Лекция 10. Историческая школа в политической экономии

1. У истоков исторической школы Германии.

2. Старая историческая школа.

3. Новая историческая школа: историко-этическое направление.

4. Юная историческая школа: в поисках «духа капитализма».

1. У истоков исторической школы Германии.

Развитие политической экономии в Германии отличалось целым рядом особенностей. Главная из них состояла в том, что в отличие от Англии и Франции эта страна не имела своей классической политической экономии. В лучшем случае имел место импорт идей этой школы в германские университеты, который, однако, не привел к возникновению немецкого варианта данного учения. Более того, в Германии в середине XIX в. возникло новое, альтернативное направление политической экономии, сторонники которого подвергли сомнению основные принципы классической доктрины, критиковали ее. Это находит объяснение в исторических условиях формирования капиталистических отношений в Германии в первой половине XIX в. Их развитие шло по, «прусскому пути», означавшем сохранение в сельском хозяйстве феодальных отношений, что сдерживало экономический прогресс во всем народном хозяйстве. Достаточно сказать, что промышленный переворот произошел здесь значительно позже, чем в Англии и Франции, в 40-60-х годах ХIХ в. Отсталость немецкой промышленности диктовала необходимость ее таможенной защиты. А это, в свою очередь, требовало устранения, существовавшей в то время, политической раздробленности Германии. Таможенный союз между несколькими германскими государствами был образован только в 1833 г. Все это наложило свой отпечаток на развитие немецкой политической экономии, обусловило ее специфику и критическое отношение к учению классической школы.[178]

Свою критику взглядов представителей классической политической экономии немецкие экономисты направили, прежде всего, против их методов исследования экономических процессов. Они критиковали классиков за их приверженность принципам индивидуализма и гедонизма, за их стремление объявить свою теорию как имеющую всеобщее значение, наконец, за отрицание роли государства в экономической жизни. Они также указывали, что нельзя игнорировать влияние внеэкономических факторов на общественное развитие, не признавать важной роли национальных и государственных составляющих общественной жизни в развитии экономики. Критики классической школы беспощадно атаковали пропагандировавшийся сторонниками классической школы принцип свободы торговли, отстаивали необходимость соблюдения политики торгового протекционизма, проводимой сильным государством.

Родоначальниками немецкой исторической школы заслуженно считаются Адам Мюллер и Фридрих Лист.

Адам Мюллер (1779-1829) - немецкий экономист и публицист, представитель романтической школы, предшественник исторического направления в экономической науке в своей работе «Основы искусства управления государством» (1807) критикует основные идеи А. Смита. По мнению А. Мюллера, классическая политическая экономия полностью игнорирует нравственные вопросы, а внимание английских экономистов к частным интересам и личной выгоде не учитывает национальную солидарность и моральные аспекты.

А. Мюллер считал, что в определении национального богатства необходимо принимать во внимание не только материальные, но и духовные ценности народа, его интеллектуальный и нравственный капитал. Каждой нации свойственна преемственность развития от прошлого к настоящему и будущему. Нации, накопившие с прошлых веков богатый нравственный капитал, например Англия, могут в настоящее время сосредоточиться на материальных вопросах. Для политически раздробленной на мелкие полусуверенные государства Германии необходимо развивать весь комплекс национальных сил, включая интеллектуальный и нравственный капитал.[179]

Первым, кто стал широко использовать исторические примеры как политэкономические аргументы, акцентируя при этом значение политико-правовых и социокультурных институтов для экономиче­ского развития, был Фридрих Лист (1789-1846) - идеолог немецкой буржуазии первой половины XIX в. В своем основном сочинении «Национальная система политической экономии» (1841) он выступил против классической школы, обвинил ее в стремлении создать экономическую концепцию, имеющую универсальное значение. Лист противопоставил космополитической, по его мнению, точке зрения классиков учение о национальной экономии, которое сводилось к отрицанию общих закономерностей развития капитализма в разных странах. Он утверждал, что экономика каждой страны развивается по своим законам и поэтому для каждой страны характерна своя, «национальная экономия». Ее задача состоит в создании благоприятных условий для развития производительных сил нации.[180]

Таким образом, Лист подверг пересмотру определение предмета политической экономии, данное классиками, тем самым зачеркивал ее как науку и подменял ее экономической политикой. Предметом политической экономии он считал «политику, которой должны следовать отдельные нации, чтобы достигнуть прогресса в своем экономическом положении».

Центральное место в сконструированной Листом теоретической системе занимает теория производительных сил, которую он противопоставил трудовой теории стоимости классиков. Он утверждал, что богатство нации определяется не количеством созданных трудом товаров и бережливостью, а способностью их создавать. А это предполагает наличие у нее производительных сил, главной составной частью которых является умственный капитал. Именно он, по мнению Листа, а не физический труд, является основой богатства. К производительным силам он относил разнообразные общественные институты, которые, с его точки зрения, способствуют созданию богатства: государство, прессу, церковь, мораль, искусство, суд, науку и т.п. Эти нематериальные факторы, утверждал он, обеспечивают создание высокоразвитого общества.

Материальную основу развития производительных сил, по теории Листа, составляет «фиксированный капитал», включающий материальное богатство, естественные и приобретенные способности людей. Соединение фиксированного капитала и производительных сил является условием развития производства. Определяющее значение при этом играет определенный уровень организационно-экономических отношений: мануфактурная индустрия и развитая транспортная инфраструктура.

Важным разделом экономического учения Листа является его теория стадий хозяйственного развития, основанная на идее «национально-экономического поступательного движения наций». Он выделил в подобном движении пять периодов: 1) дикость или охотничий период, 2) пастушеский, 3) земледельческий, 4) земледельчески-мануфактурный, 5) земледельчески-мануфактурно-торговый. В этой периодизации он игнорировал изменения в способе производства, а движущей силой изменений он считал характер торговых отношений между странами.[181]

Предлагая простую схему пяти стадийного экономического раз­вития наций от пастушеского до «торгово-мануфактурно-земледельческого» состояния, Лист делал из «уроков истории» вывод, что только для стран, стоящих на равной ступени, может быть взаимовыгодна свобода торговли. Размышляя над экономической гегемонией Анг­лии, Лист заключал, что, создав свое коммерческое и промышленное величие благодаря строгому протекционизму, англичане нарочито ста­ли вводить в заблуждение другие нации доктриной фритредерства, поскольку при свободе обмена между торгово-мануфактурно-земледельческой и чисто земледельческой нациями вторая обрекает себя на экономическую отсталость и политическую несостоятельность (примеры Польши и Португалии).

«Софизму» фритредерства Лист противопоставил идею «воспита­тельного протекционизма» - таможенной защиты молодых отраслей национальной промышленности, пока они не достигнут уровня меж­дународной конкурентоспособности. Вокруг этой идеи Лист очертил свою «национальную систему политической экономии» рядом про­тивопоставлений классической школе.[182]

1. Охарактеризовав систему А. Смита как «политэкономию ме­новых ценностей», Лист противопоставил ей политэкономию «национальных производительных сил», придав весьма широкое толкова­ние понятию «производительные силы», введенному в оборот фран­цузским статистиком Шарлем Дюпеном («Производительные и торго­вые силы Франции», 1827). По Листу, производительные силы - это способность создавать богатство нации. «Причины богатства суть нечто совершенно другое, нежели само богатство», и первые «беско­нечно важнее» второго.[183]

2. Учению о разделении труда и принципу сравнительных пре­имуществ Лист противопоставил концепцию национальной ассоци­ации производительных сил, подчеркнув приоритет внутреннего рын­ка над внешним и преимущества сочетания фабрично-заводской про­мышленности с земледелием. Земледельческую нацию Лист сравнил с одноруким человеком, и как пример близорукости Смита и Сэя приводил их мнение, что Соединенные Штаты «подобно Польше» предназначены для земледелия. Пропагандируя германскую желез­нодорожную систему, Лист указывал, что национальная система пу­тей сообщения является необходимым условием полного развития мануфактурной промышленности, расширяя на все пространство го­сударства оборот минеральных ресурсов и готовой продукции и обес­печивая тем самым постоянство сбыта и сложение внутреннего рын­ка. Неизбежное при протекционной системе повышение цен, по мне­нию Листа, с выигрышем компенсируется за счет расширения рын­ков сбыта; благодаря ассоциации национальных производительных сил земледельцы гораздо более выигрывают от расширения рынков сбыта сельскохозяйственной продукции, чем теряют от увеличения цен на промышленные товары.[184]

3. С точки зрения ассоциации национальных производительных сил Лист трактовал категорию земельной ренты. Различия в естест­венном плодородии земель он считал несущественным фактором, а местоположение - решающим: «Рента и ценность земли везде уве­личиваются пропорционально близости земельной собственности к городу, пропорционально населенности последнего и развитию в нем фабрично-заводской промышленности».[185] Лист обобщил опыт Фран­ции и Англии в том, что касается институциональных аспектов земельной ренты.

4. Отвергнув фритредерство, Лист развернул критику экономи­ческого индивидуализма. Он писал, что формула «laissez faire» столь­ко же на руку грабителям и плутам, сколь и купцам. «Купец может достигать своих целей, заключающихся в приобретении ценностей путем обмена, даже в ущерб земледельцам и мануфактуристам, напе­рекор производительным силам и не щадя независимости и самосто­ятельности нации. Ему безразлично, да и характер его операций и его стремлений не позволяет ему заботиться о том, какое влияние ока­зывают ввозимые или вывозимые им товары на нравственность, бла­госостояние и могущество страны. Он ввозит как яды, так и лекарст­ва. Он доводит до изнурения целые нации, ввозя опиум и водку».[186]

5. Лист взял под защиту меркантилистов, заслугой которых счи­тал осознание важности фабрично-заводской промышленности для земледелия, торговли и мореходства; понимание значения протек­ционизма и отстаивание национальных интересов.

Вместе с тем в противовес меркантилизму Лист указывал, что систему воспитательного протекционизма может с успехом применить лишь держава с умеренным климатом, достаточно обширной территорией с разнообразными ресурсами и значительным населением, обладающая устьями своих рек (а следо­вательно, выходами из своих морей).

Можно сказать, что Лист разрабатывал в противовес «космопо­литической экономии» не просто «национальную», а «геополитичес­кую» экономию.

В целом можно констатировать, что Ф. Лист обосновал необходимость учитывать национальные особенности экономических отношений, покоящиеся на институциональной структуре; предложил один из вариантов экономики развития, базирующейся на ведущей роли государства. «Задача политики, - отмечал он, - цивилизовать варварские нации, сделать малые – великими и слабые – сильными, но прежде всего обеспечить их существование устойчивым. Задача политической (национальной) экономики заключается в экономическом воспитании наций и в подготовлении их к вступлению во всемирное общество будущего».[187]

2. Старая историческая школа

Если Ф. Лист подчеркивал, что «дельная система необходимо должна опираться на достоверные исторические факты», то у ряда германских экономистов 1840-50-х годов наметилась тенденция до­водить приоритет фактособирания в экономических исследованиях до отрицания системосозидания как такового.

В 1843 г. молодой про­фессор Геттингенского университета Вильгельм Рошер (1817-1894) выступил с «Программой лекций по историческому методу», но пер­вый том составленного в соответствии с этой программой курса по­явился лишь в 1854 г. К этому времени вышли книги Бруно Шльдебраида (1812-1878) «Политическая экономия настоящего и будущего» (1848) и Карла Книса (1821-1894) «Политическая экономия с точки зрения исторического метода» (1853). Эти три автора не были связа­ны местом работы и личным общением; их сочинения были весьма отличны одно от другого и более декларативны, чем содержательны. В. Рошер, начав с подбора исторических иллюстраций к основным категориям классической политэкономии, механически сгруппиро­вал в пять разделов разнородные исторические сведения касательно разделения труда, рабства и свободы, собственности и кредита («про­изводство ценностей»); цен и денег («обращение ценностей»); трех основных видов доходов («распределение ценностей»); «потребления вообще» и роскоши; народонаселения. Исходя из формулы трех фак­торов производства, он счел возможным выделить в истории три боль­ших периода: древнейший, когда главный деятель - земля; средне­вековый, когда значительнее становится труд, капитализирующийся благодаря корпоративно-цеховой исключительности; новый, когда господствует капитал и благодаря нему происходят возвышение ценности земли, вытеснение ручного труда машинным и обострение про­тивоположности роскоши и нищеты.[188] Трехстадийной схемой ограни­чился также Б. Гильдебранд, обозначив ее заглавием своей второй книги - «Натуральное хозяйство, денежное хозяйство и кредитное хо­зяйство» (1864).[189]

У К. Книса, сочинение которого имело столь же мало общего с сочинениями Рошера и Гильдебранда, сколь они имели по сравне­нию друг с другом, эмпиризм был доведен до отрицания дедуктивно­го метода и экономической теории как таковой; исторический метод был сведен к истории экономических мнений на раз­ных ступенях исторического развития наций.

Рошера, Гильдебранда и Книса, работавших в разных универси­тетах и сходившихся заочно в призывах изучать экономические со­бытия и экономические мнения в их национальной и временной кон­кретности, стали объединять в трио экономистов «старой» историче­ской школы после того, как в 1870-е годы заявила о себе «новая», или «молодая», а по небезосновательному мнению ее лидера Г. Шмоллера - единственная в подлинном смысле слова историческая школа в политической экономии. Она оформилась в годы, когда «железный канцлер» О. Бисмарк не только осуществил мечту Ф. Листа об объединении («округлении» границ) Германии (хотя и не в таких масшта­бах), но и решительно направил экономическую политику в сторону таможенного протекционизма. Кроме того, Бисмарк проводил актив­ную политику государственного регулирования классовых отноше­ний, сочетая реформы в области рабочего законодательства с борь­бой против революционного рабочего движения («исключительный закон» против социалистов).[190] Здесь он нашел идейную поддержку со стороны Г. Шмоллера и других историков-политэкономов.

3. Новая историческая школа: историко-этическое направление

Густав Шмоллер (1838-1917), профессор университетов в Страс­бурге (1872-1882) и Берлине (с 1882 г.), один из основателей и позд­нее - председатель «Союза социальной политики», соглашался с вы­водами К. Маркса о классовом конфликте предпринимателей и ра­бочих, но рассматривал монархию и государственное чиновничество как нейтрализующую силу в классовой борьбе. Сознание государст­венной властью своей ответственности перед обществом и защита ин­тересов низших классов, социальное законодательство и гарантирование рабочим коллективных договоров с предпринимателями - таковы, по Шмоллеру, условия классового мира и эффективного функционирования экономики. Другой активный деятель «Союза соци­альной политики» Луйо Брентано (1848-1931) подчеркивал, что од­ной из задач политической экономии является разрешение «вопро­сов, возбужденных агитацией». Брентано обосновывал заинтересо­ванность предпринимателей в росте заработной платы, так как это является стимулом к повышению производительности труда.[191]

Деятели «Союза социальной политики» - экономисты новой исторической школы - приняли данное им прозвище «катедер-социалистов», т.е. социалистов с профессорских кафедр. Один из них, Адольф Гельд (1844-1880) писал в книге «Социализм, социал-демокра­тия и социал-политика» (1878): «Катедер-социализм выдвинул в противовес как радикальной приверженности манчестерства к прин­ципу laissez faire, так и радикальному стремлению социал-демокра­тии к перевороту - самостоятельный принцип примирения порядка и свободы. Упрямому консерватизму и социальной революции он про­тивопоставил законную, шаг за шагом продвигающуюся вперед по­ложительную реформу».[192]

Однако реформизмом не ограничилось стремление молодой исторической школы обозначить «третий путь» в политической эконо­мии. В 1874 г. Шмоллер предложил новую концепцию народного хо­зяйства, в центр которой ставил «общность языка, истории, обычаев, идей», которая глубже, чем что-либо другое (товары, капитал, госу­дарственность), связывает отдельные хозяйства. «Этот общий эпос, как греки называли кристаллизованное в обычае и праве нравствен­но-духовное общее сознание, оказывает влияние на все поступки че­ловека, следовательно, и на хозяйственную деятельность тоже».[193]

Программа Шмоллера состояла в превращении политической эко­номии из «голого учения о рынке и обмене» в историко-этическую науку, которая должна была давать, с одной стороны, скрупулезное описание фактического хозяйственного поведения, с другой - теорию моральных норм хозяйствования, этику формирования предпочтений в хозяйственной деятельности. Имея в виду либеральную политэконо­мию и исторический материализм, а также расставленные «старой» ис­торической школой (особенно Рошером) географические акценты на­ционального своеобразия, Шмоллер сформулировал свое метологическое кредо в критике «двух основных заблуждений»:

1) идеи «неизменной, вознесенной над временем и пространст­вом нормальной формы организации народного хозяйства как некоей константы, кульминирующей в свободной торговле, свободе пред­принимательства, свободе распоряжения земельной собственнос­тью»;[194]

2) представления, что «внешние природные и технические дан­ности экономического развития суть абсолютные и единственные факторы, определяющие организацию народного хозяйства».[195]

Не отрицая «ряда природно-технических причин» как «естествен­ного фундамента народного хозяйства», Шмоллер отвергал «ложное стремление» выводить «определенные состояния экономики прямо из первого ряда причин... объяснить из технических и природных предпосылок то, что лежит по ту сторону всякой техники». Вопреки «рационализму и материализму» Шмоллер настаивал на значении иного ряда причин, возвышающегося над природным и техническим фундаментом в качестве «своего рода более подвижной прокладки». Этот ряд составляют этические и культурные факторы, и только на обоих рядах «может быть возведено здание определенной народно­хозяйственной системы».[196]

Г. Шмоллер и его ученики резко подчеркивали не только норма­тивную сторону политической экономии, но и неприятие абстракт­но-дедуктивного метода Рикардо и анализа экономических явлений, изолированного от истории, географии, психологии, этики, юриспру­денции, от особых черт, налагаемых национальностью и культурой. Шмоллер не считал возможным применение математики в общест­венных науках и указывал, что человеческая психика - слишком сложная задача для дифференциального исчисления. Зато он был активным сторонником применения статистического материала и тре­бовал от своих учеников прежде всего «историко-хозяйственных мо­нографий», основанных на обработке массива эмпирических данных.

Благодаря близости Шмоллера к официальным кругам Герман­ской империи «новая» историческая школа стала господствующей в немецких университетах; ее влияние распространилось и за пределы Германии - в Англии, Франции, США, России. Германская истори­ческая школа в политической экономии способствовала формирова­нию экономической истории и экономической географии как осо­бых научных дисциплин.

У более молодых представителей школы уже не вызывал удовле­творения сугубый эмпиризм Шмоллера. Карл Бюхер (1847-1930) в мо­нографии «Возникновение народного хозяйства» (1893), выдержавшей множество переизданий, предложил обобщенную схему всего эконо­мического развития народов Западной и Средней Европы с выделением трех ступеней в зависимости от длины пути, проходимого про­дуктом от производителя до потребителя: 1) ступени замкнутого до­машнего хозяйства, где предметы потребляются в том же хозяйстве, в котором произведены; 2) ступени городского хозяйства, где произ­веденные предметы непосредственно поступают в потребляющее хо­зяйство; 3) ступени народного хозяйства, где предметы проходят ряд посредствующих звеньев, прежде чем дойти до потребителя. С удли­нением пути обмена развиваются новые формы промышленности от работы на себя и на заказ домохозяина к городскому ремеслу и да­лее к кустарной промышленности и фабричному производству.

Две последние формы промышленности соответствуют ступени народ­ного хозяйства. Эволюция форм промышленности сопровождается распространением сферы влияния капитала вплоть до полного охва­та им национальной экономики.[197]

Исследование Бюхера подготовило шаг нового поколения моло­дой исторической школы к сочетанию эмпирического и абстрактно­го методов, исторического и теоретического анализа.

4. Юная историческая школа: в поисках «духа капитализма»

Выступившее в начале XX в. новое яркое поколение «новой» исторической школы в лице Вернера Зомбарта (1863-1941) и Макса Вебера (1864-1920) поставило в центр своего внимания историко-этическую проблематику «духа капитализма». Исследования «юной» историчес­кой школы в этой области стали основополагающим вкладом в еще одну новую научную дисциплину - экономическую социологию.

В. Зомбарт дебютировал как исследователь в семинарии Г. Шмоллера; затем прошел через увлечение «Капиталом» К. Маркса, отвер­гая при этом социалистический интернационализм и оставаясь, как он сам говорил, «буржуазным профессором». Громкую известность Зомбарту принес двухтомник «Современный капитализм» (1902). С вы­ходом этой книги понятие «капитализм» стало общеупотребительным среди западных экономистов. Сам Зомбарт подчеркивал, что «капи­тализм для науки был открыт Марксом и с тех пор все более стано­вится подлинным предметом экономической науки».[198]

Зомбарт считал Маркса замечательным мыслителем, чей ясный взгляд, однако, омрачала бурная революционная страсть, но чья спо­собность излагать свой анализ как блестящее художественное целое была впечатляющим образцом «вчувствования», необходимого для психологически достоверной картины капитализма как «величайшего цивилизаторского создания человеческого духа». Решающим услови­ем успешности работы экономиста и социолога Зомбарт считал сход­ную с художественным творчеством способность к открытию вели­ких человеческих типов. Таким типом в разных воплощениях пред­ставала на страницах сочинений Зомбарта фигура капиталистичес­кого предпринимателя.

В первом издании «Современного капитализма» Зомбарт связал истоки капиталистического «духа» с накоплением в западноевропей­ских городах феодальной земельной ренты и траты ее на все более изощренные и утонченные удовольствия и предметы роскоши, что стимулировало развитие торговли и мануфактурного производства. Историки-медиевисты признали эту концепцию поверхностной и отвергли ее за вольное обращение с источниками и чрезмерную пре­тенциозность. Последующие сочинения Зомбарта также были насы­щены поспешными и рискованными обобщениями, но своими парадоксами будили исследовательскую мысль, «открывая ей новые, часто неожиданные перспективы».[199]

Вскоре вслед за Зомбартом к анализу истоков «капиталистическо­го духа» обратился М. Вебер - исследователь гораздо более строгий, начинавший как историк-экономист и ставший крупнейшей фигурой социологии XX в. Вебер оставил несколько капитальных трудов по все­мирной экономической истории, но наибольшую славу снискала его работа «Протестантская этика и дух капитализма» (1904).

Вебер рассматривал капиталистическое общество как концент­рированное выражение экономической рациональности: рациональная религия - «выход аскезы на житейское торжище»; рациональное знание - наука; рациональное право; рациональное государственное управление (бюрократия) со специализированной подготовкой чи­новников-профессионалов; рациональная организация предприятий, обеспечивающая максимизацию экономической выгоды. Это обще­ство Вебер считал продуктом уникальных исторических условий, сло­жившихся на христианском Западе в XVI-XVII вв. Вебер предложил классификацию мировых религий в зависимости от их сотериологии (учения о спасении души). В восточных религиях спасение души об­ретается на мистико-созерцательной основе - медитативных упраж­нений, йоги, «духовного просветления». В западном христианстве, начиная с бенедиктинского монашества, складывалось понимание спасения души как воздаяния за религиозную аскезу, в которую на­ряду с «умерщвлением плоти» и молитвенным служением входил труд. Религиозная Реформация XVI в. приравняла труд в рамках мирской профессии к религиозной аскезе; в языках народов, принявших про­тестантизм, появилось слово, обозначающее одновременно профес­сию и религиозное призвание (немецкое Beruf, английское Calling и т.п.). Наряду с обмирщением религиозного дол­га верующих, снятием принципиального противопоставления цер­ковного и светского, центральным догматом протестантизма стала до­ктрина избранности к спасению - предопределения Божественной волей одних (еще до рождения) к спасению души, остальных - к ги­бели. Избранности к спасению нельзя заслужить, но следует уверо­вать в него и видеть в профессиональных успехах - росте мастерства и увеличении доходов - свидетельство Божьего расположения. До­ходы следовало не расточать на увеселения и приобретение предме­тов роскоши, а вкладывать в расширение делового предприятия и вос­принимать его процветание как внешнюю примету небесного покро­вительства и одновременно как свою религиозную обязанность, под­крепляемую упорным трудом и самодисциплиной. Протестантский профессионально дифференцированный «мирской аскетизм» стал «экономической добродетелью»; сложилась одухотворенная «самой интенсивной формой набожности» трудовая этика, наряду с духом территориальной экспансии и возникновением современной науки обусловившая уникальное развитие западного общества, дифферен­цировав его от остального мира.[200]

Вебер определял капитализм как «такое ведение хозяйства, кото­рое основано на ожидании прибыли посредством использования воз­можностей обмена, то есть мирного (формально) приобретательства...

Там, где существует рациональное стремление к капиталистической прибыли, там соответствующая деятельность ориентирована на учет капитала. Это значит, что она направлена на планомерное использо­вание материальных средств или личных усилий для получения при­были таким образом, что исчисленный в балансе конечный доход предприятия, выраженный материальными благами в их денежной ценности, превышал капитал, то есть стоимость использованных в предприятии материальных средств».[201]

Исследование Вебера с момента своего опубликования стало, с одной стороны, образцом для восхищения и подражания, а с другой - предметом жарких споров. И наиболее обстоятель­но оспорить выводы своего коллеги стремился Зомбарт, усиленно работавший над «этюдами», направляющими «взгляд зрителя» на ка­кую-либо одну сторону проблемы генезиса «духа капитализма» - «Ев­реи и хозяйственная жизнь» (1911), «Роскошь и капитализм» (1913), «Война и капитализм» (1913). Наряду со статьей «Капиталистический предприниматель» (1909) эти эскизы подготовили книгу «Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического че­ловека» (1913).

Зомбарт полагал, что веберовский подход охватывает лишь одну сторону капитализма и капиталистического духа, которую сам Зом­барт называл буржуазным (бюргерским), мещанским духом и кото­рая вносит в капиталистическую систему хозяйства такие доброде­тели, как трудолюбие, умеренность, расчетливость, верность дого­вору. Но это как бы «тыльная» сторона «капиталистического духа», а на переднем плане выступает энергия «стремления к бесконечно­сти», «воли к власти», «предприимчивости», бросившая людей «на путь мятущегося себялюбия и самоопределения», вырвавшая их из мира традиционных отношений, построенных на родственных и об­щинных связях. Две стороны в единстве образуют душевное наст­роение, которое, по мнению Зомбарта, создало капитализм. Возво­дя истоки предпринимательства к стремлению «завоевания себе мира», наслаждению «полнотой жизни», Зомбарт указывал, что «в сфере материальных стремлений завоевание равнозначно увеличе­нию денежной суммы. Стремление к бесконечному, стремление к власти нигде не находит для себя столь подходящего поля деятель­ности, как в охоте за деньгами, этом совершенно абстрактном сим­воле ценности, который освобожден от всякой органической и естественной ограниченности и обладание которым все в большей и большей степени становится символом власти... Стремление к вла­сти и стремление к наживе переходят одно в другое: капиталисти­ческий предприниматель... стремится к власти, чтобы приобретать, и приобретает, чтобы добиться власти».[202]

В концепции «капиталистического духа» и исторической типо­логии предпринимательства, предложенной в «Буржуа...», сказалось идейно-стилистическое влияние на Зомбарта эволюционно-биологизаторской философии Ф. Ницше - с ее дихотомией «господ и ра­бов» и мотивами «полноты жизни», обретаемой в творческой жажде «мощи, власти, размаха, страсти».[203]

Предприниматели, по Зомбарту, - это «добытчики» прибыли, организаторы предприятий, обеспечивающих прирост дохода. По Зомбарту, великие пред­приниматели - это «люди, соединяющие в себе различные, обычно раздельные предпринимательские типы, которые одновременно являются разбойниками и ловкими калькуляторами, феодалами и спекулянтами, как мы это можем заметить у магнатов американских трестов крупного масштаба».[204]

Пребывание на орбите марксистских влияний и осознание эво­люционной природы капиталистического строя обусловило внима­ние Зомбарта к проблеме экономических кризисов. Он ввел в эконо­мическую теорию понятие «конъюнктура» как общее положение ры­ночных отношений в каждый данный момент, поскольку эти отно­шения определяющим образом влияют на судьбу отдельного хозяй­ства, слагающуюся в результате взаимодействия внутренних и внеш­них причин. Учение о колебаниях конъюнктуры Зомбарт противо­поставил выводам Маркса и Энгельса о крушении капитализма в ре­зультате усугубления кризисов перепроизводства, подчеркнув, что «теория кризисов должна быть расширена до теории конъюнктуры».

Конъюнктурная экспансия, по мнению Зомбарта, имеет решаю­щее значение для утверждения капитализма в его высшей форме.[205] В противовес «катастрофической» теории Маркса и Энгельса, согласно которой колебания конъюнктурного маятника становятся все сильнее, Зомбарт усматривал в развитии капитализма тенденцию к сглаживанию конъюнктуры. Основными причинами этого он счи­тал: прогнозирование; рационализацию денежного обращения и банковской системы; насыщение хозяйственного организма средствами производства и тем самым уменьшение доли благ конъюнктурного подъема; концентрация производства и централизация капитала в акционерных обществах, способных противостоять спаду; законодательное ограничение спекулятивной деятельности; сознательное стремление предпринимателей стабилизировать конъюнктуру, про­являющееся в заключении монополистических соглашений.[206]

Книгой «Немецкий социализм» (1934) Зомбарт приветствовал приход к власти германских «национал-социалис­тов». Тяготение Зомбарта к великогерманскому шовинизму, проявившееся в годы первой мировой войны, приняло в 30-е годы вовсе одиозные формы мифологии «крови и почвы», русофобии, антисемитизма. Скомпрометировав себя как уче­ного, Зомбарт стремился стать одним из идеологов нацизма, однако тщетно: автора книги «Евреи и хозяйственная жизнь» не признали за «истинного арийца».

Благодаря представителям исторической школы в экономической науке сформировались и выделились как отдельные дисциплины история экономики и экономическая география.