Стратегия ввода темы

Как можно видеть из табл. 1, дискурсы и их темы не появляются из ниоткуда. Предполагается, что пользова­тели языка всегда активны как члены общества и как лич­ности при глобальной и локальной интерпретации их -Окружения. Они производят категоризацию тех ситуаций ^и взаимодействий, свидетелями или участниками которых °ни являются. Таким образом, дискурсы рассматривают-

ся прежде всего как функциональные части коммуника­тивных и более общих общественных и культурных целей социальных групп или отдельных личностей. Темы, выби­раемые для таких дискурсов, обычно отражают эту функ­циональную роль как в семантическом, так и в прагмати­ческом плане. Пользователю языка при интерпретации дискурса не обязательно учитывать всю информацию, обобщенную в табл. 1, или осуществлять сложные поиски в области культурных или социальных знаний или убе­ждений: в момент коммуникации у воспринимающего обычно уже есть некоторое представление о глобальном или локальном контексте. Например, находясь в банке, мы не приступаем к построению контекста после того, как к нам обратился кассир. Мы уже знаем, где и среди каких людей мы находимся, какие действия мы можем или дол­жны выполнять, а также то, что соответствующие взаимо­действия будут осуществляться в рамках стереотипного сценария (например, погашение чека). В этой ситуации просьба показать документ, удостоверяющий вашу лич­ность, не прозвучит совсем неожиданно, его можно ча­стично предвидеть, исходя из общего сценария, а также из предшествующих действий (если мы уже предъявили свое удостоверение, мы не ожидаем, что эта тема возникнет вновь). Таким образом, пользователь языка как член об­щества в целом уже обладает некоторой репрезентацией структур, упомянутых в (1) и (2) в табл. 1, а иногда также частично и в (3), особенно если (3) включает коммуника­тивные взаимодействия, которые являются стереотипны­ми в данном социокультурном контексте (посещение бан­ка).

В выборе тематических репертуаров существует опре­деленная степень свободы или необходимости. Нефор­мальный, дружеский, личный, неинституционализиро­ванный дискурс, например разговор или переписка дру­зей, практически свободен от ограничений, налагаемых на выбор темы: любой говорящий может ввести любую тему при соблюдении локальной связности разговора и правил смены темы. С другой стороны, тематический ре­пертуар в классе, в суде, у врача или в церкви более или менее упорядочен или даже строго фиксирован.

Ввод темы регулируют два типа ограничений: во-первых, темы могут быть предопределены социокультур­ной ситуацией и коммуникативным контекстом говоря­щего и слушающего, как в приведенных выше примерах. Другим ограничителем служит среда и тип дискурса: рас-

сказы, новости в газетах или по телевидению, романы мо­гут повествовать о разном, но у них есть один общий ограничитель — события должны представлять интерес для тех, кому они сообщаются.

Таким образом, чрезвычайно насыщенная контексту­альная информация, подвергаемая обработке с целью выведения тем, уместных в той или иной ситуации, сво­дится в конечном счете к разумным размерам: у слушаю­щего уже есть репрезентация контекста в эпизодической памяти и ему остается лишь конкретизировать цели ком­муникативного взаимодействия. На этом основании он строит свои гипотезы относительно возможных речевых актов и, следовательно, о глобальных темах, а также о ти­пах конкретных дискурсов. В иерархическом наборе тем первые места обычно занимают темы, предопределенные ситуацией коммуникативного взаимодействия. Референ-циальная свобода в рамках данного взаимодействия или типа речевого акта ограничена, как правило, представле­ниями об интересах говорящего (или представления­ми говорящего относительно интересов слушающего), степени близости, недавних действий или событий.

Хотя эти соображения относятся, собственно, к социо­логии или социальной психологии, когнитивная теория понимания дискурса должна включать модель пользова­телей языка в рамках социокультурной и коммуникатив­ной ситуации. Из нее, в свою очередь, могут быть выведе­ны ограничения на возможные потери тем. Стратегии, ко­торые мы сейчас формально обсудили, можно свести к следующим:

Контекстуальная макростратегия Г. ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ОБЩЕГО КОНТЕКСТА.

Ограничивайте поиск семантической информации об­щим культурным контекстом говорящего.

Контекстуальная макростратегия П: ЗАВИСИ­МОСТЬ ОТ ТЕКУЩЕЙ СИТУАЦИИ.

Ограничивайте поиск темы общими характеристиками текущей ситуации.

Контекстуальная макростратегия III: ЗАВИСИ­МОСТЬ ОТ КОММУНИКАТИВНОГО ВЗАИМОДЕЙ­СТВИЯ.

Определите, какие темы непосредственно задействова­ны в^осуществлении коммуникативных и прагматических Целей говорящего.

Контексту алшая макростратегия IV: ТИП ДИСКУР­СА.

Определите, какие темы возможны для типа/типов ди­скурса, характерных для рассматриваемого коммуника­тивного контекста.

Контекстуальная макростратегия V: СВОБОДА РЕ­ФЕРЕНЦИИ.

С учетом I—IV определите, какие объекты или события могут обсуждаться и кем при данном речевом акте и типе дискурса.

Эти стратегии были сформулированы в самом общем виде. Стратегия V, возможно, поверхностна, как кажется из I—IV. Однако она предназначена конкретизировать те­мы, еще не детализированные предшествующими страте­гиями. Таким образом, стратегия V ограничивает возмо­жный репертуар тем, например, в бытовом разговоре или в рассказе, в зависимости от социальных или личностных характеристик говорящего или отношений между говоря­щим и слушающим.

Контекстуальные стратегии не действуют изолирован­но. Они обсуждались нами с целью показать, что дискурс и, следовательно, темы дискурса зависят в большой степе­ни от характеристик глобального или локального контек­ста. Именно дискурс предопределяет окончательные ре­шения относительно текущих тем, а, значит, также и отно­сительно необходимого соответствия между текстом и контекстом.