В наши дни почти невозможно говорить о религии, не обидев кого-нибудь. Некоторым религия кажется слишком священным предметом для научного изучения; другие ставят ее в один ряд с алхимией и астрологией, считая, что она сплетена из ошибок и галлюцинаций, недостойных внимания ученого.
В некотором смысле я согласен с этими двумя мнениями. Религия есть священный предмет, и в ее самой совершенной или самой несовершенной форме она заслуживает наивысшего уважения... Но подлинное почтение состоит не в том, чтобы объявить дорогой для нас предмет недоступным для свободного и честного исследования: отнюдь нет! Подлинное почтение к предмету, каким бы священным, каким бы дорогим для нас он ни был, проявляется в подходе к нему с полным уважением; без страха и без предубеждения; безусловно, с нежностью и любовью, но прежде всего с неуклонным и бескомпромиссным стремлением к истине.
С другой стороны, я вполне допускаю, что религия, если посмотреть шире, и в прежние времена, и в нашу эпоху находилась иногда на высшем уровне, а иногда нисходила на уровень алхимии и астрологии. В религии можно обнаружить предрассудки, остатки фетишизма; и, что еще хуже, в ней можно найти нечто напоминающее лицемерие римских авгуров [жрецов-прорицателей в Древнем Риме. — Авт../. В практической жизни было бы неверным занимать нейтральную позицию между этими противоречивыми точками зрения. Как только мы видим, что теряется уважение к религии, мы обязаны выразить свой протест; как только мы видим, что предрассудки иссушают корни веры, а лицемерие отравляет источники морали, мы должны занять определенную позицию. Но как специалисты, изучающие религию, мы поднимаемся выше, в более спокойную атмосферу. Мы изучаем заблуждение, подобно тому, как физиолог изучает болезнь, выявляя ее причины, прослеживая ее влияние, размышляя о возможных лекарствах от этой «священной болезни» [эпилепсии. — Авт.], но право применения лекарств мы предоставляем другим людям, например хирургу или практикующему врачу. Выражение 1>*1>ег808 аЧиегва }ииаМ [о вкусах не спорят. — Авт.] имеет всеобщее значение, и разделение труда в соответствии со способностями и вкусами различных индивидов будет всегда обеспечивать наилучшие результаты. Студент, изучающий историю естествознания, не вступает в полемику с алхимиками и не спорит с астрологами; скорее он пытается проникнуть в их понимание вещей и открыть в ошибках алхимии зародыши химии, а в фантазиях астрологии жажду и поиски истинного знания о небесных телах. Аналогичным образом поступает и студент, изучающий науку о религии. Он желает выяснить, что такое религия, какую основу она имеет в душе человека и каким законам следует в своем историческом развитии. В данном случае изучение заблуждений для него более поучительно, чем изучение той религии, которую он считает единственно истинной; и улыбающийся авгур является таким же интересным предметом, как римский верующий, который, закрывая свое лицо во время молитвы, думает, что он остается наедине со своим богом.
Мюллер М. Религия как предмет сравнительного изучения. — X., 1887. - С. 4-5.