Обедал с профессором Теодором фон Карманом и Ричардом Вест. Он
привез мне письмо от доктора Вернера фон Браун. Никакого
политического разговора, профессор говорил о своем посещении Нового
ЦАГИ: «Великолепные брюки без пуговиц в самом ответственном месте,
– смеется. – Все было там, но не было мела для писания на доске». Я
возразил, мне приходилось писать на досках разных отделов ЦАГИ, и
мел имелся всегда. Фон Карман развел руками: ну, тогда ему просто
не повезло. Нет, говорю, я еще не встречался ни с одним посетителем
СССР, не выпячивавшим отсутствие мела или пуговиц в штанах. Все
плохо, ничто не работает, у автомобилей нет шин, самолеты не имеют
моторов и так далее.
* * *
Совершенно неожиданно, без всякой связи с ЦАГИ или иными научно-
техническими учреждениями, Ричард вдруг спросил: «А какому идиоту
пришло в голову переименовать Екатеринбург в Свердловск?» Я
растерялся: не знал ответа. Но Ричард сделал заметку в своем
дневнике: это я заметил.
...какая-то женщина-лекторша, узнав, что я – «русский», начинает
|
|
стрелять в тысячу русских мишеней: делают то-то в Берлине, делали
другое в Варшаве, их шпионы – везде и так далее, и так далее. «Чего
хотят русские? – спрашивает она. – Своей земли у них хоть отбавляй,
оставили бы нас (Запад) в покое. Захватили всю Восточную Европу –
теперь хотят Корею, всю Германию, а может быть и всю Европу».
Умный разговор с математиком и физиком, а теперь эта взвинченная
женщина из департамента социологии. Ушел с головной болью и
поклялся никогда больше не общаться с женщинами от политики – в
частности и в особенности. Но не тут-то было...
* * *
Не имею ни малейшего понятия о ней; представилась Верой
Ивановной, но фамилия у нее явно нерусская. Имеет какое-то
отношение к австралийскому радиовещанию в Лондоне. Через эту
организацию и узнала мои координаты (Би-Би-Си обычно не дает их
никому). И вот в один день она появляется в Аэродинамической
Лаборатории Имперского Колледжа Науки и Технологии, присаживается
за столом против меня, и начинает:
«Здравствуйте, полковник Токаев. Я рада встретиться с вами.
Старалась целый год, и, наконец, удалось… Я надеюсь, что вы
согласитесь дать мне интервью. Ваш знакомый и друг господин (такой-
то) посоветовал мне не обращаться к Вам с политическими вопросами,
и он предупредил меня о вашем презрении к журналистам, но я хотела
бы убедить вас, что журналисты – народ учтивый»… И так далее.
* * *
Я попросил ее подождать немного. Пошел к главе департамента
Аэронавтики профессору Герберту Скуаэр: знал ли он что-нибудь о г-
же Вере Ивановне? Не слышал о такой. Вызывает секретаршу – тоже
|
|
ничего не знает. Посоветовались втроем и решили не устраивать
скандала. Разумнее всего выслушать ее спокойно, а там будет видно.
Я пригласил Веру Ивановну в приемную, секретарша принесла чай с
пряниками, и мы разговорились. Вот некоторые выдержки из
магнитофонной записи.
* * *
В.И.: Честно говоря, никакая я не журналистка и не
профессиональная переводчица. Но жить как-то надо, вот я и
халтурничаю, чтобы подработать, где только возможно. Иногда это
удается – иногда не удается. Как Вы уже чувствуете, мой английский
еще хромает на полторы ноги. Но вы – сенсация, и австралийское
радиовещание думает, что вы не откажете русской женщине-
антикоммунистке ответить на несколько вопросов.
Я: Но позвольте спросить, Вера Ивановна, кто вы? Что принесло вас
в Лондон?
В.И.: Я была в РОА (назвала определенную политическую организацию
внутри РОА). Остальное вам известно: катастрофа 1945 года, лагерь
Ди-Пи. Нашлись добрые люди, с помощью которых мне удалось
перебраться в Англию. Квалификации у меня нет, уборщицей не хочу
быть, удалось зацепиться за краюшек третьестепенной журналистской
работы… Вот господин такой-то и посоветовал мне примазаться к вашей
сенсации, чтобы как-то укрепить свою журналистскую линию…
* * *
Из вопросов Веры Ивановны мне было ясно, что идеологически и
политически нас разделяла пропасть. Она удивилась: разве я
сомневался в ее антикоммунизме? Мой ответ показался ей странным,
минуту-две она смотрела на меня с полураскрытым ртом. А именно, я
сказал ей, что горжусь своей медалью «За победу над Германией»; я
делал все мыслимое и возможное для разгрома гитлеровских
захватчиков, а РОА была в составе гитлеровской машины; ее
антикоммунизм и мой антисталинизм не имеют ничего общего…