Структурационная модель

Структурационный подход, как уже отмечалось, представляет попытку синтеза структуралистской и деятельностной перспектив. В рамках структурационного подхода историческая (социальная) реальность рассматривается как следствие структурирования социальных отношений во времени и пространстве в процессе постоянной интеракции предшествующей структуры и индивидуальной воли. Собственно вечное противоречие между социальными структурами (экономическими, социальными, политическими, институциональными, культурными, ментальными и т.д.) и субъектами истории, наделенными волей и свободой выбора, между структурной детерминантностью и человеческими возможностями выходить за рамки установленных прошлым ограничений является фундаментальным вопросом современного обществознания (в западной социологии данное противоречие репрезентируется в виде дихотомии структура и воля или структура и деятельность - structure and agency). Суть проблемы, иначе говоря, сводится к объяснению того, как социальные субъекты ("акторы"), сформировавшиеся в социальных структурах прошлого, приобретают способность выстраивать новые формы социальной организации и социальных отношений. Несмотря на то, что в ходе исторического процесса человек оказывается в своеобразной тюрьме структур, его роль в истории невозможно свести к значению винтика, слепого исполнителя требований, предъявляемых силами, которые стоят над ним и от него не зависят. Человек обладает достаточно большими возможностями эксплуатации непоследовательностей, несвязностей давящих на него структур, он может выбирать контексты, его окружающие, и, таким образом, постоянно формировать и перестраивать свое окружение19. Сторонники структурационного подхода стремятся оценить вклад в конструирование истори- {164} ческого процесса как структур, так и социальных действий, гармонизировать взаимодействие этих фундаментальных социальных факторов, замкнув их в своего рода логическом цикле структурации.

Попытку расширить горизонты модернизационного анализа за счет использования структурационного подхода предпринял шведский исследователь Г. Терборн в историко-социологическом исследовании "Европейская современность и за ее пределами: пути развития европейских обществ, 1945-2000 гг." (Лондон, 1995)20. Обсуждая проблемы идентичности европейской "современности" (сопоставление ее с другими "современностями", а также с "пост-современностью"), Г. Терборн, разработал на основе теорий действия (структурационная перспектива) и структурного подхода собственную аналитическую модель ("компас, необходимый для ориентации в мириадах продолжающихся социальных процессов"), которую условно можно назвать структурационной.

По мнению Терборна, на социальный мир можно глядеть с двух выгодных позиций, высвечивающих свойственные человеку как актору составляющие - культуру и структуры. Человеческие общества, поясняет свой подход исследователь, состоят из индивидуальных и коллективных акторов, действующих в контексте (и воздействующих на) культуры и структур.

Под культурой автор понимает то, что усваивается и разделяется людьми, что относится к универсуму значений и символов, что обеспечивает внутреннее руководство к действию в рамках общества. Структура же рассматривается Терборном как способ типизации (структурирования) ресурсов и ограничений, доступных (или присущих) людям как социальным акторам. Люди действуют определенным образом именно потому, что они принадлежат к специфической культуре и/или потому что они располагаются в специфическом месте в структуре ресурсов и ограничений. Вследствие того, что культурная принадлежность и структурная позиция рассматриваются в качестве главных объяснительных схем действия в социологии, Г. Терборн также уделяет существенное внимание культурным и структурным характеристикам.

В качестве наиболее значимых измерений структуры и культуры он идентифицирует следующие аспекты. Структура, по его мнению, прежде всего включает: 1) границы социальной системы и механизмы регулирования членства в ней; 2) позиционные модели в рамках социальной системы, которые, в свою очередь, определяются институционализированным обеспечением ресурсами и ограничениями; неинституционализированным, "неофициальным", возможно "девиантным", но, тем не менее, структурированным доступом или, напротив, недостатком доступа к ресурсам действия; структурированием вероятных наборов шансов, рисков или возможностей, на будущее. Ресурсы и ограничения приобретают ряд конкретных {165} форм, которые, по мнению исследователя, могут быть определены как задачи, права и средства.

В состав культуры Г. Терборн включает: 1) ощущение тождества, понятие "Я" и "мы", которое подразумевает границу по отношению к другому или другим; 2) познание или познавательную компетентность, язык, обеспечивающий мышление, приобретение знаний и способность устанавливать коммуникацию с окружающим миром; 3) образцы оценивания, состоящие из наборов ценностей и норм, которые позволяют определять хорошее или плохое, что можно, а что нельзя делать. Функционирование культуры обеспечивается символическими системами посредством процессов коммуникации.

Человеческие сообщества и социальные системы существуют во времени и пространстве, которые определяют ограниченность, конечность социальных процессов. Структуры и культуры человеческих сообществ, соответственно, имеют пространственные и временные измерения. Пространственные аспекты социальных структур и культур находят выражение в территориальном распространении, границах, территориальном распределении ресурсов и ограничений, идентификаций, знаний и ценностей. Время же характеризуется протяженностью, длительностью, временными рамками (границами), определяющими начала и окончания процессов, их согласованность или несогласованность, последовательность и ритмику. Ресурсы, также как, например, и идентичности могут характеризоваться продолжительностью, иметь начала и завершения во времени, располагаться в определенной последовательности, подчиняться определенному ритму, регулярному или нерегулярному.

Пространство и время имеют специфическое значение в перспективе исследования Европы и современности. Темпоральность анализируется Г. Терборном в ракурсе социальных концепций времени и их возможных трансформаций в течение исторического периода, т. е. в культурном контексте познания времени. Пространство рассматривается Г. Терборном с двух точек зрения: 1) как структурная, прежде всего экономическая, организация континента, 2) как территориально изменчивые культурные зоны. В первом случае акцент делается на проблемы интеграции, конвергенции или, напротив, дивергенции. Во втором - на распространение и взаимосвязь различных культурных показателей поверх существующих государственных границ.

На абстрактно-теоретическом уровне динамика социальных систем формулируется Терборном в терминах асимметричных отношений элементов, где ключевой элемент выделяется автономной вариативностью и преобладающим воздействием на другие. Что касается структурации, то здесь роль ключевого элемента отводится Г. Терборном средствам, менее институционализированным по сравнению с задачами и правами, доступными в момент принятия решения, - в отличие от шансов, которые проецируются в будущее. Наиболее динамическим элементом социальной системы исследователь считает знания. При этом, согласно предположению Г. Терборна, фактическая социальная динамика в значительной степени определяется экзогенными случайными факторами.

{166} Структуры задач, прав, средств и рисков и культурные комплексы идентификаций, познавательных моделей и ценностей рассматриваются Терборном как базовые конституирующие измерения социальных систем. Структурация и инкультурация (enculturation; данный термин - в отличие от "инертного" понятия культура - используется, видимо, чтобы подчеркнуть активность, подвижность социокультурных процессов) трактуются им как важнейшие системные процессы.

Структуральные позиции (локализации в рамках структур) и культурные принадлежности социальных акторов, в свою очередь, определяют властные потенциалы последних. Разделение задач, распределение прав, доступ к средствам, глубина ощущения идентичности, объем релевантных знаний, - все это оказывает решающее воздействие на распределение власти. Г. Терборн интерпретирует власть как способ резюмировать наборы социальных отношений или ресурсов и ограничений социальных акторов.

Структурация и инкультурация, в рамках концепции Г. Терборна, определяют направление и форму социального действия, коллективного или индивидуального, сила которого детерминируется величиной властного потенциала акторов. Социальное действие, в свою очередь, оказывает воздействие на социальную систему, воспроизводя или трансформируя ее, а, соответственно, и присущие ей процессы структурации и инкультурации. Структуральные и культурные следствия социального действия могут обеспечивать поддержание, расширение, сжатие и даже исчезновение социальных систем. Таким образом, причинная логическая петля в рамках теоретической схемы Г. Терборна замыкается, возвращаясь вновь к социальной системе, регулируемой посредством процессов структурации и инкультурации.

Автор стремится, опираясь на разработанную им теоретическую модель (адаптированная к задачам исследования модель, созданная на основе модернизацинного и структурационного подходов), эмпирические данные и систематическую аргументацию, понять особенности развития Европы второй половины XX в., определить ее место в контексте мировой истории. Фокус исследования Г. Терборна направлен на изменения структурных и культурных контекстов и форм существования (образов жизни) жителей поствоенной Европы. Автор рассматривает структурные и культурные условия, формы социального действия, последствия его для структур и культур. Производится сопоставление моделей структурировании и инкультурации результатов социального действия в исходный (1945-1950 гг., в некоторых случаях автор делает экскурсы и в более ранние периоды времени, в частности, в предвоенную эпоху) и в конечный (начало 1990-х гг.) моменты времени. Автор озабочен проблемой спецификации современных процессов структурации и инкультурации, их отличия от пост-современных. Одним из признаков завершения эпохи современности (modernity), по мнению Г. Терборна, может считаться эрозия ориентированной в будущее концепции времени. Однако, как считает исследователь, этого недостаточно, необходимо также идентифицировать основные структуральные и культурные особенности исторической эпохи.

{167} Современные процессы структурации, считает Терборн, отличаются стремительным ростом - не линеарным, но включавшим конъюнктурные колебания - ресурсов, в том числе тех, которые предназначены ограничивать других. Г. Терборн утверждает, что прекращение роста может рассматриваться как свидетельство завершение исторической эпохи. В условиях современности структурация задач включала, прежде всего, дифференциацию или специализацию и деаграрианизацию (т. е. падение значения задач обеспечения продовольствием). В данном ракурсе европейская специфика нашла выражение в особом подчеркивании значения индустриальных задач в рамках постаграрного общества. Что касается средств, то в обществе modernity они продемонстрировали чрезвычайный рост, более равномерное распределение по сравнению с традиционным аграрным обществом. Тем не менее, значительные вариации и различия данного показателя сохранялись в разные периоды исторической эпохи и в разных государствах.

Современность характеризовалась растущей эмансипацией, что выразилось в расширении прав личности, граждан, женщин, трудящихся, этносов. Прекращение данного процесса, по мнению Г. Терборна, и упадок обязанностей могли бы означать смену исторической эпохи.

Для Европы, как считает исследователь, в гораздо большей степени, чем для других регионов современности, была присуща структурация задач, средств и прав в классовой терминологии (класс определяется совокупностью экономических задач и поддерживается множествами средств и прав, обеспечивающих осуществление экономических задач). Данная модель структурации гораздо больше отличается от образцов, основанных на принципах этнической принадлежности или родства, нежели от тех, которые базируются на индивидуумном принципе.

Рост рисков непосредственно связан с расширением "второй природы", т.е. искусственной, сконструированной человеком, среды. Значимость рисков, их неравномерное распределение превратились в важные характеристики современной эпохи со времен урбанизации и концентрации промышленности, создавших серьезные угрозы здоровью людей. Кардинальное изменение в данной области также, по мнению Г. Терборна, можно было бы рассматривать в качестве важной трансформации современности.

В культурном плане современность включила прежде всего изменения, изменчивость идентификаций, познавательных моделей и ценностных установок между поколениями и группами людей. Утверждение одного устойчивого образца, альтернативного беспорядочным вариациям, полагает Г. Терборн, можно было бы квалифицировать как знак завершения эпохи современности. Становление современных моделей идентификации способствовало обеспечению тождеств индивидуальности и избранных коллективов. В то же время современные концепции идентификации допускали возможность поиска подлинного тождества в открытии себя и признания значимости собственной жизни, в реализации индивидуальных интересов. Стирание граней между подлинностью и неподлинностью, по мнению Г. Терборна, влечет за собой появление новых механизмов идентификации, {168} отличных от тех, которые сопровождали становление общества модерна. Познание эпохи modernity было подчинено непрерывному росту и накоплению, процессам. Долговременный застой в области познания или опровержение накопленных знаний могли бы означать познавательный разрыв в культуре современности. Что касается ценностей и норм, то современная эпоха, в отличие от предшествовавшего периода, обеспечила их "просвещение", т.е. обоснование, опирающееся на рассудок, а не на божественное предначертание или унаследованную традицию, а также дифференциацию ценностей от познания и различных типов норм. Соответственно, расширение обращений за помощью к власти и де-дифференциация ценностей и норм, как полагает Г. Терборн, могли бы означать трансформацию процессов, типичных для современности21.

Структурационная модель в теоретическом плане более содержательна по сравнению с структуралистскими и акторными моделями, ее отличают более широкие теоретические рамки, которые позволяют исследовать те стороны социальной действительности, на познание которых раздельно претендовали структуралисткие и акторные подходы. Проблемой структурационного подхода является практическая организация исследования, интеграция анализа различных уровней социальной реальности, который зачастую по-прежнему осуществляется дифференцированно.

Подводя итоги, можно утверждать, что модернизационная парадигма продолжает развиваться, совершая при этом экспансию в новые для нее области теоретизирования и абсорбируя (и адаптируя) новые теоретико-методологические подходы. Классическая и современные версии модернизационного анализа существенно разнятся. Модификация теоретических основ модернизационного подхода способствовала превращению первоначально достаточно односторонней и абстрактной теоретической модели, не игравшей существенной роли в эмпирических исследованиях, в многомерную и эластичную по отношению к эмпирической реальности. В определенной степени модернизационная перспектива выживала за счет принесения в жертву фундаментальных посылок - в первую очередь, эволюционистских и функционалистских, входивших в состав ее теоретического ядра. Ориентированный первоначально преимущественно на анализ макросоциальных структур, модернизационный подход ныне стал применяться и при изучении микросоциальных процессов, деятельностных практик. Тем не менее, несмотря на то, что представителями модернизационных теорий достигнуты некоторые успехи в освоении деятельностного подхода, данное направление по-прежнему представляются в высшей степени перспективным для совершенствования парадигмы. Микро- и мезоуровень - пока лишь в незначительной степени включены в теоретические проекты; именно здесь мы видим наибольшие возможности для развития модернизационного направления.

1 Moore W.E. Social Change. Englewood Cliffs, N.Y.: Prentice-Hall, 1974. P. 34-46; Также см.: Vago S. Social Change. Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice-Hall, 1989. P. 75-79; Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996. С. 31-37.

2 Опыт российских модернизаций XVIII-XX века. М.: Наука, 2000. С. 10-49; Алексеев В.В., Побережников И.В. Школа модернизации: эволюция теоретических основ // Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 2000. № 5-6: Модернизация: факторы, модели развития, последствия изменений. С. 8-49; Они же. Модернизация и традиция // Модернизация в социокультурном контексте: традиции и трансформации. Сб. научн. статей. Екатеринбург, 1998. С. 8-32; Побережников И.В. Теория модернизации: от классической к современной версии // Северный регион: наука, образование, культура. Сургут, 2000. № 2. С. 75-80.

3 Побережников И.В. Модернизационная перспектива: теоретико-методологические и дисциплинарные подходы // Третьи Уральские историко-педагогические чтения. Екатеринбург: УрПГУ, 1999. С. 16-25; Он же. Модернизация: определение понятия, параметры и критерии // Историческая наука и историческое образование на рубеже XX-XXI столетия. Четвертые всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2000. С. 105-121.

4 См.: Силвермен Д. Предварительные замечания // Новые направления в социологической теории. М., 1978. С. 34-35; Также см.: Томпсон Д.Л., Пристли Д. Социология: Вводный курс. Львов, 1998. С. 393-430; Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985.

5 См.: Гидденс Э. Элементы теории структурации // Современная социальная теория: Бурдьё, Гидденс, Хабермас. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1995. С. 40-70.

6 См.: Штомпка П. Социология социальных изменений. С. 254.

7 Black C.E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. N.Y.: Harper Colophon Books, 1975. P. 67-68; В другой работе С. Блэк предлагает несколько отличную схему периодизации: 1) предпосылки модернизации; 2) социетальная трансформация; 3) продвинутая модернизация; 4) международная интеграция (See: Comparative Modernization: A Reader. Ed. by C.E. Black. N.Y., London, 1976. P. 8).

8 Rostow W.W. The Stages of Economic Growth. A Non-Communist Manifesto. Cambridge, 1960; Idem. Politics and the Stages of Growth. Cambridge, 1971; Lerner D. The Passing of Traditional Society: Modernizing the Middle East. New York, London, 1965; Levy M.J. Modernization and the Structure of Societies. Princeton, 1966; Black C.E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. N.Y.: Harper Colophon Books, 1975; Eisenstadt S.N. Modernization: Protest and Change. Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1966. При описании линеарной модели модернизации мы опирались на исследование С. Хантингтона, охарактеризовавшего данную модель девятью признаками (Huntington S.P. The Change to Change: Modernization, Development, and Politics // Comparative Modernization: A Reader. Ed. by C.E. Black. New York, London, 1976. P. 30-31).

9 Eisenstadt S.N. Modernization: Protest and Change. P. 2-5.

10 Rueschemeyer D. Partial modernization // Explorations in general theory in social science: essays in honor of Talcott Parsons/ Ed. by J.C. Loubser et al. N.Y., 1976. Vol. 2. P. 756-772; Цит. по: Волков Л.Б. Теория модернизации - пересмотр либеральных взглядов на общественно-политическое развитие (Обзор англо-американской литературы) // Критический анализ буржуазных теорий модернизации. Сборник обзоров. М., 1985. С. 72-73. Необходимо признать, что Р. Бендикс уже в 1960-е гг. признавал, что реальный процесс модернизации протекает как "частичный" (See: Bendix R. Tradition and modernity reconsidered // Comparative studies in society and history. Hague, 1967. Vol. 9. № 1. P. 330).

11 Цит. по: Волков Л.Б. Теория модернизации… С. 74.

12 См.: Красильщиков В.А. Модернизация и Россия на пороге XXI века // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 40-56.

13 См.: Huntington S. Will More Countries Become Democratic? // Political Science Quarterly. 1984. № 99. P. 193-218.

14 Ibid.

15 Grancelli B. (ed.). Social Change and Modernization: Lessons from Eastern Europe. Berlin; New York: De Gruyter, 1995; Также см.: Цапф В. Теория модернизации и различие путей общественного развития // Социс. 1998. № 8. С. 16-17; Штомпка П. Социология социальных изменений; Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000; Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М.: Научный мир, 1998; Инглегарт Р. Модернизация и постмодернизация // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. / Под редакцией В.Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. С. 267-268.

16 Piirainen T. Towards a New Social Order in Russia: Transforming Structures in Everyday Life. University of Helsinki, 1997.

17 Ibid. P. 41.

18 Ibid. P. 45.

19 См.: New Perspectives on Historical Writing. Ed. by P. Burke. Cambridge, 1993. P. 233-248.

20 Therborn G. European Modernity and Beyond: The Trajectory of European Societies, 1945-2000. London, New Delhi: Sage Publications, 1995.

21 Ibid. P. 7-15.