Художественный и публицистический стили

I. В текстах этих стилей широко используются языковые переносы, причем, в отличие от научного стиля, контекст поддерживает образный смысл, делает более ощутимым то, что в языке, возможно, начало уже стираться. Самым употребительным способом такого поддерживания выразительности является семный повтор. Приведем небольшой отрывок из иронической миниатюры И. Бунина «В летний вечер»:

«Дождь перестал. Зелень засверкала, яркая, молодая, обновленная. Весело защебетали птицы. Ласточки, упиваясь безотчетною радостью, тонули в чистом воздухе. И солнце догорало тихо и безмятежно. Наступила заря, вся напоенная свежестью и благоуханьем. Да, уже давно не было такого заката! Как хорош был зеркальный затон у подножия старого живописного парка! Как привольно было вершинам столетних пирамидальных тополей в прозрачном весеннем воздухе!»

Выделенное прилагательное зеркальный имеет в тексте значение, зафиксированное в словаре: «2. перен. Обладающий блестящей, гладкой поверхностью» (СлРЯ). Поскольку характеризуется вода, мы понимаем, что речь идет о ее спокойной и блестящей поверхности. Вот эти два смысла – «спокойный» и «блестящий, отражающий» – и передаются в значениях окружающих слов: тихо, безмятежно, напоенный, прозрачный, засверкала, яркая, обновленная.

Далее поведение героев миниатюры описано так: «Жаба сидела на корявом водяном пне, на корнях затонувшей ракиты. Вся она отражалась в зеркальной воде, видела в ней и розовые тоны заката, и синеву глубины отраженных небес – чистый, ясный лик природы»; «Водяная лилия наклонила свою нежную головку, отражаясь в воде». Как видим, повторяется тот же мотив зеркальности, отражения, ясности.

Другой способ подчеркнуть, оживить языковой перенос – это включение его в развернутую метафору, сравнение. Приведем с некоторыми сокращениями отрывок из повести Д. Гранина «Эта странная жизнь»:

«Вникая в Систему Любищева, автор увидел Время словно через лупу. Минута приблизилась; она текла не монотонным, безразличным ко всему потоком – она отзывалась на внимание, растягивалась, как будто перед глазами автора проявилось течение мысли, время стало осмысленным. Если сравнить время с потоком, как это принято было еще у древних греков, то Любищев в этом потоке – гидростанция, гидроагрегат. Где-то в глубине крутится турбина, стараясь захватить лопастями поток, идущий через нас».

Глагол течь употреблен в значении «3. перен. Идти, проходить, протекать (о времени, состоянии)» (СО). Однако развернутое сравнение поддерживает в сознании читателя исходное значение «литься, струиться» и делает перенос ярким и выразительным.

В публицистической речи сегодня широко используются развернутые метафоры при освещении проблем политики и экономики. Эти области изображаются в свете тем «война», «болезнь», «дом», «спорт» и др. Ср. рассуждение Вячеслава Костикова о либералах после выборов в Государственную Думу 2004 года: «Очнувшись от «политического запоя», либералы с удивлением обнаружили, что у них нет ни избирателей, ни политического ресурса. Но принять поражение… они не смогли. Слишком пьянящим был мед кратковременной власти, слишком сладким был елей, расточаемый в их адрес либеральными СМИ, слишком веселой и бесшабашной была «политтусовка»… Не получилось бы так, что вместо кислых, но привычных «яблок» и давно районированных коммунистических «вьюнков» в кремлевских садах зацветут колючие национал-патриотические репейники» (Аргументы и факты. 2004. № 34).

II. Художественные и публицистические тексты часто используют индивидуально-авторские переносы, одиночные и развернутые. От употребления в научных текстах такие переносы отличаются тем, что являются частью словесной образной системы произведения и связаны с авторской концепцией, что, отметим, касается и языковых переносов.

Рассмотрим это кардинальное качество образности художественных и публицистических текстов на трех примерах.

В иронической миниатюре И. Бунина спокойствие и красота пруда, а через них спокойствие и красота вечера подчеркиваются отнюдь не случайно: именно в такой вечер герои повествования гадюка, жаба, улитка, уж и ворона вдруг разнежились и почувствовали себя возвышенными, утонченными натурами. Проницательный скептик жук говорит им: «Так, так... Все вы прекрасно себя чувствуете и думаете, друзья мои, что нет лучше вас на свете... А знаете что? Не приходит ли вам в голову, что хороши-то не вы, а вечер? В этом, знаете ли, большая запятая!» В тексте возникает оценочный контраст, и рассмотренные языковые средства в нем участвуют.

Развернутое сравнение из повести Д. Гранина используется для формулировки главной мысли, входит в цепочку ключевых слов, ведь герой повествования тем и интересен, что развил в себе способность как бы ощущать ход, течение времени.

Роль индивидуально-авторского переноса покажем на примере рассказа А. Платонова «Песчаная учительница». В заголовок вынесено ключевое сочетание текста, прилагательное песчаная употреблено в нем метонимически, общий его смысл можно сформулировать так: «имеющая отношение к песку». В прямых значениях слов, составивших заголовок, общих сем нет, заголовок выглядит необычным и неясным. Лишь по мере чтения он расшифровывается и наполняется все новыми смыслами: «учительница, живущая в песчаной пустыне», «учительница, преобразующая песчаную пустыню», «учительница, помогающая крестьянам жить в песчаной пустыне», «учительница, готовая всю свою жизнь посвятить людям, живущим в песчаной пустыне». Таким образом, весь сюжет, все действия героини фокусируются в заголовке.

III. Многозначность используется в художественном или публицистическом тексте для создания игры слов, намеренной двусмысленности высказывания. Содержательная роль приема различна.

1. Прежде всего игра слов используется в каламбуре, с установкой на комический эффект – на обнаружение и отрицание какого-то негативного момента. Техника построения каламбура двоякая. Первый способ заключается в том, что слово дважды употребляется в разных значениях, причем так или иначе эти употребления связываются в памяти читателя и оттеняют друг друга. Например, в следующем фрагменте из «Двенадцати стульев» связь возникает потому, что один герой повторяет слова другого героя:

«Клавдия Ивановна продолжала: – Я видела покойную Мари с распущенными волосами и в золотом кушаке. <...> Владельцев «Нимфы» было трое. Они враз поклонились Ипполиту Матвеевичу и хором осведомились о здоровье тещи. «Здорова, здорова, – ответил Ипполит Матвеевич, – что ей делается? Сегодня золотую девушку видела, распущенную. Такое ей было видение во сне». Три «нимфа» переглянулись и громко вздохнул и».

Определение распущенный употреблено дважды, причем если в первом случае мы безоговорочно понимаем его как «освобожденный от чего-то связывающего, ослабленный», то во втором случае мы вольны толковать его и как «безнравственный», потому что чувствуем, что герою очень хочется хоть как-то обругать свою тещу, а нам, читателям, очень хочется, чтобы герой раскрылся в своих отрицательных качествах и стал смешным. Таким образом, установка на смешное есть – и перед нами каламбур.

Второй прием построения каламбура – это употребление многозначного слова один раз, но так, что за счет смыслового согласования с разными словами текста активизируются два его значения. Вот каламбур из книги Э. Кроткого «Отрывки из ненаписанного»: «Дети – цветы жизни. Не давай, однако, им распускаться». В соседстве со словом цветы глагол распускаться реализует значение «раскрыться», а смысловая связь со словом дети заставляет его актуализировать и другое значение: «3. перен. Стать недисциплинированным, избаловаться» (СО). Очевидна установка на комическое: в поэтическом штампе сатирик обнаруживает возможность неожиданного и резко отрицательного результата и предостерегает нас от него.

2. Если установки на комическое нет, то игра слов воспринимается как остроумное выражение мысли, особый «блеск» высказывания. Приведем отрывок из серенады Дон-Жуана (пьеса А. К. Толстого «Дон-Жуан»):

От Севильи до Гренады,

В тихом сумраке ночей,

Раздаются серенады,

Раздается стук мечей,

Много крови, много песней

Для прелестных льется дам, –

Я же той, кто всех прелестней,

Песнь и кровь мою отдам!

Выделенный глагол употреблен сразу в двух значениях: «течь, струиться» и «раздаваться, разноситься», однако комического эффекта не возникает, поскольку не обнаруживается никаких недостатков, которые надо обличить с помощью смеха.

Такая игра слов нередка в современной рекламе. Например, типография «Печатное поле» (игра значений слова поле есть и в названии фирмы) издает рекламу со слоганом «Внеси оживление в свою работу». При этом на листе размещены карточки с изображениями животных и названиями продукции фирмы (бланки, буклеты, каталоги, визитки, конверты). При взаимодействии с изображениями животных в слове оживление «усиленное движение, оживленность» (СО) происходит актуализация другого значения – «наполнение жизнью, жизненной силой».

3. Игра значений иногда используется автором для выражения глубокого художественного смысла. В романе Ф. М. Достоевского «Идиот» повествователь рассуждает о князе Мышкине:

«Казалось бы, разговор князя был самый простой; но чем он был проще, тем и становился в настоящем случае нелепее, и опытный камердинер не мог не почувствовать что-то, что совершенно прилично человеку с человеком и совершенно неприлично гостю с человеком. А так как люди гораздо умнее, чем обыкновенно думают про них господа, то и камердинеру зашло в голову, что тут два дела: или князь так какой-нибудь потаскун и непременно пришел на бедность просить, или князь просто дурачок и амбиции не имеет, потому что умный князь и с амбицией не стал бы в передней сидеть и с лакеем про свои дела говорить, а стало быть, и в том и в другом случае, не пришлось бы за него отвечать?»

В тексте сталкиваются два значения слова человек: «мыслящее существо» и «слуга, лакей». Игра значений выражает глубокий смысл: князь Мышкин во всех своих ближних видит человека, существо равное себе. Это одна из самых замечательных черт главного героя романа.

Еще сложнее другой случай игры слов в том же произведении. Описывается первый визит князя Мышкина к Епанчиным:

«– Чужое меня убивало. Совершенно пробудился я от этого мрака, помню я, вечером, в Базеле, при въезде в Швейцарию, и меня разбудил крик осла на городском рынке. Осел ужасно поразил меня и необыкновенно почему-то мне понравился, а с тем вместе вдруг в моей голове как бы все прояснело.

– Осел? Это странно, – заметила генеральша. – А впрочем, ничего нет странного, иная из нас в осла еще влюбится, – заметила она, гневливо посмотрев на смеявшихся девиц. – Это еще в мифологии было. Продолжайтe, князь.

– С тех пор я ужасно люблю ослов. Это даже какая-то во мне симпатия. Я стал о них расспрашивать, потому что прежде их не видывал, и тотчас же сам убедился, что это преполезнейшее животное, рабочее, сильное, терпеливое, дешевое, переносливое; и чрез этого осла мне вдруг вся Швейцария стала нравиться, так что совершенно прошла прежняя грусть.

– Все это очень странно, но об осле можно и пропустить; перейдемте на другую тему. Чего ты все смеешься, Аглая? И ты, Аделаида? Князь прекрасно рассказал об осле. Он сам его видел, а ты что видела? Ты не была за границей?

– Я осла видела, maman, – сказала Аделаида.

– А я и слышала, – подхватила Аглая. Все три опять засмеялись. Князь засмеялся вместе с ними.

– Это очень дурно с вашей стороны, – заметила генеральша, – вы их извините, князь, а они добрые. Я с ними вечно бранюсь, но я их люблю. Они ветрены, легкомысленны, сумасшедшие.

– Почему же? – смеялся князь, – и я бы не упустил на их месте случай. А я все-таки стою за осла: осел добрый и полезный человек.

– А вы добрый, князь? Я из любопытства спрашиваю, – спросила генеральша.

Все опять засмеялись.

– Опять этот проклятый осел подвернулся; я о нем и не думала! – вскрикнула генеральша. – Поверьте мне, пожалуйста, князь, я без всякого...

– Намека? О, верю, без сомнения!

И князь смеялся не переставая».

Разговор, как видим, все время соскальзывает со значения осел «животное» на значение осел «глупый человек». Это происходит то нечаянно, то откровенно нарочито. Зачем это понадобилось художнику? Известно, что человека характеризует поступок. Героя романа надо было поставить в такую ситуацию, чтобы он прошел некую проверку на искренность или фальшь. Словно по лезвию ножа идет он в этом разговоре. Достаточно ему заподозрить собеседников в желании оскорбить его, князя, достаточно обидеться, испугаться за свою репутацию, достаточно хоть немного покривить душой, самому попытаться обойти разговор об осле – и читатель поймет, что перед ним обыкновенный мелкий человек. Однако герой ничего подобного не совершает: он думает только о своем рассказе, о том, чтобы правдиво передать свои давние переживания. Он не обойдет осла, если там, в Швейцарии, он этого осла видел. Он не будет, еще не зная людей, сразу подозревать их в душевной грубости. Наконец, он умеет посмеяться над собой. Вот какие качества раскрывает в герое этот разговор об осле. В глубины характера ведет словесная игра. Поэтому с полным удовлетворением мы воспринимаем окончательный приговор в данном эпизоде: «Да и об осле было умно, – заметила Александра».

4. Тропы могут участвовать в создании национального колорита изложения. В повести Ю. Шесталова «Синий ветер каслания» так описывается костер:

«Нa обугленной перекладине висит котел чернее темной ночи. Его кусают красные лисицы. Котел шипит, дымится паром... Ноздри щекочет запах свежего оленьего мяса. Вокруг костра сидят оленеводы. Они смотрят на пляску красных лисиц, греются их теплом и слушают шипенье костра. В эту музыку осторожно вплетают свои мысли».

Литература

Харченко В. К. Переносные значения слова. Воронеж, 1989.

§ 4. Омонимия

Омонимия – это еще одно проявление закона асимметрии языкового знака. Как и многозначность, омонимия заключается в единстве плана выражения двух и более единиц и в различии плана содержания. Но она глубоко отлична от многозначности: если носители языка осознают семную связь значений многозначного слова, то они совсем не ощущают связи между значениями двух омонимичных слов. Омонимы – одинаково звучащие слова, значения которых либо никогда не были связаны общими семами, либо утратили эту связь в процессе развития языка. Словарь дает омонимы в самостоятельных статьях и нумерует не значения внутри статьи, а сами статьи с помощью индексов у заглавных слов:

Колоть ¹. Раздроблять, рассекая, делить на куски (СО).

Колоть ². 1. Касаться чем-нибудь острым, причиняя боль. 2. Убивать чем-нибудь острым. 3. перен. Язвительно задевать, упрекать (разг.) (СО).

Словарь, однако, отражает далеко не все омонимы. Почему это происходит, мы поймем, когда выясним, какие типы омонимов существуют в языке.

Две классификации омонимов. Поскольку изменяемое слово представляет собой совокупность грамматических форм, можно предположить, что не обязательно все формы обоих слов совпадут по звучанию. Есть в языке и неизменяемые слова, у которых одна грамматическая форма. Учитывая это многообразие, мы можем классифицировать омонимы прежде всего по степени совпадения звучания их грамматических форм.

Выделяются омонимы полные и неполные. К полным омонимам относятся прежде всего одинаково звучащие неизменяемые слова: но «противительный союз», но «междометие, понукание лошадей»; никак «нареч. Никаким образом» (СО), никак «вводн., слово. Кажется, как будто» (СО). Они немногочисленны в нашем языке. Гораздо больше полных омонимов среди изменяемых слов, например: массировать «делать массаж», массировать «сосредоточивать в одно место (войска, артиллерийский огонь)» (СО); дождевик «гриб», дождевик «плащ».

Неполные омонимы также делятся на две группы. К первой относятся слова одной части речи, у которых совпадают по звучанию части их грам-матических парадигм, одноименные формы. Например, у слов точка «действие точить, отраженное в языке как предмет» и точка «след от острия» совпадают по звучанию формы единственного числа. Во множественном числе совпадения нет по той причине, что у первого слова как абстрактного существительного нет форм этого числа. Существительные образ «икона» и образ «представление» имеют совпадающие по звучанию формы единственного числа, а во множественном первое звучит как образа́, образо́в, второе – как о́бразы, о́бразов.

Вторая группа неполных омонимов представляет собой случайное совпадение звучания одноименных или неодноименных форм: нагоняй – существительное, нагоняй – глагол в повелительном наклонении, плод и плот в именительном падеже единственного числа, но уже в родительном (плода, плота) сходство исчезает. Сравним также существительное туша, у которого именительный единственного омонимичен родительному единственного слова туш, а отдельные формы других падежей звучат так же, как формы существительного тушь.

Такова первая классификация омонимов. Вторую осуществим по их изображению на письме. Напомним еще раз, что звучат омонимы одинаково, а вот на письме, как видно из уже приведенного материала, они могут совпадать и не совпадать: образ и образ, туш и тушь. Первая пара – омо-графичные омонимы, вторая – неомографичные омонимы.

Источники омонимов. Живой язык постоянно пополняется омонимами как за счет внешних, так и за счет внутренних источников. Внешние источники – это заимствования, в результате которых появляются одинаково звучащие слова: тик «подергивание мышц» – фр. tic; тик «ткань» – голл. tijk, англ. tick; тик «дерево» – англ. teak.

Внутренние источники – это фонетические и словообразовательные процессы, приводящие к появлению одинаковых звуковых комплексов, а также процессы семантические, в результате которых у двух значений одного слова утрачивается связующее их смысловое звено и слово распадается на два омонима. Например, формы нарой – глагол в повелительном наклонении и норой – существительное в творительном падеже звучат одинаково только в условиях акающего произношения, если человек окает, этих омоформ в его речи нет. Омонимы замотать «начать мотать» и замотать «навить что-то вокруг чего-то» отражают омонимичные значения приставки за -. Омонимы плавить «сплавлять по воде» и плавить «делать жидким» в прошлом были одним словом, которое означало «заставлять что-либо плыть»[2].

Различение омонимов в речи. Поскольку омонимы относятся чаще всего к разным тематическим группам, то сам тематический набор слов в тексте подсказывает значение омонима. Например, если статья посвящена вопросам качества продукции, то слово брак скорее всего будет выступать в ней в значении «отступление от стандарта, нормы». Если же статья посвящена проблемам семьи, воспитания детей, естественно ожидать в ней слово брак в значении «супружеские отношения».

Если омонимы относятся к одной тематической группе или являются межтематическими словами, то их значение подсказывается адресату семантическим согласованием – выбирается то значение, которое обеспечивает повторяемость сем в связанных друг с другом словах. Отметим, что в первом случае семантическое согласование, конечно, тоже присутствует, просто «смысловое ожидание» складывается раньше, чем начинают действовать межсловные семантические связи внутри предложения с омонимом. Вернемся к согласованию. Рассмотрим омонимы раздаться «растолстеть» и раздаться «прозвучать». Оба слова могут быть употреблены в одном и том же разговоре, но их лексическое окружение, с которым они будут связаны семантическим согласованием, ясно покажет слушателю, как нужно понимать значение звукового комплекса: «Вдруг раздался звонок в дверь», «Уж очень он раздался».

Стилистическое использование омонимов. На омонимии часто строятся каламбуры, техника их построения та же, что и при полисемии.

1. Каждый омоним употреблен самостоятельно, с установлением связи между контекстами:

«“Пивной зал” был похож на баню – дикая жара, стены из белого кафеля и столы из мраморной крошки. Густой табачный дым вполне заменял клубы пара, пивная пена – мыльную, пиво лилось, как вода, и действительно, воды в нем хватало, но особенно дополнял сходство глухой гомон голосов. При входе в “Пивной зал” посетитель инстинктивно оглядывался, ища глазами шайку. Шайка здесь тоже была – ее возглавлял Филипп Картузов». (Э. Брагинский, Э. Рязанов. Берегись автомобиля!)

2. За одним звуковым комплексом скрыты значения двух омонимов: «Короли и дворники равно должны заботиться о блеске своего двора» (Э. Кроткий).

Комический эффект рождается в таких каламбурах за счет неожиданного сближения далеких тем: «баня» и «жулики», «король» и «уборка улиц». На том же основан комический эффект так называемой каламбурной рифмы – точного словесного созвучия концов стихотворных строк. Один из героев пародии на пьесу «Гражданский брак» распевает такие куплеты:

Чтоб сегодня мы у крали

Да сердечка не украли, –

Было бы смешно!

Благо путь отличный, санный –

Укачу в Казань я с Анной!..

Это решено!

(Г. П. Жулев)

Как видим, рифма здесь возникает не потому, что одинаково звучат ударный и заударный конечные слоги, а потому, что созвучны значимые единицы конца строк – слова и группы слов.

Склонная к языковой игре реклама также не обходит омонимы стороной. Рекламное агентство «МедиаПилот» публикует рекламу: «Теперь Вы МедиаПилот. Планируйте! Планирование рекламных кампаний». Изображены на переднем плане три фигуры людей, ожидающих чего-то летящего сверху. И сверху к ним действительно спускается планируя некто, видимо тот, кто только что принял услуги агентства. В этом креолизованном, то есть совмещающем два кода (словесный и изобразительный) тексте слово планируйте употреблено сразу в двух омонимичных значениях: «составлять план» и «плавно спускаться».

Мы рассмотрели первое проявление закона асимметрии языкового знака, когда при единстве звучания различны значения. Переходим к другому проявлению того же закона.

§ 5. Синонимия

В случае синонимии один план содержания связан с разными планами выражения. Синонимы – это слова, различающиеся по звучанию, но имеющие либо тождественные значения, либо значения с таким различием, которое исчезает, нейтрализуется в части контекстов. Таким образом, синонимы обладают способностью заменять друг друга хотя бы в части высказываний без изменения их логико-предметного содержания.

Классификации синонимов. По соотношению понятийных содержаний различаются синонимы полные и неполные. У полных понятийное содержание одинаковое, у неполных есть различия в дифференциальных семах. Сводятся различия к тому, что, во-первых, один из синонимов имеет данную дифференциальную сему, а другой лишен ее: ИД₁ – ИД₁Д₂; во-вторых, синонимы включают в себя разные дифференциальные семы: ИД₁ – ИД₂. Сравним значения синонимов в статье «Выговор»:

«Выговор, внушение, нагоняй (разг.), проборка (разг.), разнос (разг.), нахлобучка (разг.), взбучка (прост.), головомойка (разг.), баня (разг.), фитиль (прост.). Порицание поведения, поступков и т. д., неудовольствие поведением, поступками и т. д., выражаемое кому-либо в устной и реже письменной форме. Выговор – строгое порицание поведения, поступков и т. п.; внушение – порицание поступков, поведения и т. д., выражаемое кому-нибудь с целью предостеречь от подобного поведения; все другие слова употребляются в обиходно-разговорной речи с усилительным значением как синонимы слова выговор: проборка, головомойка, баня – основательный выговор с резкой оценкой поведения; нагоняй и в особенности разнос – строгий выговор в резкой и иногда грубой форме; нахлобучка, взбучка – резкое порицание поведения; слово фитиль имеет жаргонный характер» (СС-2).

Синонимы выговор, с одной стороны, и нагоняй, проборка, разнос, нахлобучка, взбучка, головомойка, баня, фитиль, с другой, различаются тем, что к содержанию слова выговор в остальных словах добавляется сема ‘в большой степени’, а в синонимах нагоняй и разнос еще и сема ‘резко, грубо’. Слова выговор и внушение различаются также дополнительной семой во втором синониме: ‘предупредить такое поведение’. Слова внушение, с одной стороны, и нагоняй, разнос, с другой, различаются не добавлением новых сем, а сменой их: в слове внушение есть сема, указывающая на цель действия, в словах нагоняй, разнос есть семы, указывающие на интенсивность и форму действия.

Синонимы могут отличаться друг от друга наличием и отсутствием оценочной или стилистической окраски, что хорошо видно из приведенного материала, ср.: выговор и нахлобучка.

По синтагматическим свойствам синонимы могут быть взаимозаменяемыми в любых контекстах, взаимозаменяемыми в части контекстов и взаимозаменяемыми при условии грамматической перестройки контекста.

Первый случай. Словарь сообщает, что синонимы мировой и всемирный свободно замещают друг друга, лишь в некоторых сочетаниях закрепилось одно из слов, например, в словосочетании терминологического характера мировая война, причем сочетание всемирная война тоже возможно, но оно нетерминологично, экспрессивно (СС-2).

Второй случай. В синонимическом ряду «Выговор» слова заменяют друг друга лишь в части контекстов. Так, можно сказать задать баню, взбучку, головомойку; учинить разнос, головомойку, но не «задать выговор», «учинить внушение». Словарь дает такую иллюстрацию: «Из корпуса по проводу пришла резкая нахлобучка за невыполнение точного приказа комкора» (СС-2). В этот текст можно поставить синонимы: «пришел резкий выговор, пришло резкое внушение, нагоняй, разнос, взбучка», даже, может быть, «головомойка», но не «пришла резкая баня». Как видим, на сочетаемость влияет ощущение нами, носителями языка, образного происхождения синонимов, а также традиционной закрепленности их за некоторыми контекстами.

Третий случай. Перестройка контекста требуется тогда, когда синонимы обладают разным управлением. Рассмотрим такой ряд: «Касаться, прикасаться, притрагиваться, дотрагиваться, трогать, затрагивать. О прикосновении к кому-, чему-либо» (СС-2). Далее в словаре указано управление: касаться кого-чего, прикасаться к кому-чему, притрагиваться к чему, дотрагиваться до чего, трогать кого-что, затрагивать что. У этих слов разное управление, поэтому при замене одного синонима другим необходимо перестраивать контекст, меняя падеж зависимого от глагола имени: его рука касается стола, прикасается к столу, дотрагивается до стола.

Синонимический ряд. Синонимы в языке образуют группы, называемые синонимическими рядами. Ряд синонимов возглавляется словом-доминантой. Оно воплощает основную идею ряда, нейтрально по окраске (если только не окрашен весь ряд) и обладает способностью заменять в контексте остальные синонимы. Между членами ряда такой взаимозамены может и не быть, да и на место доминанты способен стать не каждый член ряда. Рассмотрим такой ряд:

«Идти, шагать, вышагивать, ступать, выступать, шествовать, переть (прост.) и переться (прост.), топать (прост.). Передвигаться, делая шаги. Идти – основное слово для выражения значения: шагать – идти широким, обычно размеренным шагом, иногда слово полностью совпадает по значению с идти, приобретая в этом случае разговорный характер, а в повелительной форме – оттенок грубоватого побуждения к действию; ступать обычно сопровождается какой-либо характеристикой: осторожно, неторопливо, тяжело и т. д.; слово вышагивать близко по значению к шагать, но иногда подчеркивает торжественность, достоинство, с которым кто-либо идет, и в этом случае имеет обычно шутливо-иронический или пренебрежительный оттенок; шестововать, выступать – идти важно, с достоинством, обычно не спеша, оба слова характерны преимущественно для литературно-книжной речи, часто употребляются шутливо-иронически; переть и переться – идти куда-либо далеко, на большое расстояние, оба слова имеют грубоватый характер; слово топать близко по значению к идти, но имеет грубовато-фамильярный характер» (СС-2).

Как видим, только глагол идти просто выражает значение «передвигаться, делая шаги», все остальные синонимы так или иначе идею ряда обогащают. Глагол идти может заменить любой глагол в высказывании, не меняя предметно-логического его содержания, хотя экспрессивность, наглядность, конечно, может уменьшиться: «Он важно вышагивает» – «Он важно идет»; «Не хочется переться так далеко» – «Не хочется идти так далеко»; «Он ступает осторожно» – «Он идет осторожно». Но члены ряда не всегда способны заменить друг друга в контексте: «Он шествует важно» – но не «Он топает важно»; «Он ступает осторожно» – но не «Он прется осторожно».

Материал демонстрирует и еще одно важное свойство синонимического ряда – его грамматическое единство. В ряду объединяются слова одной части речи с комплексом одинаковых грамматических признаков. Например, в глагольном ряду все члены имеют один и тот же вид: в ряду «Идти» – несовершенный, в ряду «Изъездить» (избороздить, исколесить, искрестить) – совершенный. Если в ряд входят прилагательные, они все будут либо качественные, либо относительные, если в ряд входят существительные, все они будут одного лексико-грамматического разряда: одушевленные или неодушевленные; конкретные, абстрактные, вещественные или собирательные. Таким образом, разрядные и категориальные семы в синонимах совпадают.

Стилистическое использование синонимов. Их функции многообразны.

I. Назначение синонимов заключается прежде всего в том, чтобы обеспечить точность выражения авторской мысли. Из синонимического ряда для этого выбирается наиболее подходящий синоним. Проанализируем часть словарной статьи на такой синонимический ряд: «Круг, сфера, мир. Совокупность лиц, образующих отдельную общественную группировку на основе общности социального положения или профессиональных интересов, занятий» (СС-2). Все три слова характеризуются как книжные. Рассмотрим несколько иллюстраций из этой статьи.

«Клим Иванович Самгин с удовольствием узнал немало интереснейших новостей из жизни высших сфер» (М. Горький). В этом предложении возможна замена слова сферы словом круги: «из жизни высших кругов». Но слово сфера более образно в данном тексте, поскольку участвует в создании иронической окраски повествования, чего нельзя сказать о слове круги.

«Нужна, что ли, простому человеку война? Ее, конечно, ведь из высших кругов люди начали» (С. Н. Сергеев-Ценский). Снова возможна замена слова круги словом сфера: «люди из высших сфер». Но, сохраняя логический смысл, мы нарушаем разговорную окраску текста: книжность слова круги, оказывается, гораздо меньше, чем у слова сферы, поэтому первый синоним лучше совмещается с разговорным что ли, с несколько хаотичным, как в разговорной речи, размещением слов во втором предложении. Сравним нейтральное размещение: «Ведь ее начали, конечно, люди из высших кругов».

«Слухи о темных делах, творящихся в городе, достигли деловых сфер столицы» (А. Н. Толстой). В этом предложении возможно употребление слов круги и мир, так как речь идет о людях, объединенных видом занятий: «достигли деловых кругов столицы», «достигли делового мира столицы». Но снова авторский выбор, скорее всего интуитивный, обусловленный острым языковым чутьем, не случаен: только слово сферы возбуждает у читателя представление о зарождении слухов внизу и о распространении их все выше и шире. Ни один из двух других синонимов никаких пространственных представлений не рождает, хотя количественный смысл (о слухах узнавало все большее число людей разных социальных слоев) каждый из них передает.

II. В тексте может быть представлен фрагмент синонимического ряда.

1. Наиболее часто несколько синонимов вводятся в текст, чтобы избежать буквального словесного повтора, если пишущему требуется обозначить одно и то же явление в соседних или близко отстоящих друг от друга предложениях. Отметим, однако, что у большого мастера такое употребление не бывает чисто механической подстановкой в текст другого слова, поскольку поменять синонимы местами обычно бывает нельзя. Они, конечно, разнообразят речь и устраняют нежелательный повтор, но каждый в своем контексте играет собственную роль, которую другой синоним исполнить не может. Вот небольшой отрывок из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»:

«– Нет, не могу видеть этого, нет, не могу! – закричала Анна Ричардовна и выбежала в секретарскую, а за нею, как пуля, вылетел и бухгалтер....Бухгалтер, чувствуя, что он здесь совершенно лишний, выскочил из секретарской и через минуту уже был на свежем воздухе».

В нескольких строках неудачным выглядел бы повтор какого-то одного слова: «выбежала в секретарскую, а за нею выбежал бухгалтер, выбежал из секретарской». Вместе с тем мы не можем поменять слова местами: «Анна Ричардовна выскочила или вылетела, а бухгалтер выбежал». Употребление глагола вылетел поддерживается сравнением «как пуля», ни выбежал, ни выскочил здесь не подойдут. Выскочил само по себе хорошо передает скорость, стремительность действия и удачно сочетается со следующей временной деталью «через минуту был на свежем воздухе». Слово выбежала рисует телодвижение и объединяется с констатацией другого действия героини – закричала: она бежала крича. Два других синонима менее наглядно передали бы единство этих действий.

2. Синонимы используются для построения ряда синтаксических фигур. Во-первых, это две фигуры, функцией которых является подчеркивание признака. Они представляют собой ряд однородных членов. В одном случае он состоит из слов с тождественным значением – фигура накопления синонимов, в другом – из слов, обозначающих разные степени одного и того же признака, – фигура градации. Пример накопления синонимов: «Когда мы очутились на дороге “туда”, я понял, что “обратно” для нас вещь весьма проблематичная. Но делать было уже нечего, и даже если бы мы, смалодушничав, вздумали повернуть вспять, то выбраться из потока машин, мчащихся, несущихся, летящих, было делом непростым» (В. Зорин. Мистеры Миллиарды). Пример градации: «Только там, где к дороге бросились кучей домишки – те, что поплоше да попоганее, из чайной неслись и крики, и песни; а то будто вымерло село – такой покой, такая дрема повисли в солнечном блеске и треске кузнечиков» (А. Белый. Серебряный голубь).

Во-вторых, синонимы используются для построения фигуры контраста, антитезы. Словарь толкует слово салон так: «Комната для приема гостей в барском доме, гостиная» (СО), т. е. отмечается синонимия слов салон и гостиная. Но А. Блок, характеризуя XIX век, говорит о нем в поэме «Возмездие»:

Век не салонов, а гостиных,

Не Рекамье, – а просто дам.

Он обнаруживает в этих словах различительные признаки, не нейтрализует, а, напротив, подчеркивает разницу: салон «нечто изысканное, утонченное», гостиная «нечто будничное, серое».

III. Было показано стилистическое использование языковых синонимов. Кроме них, автор может прибегнуть к контекстуальной синонимии, в частности, к описательным наименованиям – перифразам. Когда Гамлет говорит: «Еще есть память в разбитом шаре этом» (пер. Б. Пастернака), читатель понимает, что герой имеет в виду голову. Именно перифразы создали своеобразную фразеологию современной газеты: «борьба за сохранение единого культурного пространства» – это борьба за сохранение культуры; «единое экономическое пространство» – это единая экономика; «сидеть на дотационной игле» – это жить на дотациях.

Номинационная цепь текста. Это текстовое явление связано с синонимией, поэтому его рассмотрением мы завершаем раздел. Предмет речи на протяжении изложения нам нужно как-то обозначать. Есть два варианта.

Вариант первый. Представим, что мы создаем более или менее развернутый текст – зарисовку о сталеваре Иванове или рецензию на роман Сидорова. Мы обозначаем предмет речи в тексте только его прямым базовым именем: «И. И. Иванов», «роман С. С. Сидорова “Восход”» – и перемежаем этот ряд местоименными обозначениями, или субститутами («он»). Такие номинационные цепи встречаются, но довольно редко. Обычно номинационный ряд включает в себя еще и описательные неэкспрессивные обозначения типа «сталевар Иванов», «опытный рабочий», «этот человек», «новое произведение писателя», «этот роман», а также однословные родовидовые соответствия «рабочий», «роман». Так выглядит первый вариант номинационной цепи. Он лишен экспрессии.

Вариант второй. Нередки номинационные цепи, в которые включены экспрессивные обозначения предмета речи. Рассмотрим их на примере романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Вот несколько фрагментов из первой главы:

«И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицли-Пуцли, – в аллее показался первый человек. Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. <...> Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого.... По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый – почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец. Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них...<...> Иностранец вдруг поднялся и направился к писателям. «Извините меня, пожалуйста», – заговорил подошедший с иностранным акцентом».

Мы знаем, что речь идет о Воланде, но эта базовая номинация будет введена позднее. В первой главе использованы вторичные номинации героя. Кроме приведенных, там есть и такие: неизвестный, непрошеный собеседник, интурист, удивительный иностранец, заграничный чудак, путешественник, иноземец, незнакомец, владелец портсигара, собеседник, мелющий чепуху иностранец, профессор, ученый, странный профессор, полоумный немец, сумасшедший, больной, безумный. Перед нами сейчас два вопроса: что представляют собой эти наименования по своей языковой природе, каков источник этих номинаций, т. е. чем обусловлено многообразие названий?

Вторичные номинации отражают различные признаки именуемого предмета, в данном случае лица: Воланд показался писателям иностранцем, потом сумасшедшим. Отсюда соответствующие обозначения в тексте. Используются также синонимы этих слов: иноземец, безумный. В номинационный ряд включаются и слова, которые находятся с предыдущими в родовидовых отношениях. Например, больной по отношению к сумасшедшему шире по объему, поскольку сумасшествие – разновидность болезней. Путешественник по отношению к иностранец в данной ситуации шире по объему, поскольку путешествовать могут и соотечественники беседующих с Воландом писателей. Интурист по отношению к иностранец, напротив, обозначает вид, так как иностранец может быть и не туристом, а приглашенным для консультации специалистом. В номинационный ряд введены также разнообразные перифрастические обозначения героя, в которых сочетаются выделенные признаки: удивительный иностранец, странный профессор и др.

Механизм введения номинаций из всего сказанного выше вырисовывается достаточно ясно. Развитие сюжета раскрывает в герое все новые и новые признаки, на базе которых и строятся обозначения. Например, рисуется пустынная аллея, в которой наконец появляется кто-то. Этот «кто-то» получает обозначение «первый человек». Повествователь дает описание героя и делает лукаво нелогичный вывод «Словом – иностранец». Тотчас в тексте появляется номинация «иностранец». Воланд достает портсигар и предлагает Ивану Бездомному закурить. И тут же получает наименование «владелец портсигара». В результате складывается номинационная цепь экспрессивного типа, интересная прихотливостью и неожиданностью наименований, в нее включенных.

В газетном тексте часто используется нечто среднее между этими типами: базовая номинация, ряд неэкспрессивных номинаций и несколько экспрессивных обозначений. Ср. хотя бы номинационную цепь рецензии «Только одно но» (в порядке появления): «того самого старика Кагекие, который прятался в домике», «он», «его», «Кагекие», «сидящего под крышей старика», «его», «старейший мастер Хидео Кандзе», «старик в бородатой маске», «он», «актер». Здесь (это специфика жанра) интересно то, что одно и то же лицо обозначается то с точки зрения реальности (Кандзе, актер), то с точки зрения художественного мира (Кагекие, старик). Описательные обозначения героя, фиксирующие его внешность и поведение, выразительны.

Члены номинационной цепочки называют один и тот же предмет. У них одинаковая речевая предметная отнесенность, или референтность, поскольку предмет речи по отношению к совокупности его текстовых именований называется референтом. Означает ли это, что слова стали синонимами? Нет, не означает. В номинационной цепи объединяются и языковые синонимы (иностранец, иноземец; сумасшедший, безумный), и несинонимичные средства (иностранец, профессор, владелец). Объединяются эти разнородные языковые элементы только общей текстовой функцией – отнесенностью к одному референту.

Литература

Языковая номинация: Общие вопросы. М., 1977.

§ 6. Антонимия

Антонимы – парадигматические группировки слов, называющих явления, между которыми человек усматривает отношения противоположности, противоречивости и обратимости, о чем подробнее вы можете прочитать в уже указанной книге Ю. Д. Апресяна «Лексическая семантика».

Отношения противоположности понятий отражаются в таком соотношении семного состава антонимов: одна из дифференциальных сем первого антонима отрицается во втором, все другие семы совпадают: быстрый – медленный. Сформулируем значения так, чтобы было видно соотношение сем: «имеющий значительную скорость» – «имеющий незначительную скорость». Как видим, сема первого слова отрицается во втором.

Отношение противоречивости понятий отражается в антонимической паре так: все семы первого антонима отрицаются во втором, ср.: реальный «действительный, существующий, не воображаемый» – нереальный «недействительный, несуществующий, воображаемый» (СО). Все содержание первого слова отрицается во втором, в последнем элементе направление отрицания обратное.

Отношение обратимости выглядит в лексическом значении антонимов следующим образом: начальные и конечные семы первого члена пары меняют расположение во втором члене: получить – отдать = «не имея, приобрести от того, кто имел, но лишился чего-то» – «имея, лишить себя чего-то в пользу того, кто, не имея, приобрел это». Мы видим, что семы меняются местами, а процессы имеют обратную направленность: то, с чего начинается один процесс, является концом для другого, и наоборот. Такие слова называются конверсивами.

По морфологической структуре антонимы могут быть разнокоренными и однокоренными: свет – тьма, логичный – алогичный.

Антонимы обладают одинаковой сочетаемостью, характеризует их в этом плане то, что они могут употребляться в одном контексте, создавая высказывания с прямым противопоставлением («Река не широкая, а узкая») и со значением полного охвата явления («Пришли все: и большие и маленькие»).

В художественных и публицистических текстах антонимы используются для получения различных стилистических эффектов.

1. Прежде всего это антитеза, передающая контраст между предметами, состояниями, действиями. Контраст передают языковые антонимические пары, как в следующем рассуждении И. Зюзюкина о подростке:

«В этой двойственности – его великое несчастье. Он хочет сделать больше, чем умеет. В этой двойственности – его великое счастье. Видом взрослый человек, он обаятелен и непосредствен, как ребенок. Переживая ренессанс возраста, он сразу и поэт, и политик, и искусствовед, и инженер, и естествоиспытатель, и философ» («Мост через речку детства»).

Контраст, выраженный с помощью антонимов, подчеркнут структурным параллелизмом и одинаковым началом конструкций – анафорой («В этой двойственности – его великое...»).

Для выражения контраста автор может создавать контекстуальные антонимические пары, которые бывают двух видов. Во-первых, это преобразованные языковые пары. Автор в этом случае сталкивает смыслы, которые сталкиваются и в языке, но обозначает их другими словами. Вот четверостишие А. Блока:

Пускай и счастие и муки

Свой горький проложили след,

Но в страстной буре, в долгой скуке

Я не утратил прежний свет.

Привычная языковая пара «счастье – несчастье» или «счастье – горе» заменена здесь обновленной «счастье – муки», второй элемент усилен, слово муки фиксирует более высокую степень душевного переживания лирического героя, чем это делает слово горе. Пара «буря – скука» тоже дает противопоставление явлений, известное языку: «покой – непокой», «беспокойная и спокойная жизнь». Оба элемента интенсифицируют противопоставление.

Во-вторых, авторская антонимическая пара может выражать контраст между явлениями, которые в языке не фиксируются как противопоставляемые, т. е. создается пара антонимов, новая не только по обозначению контрастирующих смыслов, но и по самим противополагаемым смыслам.

В языке нет противопоставления «конституция» – «жизнь», но Дмитрий Пригов сталкивает эти понятия (сохранена авторская пунктуация):

Высокие слова Конституции

Спутывать с обыденной жизнью было бы почти

проституцией

Жизнь совсем другая, хотя и не лишена своей красоты

Посему ею зачастую правят местные правила,

лишенные конституционной чистоты

В основу противопоставления положены разные признаки: высокое – низкое, говорить – делать, то есть лексическое значение слов преобразуется, в них пробуждаются потенциальные семы (ср. в других контекстах: «конституция не работает» = «это только слова»; «прекрасные мечты, не связанные с жизнью» = «жизнь обыденна, лишена высоких идеалов»).

2. Художественная и публицистическая литература охотно использует антонимы для описательного обозначения смысла «весь», «всё». Сравним в стихотворении А. Блока:

И я любил. И я изведал

Безумный хмель любовных мук,

И пораженья, и победы,

И имя: враг; и слово: друг.

Если выразить смысл нейтральным способом, будет всего лишь «изведал все». В стихотворении понятие конкретизировано, представлено расчлененно и наглядно: «пораженья – победы», «друзья и враги».

3. Как видно из рассмотренного материала, антонимы – это слова одной части речи. Однако в связи с нашей темой нужно сказать, что противопоставление может затрагивать не все слово, а лишь его сему. Например, существительное зима означает «холодное время года, когда наблюдается низкая температура воздуха». А прилагательное жаркий означает «имеющий высокую температуру». В результате такой противопоставленности сем сочетаемость этих слов по норме не предусмотрена. Но экспрессия и состоит в отступлении от нормы, поэтому в художественном или публицистическом тексте мы можем встретить прием, который называется оксюмороном и представляет собой сочетание таких несочетающихся по норме слов. Вот пейзажное описание из романа А. Грина «Бегущая по волнам»:

«Легкий ночной ветер, сомнительно умеряя духоту, кружил среди белого света электрических фонарей тополевый белый пух. В гавани его намело по угольной пыли у каменных столбов и стен так много, что казалось, что север смешался с югом в фантастической и знойной зиме».

С помощью оксюморона здесь раскрывается смысл эпитета «фантастическая зима»: стоит лето, но смешение красок заставляет повествователя вспомнить зиму и с помощью оксюморона нарисовать эту противоречивую картину.

4. В литературе немало произведений, которые характеризуются сквозным контрастом. Он создается не только собственно антонимами, но и актуализацией противоположных сем в неантонимичных словах. Актуализации подвергаются семы и основные, и периферийные, и потенциальные. Рассмотрим стихотворение Ф. И. Тютчева «Волна и дума»:

Дума за думой, волна за волной –

Два проявленья стихии одной:

В сердце ли тесном, в безбрежном ли море,

Здесь – в заключении, там – на просторе, –

Тот же все вечный прибой и отбой,

Тот же все призрак тревожно-пустой.

Перед нами лирико-философские размышления о единстве природы и человеческой души, внутренне противоречивых и в этих противоречиях похожих друг на друга. В тексте созданы две линии контраста. Первая передает несходство души и природы с помощью антонимов тесный – безбрежный, заключение – простор. Вторая рисует противоречивость души и природы и в этом их внутреннее родство: антонимы прибой – отбой. Неантонимичные слова актуализируют семы, усиливающие две названные линии контраста: в слове сердце актуализируется сема ‘нечто маленькое, ограниченное в размерах’, в слове море – сема ‘нечто огромное, безмерное’; в словах дума и волна в конце текста актуализируются семы вечности и непостоянства.

Конечно, сквозной контраст характерен для многих церковно-религиозных текстов, противопоставляющих веру и безверие, добро и зло, святость и греховность. Приведем отрывки из проповеди А. Меня «Рождество Пресвятой Богородицы»: «И вот именно тогда, когда все человеческое рушится, являет свою славу Сила Божия»; «Захария усомнившийся» – «родители Пресвятой Девы, которые тут же с радостью поверили в необычайное»; «Но то, что человек теряет, Бог помогает ему найти»; «тогда действительно мы явим себя чадами Божиими, которые живут не по законам греха и зла, а по заповедям Христовым»; «наши поступки, наши мысли… всегда выдают, чем человек живет, всегда свидетельствуют, в Боге находится он или нет, по евангельскому пути он идет или по пути греха».

В заключение раздела отметим, что антонимы участвуют в реализации закона асимметрии языкового знака на синтаксическом уровне. Когда мы говорим «Брат старше сестры» – «Сестра младше брата», мы отражаем один и тот же фрагмент действительности, одно и то же положение дел. Высказывания эти синонимичны: план содержания у них один и тот же, а планы выражения различны.

В следующих разделах мы будем рассматривать парадигматические группировки слов, связанные с общностью коннотаций.

§ 7. Оценочная лексика

Оценочное содержание включается в лексическое значение слова по-разному.

1. Оценка может выступать на правах дополнительной семы, оценочной коннотации, что в словаре показывается с помощью особых помет: горлан, горлодер, горлопан «тот, кто громко кричит (прост. неодобр.)» (СО); молокосос «разг. пренебр. Тот, кто слишком молод для суждения о чем-нибудь» (СО); сопляк «прост. бран. То же, что и молокосос» (СО). Напомним также слово юнец.

Обратим внимание на особенность слов этой группы. Они обозначают предметы и явления, сами по себе нейтральные, не содержащие признаков объективно отрицательных или объективно положительных для общества. В самом деле, то, что человек юн, молод и высказывает какое-то суждение (вполне возможно, разумное), то, что человек громко кричит (быть может, по необходимости), – все это само по себе обществом не оценивается. Поэтому в понятийном содержании данных слов нет сем, связанных с оценкой.

Что же тогда стоит за словарными пометами «неодобрительное», «пренебрежительное», «бранное»? За ними стоит субъективное отношение говорящего к данному явлению. Смысл помет к словам, например, сопляк, молокосос можно передать так: «Этот человек молод и высказывает какое-то суждение. Мне этот человек неприятен, я недоволен его высказыванием».

2. Оценка может входить в понятийное содержание на правах семы: прелесть «1. Очарование, вызываемое кем-, чем-нибудь красивым», милым. 2. мн. Приятные, пленяющие явления, впечатления (также ирон.)» (СО); подлый «низкий, в нравственном отношении, бесчестный» (СО); подлый, «низкий, в нравственном отношении, бесчестный» (СО). Оценочные семы в значениях выделены.

3. Возможно совмещение обеих этих форм выражения оценки. Данный класс оценочных слов наиболее многочислен. Оценочный признак, вошедший в понятие, совмещается с субъективной эмоциональной оценкой явления: свистопляска «пренебр. Безудержное, разнузданное проявление чего-нибудь отрицательного» (СО); ловкач «разг. неодобр. Ловкий, пронырливый человек, умеющий выгодно устраивать свои личные дела» (СО).

Слова этой группы нередко содержат лишь недифференцированно отрицательную или положительную оценку предмета или человека. Грымза, сволочь, дрянь и другие подобные слова, будучи бранными, выражают значение «очень плохой человек» или «очень плохая вещь», слово прелесть столь же недифференцированно употребляется для наименования предметов, оцениваемых положительно.

4. Особую группу слов составляют наименования оценки: хороший, положительный, плохой, отрицательный, хорошо, плохо. Словарь при толковании их значений приходит к логическому кругу: хороший «обладающий положительными качествами», положительный «обладающий хорошими качествами». Нас такое толкование в данном случае устроить не может, поскольку оно не отличает эти слова от единиц второй группы: наименования оценок описаны так, как будто включают в понятийное содержание оценочную сему. На самом деле этого нет.

Если сформулировать значение слов хороший, положительный как «отвечающий норме», а слов плохой, отрицательный как «не отвечающий норме», то ясно будет видно отсутствие оценочных сем в их понятийном содержании и вместе с тем понятной становится функция этих слов в языке: они сами служат обозначением оценки. Хорошим мы называем то, что соответствует норме: хорошая ткань – прочная, хорошая погода летом – сухая, теплая, зимой – в меру морозная. Плохим мы называем то, что не соответствует норме: плохая ткань – непрочная, некрасивая; плохая погода – дождливая, холодная и т. д.

Названия оценок могут выражать степень их интенсивности: замечательный, отличный, превосходный «очень хороший»; отвратительный, противный «очень плохой».

5. В связи с функционированием языка в сфере массовой коммуникации надо отметить, что слова, включенные в публицистические, общественно-политические тексты, могут втягиваться в поле идеологических оценок. Слова, называющие идеологически оцениваемые понятия (концептуальная лексика газеты), в языковой системе в оценочном плане нейтральны, их значения отражают существенные признаки явления и не включают в себя оценочных сем ни в понятийном содержании, ни в коннотации. Вот, например, определение значения слова реформа «преобразование, изменение, переустройство какой-л. стороны общественной жизни» (ТС). В толковании не указаны оценочные коннотации, в нем нет оценочных слов, однако в текстах СМИ это слово приобретает ту или иную оценочность в зависимости от того, какой идеологической ориентации придерживается автор. Например, о монетизации льгот «Комсомольская правда» пишет: «Эта реформа сравнима только с либерализацией цен 1991 года» (2004. 6-13 авг.). Отрицательная оценка явления очевидна, тем более что аудитория СМИ чаще сталкивается с характеристиками «грабительские реформы», «разрушительные реформы», чем, допустим, с «прогрессивными реформами».

Того же типа оценочностью обладают некоторые слова церковно-религиозного стиля. Понятно, что в строчке из молитвы «Пред учением» «возросли мы тебе, нашему Создателю, во славу» слово создатель окрашено положительно, хотя словарь бесстрастно фиксирует: «В религии: бог как создатель мира» (РСС).

Литература

Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. М., 1985.

Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. СПб., 1999.

Солганик Г. Я. Лексика газеты. М., 1981.

Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986.

§ 8. Стилистические пласты лексики

Слова в своем употреблении по-разному связаны с функциональными стилями литературного языка. Есть слова, которые не закреплены за какой-то одной сферой общения, а одинаково активно используются в текстах всех функциональных разновидностей языка. Они составляют пласт межстилевой, или нейтральной, лексики.

Этой лексике противостоит другая группа – слова стилистически окрашенные. Стилистически окрашенное слово закреплено в своем употреблении за тем или иным функциональным стилем. В словаре на это указывают стилистические пометы: просторечное, разговорное, книжное, специальное, математическое, химическое, официальное, газетное, поэтическое и др. Например: решка «прост. Сторона монеты, обратная гербовому изображению» (СО); ростовой «спец. 1. Относящийся к росту. Ростовая пора. 2. Содействующий росту растений. Ростовые вещества» (СО).

Приведенные факты и материал, рассмотренный в предыдущем параграфе, показывают, что стилистическая окраска может существовать независимо от оценочной, а может и совмещаться с ней: как разговорные охарактеризованы, например, оценочные слова злюка, мотать, ловкач, молокосос; как просторечные – сопляк, горлопан, горлодер; как книжное – пленительный.

Классификация стилистически окрашенной лексики. Слова, закрепленные за разговорно-бытовым стилем, составляют пласт сниженной лексики, которая по степени своей сниженности делится на разговорную – нормативную, но непринужденную, обслуживающую неофициальное общение, и просторечную – грубоватую, стоящую на грани литературной нормы.

Слова, обслуживающие всю совокупность «книжных» стилей, т. е. все стили, кроме разговорно-бытового, составляют пласт повышенной лексики. В ней выделяется книжная лексика, недифференцированно употребляемая в любом книжном стиле, и лексика частностилевая, обслуживающая один из стилей. Вот примеры книжных слов: сарказм, аспект, гипертрофированный, кардинальный, менталитет, плюрализм, харизма. А вот примеры частностилевой лексики: официально-деловые подопечный, невыезд, невостребованный, платеж, соискание, ненападение; газетные государственник, единение; церковно-религиозные благовещение, причащение, миропомазание, всенощная, поэтические хлад, брег, рок.

Научная речь характеризуется употреблением терминов – слов, которые называют понятия, получившие логически выдержанное и системно ориентированное определение (дефиницию). Термины образуют терминосистему данной науки или данной концепции, в составе этой системы они определены через род и видовое отличие и их существенные признаки соотнесены с существенными признаками, отраженными в других терминах, так что возникает иерархия: исходные термины – основные термины – уточняющие термины. Нам уже знакомы такие цепочки, например: знак – слово – синоним.

Отметим, что своеобразную терминологию имеет и официально-деловой стиль. Это, во-первых, слова, называющие классы однотипных предметов – «промтовары», «хлебопродукты»; во-вторых, номенклатура, слова, называющие предельно конкретизированные разновидности предметов – хлеб «Бородинский», хлеб «Демидовский», МНТК «Микрохирургия глаза», Клиника лазерной хирургии «Еврооптик».

Работа со словарем. При работе со стилистически окрашенной лексикой очень важно использовать данные словаря, проверяя свою языковую интуицию и обогащая свои языковые навыки. Учитывая важность словарной работы по этой теме, продемонстрируем ее методику. Рассмотрим отрывок из фельетона (несмотря на недолговечность газетных текстов, часть из них рисует, можно сказать, вечные явления). Попробуем выписать из данного текста все стилистически окрашенные слова:

«Редакцию журнала тов. Вырубов представляет в виде некоего литературного салона закрытого типа, где собираются и воркуют в безмятежном покое только высокоответственные работники. Двери в редакцию закрыты наглухо, и оставлен только узкий проход, застланный ковровой дорожкой для почетных гостей. Гости беседуют тихо и чинно, а между ними расхаживают редакторы и воскуривают фимиам из благоухающих кадильниц. Закончив составление очередного номера журнала, редакторы спрашивают своих знатных читателей с изысканной любезностью парикмахера:

– Вас не беспокоит, товарищ?

И если никто не обеспокоен, если никто не тревожится, то все обстоит в наилучшем порядке. Главное – покой и никакого повода для недовольства» (Д. Заславский. Эх, дороги!).

Прежде всего напомним, что речь идет о стилистической окраске того значения слова, в котором оно употреблено в тексте. Значит, необходимо, чтобы помета в словаре стояла либо перед всеми значениями, либо перед тем, которое зафиксировано в анализируемом отрывке. Если стилистическая помета у слова есть, но она относится к значению, не подходящему к данному тексту, мы это слово в список не вносим.

Наша работа начинается с того, что мы составляем перечень слов, которые нам кажутся стилистически окрашенными. Расположив слова по алфавиту, обратимся к словарю и выпишем из него сведения, касающиеся интересующих нас слов и их значений. Приводим результаты этой работы (использован словарь С. И. Ожсгова):

безмятежный – «ничем не тревожимый»;

благоухающий – причастие от глагола благоухать «книжн. Приятно пахнуть»;

воркова