Древний Рим, 753 г. до н. э. — 337 г. н. э. 131

FELIX, QUI POTUIT RERUM COGNOSCERE CAUSAS, (СЧАСТЛИВ ТОТ, КТО МОГ ПОЗНАТЬ ПРИЧИНЫ ВЕЩЕЙ) FELIX QUI POTUIT COGNOSCERE CAUSAS,

SED FUGIT INTEREA, FUGIT IRREPARABILE TEMPUS. (МЕЖ ТЕМ БЕЖИТ, БЕЖИТ БЕЗВОЗВРАТНОЕ ВРЕМЯ) OMNIA VINCIT AMOR; ET NOS CEDAMUS AMORI

(ЛЮБОВЬ ПОБЕЖДАЕТ ВСЁ, ТАК ДАВАЙТЕ ОТДАДИМСЯ ЛЮБВИ.) ET PENITUS TOTO DIVISOS ORBE BRITANNOS

(И БРИТАНЦЫ, ПОЛНОСТЬЮ ОТДЕЛЕННЫЕ ОТ ВСЕГО МИРА.) SUNT LACRIMAE RERUM ET MENTEM MORTALIA TANGUNT

(ЕСТЬ СЛЕЗЫ, ПРОЛИВАЕМЫЕ О ВЕЩАХ...)

Для Данте Вергилий был учителем, хранителем драгоценного знания и «источником, из

которого проистекает широчайшая река слов». Для христиан первых веков он был языческим поэтом, который, как полагали, в Четвертой эклоге предсказал рождение Христа. Для людей нашего времени он является «господином языка... поэтом из поэтов-сатириков... мастером такого величественного масштаба, какой когда-либо был создан устами людей». Возможно, он сам написал себе эпитафию, увиденную на Паццуоли Петраркой:

MANTUA ME GENUIT: CALABRI RAPUERE: TENET NUNC PARTHENOPE. CECINL PASCUA, RURA, DUCES. (МАНТУЯ — РОДИНА МНЕ, КАЛАБРЫ ПОХИТИЛИ.

В ПАРТСНОПЕЕ ЖИВУ.

.)

(Я ПЕЛ ПАСТБИЩА, НИВЫ, ВОЖДЕЙ 10

Квинт Гораций Флакк (65-8 г. до н. э.), друг и современник Вергилия является автором сборника Оды, Сатиры, Эподы и Послания. Он учился в Афинах, затем командовал легионом и сражался при Филиппах, а затем удалился на покой в деревню в Сабине под покровительством своего патрона Мецената. Это был человек тонкий, мягкий и терпимый. Позднейшие поэты очень высоко ценили его Послание к Пизонам (иначе Ars poetica —

«Искусство поэзии»). Его Сатиры были направлены не против зла, а против человеческой глупости. Его Оды сияют прозрачной ясностью и citriosa felicitas — удивительной меткостью выражения:

Dulce et decorum est pro patria mori (Красно и сладостно пасть за отчизну!)

Mantua me genuit: calabri rapuere: tenet nunc PARTHENOPE. CECINl PASCUA, RURA, DUCES.

(Мантуя ~ родина мне, Калабры похитили.

В Партснопее живу.

(Я пел пастбища, нивы, вождей.)10

Квинт Гораций Флакк (65-8 г. до н. э.), друг и современник Вергилия является автором сборника Оды, Сатиры, Эподы и Послания. Он учился в Афинах, затем командовал легионом и сражался при Филиппах, а затем удалился на покой в деревню в Сабине под покровительством своего патрона Мецената. Это был человек тонкий, мягкий и терпимый. Позднейшие поэты очень высоко ценили его Послание к Пизонам (иначе Ars poetica —

«Искусство поэзии»). Его Сатиры были направлены не против зла, а против человеческой глупости. Его Оды сияют прозрачной ясностью и citriosa felicitas — удивительной меткостью выражения:

Dulce et decorum est pro patria mori (Красно и сладостно пасть за отчизну!)

Parturient montes, nascetur ridiculus mus

(Будет рожать гора, а родится смешная на свет мышь.) Atque inter Silvas academi quaerere verum.

(Истину-правду искать среди рощ Академа-героя) Exegi monimentum aere perennius... non omnis moriar. (Создал памятник я бронзы литой прочней...

Нет, не весь я умру...)11

Позднейшие поэты особенно часто подражали Горацию и переводили его.

Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 17 г. н. э.) был одним из самых заметных людей в римском обществе, пока не был при императоре Августе сослан на берег Черного моря. Причиной ссылки, по его собственному выражению, стали «стихи и ошибка». Стихи — это, без сомнения, Ars amatoria [Искусство любви]; ошибка была связана, по-видимому, с дочерью императора Юлией, которая также претерпела изгнание. Поэма Овидия Метаморфозы, где он переработал около двухсот греческих и римских мифов и легенд, имела огромный успех в Древнем мире. Эта книга с;тала излюбленным чтением не только римлян, но и столь различных людей, как Чосер, Монтень и Гете. Под влиянием Метаморфоз родились многие произведения от Петрарки до Пикассо. Si vis amari, — писал Овидий, — ama [Если хочешь, чтобы тебя любили, люби сам.]12....

Сознательная жестокость римской жизни вошла в поговорку. Кровавая бойня тех войн, которые Рим вел за своими границами, повторялась и в гражданской войне в самом Риме. Меткая фраза Ливия Vae victis! (Горе побежденным!) была полна смысла. Во время так называемой Эфесской вечерни в 88 г. до н. э. по приказу царя Митридата VI Евпатора в течение одного дня было зарезано 100 000 римских граждан [Римлян и италиков, проживавших в городах Малой Азии]. Сулла, предводитель аристократической партии оптиматов, пошел на Рим и объявил вне закона (внec в проскрипции) соперничавших с ним сторонников Мария. Голова трибуна П. Сульпиция Руфа была выставлена на обозрение на Форуме. Городской претор, готовившийся совершить жертвоприношение перед Храмом Согласия, был принесен в жертву сам. В 87 г. до н. э., когда Рим

Roma

открыл свои ворота Марию, пришла очередь оптиматов. Состоящие из рабов легионы Мария при поддержке ero далматинской гвардии перебили одного за другим всех сенаторов, которых их вождь обошел приветствием. Среди преследуемых оказались прославившиеся позднее правящий консул Октавий, бывшие консулы Марк Красс, Марк

Антоний и Луций Цезарь. В 86 г. после внезапной смерти Мария, соратник полководца К. Серторий вызвал к себе палачей под предлогом раздачи им платы и перебил их en masse — всего около 4000 человек. В 82 г., после окончательной победы оптиматов, они также стали истреблять своих тюремщиков: «Звон оружия и стоны умирающих явственно слышались в Храме Беллоны, где Сулла проводил собрание Сената»13.

Позднее, во избежание подобного развития событий, процедура объявления вне закона была формализована. Победившая партия вывешивала на Форуме список попавших в проскрипции, призывая лидеров побежденной партии явиться на суд во избежание конфискации. Упомянутые в этом списке, если они успевали покончить с собой (обычно вскрыв себе вены в ванне с теплой водой), спасали от разорения свои семьи. Те же, кто упускал такую возможность, оказывались в новом списке, высеченном в мраморе, где они сами объявлялись лишенными жизни, а их родственники — имущества. В 43 г., например, объявление вне закона (проскрипции) второго триумвирата повлекли за собой смерть по крайней мере 300 сенаторов и 2000 всадников. Среди них был и Цицерон, голова и рука которого, отделенные от тела, были выставлены на рострах Форума. И население следовало примеру, который подавал ему правящий класс. [LUDI]

В древности не прибегали к термину римская революция. Но все историки считали, что переход от Республики к Принципату был следствием глубоких социальных перемен. Другими словами, это не установленный исторический факт, а, скорее, предмет современного теоретизирования на общественные темы. «В этот период происходит насильственное перемещение власти и собственности, — писал главный специалист по данному вопросу, британский историк Рональд Сайм, — и Принципат Августа следует рассматривать как революционный процесс в его самом концентрированном виде»14. По этому сценарию главной

жертвой становилась старая римская аристократия. Главным революционером был наследник Цезаря юный Октавиан — «холодный и зрелый террорист», бандит, «хамелеон», который являлся попеременно то кровожадным мстителем, то умеренным миротворцем. В результате этих перемен произошло уничтожение существовавшего правящего класса, приход новых общественных сил, выдвижение на главные должности в Риме амбициозных итальянских аутсайдеров и с их помощью появление de facto монархии. Ключом к римской политике стал патронат соперничавших правителей — в особенности Цезаря, Помпея, Марка Антония и Октавиана. Ключом к пониманию основных механизмов служит искусство просопографии, которая детально анализирует карьеры представителей какого-то класса или группы, чтобы выявить побудительные мотивы, их вдохновлявшие (Сайм, во многом исходя из трудов Мюнцера, сделал для истории Рима то, что Льюис Намайер сделал для георгианской Англии). «Политическая жизнь... — писал он, формировалась и раскачивалась не партиями и программами в духе современного парламентаризма и не мнимым противостоянием Сената и народа..., но борьбой за власть, богатство и славу»15. В эпоху гражданских войн для политика особенно важно было контролировать армию и

раздавать солдатам землю, деньги и отличия. Можно подумать, что война для политически удачливых полководцев была занятием второстепенным.

В целом складывается циничная картина. Переменчивые союзы по соображениям сиюминутного удобства преобладали над партиями, создающимися по принципиальным соображениям. Политические концепции — Цицероновы libertas populi, auctoritas Senatus, concordia ordinum, consensus Italiae — были всего лишь лозунгами, словесной приманкой. Римская конституция была «ширмой и трюком, всего лишь фасадом для глубинных инстинктов человека». Старую аристократию можно было купить. Новыми людьми двигали тщеславие и алчность. Они были «карманными сенаторами», «омерзительной и отвратительной толпой» провинциальных нахлебников Цезаря, «тысячью креатур», введенных в Сенат вторым триумвиратом, раболепными апологетами и пропагандистами, которых Октавиан нанимал для завоевания общественного мнения и нарушения