POV Bill

1:0. Моя первая победа! Только Трюмпер об этом не знает. Он вообще меня не знает. Мне нравится мой образ – редко кто устоять может. Буду к нему обращаться как можно чаще, раз он разрешил.
Я частенько захаживал в кабинет к шефу, в принципе ничего сложного в изучении магазина не было, и даже дома я не бездействовал. Изучал эти пособия, что он мне дал. Все равно никаких других занятий я себе еще не придумал, а мне хочется быть лучшим. Я задавал директору самые заковыристые и сложные вопросы, доказывая этим, что внимательно все изучаю, что меня «волнуют» любые детали. Том Трюмпер деловито объяснял, отводя от меня взгляд, когда я сидя напротив во все глаза пялился на него и сунулся как можно ближе к его лицу делая сосредоточенный и внимательный вид. Потому что я уже принялся за СВОЮ работу. Мне всегда нравилось сбивать с толку взрослых парней. Не то чтобы я часто этим занимался: редко мне это было нужно, но всегда удавалось с легкостью. Просто я не мог представить, что он будет мной командовать, что он мой начальник, что я завишу от его работы. Мне хочется это изменить. Моя ли вина, что на меня так реагируют? Мне остается только этим пользоваться.
- То есть этот дефект, - обхожу стол, подбираясь к нему и прислоняюсь на подлокотник его кресла, от неожиданности он ничего и сказать не смог, а вытянул свою руку из под моей попы, - является не допустимым, я прав?
Наклоняюсь близко к его лицу, краем глаза замечаю, как он смятен, но смотрю не на него, а на ботинок, который он держит в руках. Чувствую, что он все еще смотрит на меня не понимающим взглядом, опускаю руки на ботинок, трогая его руки. Действовать так сейчас. Нервно выдергивает свои руки. Хм. Пока все по плану. Смотрю на него трогательно и даже с беспокойством.
- Все в порядке?
-… Да, извини… - трет веки – последнее время я стал ужасно дерганным, полный завал на работе и учеба еще ко всему прочему началась…
Кто бы сомневался что нервы у него. Странно, но такое зачастую случается с людьми, когда я прикасаюсь к ним.

***
===================
треклист:
PLACEBO – Taste In Men
Vanna – Trophy Wives
Кровосток – разговоры о напасах
Bullet for my Valentine - Suffocating Under Words Of Sorrow

***
С экзаменом я справился на отлично, теперь же остается стать лучшим работником. Форма нормальная, стала после того, как я укоротил немного футболку у швеи, ушил брюки по швам и опустил ниже, чем они должны быть. Смотрели на меня на работе странно, но не поняли, что не так в моем внешнем виде. Мои коллеги все молоденькие парни, как на подбор все симпатичные, но пока, ни с кем не общаюсь из них. Мне они кажутся надменными и высокономерными. Каждый с удивительно стильной прической, ухоженным лицом. Отношения с работниками не становились не хуже, не лучше. Некоторое время.

- Но это же сапоги из прошлогодней коллекции! – возмутился я, увидев как Габриель предлагает молодому мужчине устаревшую обувь и прямиком оказался рядом с ним с уже другими сапогами, более интересной модели, - попробуйте, может померить эти, - улыбнулся я покупателю.
- Да, вот это получше, не такие блестящие…
- Это новое поступление, - я схватил мужчину повыше локтя и потянул в другую сторону магазина, с энтузиазмом рассказывая про преимущества этой фирмы, - вот, здесь разные модели на этот сезон.
Я усадил мужчину на диван и стал подносить ему разную обувь. Он выглядел довольно молодо и одет по-молодежному, поэтому располагал к себе и общаться с ним оказалось легко. Дэвид много шутил, а я смеялся будто и не было у нас отношения всего продавец-покупатель. Постепенно я его настолько уболтал, что он уже не обращал внимания на то, что я несу не только сапоги, но и кроссовки, и туфли… в итоге он примерял уже тапочки домашние. Мы говорили все это время. Оказалось, он сам неплохо разбирается в обуви. В итоге он ушел из нашего магазина с несколькими коробками, и я помог сделать ему отличный выбор. Отлично. Это ведь еще один шаг к получению места лучшего работника. Директор будет доволен мной. Только вот почему Габриель на меня так косо смотрит?
- Габриель, все хорошо? – мило интересуюсь, на что он только язвито отвечает, что все порядке.

POV Tom

Что творит этот Каулитц? Сегодня мне продавцы жаловались, что он внаглую увел клиента Габриеля? В открытую. Не знаю, что с ним делать. Особенно потому что свою работу он выполняет на отлично. Он ведь знает, что они работают на проценты от продажи и посунулся к покупателю со своими предложениями. Странный он. Нужно обязательно поговорить с ним после обеда, а то он непонятливый какой-то.
Что за…? Каулитц что не знает, что этот отдельный столик в кафе для работников специально для меня? А он там сидит… Нет, я не сердит, а просто немного удивлен. Подхожу к «его» столику. Как раз поговорим, мне всегда интересно общаться со своими подчиненными.
- Привет, приятного аппетита, - не могу портить человеку принятие пищи, - могу я присесть?
Только кивает. Некоторое время мы оба молча едим.
- Эм… как тебе работается? У нас…, - говорю куда-то ему в волосы, потому что он не смотрит на меня, а меня напрягает молчание, мне кажется, что он все равно поглядывает на меня сквозь густую челку.
- Да… я почти уже привык..., - наконец, отрывается от тарелки и принимается за бутылку, громко отпивая прямо с горлышка, а смотрит на меня, - мне нравится работать. Тем более что больше мне нечем заняться, отдаюсь полностью работе, - улыбается.
- Чего же так? А ничем не увлекаешься?
- Многим! Музыка мое любимое увлечение. Я от нее даже завишу. От нее часто зависит мое настроение или наоборот, настроение задает музыку.
Вспоминаю я какую он музыку слушает… Не могу сдержать ухмылку – для меня вся такая «тяжелая» музыка сливается в одно и я не вижу различий между разными группами. А Каулитц этот такой вроде бы тихий и спокойный, что с трудом верится, что ему нравится рок и метал. Как будто бы от этого он считает себя сильнее, защищеннее, агрессивнее. Впрочем, это неудивительно сейчас много таких подростков. Билл Каулитц с огнем в глазах рассказывает мне о любимых группах, об их чудесной лирике. Не могу его прервать – он так трогательно и трепетно относится к любимым группам, будто это его лучшие друзья.
- Я тоже музыкой увлекаюсь, - сразу пользуюсь тишиной, пока он взахлеб пьет, чтобы быстрее продолжить, - но совершенно противоположную, наверное, твоей.
Мои слова летят мимо. И он продолжает тараторить теперь уже о гитарном соло лучшего, по его мнению, гитариста.
- Я могу даже просто слушать, как он играет! Без вокалиста и барабанов…
Вот тут я, наконец, и втянулся в монолог этого неугомонного пацаненка.
- Я тоже играю…
- Праааавда? – неверяще таращится так, что его огромные глазищи выглядят немного устрашающе. И опять же меня перебивает. В глазах неподдельный детский интерес и радость такая, будто кумира повстречал. А еще, наверное, восторг.
- Правда, только последнее время у меня не хватает времени на игру…
- Это же так классно! Я тоже раньше мечтал научиться!... - ну не может он не перебить. Тут звонит его мобильник.
- Матильда, я на работе, вечером позвоню, - как-то раздраженно.
Опять умолкает быстро поглощая недоеденный салат. По-моему он как-то немного расстроился и вмиг перестал улыбаться.
- Не торопись ты так, вредно есть слишком быстро, - меня невероятно умилило, как он уплетал за две щеки, быстро пихая большими порциями салат в рот. Он напоминал мне бурундучка.
- А мне надо быстрее! – промычал он с набитым ртом, быстро сглатывая даже не прожевав нормально, уже поднося еще одну порцию, он остановил вилку у самого рта, - Мне же еще подкраситься нужно и покурить успеть, - сказал он это как-то немного таинственно прищурившись, и нагнувшись ко мне, как он это часто делал.
Вот тогда-то я с удивлением и заметил пирсинг у него в языке. Вспомнил, для чего чаще всего делают прокол в этом месте девушки и почему-то почувствовал тяжесть именно на сердце, а не в другом месте. Почему я до этого не замечал, он ведь часто бывал у меня? Я был немного смятен мыслями, которые отгонял от себя, потому что они были слишком безрассудными и тяжело принимаемыми моим заработавшимся мозгом. Но и навязчивыми одновременно. Это как пытаешься перед сном не думать о проблемах.
Нервно сглотнув, потерев веки, снова повернулся к собеседнику. А Каулитц видимо давно молчал, любуясь моим смущением. Но сам он был смущен не меньше, щеки разрумянились, а глаза приобрели другой оттенок.
Кто он? Мужчина, Женщина? И в том и в другом значении он все равно красив, но это для меня не важно.
- У тебя итак отличный макияж, а курить вредно! Особенно в твоем возрасте, - вспомнил, на чем прикончился разговор, он только смеется, да так, что опять же пихает под столом меня ногами, но, поскольку он не извиняется, мне остается только «не заметить» его неаккуратности. Хотя я не вижу ни одной причины для смеха. Но я немного свыкся, что он все ближе воспринимает, чем многие люди. Если немного весело – он смеется. Что, если он смотрит мелодраму, сразу плачет что ли?
- У меня наверняка немного смазался карандаш… А курить сексуально. Я курю лет с двенадцати-тринадцати. Все на это водятся, - он хитро улыбается, - а знаешь… Знаете, каким от курения классным становится голос? Но, я сейчас уже в любом случае без никотина не смогу. Никотиновая зависимость, с которой я и не хочу расставаться.

Я хотел сказать: «вот они, дети. Курить, потому что это «сексуально» и потому что голос становится «классным», но вовремя одернул себя, подумав, что не нужно вести себя как ворчливый дед. Я все-таки сам еще очень молодой, хотя относительно Каулитцу, я взрослый. И лучше не называть его ребенком, обидится или же, того хуже, мне придется выслушивать его доводы о том, что он не маленький и в итоге согласиться, что он очень взрослый и серьезный.
- Кури здесь…
- Но…
- Это ВИП столик, здесь можно.
Благодарно улыбается, привстает и пытается вытянуть из кармана узких штанишек пачку сигарет, как догадался я. Штаны были настолько узкие, что пока он дотягивался до коробочки штаны спустились ниже на бедрах, и я опять был в шоке, заметив «звезду» внизу живота. Но на этот раз я уже быстро очухался и быстренько отвел заинтересованный взгляд. Но в голове успела возникнуть мысль, что на девушке это смотрелось бы о**ительно сексуально. А на парне? Даже курит он по-женски. И сигареты может даже женские. Тоненькие, изысканные, с запахом ментола. Невероятно красивый ритуал – красиво изогнутое тонкое запястье и плотный дым из пухлых губ. Была бы это девушка, мог бы влюбиться хотя бы только увидев, как она курит таким образом. Но это парень, а курящие девушки меня совсем не привлекают.

Устало вздыхаю, потирая виски. Наверно переработал и давно не общался с прекрасной половиной человечества, что в голову лезут странные мысли. Лучше поговорить о работе.
- Не могу тебя не похвалить. Для начала ты неплохо справляешься, - с «неплохо» я немного лукавил, но и захвалить его не хотелось: уверенности ему хватает.
Он меня совсем не слушал. Все-таки то, что он увел у кого-то покупателя, меня волнует меньше всего – это их личное дела, пусть сами разбираются и их эти жалобы не интересуют, мне главное прибыль. А он с этим неплохо справляется.
- Дэвид Йост сам лично позвонил мне и похвалил твою работу, - все-таки слушал, потому что секунду пялится на меня будто что-то вспоминая…
- Дэвид Йост? Это… – резко хватает меня за руки, на пути снося бутылку с черничным соком.
- Известный продюсер… - драматично завершаю я, чувствуя прохладный реки, расползающиеся черными струйками по моей новенькой белоснежной футболке.
===================
треклист:
Skinny Puppy – Immortal
Bullet for my Valentine – Last To Know
Sentensed – No One There
PLACEBO – Meds

Ничего не успеваю предпринять, как ко мне подлетает Каулитц, и ничего не успеваю сказать, когда этот же человек стягивает мою футболку с меня.
- Нельзя чтобы сок потек на джинсы! - я не сопротивляюсь. Я зол? Просто возмущен. Не человек, а ураган какой-то! Вот что мне делать? Отчитать неосторожного мальчонку? И что с того? Я не привык оказываться в таком положении. И вот что мне сказать? «Что ты наделал»? «Чтоб больше это не повторялось»? Дуратское, идиотское положение! В жизни не сталкивался с такими людьми! Отлично, нижняя майка «успела» впитать в себя часть жидкости и ее тоже пришлось снять. Хотя, мне все равно – я своего тела не стесняюсь и женщин, которых я бы обязательно смутил своим голым соблазнительным торсом, на работе у меня нет. Каулитц возится с салфетками, вытирая стол. Вздыхаю, как же он меня раздражает! Злобно смотрю на него из-за того, что ничего с ним не могу поделать качаю головой.
- Герр Трюмпер… я такой оболтус… растяпа… знаю, - ааа… тяжело ему извиняться, ну-ну, - я возьму, постираю дома, - комкает обе мои майки и вталкивает в большую адидасовскую сумку.
Не могу смотреть, как с моими дорогущими майками так обращаются. А все-таки он не извинился по-нормальному. Вот уж гаденыш, даже не получается на него злиться. И так всегда. Такое грустное и виноватое лицо делает, что ничего с ним не могу сделать плохого…
- Да не переживай ты так. С кем не бывает? – осторожно поднимаю его голову, взяв за подбородок и «примирительно» улыбаюсь. Эх… Том Трюмпер, тебя меняют.
Голова раскалывается, хорошо отдохнул на обеде! Этот чертов Каулитц умудряется вывести меня из себя да еще в итоге и выйти сухим из воды! Попытаюсь расслабиться, нужно заняться йогой, выпить японского чая, пойти на массаж.

POV Bill
Ну, я и лоханулся сегодня! Главное, что я уже привык к себе такому: неуклюжему, неаккуратному, небрежному… Просто не понимаю, почему со мной вечно какие-то казусы случаются! Иногда бывают дни особого обострения, когда пропускаю нужную станцию в метро, когда не понимаю, чего от меня хотят, когда случайно произношу мысли в слух, все роняю, все разбиваю… Вот и сегодня я сам не свой.
«А Трюмпер невероятно красивый», - *сказало* мое сердце… - «такой живот… Он такой мужественный, взрослый…»
«Опять ты за свое?!», - *перебил* мозг.
Директор даже не ругал меня, хотя видно было, что злится. Блин, какой же он. То, что я сегодня увидел, не дает мне покоя целый день и, я боюсь, мне не удастся забыть эту картину еще долго. Картина – произведение искусства, работа утонченного художника. Хотя, не боюсь. Сегодня я заинтересовался Трюмпером, как мужчиной. Мне все равно, что интерес односторонний. Мне нравится интересоваться, нравиться зависеть от какой-нибудь несбыточной мечты, можно задать себе цель, которую никогда не достигнешь и обманываться, воображая, что все равно этого можно добиться. Какой-то мазохизм по отношению к своему мозгу, душе, сердцу, но я испытываю от этого наслаждение. Это мой персональный интерес, безумное, сумасшедшее увлечение. И мне совсем не жаль, что мои некоторые желания не сбудутся. Задача не достигнуть невозможного, а наслаждаться иллюзией, процессом мечтания. Только все люди считают, что тяжело жить с иллюзиями. Я пробую и мне не тяжело, это не мешает моей реальной, а только делает ее ярче, из-за них моя жизнь немного смазанная, не четкая. Мне иногда кажется, что я не касаюсь ступнями земли, ощущаю легкость и свободу.
Сейчас время работать, встряхиваю головой. До окончания смены еще два часа. Как же меня напрягает вся эта обстановка! В зале, кроме меня, еще пять продавцов и ни одного покупателя. Все они разговаривают между собой в то время как я выравниваю обувь на полках, развороченную после сумасшедшего потока покупателей. Медленная французская классика, можно было бы сказать льется из динамиков, но меня она так напрягает, что «льется» не подходит. Ненавижу французский. Мелодия тихая и спокойная, а от такой музыки мне никогда почему-то не хотелось спать, она наоборот отрезвляла и будила. Раздражала и настроение становилось скорее агрессивное, чем мирное. Мне не нравится эта тишина, эти аккуратно причесанные люди, их тихий разговор, этот слишком совершенный дизайн. Слишком модный интерьер, типичный, серый, глухой, предельная чистота и порядок после того, как я справился с последствиями урагана на полках. Я даже не мог нормально запомнить имен своих коллег. Потому что они были одинаково стильными, да еще и в одинаковой форме. Стало тяжело дышать. Хочу домой. Я чужой, я другой… Хочу к Матильде, Симону, Николсу… Да, знаю, что теперь отношения с Матильдой и Николсом никогда не смогут быть прежними, что нельзя быть с ними, невозможно. Но… Я один. Свобода не оказалась желанным призом.
Соберись же, Билл. Прекрати, тебе никто не нужен. Легко держаться подальше от людей: ты никому ничем не обязан, ты свободен, волен. Люди далекие. Нужно что-то изменить, нарушить идиллию. Я воспрянул духом, подтянулся. Настроение поднялось непонятно по какой причине. Музыка пришла! Я вытянул из-под футболки одно «ушко» от наушника и просунул в ухо под волосы. Достал из кармана плеер и включил так тихо, чтобы никто не просек и чтобы я услышал, если ко мне будут обращаться.

- Билл, что ты делаешь?
- Обувь переставляю! Не видишь что ли?
- Зачем? – ухмыляется один из продавцов, Коллин, - в чем смысл?
- Не отвлекай, а! – закатываю глаза. Да, я дерзок, просто не терплю такого насмешливого тона по отношению к себе.
- Слушай, Билл, - к Колину на подмогу в группировку «за*би новичка малолетку Билла» присоединился Кристофер, невысокий блондин с выщипанными до тонкой линии бровями, - мы до тебя так работали и неплохо справлялись!
- Неплохо, это не отлично, - буркнул я.
- Даже так? – эти гламурные мальчики открыто надо мной издеваются, - не можешь работать по нашим правилам?
Я не отвечал и не удостаивал их взглядом, продолжая осуществлять задуманное в действительность, но чувствовал, как они переглядываются между собой. Наверно мне нравилось их заводить и бесить своим поведением, ничто так не бьет по самолюбию, как игнорирование. Может, и глупо было, их ведь много, а я один. Но я также отличаюсь по истине ослиным упрямством. Я перенес всю новую обувь в начало в магазина, возле входа, а старую, летнюю, собрался перенести подальше, в конец зала.

POV Tom

Наконец, разобравшись с небольшим отчетом, я могу расслабиться. Включаю спокойную музыку, переодеваюсь в эластичные узкие спортивные штаны, снимаю носки и раскатываю ногой коврик. Прикрываю глаза. Фух… выдыхаю, широко раздувая ноздри, вдоох-выыдох. Ртом, носом. Ни о чем не думать, сконцентрироваться на своем теле и душе. Вдох-выдох, полное расслабление, отстранение. Представляю себе, что стою у берега океана. Ясное небо, пенистая волна нежно гладит мои голые ступни, горячий белый песок. Время течет мееедленно, никакого шума, никакого беспокойства, никакого беспокойства. Нет никакой работы, никаких забот, абсолютная свобода. Предельное спокойствие, никаких обязанностей, никаких людей, никакого Каулитца, нервирующего меня…
Мне уже практически удается принять позу «Чайка», как:
- Герр, Трюмпер, я очень извиняюсь, что отвлекаю вас… - опустив голову говорит один из моих работников, терпеть не могу, когда они ко мне так, относятся, будто я владею ими, как рабами.
- Говори! – перебиваю, потому что не люблю неуверенных людей, и меня очень раздражает, что опять мне не дали отдохнуть.
- Вам… лучше на это посмотреть… Идемте в зал, - усмехаясь произносит парень, - увидите, что там Каулитц творит…
Влажу в кроссовки и выхожу, не переодеваясь, предчувствуя, что такого ужасного мог натворить этот чертеныш.

А Билл Каулитц, набрал в руки обувь и зачем-то тащит ее на другую сторону магазина, скидывает ее на пол и идет за следующей «порцией». Молча, наблюдаю и, не выдержав начинаю смеяться. Что он делает? Но он работает так усердно, ничего не замечая вокруг, одержимый какой-то идеей. Меня это веселит. Предмет моего наблюдения поворачивается ко мне, наконец, заметив. Поднимает взгляд, полный обиды, грусти и одиночества. Уголки губ опущены. Мне стало стыдно отчего-то и очень жалко мальчика. Я вспомнил, что он здесь совсем один и никто его не поддерживает. Как в одном человеке сочетается сразу столько свойств? То он очень гордый и эффектно-уверенный, то похож на маленького брошенного зверька.
- Билл, пойдем в мой кабинет, и ты мне объяснишь, что ты хотел сделать, - называю по имени, чтобы не пугать его и улыбаюсь своей шикарной, я знаю, улыбкой.
- Но…
- Потом уберешь, не страшно. Парни тут, они присмотрят.
Беру его за руку и слышу, как парни ржут нам вслед.

Усаживаю его напротив себя, а он молчит. Когда я спрашиваю, что он собирался делать, невнятно пытается что-то объяснить… «Так лучше… сразу видно… Все равно это итак купят…».
- Билл, не волнуйся, слышишь? Я ж не съем тебя, - пришлось улыбнуться. Ох, как он мне дорог, горе мое, откуда же он взялся? Мне что же теперь забыть о спокойной жизни? Но говорить с ним лучше спокойно.
- Давай, выпьешь чаю, успокоишься и расскажешь мне, - беру его руки в свои, поглаживая. Горячие.
Билл краснеет, соглашается. Наверно, ему не удобно, что я так забочусь, может, он ждал другого? Пока нам приносят чай, не смотрит на меня.
Медленно пьет, судорожно дыша, и сморит прямо на меня, не понимаю зачем поэтому тоже смотрю в его глаза. Шумно выдыхает, прикрыв глаза, откидывается на спинку кресла. Вижу, как перекатывается под молочной кожей его кадык. Если честно признаться самому себе – зрелище довольно-таки соблазнительное. Не понимаю, что такого могло произойти, что он так перенервничал. Смотрю на его шею… Он что, уснул что-ли? Нервно почесываю бедро: зрелище не для слабонервных. За своими пугающими мыслями не заметил, как он открыл глаза, а когда заметил, отпрянул назад, отводя взгляд. Каулитц смущенно улыбнулся.
- Я хотел перенести обувь из новой коллекции в начало, чтобы… чтобы покупатели заходя в магазин сразу же замечали новую коллекцию, обувь по сезону… а… а летний сезон закончился и не нужно, чтобы она занимала первое место… можно было бы… повесить таблички возле обуви со скидкой… А еще на улице, у входа, вывесить оповещение о скидках на летнюю обувь. Люди, проходя мимо обязательно заходили бы…
- Ну, так отличные идеи Билл! Как ты до них додумался? Я… просто управляю здесь всего с 18 лет… поэтому… - я был в восторге, действительно, молодец, мальчик!
- Я всегда раньше обращал внимание на подобное, когда ходил по магазинам, - воодушевился Билл, - это одно из моих увлечений, - улыбался Каулитц, а я уже надеялся, что он не станет тараторить о том, как именно он это любит, в какие магазины ходит, с кем ходит…
- Мне нравится, что ты так интересуешься своей работой, в этом у тебя явные преимущества перед остальными, - сказал, не подумав, ведь я всегда думал, что лучше кого-то не перехвалить… - а почему у тебя были проблемы с остальными?
- Не знаю... Они сказали, чтобы я здесь ничего не трогал.
- Ладно, ты едь сегодня домой, а парни все соберут, как ты хотел, пойдет? И завтра все будет, как ты планировал, - он смущенно по-детски улыбался все это время, - и выше нос!
- Герр Трюмпер… Вы самый лучший директор. Самый понимающий, самый добрый… Вы такой хороший. Вы мне очень нравитесь, - отчего-то заплетающимся языком говорил мальчик, наивно и глупо. Вспомнив о языке, сразу вспомнил, что он у него проколот, от чего у него иногда выдавались какие-то свистящие звуки. Подходит ко мне и бесцеремонно обнимает, опустив голову мне на голую грудь, и тяжело дышит, он такой горячий после выпитого напитка и волнения, наверное, что начинает волновать меня самого. Вот что мне сейчас с ним сделать? Сказать, что нельзя вот так вот обнимать начальника?
- Извините, просто спасибо, что поддержали меня… У меня здесь никого нет, и мне некого больше обнять. А это необходимо, как и общение…

POV Bill

Говорил же, что стану королем! Мне удалось разжалобить директора, представить его работников в плохом свете, с которыми он работает уж точно больше, чем со мной, блеснуть умом перед Трюмпером! Еще успел его обнять. Отличный выстрел! Горжусь собой. Все складывается как нельзя лучше, все оказалось не так сложно, как могло бы. Сегодня на работу иду с радостью: этим работничкам вчера пришлось доделать мою работу. Наверняка теперь они меня «любят» еще больше. Зависть-зависть. Наверное, их вчера отчитали. Ну, пускай. Я немножко приврал вчера директору, чтобы разжалобить. Пусть все парни на работе будут против меня – мне нечего терять и без их общения я обойдусь, уверен, у нас нет даже общих интересов.
Узнаю на работе, что ко мне на прием записался Дэвид Йост! День начинается как нельзя лучше. Уж сегодня я буду еще лучше, зная, кем он является. Покорю всех! Чувствую силы, жизнь прекрасна.

Услышал непривычную для такого времени шумиху на улице и решил выглянуть, заодно и покурить. Судя по камерам и микрофонам, я догадался, - репортеры. А это интересно. Чего же они ждут? Кого? В этом городе меня такое не столько удивляет, сколько могло бы удивить в моем родном городке.
Я подожду и наверняка что-то увижу, Трюмпер все равно обедает и не засечет, если только ему не донесут. Но я ведь в Мюнхене не ради хлеба. Главное – зрелища! Шоу продолжается! На горизонте – черный лимузин Эскалейд. И он движется прямо по направлению ко мне! Точнее, не совсем ко мне, а к входу в магазин, у которого я стою такой весь красивый. С приоткрытым ртом смотрю, как из этой шикарной машины за высоким мощным мужчиной, плотного, но спортивного телосложения, выходит Йост, а за ним четверо парней, с которыми он работает. Парней я сразу узнал – я увлекаюсь немного другой музыкой, но их невозможно было не знать – везде были их милые мордашки: по телевизору, афиши, обложки журналов, большие плакаты в музыкальных магазинах, в метро… Их успех невероятен! У них совсем недавно вышел дебютный альбом, а самому старшему наверняка еще и не было, как и мне, восемнадцати. Слишком много шумихи вокруг них, думаю, не столько из-за музыки, сколько благодаря их эпатажному внешнему виду.
Тушу сигарету о стену, я ведь должен встретить Йоста. Улыбаюсь, поправляю хвостик, брюки в меру спущены, освежитель полости рта после сигареты, я идеален. Йост улыбается мне сквозь толпу, оккупировавшую вход в помещение и говорит толпе, что сейчас они заняты, и парни не будут говорить об альбоме. Не могу поверить! Я, простой парень из глухого жалкого городишка буду иметь дело со звездами! Я слышал, что наш бутик один из самых лучших, но не ожидал, что буду видеть таких известных людей, работая здесь совсем недолго.
Я был на высшем уровне. Я звезда. Я был спокоен и обращался к ним, как к обычным людям. Я, я, я… С Йостом мы все время переглядывались и улыбались друг другу, пока я предлагал «его» парням кроссовки.
Потом парни уехали уставшие и довольные. Они были все такие красивые, настоящие звезды, такие необычные. А Йост остался, сказал, хочет поговорить со мной. Интересно о чем? Как раз конец моей смены. День был очень напряженный и перегруженный событиями и впечатлениями. Йост согласился подождать, пока я переоденусь. В раздевалке распускаю волосы, они шикарны, подкрашиваю глаза, туалетная вода, улыбаюсь себе в зеркале, вздергивая бровь с пирсингом, и с таким заготовленным лицом подхожу к выходу. К главному, потому что магазин все равно еще не закрыт, не обращаю внимания на улюлюкающих парней.
Выхожу, смотрю, Дэвид стоит возле маленького Ламбарджини. Шик. Восхищенно смотрю на машину, провожу пальцем по капоту.
- Нравится?
- Она прекрасна, - не лгу.
- Прокатимся?
Ничего себе! Сам Дэвид Йост предлагает мне сесть в его машину! Даже как-то нереалистично.
Садиться ли в машину к почти не знакомому дядьке? О, да.
- Шутите? – делаю круглые глаза простого деревенского мальчика, а он открывает переднюю дверцу, приглашая внутрь. Какие почести-то! Для меня, для простого парня… Глупый Билл, наверняка в этом городе ничего «просто» не бывает. Но в машину сажусь. Приключений хочется… Готов к ним. Я же хотел в Мюнхен! Не для того, чтобы тратить свою молодую жизнь на работу и сон. Только думал, развлекаться буду с Симоном, другом детства, а уж никак не с таким человек, как известный Дэвид Йост. О чем может говорить мужчина со мной? Обсудить экономику? Поговорить о спорте? Но я ненавижу любой спорт и не забиваю голову такой чепухой, как экономика.
- А ты умеешь водить? – поворачивается ко мне Дэвид, когда машина трогается с места. Машина едет легко, мягко, плавно. Вот о такой жизни я мечтаю.
- Нет, и не очень пытаюсь научиться, - улыбаюсь, - мне больше нравится роль пассажира.
- Куда поедем?
- Мне все равно. Я и не выхожу никуда особо… На ваше усмотрение.
- Я что такой старый? – делает наигранно обиженный вид, потом уже подмигивает с улыбкой, - Билл, называй меня просто Дэвид. Выпьем где-нибудь?
- Куда там… Мне далеко еще до совершеннолетия, - я сделал максимально расстроенное лицо, опуская глаза и выпячивая нижнюю губу. Сейчас я работаю над операцией «Растрогать и обаять звезду». Но, показывая, что шучу, сразу же широко улыбаюсь.
Мне показалось, или в интимной темноте машины действительно промелькнул в его глазах озорной огонек, а в самом уголке губ появилась едва заметная лукавая ухмылка. Черт! Такие улыбки мне и нравятся в парнях.
- Со мной можно везде, - неоднозначно говорит Дэвид.
Я ожидал, что он меня завезет в какой-нибудь бар или клуб, а он меня повез в ресторан. Отдельная VIP-кабина, инструментальная музыка. Мне нравится громкая, тяжелая, энергичная и даже агрессивная, но я здесь не музыку слушать. Стоп. VIP-кабина? Он что заранее меня планировал сюда завести?
Мы много говорили и прикалывались в тот вечер. С ним было невероятно интересно и весело, тем более что я очень уж соскучился по общению. Я старался не пить много, потому что знаю, как сильно на меня влияет алкоголь, каким глупеньким я становлюсь. Мне достаточно совсем чуть-чуть. Тем более, что Дэвид выбрал коньяк, а я обычно пью что-нибудь полегче, хоть он и предоставил мне право выбора, я положился на его вкус. Напиваясь, я становлюсь слишком кокетливым. Мне не хотелось напиваться и нести всякую чушь в его обществе, да еще и в таком цивилизованном месте, особенно пока мы плохо друг друга знаем, хотя после сегодняшнего вечера он мне кажется близким другом. Многое мы узнали друг о друге.
Потом он заплатил за меня и никаких возражений не принял, сказав, что это он меня пригласил и может на меня обидеться. Он отвез меня домой, и мы даже обменялись номерами телефонов! Дэвид обещал показать мне настоящий Мюнхен и настоящее развлечение.

***

Вот после этого и началась моя настоящая жизнь в этом городе. Дэвид частенько за мной заезжал на работу, и мы вместе ехали развлекаться. Больше не жалуюсь Симону по телефону на то, что очень одинок, что мне скучно и что нечего делать. Иногда случалось так, что я был вместе с его группой. С ними Дэвид общался практически так же, как и со мной и было достаточно легко с ними, хотя «своим» я себя не чувствовал. И все же больше мне нравилось быть с ним наедине. Я же не вчера родился. Чувствовал, какой у Дэвида ко мне интерес. Он на это намекал очень осторожно, очень тонко, боясь, что шокирует меня. А я не подавал виду, что замечаю его почти прозрачные посылы в мой адрес: пусть немного помучается. К такому виду истязания людей я испытываю особый трепет. Не так уж и много людей мне хотелось завораживать, поэтому, почему бы не повеселиться сейчас? Раз уж Дэвид такой терпеливый, то подождет…
Один парень из его группы, Михаэль, клавишник, был каким-то странным по отношению ко мне. Сначала я приписывал это к его характеру, мне казалось, что он такой со всеми, немного жестковатый, грубоватый, неприветливый… Но его нападки не прекращались. Все начиналось с мелочи, конечно, когда Дэвид отходил, обычное «подчеркивание» моего внешнего вида. Но видимо то, что я не отвечал ему злом, просто игнорируя, как делал это всегда, не желая напрягаться перепалками с ничего незначащими для меня людьми, бесило его еще больше. Ну, а я оставался как всегда невозмутимым. Никто меня не выведет из себя – я выше этого. Не пристало мне ругаться с такими глупыми людьми, которые понапрасну тратят свои нервы. Я просто не понимал его: ему что нечем заняться? Что его беспокоит?
Не помню, что тогда мне сказал этот Михаэль, сразу отдаляясь, потому что в ту ночь я узнал кое-какую деликатную пикантную подробность из жизни Дэвида и этого же многострадального Михаэля. Со мной остался только Крис и он как раз и рассказал мне о сексуальных отношениях между парнем и продюсером.
- Мих был совсем еще пацаном, когда Дэвид затащил его в постель… Хотя, нет. Дэвид здесь не виноват: Мих сам на это напросился… Ха-ха, - Крис затянулся сигаретой, прикрыв глаза и глупо смеясь, что-то припоминая, - напросился на член в задницу. Он был влюблен в нашего продюсера с первого дня знакомства с ним, - он выпучил глаза, - крутился вокруг вечно… да он сам себя предложил взрослому мужику, сам под него подложился… Глупый же был, малой, думал, наверно, что Дэвид тоже его полюбит…
Меня совсем не удивил этот рассказ, но это хотя бы объясняло отношение парня ко мне. Может он его до сих пор любит?

***
Сегодня на работе у меня ужасно разболелся живот, и поднялась температура. Странно. Меня никогда не волновало мое здоровье – не помню, когда в последний раз был у врача, не считая зубного. Нужно же было отбелить зубы перед приездом в Мюнхен. Наверное, просто не то съел. Обедал я сегодня с Томом (думаю, он не узнает, что мысленно я его «называю» просто по имени) и тут как раз и схватился за живот. Боль была очень острая, настолько, что дышалось с трудом, а из глаз посыпались искры. Том не сразу понял, что случилось и с усмешкой сказал что-то типо: «я же говорил тебе не питаться фаст-фудами», как через секунду оказался прямо рядом со мной, стаскивая со стула:
- Боже, Билл, что случилось?… ты в порядке?… пойдем, я вызову тебе врача…
Меня немного подташнивало, я чувствовал, как Том волочет меня, ведет куда-то.
- Только не врача… - запаниковал я вцепившись в его плечо, - пожалуйста не вызывайте врача, - отчаянно молил я, невнятно бормоча ему в шею, но больше ничего сказать не смог: спазмы внизу живота не прекращались.
Я ужасно боюсь уколов, а медсестра первым делом обязательно вколет мне чего-нибудь побольнее. Например, димидрола с анальгином! Они же только и желают всадить кому-нибудь укол в задницу! Даже когда без этого можно и обойтись… А потом обязательно выпишут мне длиннющий список фармацевтических средств, без которых я точно «умру» и отправят по всем существующим врачам: от ортопеда к урологу и до окулиста даже! Чувствую с закрытыми глазами, что меня куда-то укладывают, боль не прекращается. Чувствую слезы на горящих от температуры щеках. Последнее, что вижу, это обеспокоенные глаза Трюмпера, перевожу взгляд и пищу, заметив, что он же сам вводит мне желтоватую жидкость в вену, боли от укола даже практически не чувствую, а пищу скорее от этого ужасного зрелища.

POV Tom

Каулитц-Каулитц… Ну опять он. Ни с одним работником у меня не было таких проблем. И главное – его никогда нельзя ни в чем обвинить. Конечно, я не корю его! Не в том дело… Почему ему так не везет? Вечно попадает. Мне даже немного жалко парнишку – он здесь совсем один, о нем никто не заботится, вот и тащит в рот всякую гадость. Что с ним делать? Накрытый шерстяным клетчатым пледом до подбородка, он сейчас лежит в моем кабинете на массивном кожаном черном диване, судорожно сжимаясь и корчась в беспокойном сне. Он почему-то очень настойчиво (насколько ему позволяла его боль) отказывался от доктора. Когда-то я прошел один из многочисленных курсов по первой медицинской помощи и сегодня мне впервые понадобились мои знания. Я ввел внутривенно обезболивающее плюс снотворное, но легче ему, по-моему не стало. Лоб горячий, бормочет чего-то, бредит. Мой «пациент» все время ворочается и пытается скинуть плед, поэтому я перенес один стул к дивану и стал ухаживать за ним. Таблетку ему сейчас не дашь, еще один укол, чтобы сбросить температуру, я решил не делать: возможно у него аллергия или еще какая особенность… Попробую мокрые компрессы, из-за снотворного он наверняка проспит весь вечер и полночи, а я останусь здесь, с ним. Если бы в этом городе была его мама, можно было отвезти его к ней домой, а сейчас на кого его оставить… В его бессвязном бреде я вдруг различаю «не сейчас Дэвид». Дэвид. Йост? Это первая ассоциация, которая возникла в моей голове – недавно я видел, как Билл садится в его машину после работы. Ну что ж… Его дело. Только он много не знает о Дэвиде.
- Тише, тише мальчик… - глажу его по мокрой голове, потому что он начинает метаться из стороны в сторону. Во мне наверно просыпаются какие-то почти отцовские чувства, хотя разница в возрасте у нас совсем маленькая, он вечно себя как маленький ведет. Чувствую нежность к нему, хочу помочь.
Пусть сейчас проспится, а с утра сам лично отвезу его к доктору. Пусть брыкается и пихается, я все равно гораздо сильнее его. Маленький еще и совсем не думает о себе. Курит как паровоз. Еще и с Йостом связался… Нельзя давать пропасть парню в жизни, раз рядом с ним нет кого-нибудь более приземленного.
Перевожу взгляд на часы у себя на столе, шея хрустнула от такого резкого поворота, после нескольких часов беспрерывного сидения все тело затекло, а ноги занемели. Голова закружилась. Уже час ночи, а я не смыкал глаз. Билл вроде немного успокоился: теперь он чуть слышно сопит, лежа на спине вытянувшись в струнку. Магазин давно закрыт, а мы здесь. Будить его нельзя.

Косметика темными разводами поплыла по его лицу, и я полностью смыл ему макияж ватным тампоном. Мне открылся совсем другой Билл Каулитц, милый, домашний, без его боевого раскраса и уверенного прожигающего взгляда. Мне вдруг почему-то захотелось заботиться о нем, он казался удивительно беззащитным, беспомощным… будто воин без оружия… Он причмокивал губами и сводил брови, видимо от боли. А я ловил каждую мимику на его лице, каждое движение, наверно, я запомнил каждую даже несущественную черточку. Каждую мелкую родинку. Зачем я его так рассматривал? Просто потому что все равно мне нужно было сидеть рядом с ним… Он похож сейчас на брошенного ребенка, кажется еще худее, потому что максимально сжался, подтянув ноги к груди. Я опустился к его лицу и, по-моему мне послышалось, что он скрипит зубами, скорее всего сжав челюсть. У него невероятные губы. Знаю наверняка, что они точно очень нежные. Сейчас, от температуры конечно, они немного потрескались, но… Представлять и ощущать – это совсем по-разному, иначе другого оправдания себе найти не могу, когда тянусь к его сейчас вишневым губам указательным пальцем.
Сейчас ночь, а ночью все мысли какие-то совсем другие. Мы гораздо уязвимее, проблемы кажутся страшнее, а приятные моменты еще нежнее. Провожу по его губам. Они еще по-детски пухлые, наверное, невероятно чувственные. Сейчас мне, кажется, что ничего странного в моих действиях нет. Облизываюсь, будто забыв, что передо мной лежит парень. Глажу его губы, будто пытаясь загладить треснувшие участки кожи, задеваю родинку под губой. Возможно, мне сейчас просто нечего делать, а смотреть уже нет смысла, когда итак уже слишком четко запомнил. Я настолько увлечен своими мыслями, которых сейчас почему-то не так пугаюсь, что не замечаю, как больной распахивает глаза. Чувствую его нездоровое дыхание на своей шее и медленно отстраняюсь, закрывая глаза, тру шею. Как я устал.
- Пить… – не говорит, а стонет, быстро вскакиваю и ставлю чайник. Разбавляю в кружке ежевичный колдрекс. И вновь я сижу перед ним и пытаюсь немного охладить напиток. Слышу, как расстегивает джинсы под пледом и, «привстав» под одеялом, стягивает их с себя.
- Очень жарко…, - прикрывает глаза, опускается на подушки.
- Держи, - медленно пьет из ложечки, - …что это было? Тебе лучше? Температура не спала, - на всякий случай еще раз трогаю его лоб.
Щеки по-прежнему пунцовые, будто покрытые плотной коркой, а на лбу проступают капельки пота. Воображение, хоть и совершенно не к месту, конечно, но против моей воли рисовало картины совсем не больного парня с температурой.
- Может у тебя конкретно что-то болит?
- Все еще очень сильно живот, только боль стала не такая острая…
- Это может быть серьезно! Где именно болит? – Билл дает кружку мне и спускает одеяло по пояс, потом берет мою свободную руку и подносит прямо к низу живота, моей же рукой задирая слегка низ майки.
- Здесь, доктор Трюмпер… - надавливаю, как нас учили, и пациент вскрикивает.
- Зря я тебя послушался и не вызвал врача. Возможно у тебя инфекция какая-нибудь или воспаление…
- Или, может, я влюблен… - он еще и улыбаться может, и шутить, - я же не знаю еще, как люди себя чувствует в таком состоянии…
- Спи, Билл, тебе нужно отдохнуть.
- А вы не хотите спать? Не знаю даже, что вам сказать… Как отблагодарить. Вы из-за меня торчите здесь еще и ухаживаете так за мной… заботитесь, - говорит шепотом и меня это почему-то дико смущает, проще было бы если ничего не говорил бы. Поворачивается боком, лицом ко мне уютно укладываясь на подушке, - уже, видимо, ночь, а я уже чувствую себя лучше, может тоже приляжете, поспите чуть-чуть?
- И завтра с самого утра мы поедем к доктору.
- Хорошо… мм… Герр Трюмпер… зачем вам все это? Вы мой начальник и это явно не входит в ваши обязательства…
- Билл, ну что ты такое говоришь? С любым своим работником я повел бы себя точно так же! Не мог же я тебя бросить? Это обязанность любого человека… Увидев на улице абсолютно незнакомого человека в таком же состоянии я попытался бы помочь и ему…
- Спасибо… - мне кажется, он сейчас тоже смущается. Своего положения, смущается, что обязан мне чем-то и мне хотелось, чтобы он чувствовал себя раскованнее.
- Да прекрати ты, - улыбаюсь ему, потирая плечо. Как мило, сейчас прямо сам расплачусь. Отличная мелодрама, Том Трюмпер.
После этого мой подопечный, наверное, можно его и так теперь назвать, встал, заворачиваясь в одеяло, и мы разложили диван. Честно говоря, мне было почему-то жутко неудобно, но Билл меня убедил. Все-таки, он прав: нужно хоть немного поспать.
А уснуть мне не удалось. Всю ночь не спалось. От своих же мыслей. Меня всерьез начинает пугать мое самочувствие, когда я рядом с Биллом. А ночью проблемы еще и кажутся вовсе не разрешимыми, безвыходными. Теперь-то пора уже признаться хотя бы себе в том, что в его присутствии мои ладони начинают потеть, сердце сжимается, а воздух становится необычно плотным.
Флюиды. Возможно, дело в них… Как бы так выразиться… Будто светится сексуальностью, секс в каждом его взгляде, в угловатом движении, резком жесте, каждой черте лица, несформировавшейся фигуре… Может, я не виноват ни в чем? Я сошел с ума. В этом его суть. Сводить с ума. Он, наверное, привык сводить людей с ума, лишать рассудка, дара речи… вот что сейчас думаю. Он обольщает, и я не могу сопротивляться, не могу …
Сейчас я наедине со своими печальными мыслями. Точнее нет. Не один. Под боком спит мой мучитель. Я даже не влез к нему под одеяло, накрывшись толстовкой. От кого я скрываюсь? От себя в первую очередь. Я пытался вспомнить, когда это со мной произошло. Когда у меня были подобные ощущения? Были ли у меня такие симптомы рядом с другим парнем до этого… Чертенок ворочается и закидывает обнаженную ногу прямо на меня. Его сон по-прежнему был беспокойным, и он метался, боль никак не отпускала. А потом он устроился на моей груди и крепко обнял поперек талии. А я… старался не шевелиться. Я упрекаю себя, мне страшно. Я не могу принять это. Почему это происходит? Мне не нравятся парни. Что за черт… А он такой теплый, смотрю на него, хотя в абсолютной темноте практически ничего не вижу. Мне не нравятся парни, может мне нравится конкретно он? Но ведь… Он и женственный тоже. Б*ядь… Я что рехнулся? Я вот сейчас рассуждаю о том, что мне нравится парень. ПАРЕНЬ! Рассуждаю об этом так, как будто это одна из моих обычных повседневных проблем. Билл… Бииилл… Мои тяжелые мысли ни к чему не приведут, за ночь я ничего не решу, ничего не изменю, не заставлю подчиняться тело мозгу. Я ощущал на себе приятную тяжесть, решаюсь провести рукой по его спине. Сначала быстро, едва касаясь кончиками пальцев, а потом, немного осмелев, делаю это медленно, поглаживая. Я подумал, что не смог бы также прикасаться ни к какому парню. Мне стало бы противно. Что делать? Куда девать это чувство, как с ним бороться…
А ему самому-то нравятся парни? Но с такой внешностью… Он же с Йостом общается. Ночь и Билл, спящий практически на мне, виноваты, но я стал сразу представлять себе как они занимаются сексом. Представил, как он зажмуривает глаза, кусает губы, стонет… Как обнимает Дэвида, как корчится… Боже. Я схожу с ума. Йост взрослый мужчина и я хорошо его знаю – мы часто вместе тусовались. Дэвид не будет с ним возиться, бегать за ним, не такой он. Сердце стало биться где-то в районе горла, когда я представил Йоста кряхтящего над Биллом и с силой толкающегося в него. Стало очень скверно.
Мне нужно избавиться от таких противоречивых чувств, я устало зажмурил глаза, сжав веки как можно сильнее. Я справлюсь, это временное, или банально – просто секса не хватает. Слишком выматываюсь на работе, еще и учеба… Ответственность. Где-то на рассвете, я уснул, измученный бессонницей и терзающими мыслями.

Проснулся я к сожаленью позже него и, видимо, я так и уснул – с рукой у него на спине. А он и не шелохнулся. Теперь у него была возможность рассмотреть меня, чем он видимо и занимался до сих пор, все еще не отводя от меня взгляд. Билл был серьезен, даже немного напряженным, но продолжал лежать на моей груди. Совсем близко. Потом мой маленький мучитель вылазит из-под теплого пледа и принимается искать свои джинсы, а я ошалело смотрю на его стройные ноги. Он сделал эпиляцию? На нем облегающие узкие трусики, почти женские и почти прозрачные. Дьявол. Мне всегда было наплевать какое на девушке белье – я не обращал на это внимания. А сейчас я смотрю, как двигаются от движения его ягодицы. С желанием смотрю. У него маленькая упругая попа, почти плоская.

***
- … воспаление червеобразного отростка слепой кишки, иными словами, аппендицит. В этом нет ничего страшного, но, как так вышло, что вы не сразу к нам приехали? – доктор посмотрел на меня с упреком, не говорить же ему какой упрямец этот Каулитц!
Мне самому непонятно, как он в таком случае выносил эту боль, почему сам не просился в больницу? Тут еще все оказалось не так просто – поскольку Билл несовершеннолетний, необходимо разрешение родителей на операцию. И это в то время, когда ему было действительно плохо! Боже… как я устал… Мне пришлось связаться с его матерью, выслушивать ее всхлипывания по телефону, а потом еще ждать ее, пока она переберется из Лойтше. Вечно женщины все драматизируют. Это ведь не страшно… К несчастью, мне пришлось разговаривать с ней с глазу на глаз, а потом смущенно выслушивать ее благодарности, какой я хороший и добрый, потом еще обнять эту женщину в ответ. Не подумайте, что я такой холодный человек и чужие чувства меня не волнуют, просто мне было жутко неудобно. Симона Каулитц – простая добрая женщина, очень сентиментальная, а я не привык к таким людям, поэтому не мог адекватно на нее реагировать.
Тем более, что я был немного раздражен. Я позвонил на работу и мой заместитель сказал, что все в порядке, после этого я немного успокоился.
Биллу назначили срочную операцию и все это время я провел вместе с Симоной, конечно, я мог уйти, больше не беспокоясь и, наконец, отдохнуть, но почему-то не вспомнил об этом. Наверное, потому что не хотел оставлять эту женщину одну.
Когда Билла, окруженного армией людей в белых халатах, увозили в операционную, я прочитал абсолютный ужас в его глазах и попытался ободряюще (насколько позволял случай) улыбнуться, а он порывисто схватил меня горячей рукой, перед тем, как его завезли. В это время его мать рассказывала о нем. Рассказывала, что он всегда был очень упрямым, вредным, капризным еще с самого детства, но все-таки добрым. Сказала, что не поняла, почему он вдруг уехал, ничего толком не объяснив. По ее словам, он вообще был очень замкнутым мальчиком, а с родителями практически не разговаривал… Он с детства был молчаливым, а после лет двенадцати вообще ушел в себя. Поэтому, она трагически заключила, что совсем не знает своего сына.
***
На следующее утро я опять к нему поехал, он должен был уже придти в себя после наркоза. Вспомнил какую еду дают в больницах, и по дороге зашел в супермаркет, еще купил ему тапочки-собачки, раз уж он больной. Оказалось, что Симона уже уехала, что меня удивило.
- Билл, ты что… а ну слезь с подоконника и выкидывай сигарету! Ты вчера еще лежал под ножом хирурга, ну чем ты думаешь, ребенок? Октябрь, а ты в одной тонюсенькой хлопковой рубашке… Да еще и взбирался на подоконник со свеженькими швами! Билл, ты знаешь, что запрещены такие физические нагрузки! Швы могут разойтись… – Каулитц злобно посмотрел на меня, но послушался.
Я закрыл окно и присел, а он подошел ко мне и обнял за плечи. На нем по-прежнему не было косметики, а лак с ногтей, скорее всего стерли, когда везли в операционную. На нем была только голубая больничная рубашка с веревками на спине. Он был слаб и бледен, но и сейчас он выглядел неописуемо красиво. Я наверно схожу с ума, раз думаю о его красоте в самое неподходящее время.
Потом он тихо сказал:
- Пожалуйста, не поучайте меня, я еле убедил маму уехать, а теперь вы будете меня сюсюкать? Не нужно…
Ничего не ответил, но стало понятно почему его мать уехала так скоро. Да, проблемный ребенок.
- Как ты себя чувствуешь?
- Да нормально, только голова чуточку кружится…
- Так и бывает, это от слабости.
- Я ужасно боюсь боли, даже просто уколов, но я ничего не чувствовал, а все равно страшно… Теперь мне наложили повязку, показать?
Я подумал, что не хочу, чтобы он сейчас приподнимал свой балахон и я отказался от его заманчивого предложения.
Мы провели вместе достаточно времени, смеясь и разговаривая. Давно у меня не было перерывов от работы, а сейчас я пропускаю работу уже второй день из-за него. Говорит он очень быстро, сбивчиво и эмоционально. Странно, что ему было, что сказать мне. Но о своей жизни он практически не рассказывал. Вообще не говорил о личном, только на общие темы. Я же рассказывал ему о своих похождениях. А в итоге мы смотрели вместе телевизор.
По дороге домой, я подумал, что провел с ним слишком много времени…
***
Первые дни я часто к нему заходил и подолгу с ним разговаривал, а потом у меня уже начались контрольные, поэтому заходил редко. Сегодня Билла выписывают и я решил забрать его, хоть он и не просил. Хотел устроить сюрприз. Сердце ноет, как всегда, чувствуя скорую встречу с ним. Зашел в палату и первым делом заметил огромный букет красных роз на тумбочке возле его кровати.

POV Bill

Открывается дверь и заходит… Тоооом!!! Пришел, не забыл! На радостях лезу обниматься. Он от меня не отходил, когда я был здесь одинок, все время заботился обо мне. Как же мне приятно. Какой же он заботливый… Господи. Дни, которые я проводил с ним, мне казались самыми лучшими, самыми счастливыми. Том просто окружил меня заботой. Меня сначала это удивляло, конечно, зачем ему я? Но не нужно думать о том, что не является проблемой… Я так привязался к нему за последнее время, всегда ждал его с нетерпением, а потом сразу лез к нему. Том… Том. Он такой правильный во всем. Запрещал мне курить, говорил, что я должен лучше за собой следить. Чьи-то подобные наставления я не выносил бы, а может из упрямства делал бы иногда наоборот. Но у него выходило как-то по-другому. Его руки всегда были теплыми в противоположность моим – ледяным. Он несколько раз приносил ко мне гитару и играл только для меня, а я подпевал. Том был близко, но этого мне не достаточно… Близко, но не со мной. Не со мной…
Он ласковый, милый, но ко мне относится скорее даже не как к другу, а как к младшему брату. Господи… Чувствую, что влюбляюсь в него. С каждой секундой проведенной с ним все больше и больше, все сильнее и сильнее. Все. Окончательно и бесповоротно. Навсегда. Звучит, как пожизненное заключение. От этого чувства хочется плакать, оно дает такую встряску, что кружится голова и начинает тошнить. Хочется кричать, пока не сорвется голос, бежать без остановки, пока есть возможность дышать, а потом падать без сил на бесплодную холодную землю, ногтями цепляясь в почву. Это как катание на аттракционах, так захватывающе и немного страшно. Это то чувство, когда сердце щемит в щенячьей нежности, это тоска и печаль, это радость и сумасшедший смех… Когда ждешь с собачьей преданностью в глазах. Когда понимаешь и с ужасом осознаешь, что зависишь от этого низкого глубокого голоса, от немного хриплого шепота, от секунды встречи, от мужественных крепких рук, на которых так выступают вены. Я завишу от его нежности и заботы, теплой улыбки. От его внимания, даже, может, беспокойства… От НЕ безразличия, ведь мог бы ничего не делать. Мог бы не приходить… И хочется верить, что не просто так он это делает, что не из простой вежливости. Хочется верить.
Любовь. Это самые яркие краски, это не одно чувство, не одна эмоция, это букет из самых прекрасных цветов, немного приправленный шипами от розы. Это добавляет чувств, ощущений, оттенков для композиции хоть и причиняет боль. Это как с разбегу в стену…
И что делать мне с этой любовью? Что делать с болью? Я готов пасть в любви, я понимаю, что пропадаю, что теряюсь. Хочу любить. Не было ничего похожего, ни одно чувство не сравнить с любовью, это не чувство – это состояние. Любовь – это составляющая нас. С ней тяжело, но и без нее никак. Я не могу влюбиться на чуть-чуть, всегда был абсолютно в этом уверен… – это чувство для меня глобальное, захватывающее, моя главная цель жизни, моя миссия. Я весь в этом чувстве, оно уже впиталось в мои внутренние органы через кожу и мне уже никак от нее не отделиться. Уверен, что это чувство для меня однозначно, что не смогу любить чужих людей, что смогу любить только одного, что никогда не смогу предать себя. Любовь манипулирует мной. Я всегда был слишком восприимчивым, чувствительным, поэтому все и сейчас слишком…
И ты уже не принадлежишь себе, ничего не решаешь, ты вообще немного становишься странным и неадекватным. Управляй же мной, я разрешаю, тебе все можно, Том. Только держи меня крепко-крепко, только так мне неважно ощущать реальность.

Обнимаю его, как уже привык делать при каждой встрече. Сегодня он кажется мне немного грустным, поникшим – не улыбается и не смотрит мне в глаза. Под ложечкой неприятно засосало. Думаю, он тоже пришел меня забрать. Я хочу с Томом! Смотрю ему в глаза, а он смотрит так, будто бы очень от меня далеко, будто я обманул его, предал, смотрит как-то затравленно. Не выпускаю его из своих объятий, пусть этот Дэвид видит! И действительно, тут же вижу как Дэвид показывается в дверях. Слышу:
- Билл…
Молчание длится 20 секунд, пока Том освобождается от меня и поворачивается в сторону Йоста, который замер на пороге. Удивлен, Дэвид? Я сам обнимаю его. Сам. Он не принуждает и не просит. Ты тоже хочешь?
- Билл, ну что, поехали?
Оставь меня! Оставь! Но он уже занес мой багаж в свою машину. Что я могу? Том, не глядя на меня, фальшиво улыбается, пожимает Дэвиду руку. Они разговаривают, пока я обуваюсь.
Том, забери меня, увези подальше от Йоста… Ты же меня приручил к себе! Ты виноват, а теперь забирай меня себе. Нужно что-то сделать. Если уже нечего терять, то можно рискнуть.
- Дэвид, ты пока иди, я сейчас спущусь… мне нужно немного поговорить с герром Трюмпером о работе. Две минуты.
Дэвид оглядывает нас с ног до головы и, попрощавшись с Томом, выходит. Пора. Тяжело выдыхаю. Я рискну, я смелый.

POV Tom

Я чувствую себя ничтожным и ненужным, по-детски обиженным, брошенным… Мне стал очень важен Билл, я привязался к нему, привык. Теперь мне хотелось проводить с ним время. У нас сложились странные отношения, вряд ли это можно назвать дружбой… Мне казалось, что его никто не навещает кроме меня, а сегодня оказалось, что Дэвид бывал у него. Не знаю почему, но это меня расстроило, а еще то, что я не понадобился Биллу, что он вот сейчас покинет меня и уедет с ним. Становится так гадко. Но Билл не кажется мне очень довольным. Может, он поехал бы со мной? Так не принуждай же себя делать то, что не нравится, оставь Дэвида… Или ему просто неудобно передо мной? Билл…
Наверное, я слишком долго думал, потому что только теперь замечаю, что Билл стоит прямо передо мной, так близко, что почти соприкасаемся. Его глаза немного влажные и красные. Почему Билл? Что он делает? Обнимает меня еще раз, я затих, перестал даже дышать, не понимаю, что он надумал. На сердце тяжесть, зрительный контакт пугает своей интимностью. Мы часто были на короткой дистанции друг от друга, но сейчас как-то по-другому. Пространство и время ничего не значат, не слышно никаких звуков потому, что я сосредоточен на звуке стука его сердца, я его даже чувствую своей грудью.
- Билл… что ты… - выдыхаю шепотом, наверное, прямо ему в губы, ведь мы почти одинакового роста, а его лицо совсем близко, просто дальше уже неважно говорить что-либо… Действие - доказательство.
В горле пересохло, дышу осторожно, чтобы не мешать его задумке, боюсь отпугнуть. Билл кладет руки на мои плечи, закрывает глаза и тянется ко мне губами. Замираю, закрыв глаза. Смотреть слишком откровенно, слишком страшно. Том, Томас Трюмпер, дороги обратно не будет, это предел, это край.
Чувствую прикосновение, его губы холодные, обветренные. Я хотел этого прикосновения, этого сумасшествия. Почему я весь дрожу и не могу совладать со своими нервами, это слишком сильно, слишком эмоционально, это впервые со мной. Он мне кажется беззащитным, такой тонкий в моих руках. Обнимаю его, прижимаю к себе. Он мой родной человек, в голове сейчас нет похотливых мыслей, просто хочется забрать его к себе и вот так вот обнимать. Чтобы он был моим. Я сейчас не говорю о том, чтобы он был моим парнем. Просто чтобы был со мной, ведь он пропадет. Заблудится. Не хочу отдавать его Дэвиду, он не готов общаться с такими людьми. Не могу осмелиться и сказать, что мы целуемся, отхожу от этой темы. Ведь главное просто то, что он со мной… Поцелуй только губами, он оттягивает мою верхнюю губу и засасывает. Не страсть, нежность. Хочется не стонать, а всхлипывать, я могу сейчас заплакать. Покусываю его нижнюю губу, осторожно зализывая, но, не решаясь проникнуть внутрь. Итак я накален до предела, чувства слишком мощные, ощущения слишком контрастны. Не нужно больше, иначе потеряю сознание. Пульс зашкаливает. По коже мурашки от его легкости, нежности… Его поцелуй почти невесомый, холодный, влажный. Он на поверхности, но захватывающий всего меня, управляющий мной. Я был прав тогда – они невероятно чувственные. В горле ком. Прекращаю поцелуй и некоторое время не осмеливаюсь взглянуть ему в глаза своими блестящими. Он улыбается так, что под ложечкой начинает сосать, а руки слабеют. Мы ничего не понимаем, не планируем, а просто соприкасаемся носами. От этого чувствую, как чешется нос и начинает щипать глаза. Устраиваю подбородок у него на плече и крепко прижимаю к себе. Все. Притяженья больше нет, нет ни одного закона, ни одного правила, ни одного канона. Его руки по-прежнему на моих плечах. Не знаю, с какой стороны бьется мое сердце, с какой его. Просто ощущаю одинаковое биение с двух сторон. Билл, что же ты наделал? Откуда взялся в моей жизни?
Выдыхаю. Медленно провожу пальцами по его спине, не хочу отпускать, не хочу оставаться один. Просовывает одну ладонь между нами и кладет на мой живот, медленно отстраняясь. Виновато улыбается, но он ведь не виновен. Обхватываю ладонями еще впалые щеки и быстро целую в губы, показывая, что не обижаюсь и отпускаю. Теперь не обижаюсь. Он доказал, что со мной.
Мы не обмолвились ни словом, после поцелуя, будто приходя в чувства, будто пытаясь не пустить по ветру ощущения, а сохранить в себе на максимальнейший срок. Да и зачем теперь говорить? Он сказал мне слишком много одним только поцелуем. Мы вместе спустились вниз, и я смотрел, как он сел в машину к Дэвиду, смотрел, как они уехали, оставив за собой только пыль в воздухе. Но я улыбался. Я счастлив. Он не с тобой, Дэвид!

POV Bill
Я сделал это… Боже, это прекрасно. Он не оттолкнул! Значит, есть надежда! Есть смысл! Неужели так просто? Я слишком сильно чувствовал его кожу, я вдыхал его запах, ловил мягкие губы. Старался взять как можно больше. Он пах зелеными яблоками и собственным ароматом, смешанным со стойким мужским парфюмом, от этого запаха щекотно в животе… Я приник к его шее носом, где кожа на запах была немного соленой. Меня начало колотить от этого запаха… покачивать. В больнице всего за несколько дней я еще больше похудел, совсем ослабел, а переживаний вдруг стало слишком много. Его запах стал для меня слишком родным всего за несколько секунд.
Всю дорогу домой я глупо улыбался, часто закрывая глаза и вспоминая Тома, держащего меня, Йост все время на меня косился. Сначала он что-то там говорил, но я не отвечал: зачем мне сейчас тратить себя понапрасну? Если бы не он, я сидел бы в машине Тома. Хотя… если бы не Дэвид, я, возможно, не решился бы поцеловать Тома. Поцелуй. Другие, может, и вовсе не назвали бы это поцелуем, но не важно, как это называется, слова это лишь состав букв и они ничего не значат… Важна тайна смысла. Роза пахнет розой, хоть розой ее назови, хоть нет. Главное – объединение, связующая часть.
Дэвид хотел провести со мной время, но я попросил его оставить меня одного, стараясь сделать это как можно снисходительнее при этом состроив страдальческое лицо больного и сказав, что хочу отдохнуть, поспать немного. Теперь я стал чувствовать себя прескверно рядом с Дэвидом, меня бесит его напускная заботливость, постоянные попытки «случайно» коснуться меня. Я чувствую себя предателем, изменщиком. От его прикосновений чуть ли не дергаюсь, не подскакиваю. Он меня стал раздражать.
***
Все время думаю о Томе. О том, что он не оттолкнул, он ведь чмокнул меня. Значит, я не сделал ничего страшного, он не осуждает меня. Как же хочу увидеть его. Я немного даже сожалею, что меня так скоро выписали, теперь Том не будет меня навещать… Весь день я валялся на кровати, мечтательно улыбаясь, воспроизводил в памяти наше сближение. Мне необходимо чувствовать его рядом, водить пальцами по его коже. Мне настолько этого хочется, что руки трясутся, что покалывает кончики пальцев. Я сегодня проделал огромный путь, преодолел расстояние. Том не оттолкнул, теперь я не сдамся. Почему я должен лишаться личного счастья? Любовь самое главное в моей жизни, я посвящу всего себя ему, я буду любить так, как никто не сможет его любить.
Том не сможет сразу признаться самому себе, что хочет быть со мной. Я узнал его как человека осторожного, не очень эмоционального и немного холодного. Он слишком много думает… Зависит от предрассудков. Господи, Том, забудь всякие условности, без них проще жить! Проще и гораздо лучше. Ты СВОБОДЕН! Делай что хочешь! Буду стараться всеми силами подтолкнуть его к себе, раз уж он сам такой нерешительный. Чего он боится? Если он не оттолкнул меня с самого начала, значит, на уровне подсознания он что-то чувствует… Как же мне его не хватает. Уже скучаю по нему.
А почему бы не начать прямо сейчас?
- Здравствуйте, - как можно жалобнее произношу в трубку, Том хрипло отвечает, как мне кажется, немного нервно, голос дрожит.

POV Tom
До сих пор не могу поверить в то, что произошло. Билл Каулитц поцеловал меня, а я его в ответ. Детский, нелепый, тайный поцелуй. Все кажется нереальным. Но как же это было волнительно, черт возьми! Это странно для меня, я удивлен своей реакции. Но всю дорогу я не мог перестать улыбаться самому себе, надеясь, что никто этого не заметит. Выглядело бы это со стороны довольно-таки странно: парень с идиотской улыбкой до ушей один в машине.
Я не пошел на работу, решив страдать дома: последнее время никуда не могу уйти от мыслей. Хотя, как только я оказывался дома, я чувствовал себя мужчиной с кризисом среднего возраста, безработным с трехдневной щетиной. Именно такие ассоциации я у себя вызываю, хоть и выгляжу совсем по-другому. Просто привык вечно везде крутиться, а дома бывать только ночью, а теперь стал часто дома отсиживаться. Устал от всего и очень хочу спокойствия.
Я валялся на диване в полосатой пижаме с подушкой в руках, по телевизору идет какое-то гламурное ток-шоу, вероятно о здоровом питании либо народной медицине. Терпеть не могу такие программы, как и все телевидение вообще, но пульт еще поискать надо. Вообще крайне редко пользуюсь телевизором. А вот Билл не следует таким советам о полезной пище. Делает то, что хочется. При воспоминании о нем захотелось взвыть, откидываюсь на спинку дивана, закрываю глаза. То, что он выкинул сегодня вообще перешло все границы. Усмехнулся его поведению. И что в нем так волнует? Я видел полно симпатичных парней и, положа руку на сердце, могу признать, хоть это и нелегко, что Билл не самый красивый в мире. Красивую внешность не всегда заметишь. У Билла есть какое-то обаяние, только очень специфическое, у него есть характер. Невероятно бойкий, шумный, может, даже немного вредный… Наверное, такие дикие черты характера и привлекают в нем. Ведь я привык к спокойным, умеренным людям, контролирующим свои эмоции. А Билл… он совсем другой. Он живой, чувствующий, страдающий.
Услышал звонок мобильн