2014-02-17
404
По разным причинам и в разное время на Руси, согласно королевским сагам, оказываются четыре норвежских (и только норвежских) конунга: Олав Трюггвасон (конунг в 995-1000 гг.), которого выкупает из рабства его дядя по матери Сигурд, приехавший в Эстланд собирать дань для русского князя, и привозит ко двору князя Владимира; Олав Харальдссон (1014-1028 гг.), бежавший из Норвегии от своих политических противников к князю Ярославу и княгине Ингигерд; Магнус Олавссон (1036-1047 гг.), оставленный в шестилетнем возрасте князю Ярославу его отцом, Олавом Харальдссоном, вернувшимся в Норвегию и погибшим там в 1030 г.; Харальд Сигурдарсон (1046-1066 гг.), который бежит из Норвегии после поражения Олава Харальдссона, и Русь заменяет ему на время дом и является отправным пунктом для всех его дальнейших странствий, куда он отсылает награбленные в Африке и Византии богатства.
Хотя обстоятельства появления на Руси норвежских конунгов различны, все они ищут здесь временное пристанище и обретают его. Более того, согласно сагам, все четыре конунга оказываются с момента приезда окружены на Руси почетом и уважением. Им (кроме малолетнего Магнуса) предлагаются земельные владения для содержания войска. Они становятся воеводами (хёвдингами) и возвышаются на военной службе русскому князю, совершая немало победоносных кампаний. Все четыре конунга отправляются из Руси назад в свою страну с целью захватить или вернуть себе власть в Норвегии и в трех случаях достигают своей цели.
Казалось бы, каждое из этих событий индивидуально, и его описание выглядит правдоподобно. Однако при рассмотрении их в общем контексте саг можно видеть, что эпизоды созданы в соответствии с "этикетными" требованиями.
При различии деталей во всех четырех случаях выдерживается общая схема: норвежский конунг, являющийся на Русь не с воинственными намерениями, оказывается встреченным здесь со всеми подобающими его статусу почестями, он любим князем и княгиней, он проявляет себя с лучшей стороны на службе русского князя, которая подготавливает его к дальнейшей борьбе за власть в Норвегии.
На первом уровне четко прослеживается общая установка: чтобы быть достойным своего высокого положения, норвежский конунг должен обладать определенным набором качеств и превосходить в этих качествах всех без исключения в своей стране и тем более вне ее. Достойный правитель должен обладать физической красотой, мужеством, силой, воинской доблестью, щедростью, быть наделен удачей. Стереотипны в значительной степени и их судьбы, несмотря на стремление автора саг следовать фактам действительности. Конунги проявляют свои героические качества в полной мере уже в детстве. Харальд Прекрасноволосый, став конунгом в 10 лет, уничтожает всех своих врагов; его сын Эйрик Кровавая Секира в 12 лет возглавляет поход по Восточному пути; Олав Харальдссон в 12 лет одерживает подряд три победы в Шведских шхерах, в Эстланде и Финланде. Показательно, что все юношеские подвиги конунгов совершаются за пределами самой Норвегии во время викингских походов или на службе у иноземного правителя (чаще всего английского). Они воцаряются в своей стране, преодолевая сопротивление бондов и местной знати. Гибнут они, как правило, в своей стране, а не за ее пределами.
Героизация конунга имеет оборотную сторону. Не только его противники, но и его друзья уступают ему в важнейших для характеристики конунга качествах: им недостает отваги или силы, щедрости или удачи. Их недостатки оттеняют достоинства конунга. Отсюда, например, проистекает частое в королевских сагах изображение Ярослава Мудрого нерешительным и слабым правителем, скупым господином (см. ниже 4.1).
Эпизоды пребывания норвежских конунгов на Руси насыщены и стереотипами ситуативного уровня. Яркий пример - описание юношеских подвигов мальчиков Олава и Магнуса. Первый из них, узнав на торгу человека, убившего его воспитателя и продавшего его самого в рабство, отрубает ему голову топором - "и это считается славным ударом для такого юного человека". Второй на пиру наносит топором смертельный удар дружиннику, оскорбившему его, и конунг Ярицлейв (Ярослав) одобряет его поступок. Мотив убийства оскорбителя на торжище и в еще большей степени - во время пира имеет чрезвычайно широкое распространение, особенно в героическом эпосе, уходя корнями в архаические ритуалы. Его использование в данных эпизодах - лишь трафаретная ситуативная характеристика героев повествования.
Лишены поэтому основания распространенные в исторической литературе попытки привлечь эти эпизоды для решения вопросов о древнерусском праве. Обращение историков к рассказам о юношеских подвигах Олава и Магнуса понятно. В первом случае дается яркая и, казалось бы, достоверная картина практического применения правовых норм:
После убийства Клеркона Олав и его дядя Сигурд рассказывают княгине Аллогии о происшедшем. Согласно Снорри, "она отвечала, глядя на мальчика, что нельзя убивать такого красивого мальчика, велела позвать к себе людей в полном вооружении. В Хольмгарде была такая великая неприкосновенность мира, что там были законы, что убить следует всякого, кто убьет неосужденного человека. Бросился весь народ, по обычаю своему и законам, бежать, куда скрылся мальчик. Говорили, что он во дворе княгини и что там отряд людей в полном вооружении. Сказали об этом конунгу. Пошел он туда со своей дружиной и не хотел, чтобы они бились. Устроил он тогда мир, а затем и соглашение. Назначил конунг виру, а княгиня заплатила" (Королевские саги 1. С. 155, 160).
Основываясь на сообщении саги, исследователи пришли к выводам, что при Владимире Святославиче "вира не была штрафом в пользу князя": "за убийство человека, у которого не было кровных мстителей, требовало вознаграждения общество, к которому он принадлежал или в котором совершилось убийство, если убийца был известен" (В. О. Ключевский); что князья боролись с институтом кровной мести и что "в годы правления князя Владимира сделано было несколько попыток реформ русского права" (А.А. Зимин); что княжеский суд в X в. был в значительной мере "условным", а народные общины обладали большой самостоятельностью "в отправлении судопроизводства" (И.Я. Фроянов). Лишь М.Б. Свердлов справедливо указал в этой связи, что нельзя строить выводы такого рода без учета жанровой специфики саг и детального источниковедческого анализа каждого сообщения (подробнее см.: Королевские саги 1. С. 194-198).
Рассказ об убийстве Клеркона существует в пяти редакциях, в значительной мере противоречащих одна другой. Так, в "Обзоре саг о норвежских конунгах" месть Олава была сочтена справедливой и о выкупе там речи не идет; в редакции А "Саги об Олаве" монаха Одда убийство Клеркона не вызывает никаких последствий, а княгиня собирает тинг, чтобы найти человека, который, как предсказали прорицатели, должен принести свет в Гарды, т.е. Олава (Королевские саги 1. С. 121-122, 127-128, 135-136).
Более того, рассказ об убийстве на пиру дружинника юным Магнусом (в своде королевских саг "Гнилая кожа") является трансформацией того же мотива. Если исходить из исторической реальности, то Магнусу в это время было около пяти лет (известие датируют концом 1029 г.).
"Часто забавлялся он в палате конунга и был ловок во многих играх и упражнениях, с большим проворством ходил он на руках по столам... Один дружинник, довольно пожилой, невзлюбил его и однажды, когда мальчик ходил по столам и подошел к этому дружиннику, то подставил тот ему руку и свалил его со стола и сказал, что не потерпит его нападений. Люди расценили это по-разному: высказывались некоторые за мальчика, а некоторые - за дружинника. И в тот же вечер, когда конунг ушел спать, мальчик вернулся в палату, и когда дружинники сидели там вновь и пили, тогда подошел Магнус к тому дружиннику и держал в руке маленький топор, и нанес дружиннику смертельный удар. Некоторые его товарищи хотели убить мальчика и отомстить так за того дружинника, а некоторые воспротивились и хотели испытать, как сильно конунг любит его. [Конунгу сообщили о происшедшем.] "Королевская работа, приемыш, - говорит он и рассмеялся, - я заплачу за тебя виру". Затем договаривается конунг с родичами убитого и тотчас выплачивает виру. А Магнус находится в дружине конунга и воспитывается с большой любовью..." (Msk. 6; Рыдзевская. С.44).
Взаимозависимость рассказов об Олаве и о Магнусе очевидна. Перед нами типичный случай заимствования и переноса сюжета из одного произведения в другое. Можно лишь гадать, с каким из двух юных конунгов - Олавом или Магнусом - произошли (и произошли ли вообще?) описанные события. Вероятно, в рассказах об Олаве, более ранних, можно видеть источник сообщения "Гнилой кожи" о юном Магнусе, тем более что начальная часть "Гнилой кожи" носит литературный характер. Похожие сюжеты встречаются и в сагах об исландцах. Например, в "Саге об Эгиле" (1220-1240 гг.) рассказывается, как во время игры в мяч семилетнего Эгиля Скаллагримссона побил более взрослый мальчик Грим Хеггасон. Эгиль бросился к своему покровителю, Торду Гранасону, и рассказал, что произошло. Торд сказал: "Я пойду с тобой, и мы ему отомстим". Торд дал Эгилю топор, который держал в руках (примечателен следующий далее комментарий: "Этим оружием в то время охотно пользовались"). Торд и Эгиль пошли туда, где играли мальчики, Эгиль подбежал к Гриму и всадил ему топор в голову. Затем Эгиль и Торд ушли к своим. Позднее сторонники Эгиля и убитого мальчика Грима бились между собой, и были убитые и раненые (Исландские саги. С. 131).
Традиционность мотива убийства юным героем (конунгом) своего обидчика, несмотря на кажущуюся историчность повествования, не позволяет делать никаких выводов о нормах русского права, и рассказ не может служить основанием для реконструкции каких-либо исторических реалий жизни на Руси.
