2015-01-21
543
Говоря об эстетике, я не рассчитываю, конечно, в краткой главе отобразить всю сложность и многогранность данной темы; свою задачу я вижу прежде всего в том, чтобы сделать первый шаг в этом направлении, так как до сих пор, насколько мне известно, в сатанизме эта тема не затрагивалась вообще. Поэтому мне хотелось бы обрисовать ту модель эстетического, которая наиболее полно соответствует нашим взглядам- возможно, впоследствии она будет разработана или изменена, что, конечно же, является необходимым; пока же мы выделим исключительно общие контуры и попробуем соотнести их с понятием «игры», дав при этом соответствующие пояснения.
Эстетическое мы определяем как категорию, отражающую то общее, что является принадлежностью безобразного и прекрасного. Иными словами, эстетическое- это то, что делает прекрасное собственно прекрасным, вызывает в человеке соответствующий эмоциональный отклик.
Наша модель эстетического дуалистична- это означает, что эстетическое возникает как результат объединения некоторых свойств бытия с одной стороны, и духа биологического объекта с другой; согласно Аристотелю, прекрасное есть результат соотнесения свойств жизни с человеком как мерой красоты. Соответственно, мы вводим такие понятия, как «бытийная составляющая эстетического» и «субъективная составляющая эстетического», и пробуем подробно их рассмотреть.
Личностная граница, объединяющая группу ИЕТ, представляет собой ничто иное, как оформляющее начало, в то время как сама группа может рассматриваться в качестве формы. Данная форма, в свою очередь, есть структурированная часть абсолютной Тьмы; именно она и несёт в себе те свойства, которые выступают в качестве составной части эстетического: «Красота — это бесконечность, выраженная в законченной форме.» (Шеллинг) Выражение Шеллинга отлично передаёт общий принцип- абсолютная Тьма, Хаос, выступающий в качестве «бесконечности», в оформленности приобретает некоторую совокупность специфических свойств, представляющих собой бытийную составляющую эстетического; однако следует учитывать, что форма, группа ИЕТ отнюдь не мыслится нами в качестве законченной, а напротив- в качестве бесконечно развивающейся и изменчивой.
Каковы же те специфические свойства формы, которые имеют для нас значение в данном случае? Этих свойств три- качество, уровень и структура.
Под качеством мы понимаем неповторимость каждой отдельно взятой группы ИЕТ. Мы уже говорили о том, что поскольку абсолют по определению бесконечен, бесконечным будет и число его качеств, каждое из которых в большей или же меньшей степени отличается ото всех других. Соответственно, это придаёт неповторимость каждой оформленной группе ИЕТ; как следствие, полностью тождественные формы невозможны. От того, какие именно качества оформляются личностной границей, и зависит итоговая бытийная составляющая эстетического.
Под уровнем мы понимаем степень развития группы ИЕТ, то есть степень охвата абсолютной Тьмы конкретной оформленностью. По существу, речь идёт о количестве вышеупомянутых качеств- чем больше это количество, тем более высокоразвитой, более совершенной может быть названа конкретная группа ИЕТ. Отсюда мы выводим промежуточную формулу «наиболее прекрасно- наиболее совершенное»
Наконец, под структурой мы понимаем всю совокупность внутренних связей тех качеств, которые составляют группу ИЕТ; или, иначе, внутреннее устройство формы. Это внутреннее устройство также определяет бытийную составляющую эстетического.
Итак, качество, уровень и структура являются специфическими свойствами формы; в то время как совокупность их образует бытийную составляющую. Однако в чувственно постигаемом плане речь идёт не о самой форме, то есть группе ИЕТ, а всего лишь о том или ином проявлении данной формы. Поэтому бытийная составляющая также воспринимается не сама по себе, а в качестве проявления. Вместе с тем не стоит воспринимать бытийную составляющую эстетического в качестве некоей отдельной сущности- она есть производная сущности, а потому применительно к чувственному восприятию более корректно говорить о «проявлении производной».
Поясню это на простом примере. Представим себе, что мы наблюдаем в кривом зеркале отражение некоего предмета. Предмет обладает размером, цветом и формой, что в совокупности и даёт некоторое представление о его эстетической ценности. Однако мы наблюдаем не сам предмет, а только его искажённый нашим восприятием образ- или, пользуясь нашей терминологией, проявление. Разумеется, мы не можем сказать ничего конкретного ни о структуре, ни об уровне, ни о качествах- хотя бы в силу того, что исходная единица Тьмы (ИЕТ) принципиально недоступна познанию.
Теперь перейдём к субъективной составляющей эстетического. Под субъективной составляющей мы понимаем прежде всего «дух», то есть, в узком смысле, совокупность жизненности, эмоций, желаний и собственно сознания. Здесь следует отметить, что дух сам по себе- не сущность, а проявление; поэтому фактически, говоря об эстетическом, мы говорим о единении проявлений. В зависимости от конкретных свойств духа бытийная составляющая может быть воспринята самым различным образом- даже в том случае, если она является ярко выраженной, далеко не обязательно человеческий дух адекватно её воспримет.
Чувственно-познаваемый мир- это мир не сущностей, а мир проявлений; мерой прекрасного, соответственно, выступает одухотворённый биологический объект, дающий эстетическую оценку воспринимаемому им проявлению бытийной составляющей эстетического.
Таким образом, мы дали здесь самое общее представление об эстетическом- в соотношении с принятой нами онтологической моделью. В дальнейшем данное представление может служить базой для более подробных и углублённых исследований этого вопроса, а равно- эталоном, применимым и в практике.
Если очень сильно упростить всё вышесказанное, можно вывести конечную формулу, которая будет звучать следующим образом: «прекрасно то, что несёт в себе адекватно воспринимаемый человеком и оформленный на высоком уровне Хаос». «Возвышенный человек, видя возвышенное, становится свободным, уверенным, широким, спокойным, радостным, но совершенно прекрасное потрясает его своим видом и сшибает с ног: перед ним он отрицает самого себя». (Ницше)
На этом мы закончим наше краткое описание модели эстетического, и перейдём к подробному рассмотрению такого понятия, как «Игра».
Эстетика и игра связаны между собой очень тесно- фактически, игра представляет собой ничто иное, как оду из форм эстетического выражения. Как и искусство, игра- это вид непродуктивной деятельности, основное назначение которой состоит в том, чтобы доставлять удовольствие. При этом в том и другом случае удовольствие связано не только с конечным результатом деятельности, но и с самим процессом. Игра- это своего рода творческий процесс, и хотя этот процесс подчинён строго определённым правилам, он всегда свободен, и в нём отсутствует принуждение. Игра по принуждению перестаёт быть игрой, превращаясь в работу или скучную необходимость. Именно поэтому игра- наилучшее поле для практического применения принципа «Делай, что хочешь», и элементы игры следует, безусловно, использовать в ритуальной практике.
Ритуал, взятый сам по себе- это процесс, основное назначение которого состоит в изменении как отдельно взятой группы ИЕТ, так и всех этих групп в совокупности. Поэтому можно говорить о том, что все процессы изменения, то есть все без исключения бытийные процессы, представляют собой ничто иное, как ритуал, то есть определённую последовательность изменений в соответствии с существующими законами. Однако, поскольку предметом познания является не группа ИЕТ как таковая, а только проявления этих групп, то есть чувственно-постигаемый мир, понятие ритуала приобретает несколько иное значение.
Так, наше воздействие на группы ИЕТ может быть названо опосредованным- общее проявление, определяемое как «личность» в общепринятом смысле этого слова, воздействует опять же на проявления, в том числе и на саму себя; и только в результате данных воздействий группа ИЕТ может быть так или иначе изменена. Поэтому не имеет принципиального значения, каким именно образом личностное проявление окажет это воздействие; проще говоря, форма «обычного» ритуала не важна сама по себе, и представляет своего рода игру. Здесь важно чётко понимать различие между «бытийным» и «обычным» ритуалами. Бытийный ритуал- это определённая, строгая последовательность действий на уровне сущностей, групп ИЕТ; в то время как обычный ритуал есть определённая последовательность действий на уровне чувственно воспринимаемых проявлений.
Обычный ритуал- это ни в коем случае не «работа», необходимая для того, чтобы достичь определённого результата- в данном случае, изменения и развития групп ИЕТ, поскольку это изменение не наблюдается непосредственно; то есть это деятельность без видимого практически полезного результата. «Работа - это то, что человек обязан делать, а Игра - это то, чего он делать не обязан. Поэтому делать искусственные цветы или носить воду в решете есть работа, а сбивать кегли или восходить на Монблан – забава». (Твен) Так, игра может способствовать развитию, но само развитие отнюдь не является целью игры; она ценна сама по себе- игра не является физически или же морально вынужденной, без неё можно легко обойтись. Мы вступаем в игру тогда, когда у нас возникает соответствующее желание; в процессе игры мы моделируем соответствующую игровую реальность, в которой действуют те законы, которые могут быть нами же установлены. Сатанинская ритуальная практика- это добровольное создание такого рода реальности, то есть не более чем игра, обладающая, тем не менее, глубоким внутренним содержанием. Тем не менее, когда игра по-настоящему нас захватывает, к ней начинают относиться всерьёз; и иногда игра, как «условная реальность», подменяет собой действительность. В этом случае ритуал перестаёт быть игрой, и превращается в необходимость, формируя такую последовательность действий, которая, будучи сама порождением человека, постепенно абстрагируется от его личности и начинает им управлять. Правила, которые мы создаём сами, выступают при данной схеме в качестве неких всеобщих законов, которым надо следовать вне зависимости от реальной необходимости.
Мне неоднократно приходилось выслушивать вопросы, касающиеся ритуальной практики и звучащие примерно следующим образом: «Сколько свечей должно быть на алтаре?» или «Можно ли мыть ритуальную чашу после её использования?» Ответить на эти вопросы можно очень просто- на алтаре должно быть ровно столько свечей, сколько человек, занимающийся ритуальной практикой, считает необходимым для своей личной игры. Дело не в форме и не в правилах- дело в самом процессе, который призван доставлять удовольствие и давать удовлетворение. В «условно-игровой реальности», которая создаётся нами, действуют исключительно наши правила- однажды приняв их, мы должны их придерживаться; однако это не означает, что при необходимости правила не могут быть нами изменены.
Важно не то, какова ритуальная игра и каковы её правила- важно то, насколько она нам нравится, и какое действие оказывает на нашу личность. Человек в любом случае участвует в бытийном ритуале на уровне взаимодействия и изменения групп ИЕТ, и это ни в коей мере не зависит от того, практикует ли он обычные ритуалы или же нет. Однако воздействие, оказываемое ритуальной игрой на личность, неоценимо- изменяя своё личностное проявление, мы опосредованно изменяем сущность бытия. Личностная группа ИЕТ и её проявление- единое целое; поэтому воздействие на проявление оказывает воздействие и на формирующую его группу ИЕТ.
Стоит отметить, что в силу многих причин исторического, культурного и психологического характера сатанинская эстетика и игра обладают определённой спецификой. В этом плане можно говорить о вполне сложившейся «эстетической традиции», то есть о формировании некоторых критериев, которым должно соответствовать зарождающееся сатанинское искусство. Иными словами, в процессе творчества человек с мировоззрением, близким к нашему, использует некоторый набор стереотипных образов- это касается в том числе и ритуальной практики, поскольку подлинная ритуальная практика представляет собой ничто иное, как творческий процесс. Мотивы, связанные с Тьмой, образом Сатаны, свободой, силой и т.д. звучат в сатанинском творчестве постоянно. Эти же мотивы перенесены и в ритуальную практику. Так, не имеют значения ни время, ни место проведения ритуала, как не имеет значения и его конкретная форма- но эстетика и игра обуславливают и место, и время, и форму.
Соответственно, всё это вызывает определённый эмоциональный отклик, доставляет удовольствие- это и есть то ценное, что несёт в себе ритуал. Однако, поскольку эстетическое содержит в себе субъективную составляющую, ритуал, доставляющий удовольствие одному, может не доставлять его другому. Это прежде всего означает, что мы ни в коем случае не можем говорить о единых, общих для всех правилах ритуальной игры; однако в то же время следует учитывать, что по своей структуре и воздействию все игры похожи друг на друга, и потому некоторые общие моменты могут быть выделены.
Как я уже говорил, игра создаёт соответствующую реальность; другое дело- какую именно реальность она создаёт. Иными словами, хотя игра и внешне непродуктивна, нельзя утверждать, что она непродуктивна вообще- игра во многом формирует личность человека, и это, естественно, отражается на его образе действий, то есть изменяет реальность. Другое дело, что важно отдавать себе отчёт в том, что есть игра, а что есть действительность- во время ритуала допустимы и определённые правила, и соответствующие действия, и уверенность в том, что данные действия результативны. Принятие реальности игры происходит каждый раз, когда игра нас искренне увлекает- однако игра и собственно реальность отличны, и смешивать их не стоит; во всяком случае, до тех пор, пока мы не осознаем понятие «игры богов». Попробую пояснить это на простом примере.
Участвуя в ритуалах, мы приобщаемся к общебытийной последовательности действий; осознавая это, мы получаем удовлетворение. Духовное проявление человека стремится компенсировать недостаток внешних воздействий через воображение- и это формирует реальность иного рода, то есть реальность субъективную, являющуюся таковой для того, кто совершает ритуал.
Представим себе девушку, которой после совершения ритуала явился Сатана. Согласно правилам принятой этой девушкой ритуальной игры, Сатана действительно должен явиться после совершения соответствующих ритуальных действий. Однако это- не объективная реальность, а реальность принятого девушкой «игрового пространства»; соответственно, мы не можем обвинить её во лжи или отсутствии логики- действительно, в игре пешка, дошедшая до последней клетки, становится ферзём, потому что таковы правила. Если же мы отменим эти правила, то пешка останется пешкой- каковой она в действительности и является.
Другое дело, если правила ритуальной игры распространяются на объективную реальность- в этом случае наша девушка не сможет осознать, что за пределами ритуальной комнаты её правила недейственны. Соответственно, она пытается распространить эти правила на объективную действительность; но поскольку действительность существует согласно правилам бытийного ритуала, возникает несоответствие. При таких условиях и появляются основания для фанатизма, то есть абсолютной убеждённости в объективной действенности своей личной игровой реальности.
Здесь мы подходим к понятию «игровой веры»- дадим определение, поскольку относительно данного вопроса постоянно возникает непонимание. Игровая вера- это вера в действенность принятых правил ритуальной игры при осознании того, что данные правила не распространяются на объективную действительность.
Когда мы рассуждаем о «вере в бога» в общепринятом, белосветном понимании, мы подразумеваем, что объект нашей веры действительно существует и, формируя наше мировоззрение, оказывает некоторое влияние на бытие. С другой стороны, говоря об игровой вере, мы подразумеваем существование объекта веры внутри нашего игрового ритуального пространства; иными словами, ритуал действенен лишь в той степени, в какой он соответствует принятым нами правилам. Это означает, что состояние веры применительно к ритуалу отнюдь не является константой- вера в действенность ритуала эпизодична и возникает тогда, когда мы добровольно принимаем правила ритуальной игры.
Поэтому девушка, о которой мы говорили, совершенно права в том, что результатом процесса проведения определённых ритуальных действий является появление Сатаны- вера в реальность определённого момента игры необходима для того, чтобы её игра вообще состоялась.
Соответственно, эта девушка оформит свою игровую реальность согласно своим эстетическим представлениям- в той форме, который продиктован сложившимися стереотипами. Здесь важно отметить, что я не употребляю слово «стереотип» в негативном смысле- психика человека вообще стереотипична и подчинена определённым законам. Игровая вера, таким образом- отражение человеческой психики; наличие её неизбежно даже в том случае, если человек отрицает веру как таковую. Что, однако, отнюдь не отменяет необходимости ясного осознания отличия бытийного ритуала от игрового; то есть объективной реальности от реальности игровой.
Как я уже говорил, ритуал обладает эстетической составляющей; задача эстетики в данном случае- генерация определённого эмоционального отклика. Игровые правила, принимаемые нами в ритуальной комнате, допускают как любую картину мира, так и любую практику. Однако игровой ритуал может быть распространён и даже неизбежно распространяется также на область этики, выступающей в качестве одного из регуляторов социальных отношений. Общественные отношения- это тоже своего рода ритуал, то есть, согласно определению, стереотипная последовательность действий, выполняемая в определенных обстоятельствах. Отношения в обществе включают в себя множество ритуалов- мы выполняем определённую последовательность действий при встрече с другом, во время ухаживания за женщиной, во время еды в общественном месте и т.п. В данном случае человек также редко задумывается о том, что данные ритуалы- не более чем игра по принятым правилам «игровой вселенной социума»; и, как и в случае с девушкой, верящей в действенность ритуала вызова Сатаны- ничто иное как игровой самообман. Опять же, я не употребляю здесь слово «самообман» в негативном смысле- плох тот игрок, который не увлечён искренне и глубоко игровой реальностью. Но всегда, при любых условиях участнику игры следует понимать, что его действия представляют собой не более чем игру; что правила игры- неабсолютны; что в любой момент времени он может прекратить игру, коль скоро её правила перестают его устраивать.
К сожалению, так бывает далеко не всегда- чаще всего социальная игра перестаёт быть таковой, приобретает абсолютное ценностное значение и делается своего рода «работой». Соответственно, человек чувствует себя неспособным изменить правила- точно так же, как священник не может изменить слова литургии; иными словами, ритуальное игровое пространство, в котором вино превращается в кровь Иисуса или Сатана является после прочтения чёрномагической тарабарщины, совмещается в сознании человека с пространством объективной реальности.
Между тем любые правила устанавливаются нами, и могут быть изменены нами же в любой момент времени- при условии, что кто-либо ещё, кроме нас, согласиться по ним играть; сказанное, конечно же, относится прежде всего к общественным отношениям. Так, принятая неким обществом конкретная моральная схема представляет собой ничто иное, как свод определённых правил, формирующих определённые ритуальные отношения. Соответственно, сатанист осознанно участвует в этой игре и по этим правилам- оставляя, между тем, за собой возможность отмены данных правил. Игра имеет смысл только тога, когда она доставляет удовольствие, которое можно определить как «пользу». В этом плане бессмысленны рассуждения насчёт «нужности» и «ненужности» игры- игра самодостаточна, и она может быть отменена лишь тогда, когда перестаёт нас удовлетворять. В этом случае мы начинаем игру иного типа и по другим правилам; мы начинаем игру, характеризуемую как «социальная революция», которая на самом деле является не «революцией» в полном смысле этого слова, а выражением всё той же человеческой природы, которой свойственна приверженность ритуалу- изменяются только правила, но отнюдь не сам принцип социальной игры.
До сих пор не было создано ни одного общества, стоящего вне этики- а следовательно, и вне игры; тем более важное значение приобретают эстетические принципы, согласующиеся с проводимой игрой. Эстетика, рассматривающая те или иные проявления отношения человека к бытию, неизбежно представляет собой систему соответствующих ценностей, то есть абстрактных величин, порождённых нашим сознанием. Здесь стоит отметить, что далеко не всегда восприятие эстетического сообразуется с тем или иным предметом чувственно постигаемого мира- мы можем говорить о «прекрасном поступке» или же о «красивой смерти», распространяя понятие эстетического на область этических оценок. Поэтому следование определённым этическим нормам- это своего рода «эстетическая игра», в которой мы далеко не всегда хотим участвовать, но которая в любом случае вызывает некоторый эмоциональный отклик.
Данный эмоциональный отклик- важнейшая составная часть условий распространения и существования любой религии; образ действий, соответствующий в принятой этической схеме, воспринимается как носитель эстетического. Однако подобное восприятие- не более чем субъективная составляющая эстетического; в своём роде оно «нарушает дуальность», то есть концентрируется на себе самом, и не может отражать эстетическое «само по себе». Красота картины, изображающей «Мадонну с младенцем», и красота действий паучихи, пожирающей самца после спаривания равноценны в том смысле, что в основе этих чувственно воспринимаемых проявлений лежит один и тот же подтекст. Соответственно, сатанинская эстетика служит некоторым обращением к первичным символам, при помощи которых мы проецируем свою природу на природу миропорядка. Но данная проекция- это не более чем игра; мы действуем согласно принятой нами системе оценок, которая в принципе может быть любой, являясь частью субъективной составляющей эстетического.
Тем не менее, сама система оценок формируется в нашем сознании под воздействием именно бытийного ритуала- наше сознание отражает мир, пусть и заведомо неадекватно. Это означает, что все оценки схожи в общих чертах- поэтому то, что считалось «прекрасным» тысячи лет назад, в другом обществе и при других условиях, может быть также воспринято нами как «прекрасное»; то же касается и поступков, определяемых социумом- существуя в социальной среде, мы иногда без труда можем понять как мотивы, так и красоту действий древних мифологических героев.
Определяя эстетическое как результат объединения некоторых свойств бытия с одной стороны, и духа биологического объекта с другой, мы одновременно признаём объективную реальность и действенность свойств бытия наравне с индивидуальными особенностями восприятия личности. Именно эти особенности восприятия, наряду с осознанной необходимостью, и порождают те или иные правила ритуальных игр- психологических, религиозных, экономических и социальных.
Я не знаю, насколько удачно мне в этой главе удалось выразить свою мысль- но тем не менее, я считаю, что эта глава была просто необходима, потому что до сих пор данный вопрос сатанизмом полностью игнорировался. Между затронутая мною тема имеет важнейшее значение для развития нашей философии- и потому я, попытавшись на нескольких страницах вкратце осветить вопросы, заведомо нуждающиеся в более подробном изложении, надеялся сделать хотя бы первый небольшой шаг в этом направлении.
