С момента возникновения теории речевых актов большое внимание привлекали любопытные свойства глаголов, обозначающих то или иное речевое действие. Такие глаголы получили название перформативных [см.: Остин 1986; Апресян 1986; Богданов 1983; 1985; 1990а; Романов 1984; Сусов 1980; Падучева 1985; Коул 1982; Austin 1962; Searle 1969 и др.], а перформативами (по аналогии с императивами) были названы содержащие эти глаголы высказывания.
Эксплицитному перформативному высказыванию присущи следующие характеристики [Богданов 1985: 19; 1990а: 59—61]: эквиакционалыюсть (равнозначность действию — главное свойство перформативов); неверифицируемость (неприложимость к перформативам критерия истинности/ложности,
таккак перформативное высказывание истинно в силу самого его произнесения); автореферентность (перформативное высказывание отсылает к самомусебе); автономинативность (перформативный речевой акт описывает себя); э квитемпоральность (совпадение времени перформативного глагола с моментом речи); компетентность (наличие полномочий у говорящего); определенная лексическая и грамматическая выраженность (перформативный глагол должен быть в первом лице единственного числа настоящего времени, первый актант — выражаться дейктическим элементом первого лица единственного числа и т. п.).
|
|
Перформатив, обладающий всеми перечисленными выше признаками, можно считать идеальной формой эксплицитного перформативного высказывания. Но такая форма довольно редко встречается в реальной практике языкового общения. Иногда попадаются перформативы в страдательном залоге или форме множественного (например, «монархического») числа. Некоторые перформативные высказывания теряют актант (например, первый: Thank you! Благодарю Вас! вместо / thank you! Я благодарю Вас!) или сразу оба. Если первый и второй актанты, как правило, дейктические и вполне очевидные, легко достраиваются в случае грамматически допустимого эллипсиса, то опущение третьего актанта (всей пропозиции) возможно только в условиях непосредственного присутствия данной пропозиции в контексте [Богданов
1990а: 62].
В связи с этим возникла так называемая перформативная гипотеза, согласно которой в глубинной структуре практически любого высказывания находится перформативный глагол и его актанты (определяющие тип речевого акта). Тогда единственным различием перформативных и неперформативных высказываний становится только поверхностная экспликация перформативного глагола или трансформативное зачеркивание перформативной формулы, в пользу чего ратовал Дж. Сейдок [Sadock 1974: 120; ср.: МакКоли 1981: 278—279; Коул 1982: 398-402; Богданов 1983: 32—33; 1990а: 62—64; Романов 1984: 87—88]. Против этого, и не без оснований, возразили многие ученые [ср.: Gazdar 1979; Leech 1983: 192—195; Levinson 1983: 255], особенно в отношении прямых речевых актов констативного типа и глаголов речевой и мыслительной деятельности. Однако недескриптивным высказываниям, лишенным перформативного глагола, была дана характеристика имплицитных перформативов, потому что они отвечают главному критерию перформативности — эквиакциональности: высказывания типа Хорошо! Well done! грамматически не соответствуют эксплицитному перформативу Я одобряю то, что ты сделал! I approve what you have done!, в то время как на уровне действия могут его замещать, выполняя перформативную функцию.
|
|
Не все типы высказываний могут быть выражены посредством эксплицитного перформатива: Ты у меня еще увидишь! является угрозой, но вряд ли кто-то скажет Я угрожаю тебе. Это справедливо в отношении фраз с глаголами угрожать, насмехаться, льстить, ругать, лгать, похваляться (* I menace; *I insinuate; *I lie; *I flatter; * I brag). Подобные употребления получили название иллокутивного самоубийства [Вендлер 1985], так как в случае экспликации перформативного глагола, соответствующего иллокутивному типу высказывания и коммуникативному намерению, в его семантику закладывается элемент, делающий невозможным их успешную реализацию, потому что одно из условий успешности в данных речевых актах — сокрытие говорящим своего коммуникативного намерения.