Тема 11. Наука как вид духовного производства

Раздел IV. НАУКА И ТЕХНИКА, ИХ БЫТИЕ И РАЗВИТИЕ

1. ПОНЯТИЕ НАУКИ И ЕЕ ФУНКЦИИ

Слово наука на всех европейских языках доныне сохраняет традиционный консервативный корень. Так, в русском языке оно восходит к понятию научения (усвоения имеющихся знаний), в английском и немецком – к понятию знания (соответственно, science и Wissenschaft). Но уже с эпохи Научной революции XVII в. динамический момент в науке начинает выдвигаться на первый план, ее главным делом становится не воспроизведение старых, а целенаправленное получение новых знаний. Оба великих основоположника современной научной методологии, Ф. Бэкон и Р. Декарт, считали своей первостепенной задачей именно выработку регулярных способов такого интеллектуального производства.

С наибольшей силой эта черта науки проявилась в XX столетии, в начале которого темп развития знаний был "подстегнут" Новейшей революцией в естествознании. Один из главных деятелей этой революции, А. Эйнштейн, на вопрос, как совершаются научные открытия, ответил: "Все знают, что это невозможно сделать, но находится чудак, который этого не знает; он-то и делает открытие". В этом высказывании выразительно противопоставлены два типа ученых: традиционный, ориентированный главным образом репродуктивно, и современный, нацеленный прежде всего на продуцирование нового знания.

Поэтому наука в ее современном облике должна рассматриваться прежде всего как сфера духовного производства. Помимо нее, в той же сфере обнаруживаем искусство, религию, политическую идеологию, поскольку в каждой из них так или иначе присутствует продуцирование нового знания. Наука отличается от них тем, что вырабатывает рациональное и объективно истинное знание о мире. Рациональность же отделяет науку от мистики и оккультизма. И если идеология представляет собой, прежде всего, сферу общественного мнения (греч. doxa), то наука есть прежде всего сфера обоснованного, аргументированного, доказательного знания (греч. epistema). Противопоставление этих характеристик духовного продукта зафиксировано уже в древнегреческой философии.

Науку следует отличать также от обыденного (неспециализированного, не отделенного от практики) познания, и от знахарства – специализированного, но бессистемного знания в определенной области (чаще всего встречается в медицине). Они могут носить рациональный и доказательный характер (хотя это встречается в них далеко не всегда), но им свойственно отсутствие ясных представлений о методах получения знаний. В противоположность им, науке присуще развитое самосознание. Оно выражается, в частности, в выделении и изучении самой наукой ее функций, закономерностей и методов познания, чему и посвящаются наши текущее и ближайшие занятия.

Согласно предложенному определению науки, ее первой функцией является именно исследование действительности, т. е. целенаправленный поиск нового знания. Кроме того, выделяются функции описания действительности, ее объяснения, понимания, реконструкции и предсказания. Они трактуются разными авторами неоднозначно, а некоторые направления в методологии признают не все из этих функций. Консервативные традиции проявляются в том, что даже функция исследования не всегда рассматривается в учебной литературе. На наш взгляд, можно было бы выделить также проективную функцию науки, которая становится особенно наглядной с выходом на первый план наук технических. Но пока такая функция нигде в литературе не выделяется и недостаточно исследована. Проектирование как вид инженерной деятельности мы будем рассматривать в одной из следующих тем курса.

Рассмотрим перечисленные функции по порядку их перечисления. В проведении исследований можно выделить следующие необходимые компоненты:

1) постановка задач исследования. Тут особенно важна их правильная формулировка в виде, допускающем использование научных методов решения. Нередко это требует творческих усилий и таланта, особенно при повышенной новизне предмета исследования;

2) анализ имеющейся информации и известных методов решения задач. При современных объемах информации этот раздел исследования может оказаться весьма трудоемким. Лет 15 назад американские ученые пришли к выводу, что добывать информацию, производство которой стоит до $100000, дешевле путем нового исследования, чем путем ее разыскивания. Но с развитием компьютерной техники и сети Интернет положение в этой области может измениться;

3) выдвижение рабочей гипотезы. Чаще всего в ходе исследования выявляется неверность этой гипотезы, тем не менее, она необходима в качестве исходного пункта деятельности;

4) планирование хода исследований, включая приобретение и наладку необходимого оборудования;

5) обобщение и анализ результатов исследования. Если они окажутся неудовлетворительными, возможно повторение исследования в целом или некоторых его частей.

Описание фиксирует познаваемые явления (феномены) и отвечает на вопрос: что и как происходит? Оно может выступать в разных видах и формах: 1) качественное или количественное описание, а также 2) словесное, символическое или графическое описание. К описанию предъявляются требования системности и полноты. В частности, оно должно учитывать также обстоятельства, в которых происходят описываемые явления.

Объяснение вскрывает основания явлений и отвечает на вопрос: почему нечто происходит? Само объясняемое явление называется экспланандум, а основание его объяснения – эксплананс. В качестве последнего могут выступать 1) конкретная причина, напр., воздействие другого тела на данное (на роль причинности в науке указал еще Демокрит); 2) логические или генетические связи (почему человек похож на отца? – потому что он его сын); 3) элементарный состав предмета (металлы проводят электричество, потому что обладают свободными электронами); 4) место в структуре (законы РФ недействительны без подписи Президента – главного должностного лица страны); 5) эволюционные связи, указывающие на происхождение явлений в процессе развития (СНГ – продукт разложения Советского Союза), и др. В свете значения и особенностей современной постнеклассической науки необходимо добавить также 6) нелокальные корреляции (ЭПР- корреляции в поведении элементарных частиц отражают несепарабельность реальности на уровне ее становления; ячейки Бенара возникают в определенный момент самопроизвольно по всему объему жидкости благодаря общности ее свойств, и т. д.)

При всем многообразии экспланансов, в корне всякого объяснения лежит представление о законах, обобщенно отражающих сущность явлений. К объяснению предъявляются требования достаточной глубины и полноты, вне этого объяснение выглядит нелепым. Хрестоматийный пример нарушения указанных правил – когда на вопрос "почему колокола звонят на пасху?" дается ответ: "Потому что их дергают за веревочки". Такое "объяснение" не только крайне поверхностно, но и неконкретно (и в этом смысле неполно). Ведь от дерганья за веревочки колокола будут звонить не только на пасху, а в любое время.

Функцию объяснения в науке не признают философы, стоящие на позициях одностороннего эмпиризма. В частности, вся позитивистская традиция XIX-XX вв. сводит задачу науки к описанию явлений, и уже ее родоначальник О. Конт отрицает наличие сущностей за пределами чувственно воспринимаемых качеств. Э. Мах, основатель эмпириокритицизма (второй формы позитивизма) вводит "принцип экономии мышления", согласно которому наука должна стремиться к избавлению от всяких "домыслов". Теорию он понимает как вид косвенного описания, которое надо по возможности заменять прямым описанием через чувственные данные. Атомно-молекулярное объяснение явлений природы Мах называл "мифологией природы", поскольку атом и молекулу нельзя чувственно воспринять. Сегодня это уже в ряде случаев возможно посредством электронного микроскопа; тем самым ограниченный эмпиризм оказался опровергнут эмпирическими аргументами. Отметим, что одни из ученых-современников Маха шли за ним в данном вопросе (напр., В. Оствальд), другие резко выступали против такой точки зрения (напр., А. Эйнштейн).

Некоторые философы занимали по данному вопросу компромиссную позицию. Неокантианец В. Виндельбанд в конце XIX в. предложил делить науки на номотетические – объясняющие явления через их сущностные законы (от греч. nomos – закон), и идиографические – чисто описательные (от греч. idies – своеобразный, и grafo – пишу). К первым он относит науки о природе (естествознание), ко вторым – исторические науки и науки о культуре, в которых, по его мнению, невозможно установить общие законы. С этим трудно согласиться, наблюдая реальное развитие гуманитарных наук, которые вовсе не избегают понятия закона. А в наши дни в состав наук о культуре входят и технические науки, в отношении признания закономерностей преемственные к фундаментальному естествознанию. Поэтому большинство мыслителей и ученых не разделяют идеи В. Виндельбанда.

Диалектика подходит к данному вопросу с точки зрения принципа единства исторического и логического. Он рассматривается в следующей теме нашего курса, а здесь только отметим, что из него вытекает признание общих закономерностей во всех областях реальности (и, соответственно, научного исследования), хотя доля описания в них действительно не одинакова. Однако в 20-х гг. XX в. концепцию Виндельбанда поддержал В. Дильтей, один из основателей немецкой "философии жизни" и т.н. философской герменевтики. Он противопоставляет науки объясняющие и науки понимающие, относя к последним все "науки о духе". Это дает нам повод перейти к рассмотрению понимания как особой функции науки.

Понимание в дильтеевском (герменевтическом) смысле слова трактуется как непосредственное постижение некоторой духовной целостности. Оно противопоставляется объяснению, поскольку это последнее ссылается на нечто другое (причины, состав, законы и т.д.). Задача такого понимания – постичь жизненный смысл явлений культуры и восстановить в сознании исследователя их конкретный чувственный облик. Напр., речь могла бы идти о чувствах и поведении Ивана Грозного или о строе мыслей, характерном для его современников. Сначала Дильтей настаивал даже на эмоциональном вживании в данные явления, но позднее сам он и его последователи в герменевтике (М. Хайдеггер, Г. Гадамер и др.) отошли от этой крайности.

В немецком языке (на котором писали ведущие представители герменевтики) такая трактовка понимания выражается словом verstehen; именно это слово обычно фигурирует на соответствующем месте в элементарных русско-немецких и немецко-русских словарях. Но есть и другая традиция в трактовке понимания. Корнями она восходит еще к Сократу, а в Новое время ее наиболее ярко выразил Гегель посредством немецкого глагола begreifen (greifen буквально означает хватать), родственного с существительным Begriff – понятие. В переводах его часто передают выражением “схватывать в понятии”. (Между прочим, русское слово "понять" происходит от древнерусского "поять", что также означало "схватить").

При этом Гегель имеет в виду, что диалектическое саморазвитие понятия позволяет нам проникнуть в сущность вещей за пределы ее современного обнаружения. Тем самым мы получаем возможность существенно преобразовывать данную часть действительности. Так, проникновение в химические и физические свойства воды дает нам возможность превращать ее в два газа, один из которых бурно горит, а второй – активно поддерживает горение. Поэтому Гегель говорит, что понять (в данном смысле слова) значит преодолеть (конечно, – в возможности, теоретически). Не во всех частях нашего познания мы непосредственно ставим задачу преодолеть действительность, более того – в процессе познания существенную роль играет отождествление сознания и наличной действительности. Однако для общества в целом познание не самоцель, а средство практического освоения реальности. Опять-таки, в этом освоении можно выделить два уровня: приспособление к наличной действительности и ее преобразование. Очевидно, что понимание-по-Дильтею может служить только первому из этих уровней, а понимание-по-Гегелю – также и второму из них.

Именно на понимании в гегелевском смысле слова основана вся индустриальная технология, суть которой – искусственное преобразование сырья в продукт, удовлетворяющий потребности человека. Здесь, по Гегелю, проявляется "хитрость разума", достигающего свои цели через столкновение других вещей. Однако при этом целое всей природы отрицательно реагирует на вмешательство человека. Чтобы "хитрость разума" превратилась в действительное "могущество разума", а деятельность человека могла бы протекать в гармонии с окружением, понимание должно еще дорасти, по Гегелю, до уровня идеи. На этом уровне мы не только постигаем возможности существенного преобразования действительности, но и умеем выбирать те из них, которые в наибольшей мере соответствуют перспективам коэволюции человека и природы.

Уровень "идеи" мог бы стать основой для полноценной реализации проективной функции науки (см. выше), но эта мысль еще недостаточно разработана А относительно других признанных функций науки укажем, что реконструкция прошлого и предсказание будущего опираются также на понимание в гегелевском (а не только в герменевтическом) смысле слова. Напр., известный отечественный антрополог и скульптор М.М. Герасимов восстановил полностью телесный облик Ивана Грозного, Улугбека, адмирала Ушакова и других известных людей прошлого на основании скелетных остатков и знания закономерностей их соотношения с другими структурами и тканями человеческого организма.

Закономерности предсказания изучает особая научная дисциплина – прогностика. Не вникая в ее специальные методы, отметим различение в ней двух видов прогноза, имеющее философскую основу. Это
1) поисковое прогнозирование, которое опирается на объективные тенденции в развития предмета, и
2) нормативное прогнозирование, исходящее их субъективных целей и намерений деятеля. В реальном процессе прогнозирования оба момента в той или иной степени сочетаются.

Поскольку прогнозы воздействуют на общественное сознание, а значит, на поведение людей, они могут становиться самоорганизующимися (правильней было бы сказать: самореализующимися) или саморазрушающимися. Способность их самореализации нередко используют в "грязных" PR-технологиях, напр., завышая или занижая в данных социологических опросов рейтинг некоторых политиков. Примером саморазрушающегося прогноза могут быть постоянные предупреждения т.н. алармистов о надвигающемся экологическом крахе, т. к. они стимулируют деятельность общества по регулированию отношений между ним и природой.

2. ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ НАУКИ

Представления об этих закономерностях исторически изменчивы. Даже если рассматривать только науку в ее современном понятии, как оно определилось в эпоху Научной революции, нам придется выделить в рамках данного вопроса по меньшей мере три отдельных пункта, соответственно основным этапам развития науки.

2.1. Классическая концепция развития науки

Эта концепция сложилась в процессе философского осмысления особенностей науки на протяжении XVII-XIX вв. Ее родоначальниками можно считать Ф. Бэкона и Р. Декарта, созревает она в работах классиков немецкого идеализма – И.Г. Фихте, Шеллинга, Гегеля. Однако никто из них не ставил вопрос специально в плоскости закономерностей развития науки; поэтому концепция в целом определяется имплицитно, на основе представлений, наиболее характерных для идейного облика классической науки XIX в. и сознававшихся современниками как "очевидные".

Эти воззрения обычно связывают с принципами фундаментализма и кумулятивизма, причем содержание данных принципов остается не вполне определенным. Все же можно зафиксировать, что первый означает опору на опыт как на фундамент познания, а также признание организующей роли общих научных теорий. Принцип кумулятивизма (от позднелат. cumulatio – скопление) указывает на преемственное развитие знаний по мере их накопления.

Данные принципы признаются обоими философскими направлениями середины и второй половины XIX в., ориентированными на связь с наукой: марксизмом с одной стороны, позитивизмом – с другой. Третье крупное философское течение данной эпохи – субъективистский волюнтаризм А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше и др., – подозрительно относилось к этим установкам и к науке в целом, но оно приобрело идейное влияние уже в эпоху неклассической науки.

Однако "классические" течения мысли также по-разному трактовали упомянутые принципы развития науки. Признание опыта опорой познания содержит опасность одностороннего эмпиризма, а признание организующей роли общих научных концепций может обратиться в редукционизм, т.е. – в попытку сведения всех наук к приложениям и конкретизациям законов одной "фундаментальной" науки. То и другое как раз характерно для позитивистской традиции в философии. В частности, сам О. Конт пытался заменить философскую науку об обществе "социальной физикой", а его английский последователь Дж.Ст. Милль выдвинул идею "всеиндуктивизма", согласно которой все общее знание получается только путем прямого обобщения опыта (между прочим, ее активно поддерживал Э. Геккель). В первой половине XX в. неопозитивисты предложили "принцип верификации", согласно которому подлинно научное знание сводится к протокольным суждениям об опыте и к результатам формальных логических операций с этими суждениями. Но уже в середине столетия обнаружилось, что ни одно общее научное положение не верифицируется, включая также сам принцип верификации. Причем позитивисты трактовали кумулятивное развитие науки как простое надстраивание новых этажей научного знания над его старыми обветшавшими этажами, не учитывая качественных скачков (революций) в развитии знания.

Марксистская методология избежала отмеченных крайностей, благодаря опоре на диалектику. Высшим критерием истины она считает не пассивный опыт, но активную практику, т.е. целенаправленное преобразование действительности. Поэтому допустимо, чтобы теории, опираясь на опыт, в то же время содержали моменты, отсутствующие в опыте. Полную редукцию знания к каким-то всеобщим положениям диалектика считает невозможной, т. к., во-первых, все явления в сущности двойственны (это вытекает из диалектического закона единства и борьбы противоположностей), и т. к., во-вторых, разные сферы и уровни действительности качественно различаются. Это различие возникает, по учению диалектики, именно вследствие качественных скачков в развитии самой действительности. Соответственно, революционные скачки должны быть и в развитии познания: старые теории заменяются принципиально новыми. Но как в ходе реального скачка сохраняется преемственность высшего и низшего, так же должно быть в развитии науки.

Ход развития науки ничем не дискредитировал таких воззрений. Однако диалектические представления не могли (и ныне не могут) обрести широкой популярности в буржуазном обществе, к тому же в официальном марксизме они были во многом извращены (как уже отмечалось в историческом разделе курса). А крайние позитивистские трактовки классических принципов фундаментализма и кумулятивизма неизбежно вели к их дискредитации, и наконец, спровоцировали отказ от этих принципов. Он был реализован в идейной атмосфере неклассической науки, главным образом – на почве т. н. исторической школы методологии науки.

2.2. Формирование и развитие исторической школы методологии науки

Поводом для отказа от классических представлений о закономерностях развития науки стал провал к 50-м гг. XX вв. неопозитивистской идеи верификации (см. выше). В это время известный английский философ Карл Поппер, находившийся прежде под влиянием логического позитивизма, создает собственную философскую концепцию – критический рационализм. Ее критический запал направлен прежде всего против позитивизма, воззрения которого Поппер отождествляет с классическими принципами методологии науки. Но на деле (как мы еще убедимся) учение Поппера и его последователей во многом от идей позитивизма; поэтому в литературе эта школа часто характеризуется как "постпозитивистская".

Как и сами позитивисты, Поппер выдвигает на первый план проблему демаркации, – так он именует задачу отделения научного знания от ненаучного. При этом вместо неопозитивистского принципа верификации он выдвигает принцип фальсификации: всякое научное утверждение должно быть в принципе опровержимо. В самом деле: наука строится на фактуальных суждениях, которые всегда могут быть квалифицированы как истинные или ложные; а ненаучные концепции (религиозные, идейно-политические и т. п.) могут включать суждения, выражающие оценку или долженствование, а то и прямо императивные (повелительные, побудительные) предложения, которые вообще не являются суждениями. Высказывания такого типа не всегда можно квалифицировать как истинные или ложные; а утверждения вида "бог существует" и т. п. невозможно ни доказать, ни представить опровержимыми в силу их "запредельности" в отношениии к опыту. Таким образом, в концепции Поппера есть "рациональное зерно". Фальсифицируемость действительно является необходимым признаком научных утверждений; но этого еще недостаточно для выявления законов бытия и развития науки. Напр., многим обыденным представлениям также свойствен признак фальсифицируемости.

Поппер активно выступает против фундаментализма вообще, и прежде всего – против принципа опытно-индуктивного обоснования научных теорий. По его мнению, наука развивается путем произвольного выдвижения смелых гипотез и их последующей критики. Такой метод построения знаний давно известен, называется гипотетико-дедуктивным и действительно широко применяется в науке, особенно в ее отдаленных от опыта областях: математике, философии и др. Он особенно характерен для античной и средневековой модели построения знаний, т. е. именно для того периода, когда в науке лидировали математика и философия. Поппер же (мыслитель метафизического плана) абсолютизирует этот метод, игнорируя главное достижение науки Нового времени – тесную связь опыта и теории.

В то же время, Поппер не представляет себе никакой основы для преемственности теорий, помимо отброшенной им индукции; поэтому вместе с ней он отбрасывает также принцип кумулятивизма. Согласно Попперу, эволюция науки носит эмерджентный характер (от англ. emergent – внезапно появляющийся), а это означает, что новые теории не имеют существенных связей со старыми, предшествовавшими им теориями. Такое решение лежит в русле релятивизма, как главной черты идейного облика неклассической науки и современной ей западной политической идеологии. К. Попперу не пришлось придумывать теорию эмерджентной эволюции: еще в 20-х гг. XX в. ее разработал английский же философ С. Александер.

В результате наука предстает у Поппера как "третий мир" наряду с миром физическим и миром "ментальным" (в смысле – психологическим). Он не подчиняется законам этих двух миров и управляется совершенно особенными, чисто логическими законами. Трудно сказать, в какой степени сам Поппер отождествляет этот красивый образ с реальным положением науки в человеческом и физическом мире. Во всяком случае, здесь просматривается та же тенденция отрыва науки от реальности, как и в абсолютизации Поппером гипотетико-дедуктивного метода построения теорий.

Такой метод по природе своей чреват заблуждениями, что доказано историей античной и средневековой науки. Поппер сознает эту опасность, но считает, что в науке нет иного пути развития. Поэтому он выдвигает принцип фаллибилизма (от англ. fall – ошибка), согласно которому всякая теория содержит существенные неправильности. По сути дела, это возвращение к фикционализму, который проповедовали (под разными названиями) и позитивисты, и прагматисты, и поклонники ницшеанства, и представители других течений буржуазной мысли.

В результате оказывается, что различные исторические состояния науки лишены существенного внутреннего единства; единственное, что их объединяет – это сам исторический процесс превращения одной формы в другую, не подчиненный каким-либо общим закономерностям. Значит, методология науки возможна (с точки зрения Поппера) только как историческое исследование идиографического (по Виндельбанду) типа. Поэтому Поппер считается одним из основателей исторической школы методологии науки, разделяя эту честь с неопозитивистами Л. Витгенштейном и П. Дюэмом.

Внутри данной школы выделяют два направления: интерналистское, которое считает, что развитие науки идет изолированно от других сфер социального бытия, и экстерналистское, согласно которому формы существования науки задаются законами общественной жизни. Сам Поппер с его идеей "третьего мира" может считаться интерналистом, на сходной позиции стоял также французский методолог А. Койре (по происхождению русский). Койре считал, что в развитии науки решающую роль играет борьба и революционная смена общих философских принципов мышления, в частности – борьба эмпиризма и рационализма. Смена облика науки, по Койре, также носит эмерджентный характер.

Переходной от интернализма к экстернализму можно считать концепцию "неявного знания", созданную в 50-х гг. английским философом М. П о лани, которого также причисляют к основателям постпозитивизма. Если явные компоненты науки представляются интерперсональными, то неявное знание носит личностный характер и передается непосредственно от учителя к ученику, как некая совокупность навыков, пристрастий и убеждений. Оно в наибольшей степени различает научные школы и играет определяющую роль в их борьбе и в обеспечении победы одной из школ. Именно Полани ввел в оборот понятие научного сообщества.

В 1962 г. вышла в свет книга американского методолога Т. Куна “Структура научных революций”. Позиция ее автора в основе экстерналистская, хотя противоречиво включает в себя элементы интернализма. По Куну, наука – вовсе не особый "третий мир", но целиком определяется в своем развитии социальными и психологическими факторами. Важнейшую роль среди них играет, по Куну, конкурентная борьба научных сообществ, – т. е. фактор хотя и социальный, но все же не внутринаучный. Эти сообщества различаются по моделям научной деятельности, включая мировоззренческие установки, ценностные критерии, общие методологические нормы и теоретические стандарты.

Модель, победившую в масштабах всего научного сообщества, Кун называет парадигмой (по-греч. это слово означает образец). Период безраздельного господства некой парадигмы именуется у него "нормальной наукой", и внутри этого периода наблюдается кумуляция решений научных "задач-головоломок". Но в то же время накапливаются "аномалии", т.е. нерешаемые задачи. Именно их накопление, достигнув какой-то меры, "взрывает" парадигму изнутри (момент явно интерналистский. – В.С.). Тогда начинается кризис нормальной науки и новый период борьбы между школами, за которым следует "научная революция" – утверждение господства новой парадигмы.

Концепция Куна обязана своей популярностью прежде всего удачному описанию смены эволюционного и революционного этапов в развитии науки; однако для диалектической методологии такая позиция изначальна. По существу Кун исподволь "протаскивает" в постпозитивистскую методологию элементы диалектики. В общем соответствует представлениям диалектики и заявление Куна, что не существует фактов, независимых от теоретической парадигмы, т. е. нет теоретически нейтрального языка наблюдения.

Однако на этом сходство его теории с диалектикой заканчивается. Качественные изменения парадигмы истолковываются Куном в эмерджентском ключе. По его мнению, знание, накопленное на основе прежней парадигмы, отбрасывается и теряется после ее крушения, а научные сообщества просто вытесняют друг друга. Между тем, к тому времени уже был известен и признан "принцип соответствия", выдвинутый Н. Бором: новая теория должна включать в себя старую в виде своего частного случая. Тем не менее, взгляды Куна получили широкое распространение, поскольку соответствуют господствующей неклассической идеологии.

Т. Куну не удалось обосновать существование единой общенаучной парадигмы, и он заменил ее понятием "дисциплинарной матрицы", имеющим более частный характер. В те же годы другой американский философ, Ст. Тулмин, предложил рассматривать историю науки как формирование и смену "стандартов научной рациональности" (иначе, "матриц понимания"), внутри которых ученый чувствует себя способным к профессиональному исследованию. Эти матрицы выступают у него не как логические системы, а как "популяции понятий", и эволюционируют через приспособление путем “естественного отбора” по признаку наилучшего объяснения некоторого ряда явлений.

В этих взглядах также нетрудно обнаружить элементы диалектики, тем более что Тулмин сознательно выступает против абсолютизации формальной логики как критерия рациональности, унаследованной постпозитивистами от логических позитивистов. За это некоторые постпозитивисты, напр. И. Л а катос, объявляют Тулмина иррационалистом, что в общем не соответствует действительности. Однако незнание диалектики приводит Тулмина к отрицанию понятия истины, которое он замещает понятием инструментальной эффективности в решении задач (фактически – прагматистская "теория ключей"). В последующем историческая школа действительно скатывается к иррационализму на почве крайнего экстернализма; об этом речь пойдет в следующем подразделе данного параграфа.

2.3. Разложение исторической школы и концепция case stadies

С 70-х гг. внутри исторической школы окончательно утрачивается представление о единстве науки, происходит отрицание научной методологии и даже предательство социальных интересов науки. Эти черты особенно ярко выступают в деятельности американского философа (австрийского происхождения) П. Фейерабенда. Он провозглашает т.н. эпистемологический анархизм – отказ от всяких регулятивов в создании научных концепций. Любой метод, по мнению Фейерабенда, практически бесполезен, теории побеждают не превосходством в объяснении, а только благодаря пропагандистской активности их сторонников. Фейерабенд выдвигает также идею пролиферации теорий: специального создания множества несовместимых теорий, борьба которых должна способствовать развитию науки (термин пролиферацияв биологии означает разрастание тканей путем новообразования клеток).

Естественно, Фейерабенд отказывается от понятия истины и выступает как активный иррационалист. “Разумность”, по его мнению, означает только оправдание успеха задним числом, в самой же научной деятельности разум, якобы, не находит применения. “В конце концов, – пишет Фейерабенд, – именно разум включает в себя такие абстрактные чудовища, как Обязанность, Долг, Мораль, Истина и их более конкретных предшественников, богов, которые использовались для запугивания человека и ограничения его свободного и счастливого развития. Так будь же он проклят!”. Наука для Фейерабенда – такой же замкнутый мир иллюзий и галлюцинаций, как мифология или религия, – просто одна из форм идеологии, вырабатываемой технологическим обществом. Поэтому Фейерабенд требует отделить науку от государства, освободить общество от "диктата науки" и ликвидировать ее "привилегии" перед религией.

Такая крайняя доктрина не могла не встретить критики, однако идея безграничного плюрализма теорий, насаждаемая Фейерабендом, дала свои плоды. В 70-х гг. И. Л а катос (английский историк науки венгерского происхождения) выступил с отрицанием концепций единой парадигмы, критериев рациональности и эпистемологического анархизма. Развитие науки он представляет как смену "исследовательских программ", различных для каждой области науки. Такая программа содержит "жесткое ядро" принципов и "защитный пояс" вспомогательных гипотез. Когда ядро изжито, программа сменяется новой в эмерджентном порядке.

В 80-х гг. М.Н. Розов попытался усовершенствовать это учение, добавив к исследовательским программам т. н. коллекторские программы, направляющие отбор и систематизацию знаний. Согласно Розову, наука представляет собой "социальный куматоид" (от греч. kuma – волна), передающий во времени “эстафету” постоянной формы при изменяющемся содержания. В качестве примеров приводятся смена всех частей того же корабля в процессе его многократного ремонта, постоянство живого организма при непрерывном обновлении клеток, и т. п. Полухудожественный стиль изложения, свойственный М.Н. Розову, затрудняет оценку его нововведений. Однако нельзя не заметить, что в науке качественно изменяется именно форма знания (именно ею, напр., механика Эйнштейна отличается от механики Ньютона), тогда как содержание знаний в основном сохраняется и расширяется (вновь напомним о принципе соответствия Н. Бора).

В 80-х гг. на Западе происходит полный отказ от общих методологических концепций и усиленно пропагандируется ситуационный метод (англ. case stadies), согласно которому каждое исследование требует уникального сочетания разных приемов, не подводимых под общие правила. Примеры даются в основном из гуманитарной ("идиографической") области, – ведь трудно представить, чтобы, напр., технолог каждый раз радикально по-новому исследовал свойства образцов металла и рассчитывал необходимые параметры их обработки. Среди сторонников идеи case stadies нет крупных научных имен (в рядах эклектиков их никогда не было), и лишь в качестве примера мы называем здесь М. Малкея и Т. Пинча, выступавших с обсуждением данного метода.

Т. наз. историческая школа методологии закономерно пришла к самоизживанию, и как научное течение фактически мертва. Но она еще сохраняет актуальность как идеологическое явление в науке; а в современной России, утратившей идейную самостоятельность, многими воспринимается как последнее достижение мировой методологической мысли.