхоз (и по которой колхоз отвечал ей от­казом), заключалась в следующем: она хотела работать в Ленин­граде, «для каковой цели ей нужна была справка, что является колхозницей»³⁹.