Предварительные замечания

I.

ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

Основы

Дж.с.милль

ПРЕДИСЛОВИЕ* (1848 г.)

Появление такого трактата, какой представлен здесь, и на тему, которой уже посвящено много весьма цен­ных работ, возможно, нуждается в известном объяснении.

Вероятно, достаточно было бы сказать, что ни один из существующих трудов по политической экономии не содержит новейших достижений, внесенных в теорию это­го предмета. В дискуссиях последних нескольких лет ро­дилось много новых идей и представлений о новом при­ложении старых, особенно по проблемам денежного об­ращения, внешней торговли и по важным вопросам, более или менее тесно связанным с колонизацией. Поэто­му кажется целесообразным произвести полный пере­смотр всей политической экономии хотя бы только для того, чтобы внести в нее результаты этих изысканий и гармонично соединить их с принципами, установленными ранее лучшими мыслителями данной науки.

Однако автор не ставил перед собой в качестве един­ственной или даже главной цели восполнить пробелы в прежних трактатах, носящих то же заглавие. Задача на­стоящей книги отличается от задач, которые решал лю­бой трактат по политической экономии, появившийся в Англии после труда Адама Смита.

Автор полагает, что работа, по своему назначению и общей концепции подобная труду Адама Смита, но ис­пользующая более широкий круг знаний и более глубо­кие идеи нынешнего века, — это как раз тот вклад, в котором сегодня нуждается политическая экономия. Кни­га «Богатство народов» во многом устарела и в целом неудовлетворительна. Политическая экономия в ее над­лежащем понимании была во времена Адама Смита еще в младенческом возрасте и с тех пор повзрослела, а нау­ка об обществе. Однако до настоя­щего времени не было предпринято попытки соединить практический метод исследования политической эко­номии с возросшими теоретическими представлениями в данной области или установить связь между экономическими явлениями в обществе и лучшими соци­альными идеями современности, как это великолепно сде­лал Адам Смит по отношению к философии своего века.

Такова задача, которую поставил перед собой автор настоящей работы. Даже частичная ее успешная реали­зация оказалась бы столь полезным достижением, что он добровольно взял на себя риск возможной неудачи. Одна­ко необходимо добавить, что, хотя автор вознамерился написать работу практического и, насколько допускает природа ее предмета, популярного характера, он ни в коей мере не пытался во имя достижения этих заманчи­вых целей жертвовать строго научным ходом рассужде­ния.

…концепция политической экономии как отрасли науки возникла совсем недавно, но сам предмет ее исследований во все века неизбежно оказывался в центре практических интересов человечества, а иногда даже неоправданно по­глощал все его внимание.

Этим предметом является богатство. Авторы работ по политической экономии провозглашают своей целью пре­подавание или исследование сущности богатства, законов его производства и распределения. Прямо или косвенно сюда включается действие всех причин, обусловливающих процветание или прозябание человечества в целом и вся­кого сообщества людей в зависимости от степени дости­жения богатства — этого всеобщего предмета человече­ских желаний. Разумеется, никакой трактат по политиче­ской экономии не в состоянии рассмотреть или хотя бы перечислить все подобные причины, но в каждом из них предпринимается попытка изложить в максимально пол­ном объеме уже известные законы и принципы, на осно­ве которых они действуют.

Каждый человек имеет достаточно верное для житей­ских целей представление о том, что подразумевается под понятием «богатство». Никому не придет в голову сме­шивать исследования о богатстве с исследованиями, по­священными каким-либо другим великим человеческим интересам. Все знают, что одно дело быть богатым, а дру­гое быть образованным, храбрым или гуманным, что изу­чение вопроса о том, как нация становится богатой, коренным образом отличается от изучения путей ее пре­вращения в свободную, или добродетельную, или в славя­щуюся литературой, искусством, воинской доблестью, госу­дарственным устройством. Правда, все эти вещи косвенно связаны и влияют друг на друга. Иногда народ обретает свободу в результате того, что стал богатым, или дости­гает богатства вследствие того, что раньше стал свобод­ным. Вера и законы народа оказывают мощное влияние на его экономическое положение, а последнее в свою очередь, воздействуя на его духовное развитие и общест­венные отношения, сказывается на его вере и законах. Но при всей тесной связи этих факторов, между ними имеются существенные различия, которые никто никогда не отрицал.

В данном трактате не ставится задача давать метафи­зически строгие определения, если идея, выраженная ка­ким-либо термином, уже получила четкое обозначение, отвечающее практическим целям. Но сколь ни трудно ожидать возникновения вредной путаницы по такому про­стому вопросу, а именно: что следует считать богатст­вом, тем не менее сама история свидетельствует, что такая путаница существовала, ей были подвержены и теоретики, и практические политики, а одно время она даже полу­чила всеобщее распространение, причем на протяжении многих поколений она придавала совершенно ложное на­правление политической жизни в Европе. Я имею в виду теоретическое направление, известное со времен Адама Смита под названием меркантилистской системы.

Часто случается, что всеобщее убеждение, свойственное людям какой-либо эпохи в истории человечества, — убеждение, от которого в то время никто, за исключени­ем величайших гениев и храбрецов, не был и не мог быть свободен, — становится в последующую эпоху настолько очевидным абсурдом, что трудно даже вообразить, как можно было вообще когда-нибудь в подобное поверить. Так произошло и с теорией, согласно которой деньги слу­жат синонимом богатства. Правда, как только такое понимание сущности денег было поставлено под сомнение, оно было обречено на исчезновение. Однако никому не приходило в голову усомниться в его правиль­ности, пока не получили распространение определенные приемы характеристики и анализа экономических явле­ний, проложившие себе путь в широкий мир лишь под влиянием Адама Смита и его толкователей.

В житейской речи богатство выражается в деньгах, вы спросите, как богат такой-то, вам ответят, что у него столько-то тысяч фунтов. Все доходы и расходы, барыши и убытки, все, что делает человека богаче или беднее, расценивается как поступление или утрата стольких-то денег. Правда, в опись состояния какого-либо лица включают не только деньги, фактически имеющиеся у него в наличии или ему причитающиеся, но и все другие об­ладающие ценностью предметы. Однако последние выступают при этом не в своем собственном качестве, а в виде некоторого количества денег, за какое их можно бы­ло бы продать; если же за них давали бы меньшую сумму, то их владельца сочли бы менее богатым, хотя сами эти предметы оставались бы неизменными. Верно также, что люди не становятся богаче, когда держат свои деньги без употребления, и что во имя получения прибыли они долж­ны быть готовы идти на расходы. Те, кто обогащается по­средством торговли, достигают этого, отдавая деньги за товары и отдавая товары за деньги; первая часть процес­са столь же необходима, как и вторая. Но человек, поку­пающий товары с целью наживы, совершает такую куплю с тем, чтобы снова их продать за деньги, рассчитывая получить за них больше денег, чем сам отдал. Следова­тельно, получение денег представляется даже ему самому конечной целью операции.

Торговец, ведущий крупное дело с быстрым оборотом капитала, в каждый данный момент располагает лишь небольшой его долей в виде наличных денег. Но ценность находящихся у него на руках товаров он видит только в том, что они могут быть обращены в деньги, никакую сделку он не считает завершенной до тех пор, пока ее конечный результат не выразится в уплате ему денег или в денежном долговом обязательстве. Когда торговец отходит от дел, все свое со­стояние он обращает в деньги и полагает, что лишь в таком виде обрел свою прибыль. Он руководствуется тем, будто только деньги составляют богатство, а другие цен­ности, которые можно обратить в деньги, служат лишь средством для его достижения.

В то время как существует много обстоятельств, придающих правдоподобие посылке, лежащей в основе меркантилистской системы, имеются также и некоторые, хотя далеко не достаточные, аргументы в пользу разли­чия, которое столь настойчиво проводит эта система меж­ду деньгами и всеми другими видами ценной собственно­сти. Мы действительно и по праву определяем выгоды, приносимые человеку богатством, не по количеству полез­ных и приятных вещей, которыми он на деле пользуется, а по той власти, какую он имеет над всей совокупностью полезных и приятных вещей, по его способности удовлет­ворять любую свою потребность, приобрести все, что по­желает. А такая сила заключена в деньгах, тогда как все-другие вещи в цивилизованном государстве обнаружива­ют ее только своей пригодностью к обмену на деньги. Но с по­мощью денег вы можете немедленно купить любую вещь, имеющуюся в продаже, и человек, чье состояние заклю­чено в деньгах или в предметах, которые легко обратить в деньги, владеет, как представляется ему самому и дру­гим, не одним только предметом, а сразу всеми вещами, какие деньги позволяют ему приобрести.

Деньги — единственная форма богатства, пригодная не для какого-нибудь одного лишь конкретного употреб­ления, а для всякого употребления вообще.

Дальнейшее исследование по­казало, что полезная роль денег ни в каком отношении не возрастает от увеличения наличного и обращающегося в стране их количества; они в равной мере выполняют свою функцию и при малой и при большой совокупной массе. …их ценность для человека заключается в том, что они представляют собой удобную форму полу­чения им всякого рода доходов, которые он впоследствии, в наиболее подходящее для него время, превращает в дру­гие могущие быть для него полезными формы.

Деньги, являющиеся важным орудием в руках госу­дарства и частных лиц, справедливо считаются богатст­вом; но и все другое, что служит для удовлетворения че­ловеческих потребностей и что природа не отдает без приложения труда, также составляет богатство. Быть бо­гатым — значит обладать большим количеством полезных предметов или денег, чтобы их купить. Следовательно, все, что имеет покупательную силу, образует часть богат­ства, за которую в обмен можно приобрести всякие полез­ные или приятные предметы. Вещь, за которую ничего нельзя получить взамен, как бы полезна или необходима она ни была, не является богатством в том смысле, в ка­ком этот термин применяется в политической экономии. Например, воздух, хотя и является абсолютной необходи­мостью для человека, на рынке никакой цены не имеет, так как его можно получить безвозмездно, собирать же его в запас бессмысленно, так как это не принесет никому никакой прибыли или пользы; законы его производства и распределения составляют предмет не политической эко­номии, а совершенно иной науки. Но хотя воздух и не является богатством, человечество, получая его даром, становится намного богаче, поскольку труд, который при­шлось бы затратить на удовлетворение этой самой насущ­ной из всех потребностей, можно употребить на другие цели.

Итак, богатство можно определить как понятие, охва­тывающее все полезные или приятные вещи, которые об­ладают меновой стоимостью, или, иными словами, все по­лезные или приятные вещи, за исключением тех, которые в желательном количестве можно приобрести без затрат труда или принесения чего-либо в жертву. Против этого определения можно возразить лишь то, что оно остав­ляет без ответа многократно обсуждавшийся вопрос: сле­дует ли считать богатством так называемые нематериаль­ные продукты? Нужно ли, например, причислять к богат­ству мастерство работника или любую другую природой данную или благоприобретенную способность тела или ума? Но этот вопрос не имеет очень большого значения, и, поскольку он требует подробного разбора, его лучше бу­дет рассмотреть в другом месте.

После этих предварительных соображений о богатстве мы обратимся теперь к рассмотрению вопроса о чрезвы­чайно больших различий в уровне богатства между от­дельными странами и между разными эпохами в истории человечества. Различия эти заключаются как в размерах богатства, в его составе, так и в способе распределения имеющегося в данном обществе богатства между его чле­нами.

Едва ли теперь найдется такой народ или такое общество, которые целиком поддерживали бы свою жизнь продуктами дикой растительности. Но многие племена все еще живут исключительно или почти исключительно за счет диких животных, продуктами охоты и рыбной лов­ли. Богатство такого сообщества состоит лишь из шкур, в которые эти люди одеты, нескольких украшений, кое-какой примитивной утвари.

Первым крупным шагом на пути преодоления такого состояния явилось одомашнивание наиболее полезных жи­вотных: человечество живет уже не охотой на диких зверей, а питается молоком и его продуктами, используя также ежегодный прирост пого­ловья овец и крупного рогатого скота. Это положение не только само по себе лучше прежнего, по благоприятству­ет дальнейшему прогрессу, при нем происходит гораздо более значительное накопление богатства.

Переход от описанного выше состояния общества к земледельческому совершился отнюдь не легко (ибо ни­какие крупные перемены в образе жизни людей не про­исходят иначе, как в трудных формах, и они вообще но­сят либо болезненный характер, либо происходят очень мед­ленно), но он осуществился, так сказать, в стихийном ходе событий. Увеличение численности населения и поголовья скота со временем начало превышать способность земли обеспечивать их достаточными естественными пастбища­ми. Это, несомненно, послужило причиной первой вспаш­ки почвы.

…излишек, будь он мал или велик, обычно изымается у производителей либо правительством, кото­рому они подвластны, либо частными лицами, которые, пользуясь превосходящей силой или религиозными и тра­диционными чувствами подчинения, утвердились в каче­стве хозяев земли.

Первый из указанных способов присвоения, присвоение правительством, характерен для обширных монархических государств. …правительство блистает бо­гатством совершенно несоразмерно с общим положением страны.

По-иному дело обстояло в земледельческих обществах древней Европы, история которых нам

При новой форме, которую теперь принимает европей­ское общество, можно считать, что население каждой стра­ны состоит из двух неравных, совершенно различных наций или рас, из победителей и побежденных: к первой относятся владельцы земли, ко второй — те, кто ее возде­лывает. Этим землепашцам разрешалось пользоваться землей на условиях, которые, будучи порождены насили­ем, всегда лежали на них тяжким бременем, хотя редко доводились до абсолютного рабства. Уже на последних этапах истории Римской империи земельное рабство по­всеместно превратилось в форму крепостничества: римские «колоны» были, скорее, крепостными, а не настоящими рабами.

В тот век насилия и произвола крепостной, которому удалось накопить хоть небольшой запас, употреблял его прежде всего на то, чтобы купить себе свободу и отпра­виться в какой-либо город или укрепленное поселение, уце­левшие со времен римского владычества, или же чтобы укрыться там, даже не выкупив свободы. Освободившиеся крепостные в большинстве случаев ста­новились ремесленниками и обеспечивали себе существо­вание, обменивая продукты своего труда на излишки про­довольствия и материалов, которые земля приносила феодальным собственникам. Так возник европейский двой­ник экономического строя азиатских стран.

С этого времени экономическое развитие общества уже не прерывалось. Безопасность личности и собственности неуклонно, хотя и медленно, возрастала; ремесла посто­янно совершенствовались; грабеж перестал служить един­ственным источником накопления; феодальная Европа перерастала в торговую и мануфактурную Европу.

В мире теперь существует ряд обширных регионов, обладающих разнообразными видами богатства в таком изобилии, какое в прежние века невозможно было даже представить. эээвозвышает­ся более многочисленный, чем в самых роскошествовав­ших обществах древности, класс людей, чье занятие не яв­ляется непосредственно производительным, или людей, вовсе ничем не занятых.

Наряду со странами, образующими так называемый цивилизованный мир, при всем различии в их экономи­ческом устройстве, в тех или иных регионах планеты и поныне сохранились все те древние государства, которые мьг охарактеризовали выше. Таким образом, продолжают сохраняться все великие типы человеческого общества, вплоть до эскимо­сов и патагонцев.

Эти примечательные различия в производстве и рас­пределении богатства у разных частей человечества долж­ны, как и всякое другое явление, зависеть от определенных причин. Было бы неправильно усматривать их исключительно в степени познания законов природы и овладения трудовыми навыками и ремеслами в разные эпохи и в разных районах земли. Здесь действует также и много других причин. Сам прогресс и неравномерное распреде­ление знаний о природе частично являются следствием, а частично причиной того или иного состояния производства и распределения богатства.

В той мере, в какой экономическая организация народав зависит от состояния естественных наук, она остается предметом изучения самих естественных наук и произ­водных от них прикладных наук. Однако в той мере, в какой причины экономической организации общества кро­ются в моральных и психологических факторах, в инсти­тутах и общественных отношениях или в свойствах чело­веческой натуры, исследованием этих причин должны заниматься не естественные, а этические и социальные науки, они являются уже предметом науки, называемой «политическая экономия».

Производство богатства, извлечение из недр земного шара средств для человеческого существования и наслаждения, совершенно очевидно, не может происходить произвольно. Здесь действуют определенные условия. Из них некоторые естественные, зависящие от свойств материи и от глубины познания этих свойств человеком в той или иной стране или в ту или иную эпоху. Эти условия поли­тическая экономия не изучает, а принимает как допу­щение, основываясь на данных естественных наук или житейском опыте. Соединяя с этими фактами внешней природы другие истины, относящиеся к человеческой на­туре, политическая экономия пытается выявить вторичные, или производные законы, управляющие производством богатства, содержащие объяснение различиям богатства и бедности в настоящем и прошлом и позволяющие пред­видеть, какое увеличение богатства возможно в будущем. В отличие от законов производства, законы распреде­ления частично создаются самими людьми, поскольку спо­соб распределения богатства в каждом данном обществе зависит от принятых в нем законов и обычаев. И хотя правительства и народы полномочны решать, какие долж­ны существовать институты, они не могут произвольно определять, как этим институтам надлежит функциони­ровать. Условия, от которых зависят их власть над рас­пределением богатства, и способ воздействия на распре­деление с помощью различных кодексов поведения, какие общество может счесть целесообразным ввести, в такой же мере служат предметом научного исследования, как и любые естественные законы природы.

Законы производства и распределения и некоторые вы­текающие из них следствия составляют предмет настоящего трактата.