К вопросу о разработке старого западнорусского наречия1
(отрывок)
<...> В это же время, благодаря развитию духовой образованности на западе и юге России, появляется стремление усилить церковнославянский элемент в литературе. Разныя его формы в обороты, иногда созданныя по образцу западно-русских, уже канонизуются грамматиками, например книгой Мелетия Смотрицкаго, вышедшей в Евангелии 1619 года, которая стремится установить точныя рамки языку литературному. Став до такой степени искусственным, литературный западно-русский язык представлял уже очень мало ручательств за возможность своего дальнейшаго существования. Церковно-славянский элемент, несколько обновивший его в последнее время, начал очищать его от польской примеси и в то же время сближать с обще-русским литературным языком, чем еще более подрывал его самостоятельное существование. Естественная гибель запад-но-русскаго языка была ускорена ещё и политическими событиями. Присоединение Малороссии к Москве усилило общение юго-западной образованности с северовосточной, в религиозном и политическом отношениях опять связало Юг с Севером; и хотя югозападные ученые и их образованность появились в Москве и привнесли некоторую долю влияния и в русский язык Московскаго государства, однако не могли противостоять сильному благозвучному московскому языку. Таким образом, западно-русский литературный язык, очистившись от полонизмов, в конце концов вполне сливается с общерусским литературным языком. Местныя особенности остаются лишь в устах простого народа, выродившись на Юге в малорусское наречие, а на Западе в белорусское. Здесь, на западе, в государственной жизни и в науке уже давно, как мы видели, западно-русский язык был вытеснен польским и латынью, пока после присоединения Белоруссии и России, при императрице Екатерине II, и здесь не были постепенно воз-становлены русския начала.
|
|
Говоря о судьбах стараго западно-русскаго наречия, как органа литературы, всегда надо иметь в виду его искусственность и противо-
1 Карский Е.Ф. К вопросу о разработке старого западнорусского наречия. Вильна, 1893. С. 10-13. Текст оригинальный, шрифт современный.
I
Философская мысль Беларуси периода Российской империи
положность, правда сначала незначительную, языку народному. Последний не легко поддавался влиянию языка польскаго или церковно-славянскаго, и до сих пор сохранил массу самородных форм, служащих обильным материалом для освещения разных явлений в истории рус-скаго языка. Подобное значение имеет конечно и старое западно-русское наречие, иногда еще и больше сохраняя старинныя формы в большем количеств, но при изучени памятников этого последняго, всегда следует отделять самородное от наносного, — полонизмы, славянизмы и малоруссизмы от народнаго белорусскаго. Эти посторонния стихии часто приводили в недоумение изследователей памятников западно-русскаго письма; они даже не знали, как назвать это наречие.
|
|
В старинных памятниках это наречие обыкновенно называется «языком русским»; так в статуте 1588 года, как мы видали, занесено постановление, чтобы писарь земский пасал русским, а не другим языком, при чем этот язык характеризуется в статуте только «русскими литерами и словы». Скорина язык своих изданий называет «русским», противопоставляя ему язык словенский (Владимиров: Доктор Франциск Скорина, стр. 247). Свой перевод св. писания «Бивлиа руска» <...>; перевел он «всю бивлию рускаго языка» <...>; о книгах переведенных говорит: «много на руски язык выложеных». Также и другие старинные писатели, как мы уже отчасти видели, называют этот язык «прирожоным русским». Приведем еще одно свидетельство. В предисловии к Учительному Евангелию 1569 года Григорий Александрович Ходкевич говорит: «Помыслил был есми, иже бы сию книгу, выразумения ради простых людей, переложи™ на простую молву» <...> В одном из следующих его изданий (в Евангелии 1616 г.) в предисловии прибавлено: «зась пре незнаемость и неуместность языка словенского многих <...> знову переложеньем его на язык наш простый руский якобы замертвых вскрешон»<...> Иногда западно-руские писатели называют его также литовским. Так Лаврентий Зизаний слово «катихизис» объясняет следующим образом: «по-литовски соглашение»; или Памва Берында в своем словаре (1653 года, стр. 133—приводим по Владимирову: Доктор Франциск Скорина, стр. XII) говорит: «петель: чески и руски. Ко-гуть. Волынски певень. Литовски петух». Вследствие указаннаго обстоятельства русские изследователи начала нынешняго столетия и некоторые из позднейших, имея в виду противопоставлять этот язык литературному, иногда его называют литовско-русским языком». Такое
Раздел IV
имя дают ему, например, Кеппень, архиепископ Филарет (ср. Владимирова: Доктор Франциск Скорина <...> стр. XII, XVI), И. Сахаров («Обозрение славяно-русской библиографии» СПб. 1849 г., стр. 4, 6), Каратаев («Описание славяно-русских книг» <...> СПб. 1878 г., стр. 30, 50). Такое название конечно не может считаться удовлетворительным, так как с понятием литовскаго языка у нас соединяется совершенно другое представление: можно бы подумать, что белорусский язык воспринял элементы литовскаго языка, чего с ним в действителности не произошло. Неудобно также давать ему и название русскаго, так как этим словом мы обозначаем лишь общее понятие — единаго русскаго языка, подразделяя его на наречия). Другие изследователи, видя в западно-русском наречии присутствие элементов польскаго языка, называют его русско польским языком, а самые крайние из них — даже наречием польскаго языка. Так Штриттер (Владимиров: Доктор Франциск Скорина, стр. III), разсматривая язык Скорины говорит: «сей перевод российской библии несколько подходит к польскому языку». Его мысль разделял и Греч. А этого последняго повротил Линде, несколько даже сильнее, выражаясь следующим образом о русском языке: «tak bardzo do polszczyzny zblifiony dyalekt» (Владимиров, X ib.) В другом месте (о statucie litewskim, ruskim, jezykiem i drukiem wydanym wiadomoH^, przez M. Samuela Bogumiia Linde. W. Warszawie. 1816) тот же Линде доказывает, что западно-русское наречие ближе к польскому, нежели к русскому языку. Разсматривая лексический состав статута, он в основу кладет польский язык и русския слова отмечает лишь как заносныя. Так на страницке 17-ой он говорит: «ieszcze tu nie iest koniec wszystkim siowom niepolskim, znayduiacym sie w Ruskim Statucie Litewskim»... Но подобное утверждение Линде и некоторых русских полякующих лиц не имеет за собой прочнаго основания. Характер языка определяется не только его лексическим составом, сколько особенностями в звуках и формах; а в этом отношении старое западно-русское наречение, несомненно, принадлежит к говорам русскаго языка. Да и в лексическом отношении польский элемент в нем очень слаб; это замечание относится и к статуту 1588 года. Несмотря на старание Линде найти в нем побольше польских слов, постоянно приходится приводить длинные перечни слов статута, нисколько не сходных с польскими, или же при кажущимся сходстве, имеющих совершенно другое значение; сходны, конечно, те слова, ко-
|
|
Философская мысль Беларуси периода Российской империи
торыя общи всем славянским языкам. За Линде последовали другие польские писатели, которые западно-русскую письменность отнесли, вследствие этого, к польской литературе, так, например, поступает Вишневский (Historia literaturu polskiej. Krakow. 1851. XIII), разсматривая в истории польской литературы произведения Скорины и в языке их находя особую близость к польскому. Наконец некоторые писатели, как Бодянский (Владимиров: Доктор Франциск Скорина, стр. XII), Головацкий (ib. XVII) называют этот язык крайне искусственным и поэтому даже не находят возможности дать ему какое-либо название. «Им никто и никогда не говорил и не говорит...(так как он представляет) самую отвратительную смесь, какую можно только себе представить и какая когда-либо существовала на Руси» (Бодянский). То же говорит и Головацкий. Так, касаясь языка библии Скорины, он пишет: «то язык ни белорусский, ни великорусский, ни малорусский, а язык книжный искусственный, яким никто и никогда не говорил и не говорит (ib. XVII). Мы уже и раньше неоднократно говорили, что старое западно-русское наречие, как орган литературы, было в некотором смысле искусственное, но это не лишает его права на язык разговорный; ведь и нынешний литературный язык также искусственен, однако он служит органом речи образованнаго общества, черпая для себя постоянно живительную влагу из родной речи. И старый западно-русский язык был разговорным в устах образованнаго общества, постоянно опираясь на язык простого народа местнаго белорускаго племени. Вследствие указаннаго обстоятельства, по преобладанию в нем элементов белорусской речи, и называть его следует белорусским языком, прибавляя разве для отличия от современнаго беларусскаго наречия название старого. Белорусским наречием его называют Буслаев, Огоновский, Житецкий, Соболевский, Недешев, Владимиров и другие новейшие его изследователи.
|
|
Раздел IV