Проблемы эксплуатации крестьянства

Поскольку сельскохозяйственное производство в основном было сосредоточено в крестьянских хозяйствах, имевших около 90% всех посевов и 95% рабочего и продуктивного скота [Предварительные... 1916], решение проблемы интенсификации сельского хозяйства прежде всего зависело от состояния, в котором находилось крестьянство. А возможности крестьянства в этом отношении зависели не только от того, что, сколько и как оно производило, но и от того, какая часть производимого им прибавочного продукта оставалась в его руках, какая отчуждалась за пределы его хозяйства, то есть от масштабов и степени эксплуатации.

В советской литературе доминировало мнение, что, начиная с Киевской Руси, эксплуатация населения постоянно увеличивалась. На абсурдность подобных представлений в свое время обратил внимание А. Шапиро, который высказал совершенно верную мысль, что динамика эксплуатации имела волнообразный характер [Шапиро 1959, с. 221; Шапиро 1977, с. 189]. Однако точно так же, как до сих пор у нас нет истории сельскохозяйственного производства России, нет и конкретного, обоснованного представления о динамике эксплуатации крестьянства за весь пореформенный период.

Степень эксплуатации зависит от двух показателей - размера прибавочного продукта и размера изымаемого продукта. Поскольку накануне отмены крепостного права имело место сокращение обеспеченности населения не только хлебом [Ковальченко 1959, с. 53 - 86], но и скотом [Ковальченко 1960, с. 173 - 204], а производительность труда при этом не повышалась, есть основания думать, что одновременно происходило

стр. 98

сокращение прибавочного продукта на душу населения. Попытка Б. Миронова пересмотреть эту точку зрения, на мой взгляд, неубедительна [Миронов 2010, с. 279 - 286; Островский. 2010, с. 123 - 124, Островский 2011; с. 133 - 136; 2013, с. 123 - 124; Островский 2013^б].

В 1860 - 1880-е гг. производство продуктов животноводства на душу населения продолжало сокращаться [Островский 2014, с. 52 - 56], производство земледельческих продуктов, хотя и медленно, стало увеличиваться [Нифонтов 1974]. Это дает основание предполагать, что сокращение прибавочного продукта на душу населения остановилось и до определенного момента он стабилизировался примерно на одном уровне. Поскольку на рубеже веков производство продуктов земледелия на душу населения колебалось примерно на одном уровне [Островский 2013^а, с. 215 - 227, 247 - 255], а производство продуктов животноводства продолжало сокращаться [Островский 2014, с. 56 - 60], можно утверждать, что в эти годы началось сокращение прибавочного продукта, что даже при прежней степени эксплуатации должно было повести к обострению борьбы за его распределение.

Еще до революции сложилось представление, будто бы главным инструментом эксплуатации крестьянства было помещичье землевладение. Однако конкретное представление о масштабах и динамике этой эксплуатации отсутствует. Наиболее изучена в этом отношении аренда земли. Тем не менее до сих пор мы не имеем обоснованных данных даже о площади арендуемых земель. В дореволюционной литературе фигурировала цифра 50 млн. дес, полученная расчетным путем Н. Карышевым [Карышев 1892, с. VIII]. А. Анфимов счел необходимым сократить ее до 37 млн. (из которых 5 млн. дес. приходились на казну и удел, 32 млн. - на частных владельцев) [Анфимов 1961, с. 13 - 14]. Однако и эти цифры вызывают сомнения.

В 1905 г. частновладельческий земельный фонд составлял 86 млн. дес. [Статистика... 1907]. Если сделать поправку на лес и неудобные земли [Островский 2013^а, с. 64, 351], площадь частновладельческих сельскохозяйственных угодий составит примерно 30-40 млн. дес. А поскольку крестьяне арендовали главным образом сельскохозяйственные угодья, получается, что в начале XX в. почти все они находились в аренде, что противоречит имеющимся на этот счет фактам [Предварительные... 1916]. В связи с этим возникает вопрос и об объеме арендных платежей, которые на 1907 г. Анфимов определял в 255 млн. руб. [Анфимов 1964, с. 502].

К этому нужно добавить, что мы не знаем, какая часть арендных платежей вносилась деньгами, какая погашалась в виде отработок. Как отмечалось в одном дореволюционном издании: "Формально наем (земли. - А. О.) бывает денежный - каждой десятине назначается известная цена: на самом же деле крестьяне, не располагая деньгами, расплачиваются работой". И далее: "Что в действительности означает погодная съемка земли крестьянами, заносимая условно в статистическую регистрацию как денежная, показывают записи, из которых видно, что всю означенную сумму арендной платы крестьяне часто обязуются отработать на полях" [Липский 1902, с. 105 - 107]. Отсутствует представление и по другим принципиально важным вопросам, например о соотношении отработок первого и второго вида, о распространении издольщины и т.д.

Кроме помещичьего землевладения, существовали и другие инструменты эксплуатации крестьянства. Тем более, что помещичьи крестьяне составляли всего 47% крестьян [Кабузан 1971, с. 177 ] и накануне отмены крепостного права преобладали только в 17 губерниях [Тройницкий 1861, с. 85]. В связи с этим специального изучения заслуживает тема государственной эксплуатации деревни. Согласно подсчетам Анфимова, в 1907 г. прямые и косвенные налоги, которые платили крестьяне, составляли 420 млн. руб. [Анфимов 1964, с. 502], а всего накануне Первой мировой войны арендные и другие платежи достигали одного миллиарда рублей [Вайнштейн 1924; Анфимов 1964, с. 489 - 509].

Кроме того, существовали еще два инструмента эксплуатации крестьянства, которые, хотя и известны, но не пользуются вниманием исследователей. Это - торго-

стр. 99

вый и ростовщический капитал. Но может быть, они не играли существенной роли? Некоторое представление на этот счет дают "ножницы цен" на мировом и внутреннем рынках. В 1906 - 1908 гг. отечественные таможни оценивали русский экспорт в 1050 млн. руб., а зарубежные в 1580, импорт, соответственно, в 855 и 735 млн. Только в результате этого Россия теряла на экспорте 530 и на импорте 120, а всего 650 млн. руб. [Островский 2000, с. 201]. Для Европейской России это составит пропорционально численности населения 455 млн. руб. А поскольку существовали "ножницы цен" и на внутреннем рынке, вряд ли будет преувеличением допустить, что только за этот счет деревня теряла еще не менее 50% указанной суммы, что дает в итоге около 700 млн. руб.

К сожалению, почти все, что мы знаем о ростовщичестве в пореформенной деревне, ограничивается дореволюционными работами [Корнеев 2014]. Согласно экспертной оценке, требующей, правда, проверки, ежегодно деревня предъявляла спрос примерно на один миллиард руб. кредитов, что дает для территории Европейской России около 700 млн. руб. [Соболев 1893, с. 265]. Разумеется, спрос на кредиты и его удовлетворение это разные вещи. Нужно также учитывать, что в кредитах нуждались не только крестьяне. Поэтому есть основания думать, что на рубеже XIX-XX в. в данной сфере обращалось несколько сот миллионов рублей. Разумеется, это очень приблизительная прикидка, имеющая лишь экспертный характер. Однако, исходя из нее, можно предполагать, что торгово-ростовщический капитал тоже выкачивал из деревни не менее одного миллиарда рублей. Иначе говоря, он играл здесь не менее важную роль, чем помещичье землевладение и государство. Причем сокращение помещичьего землевладения можно рассматривать как косвенное отражение сокращения помещичьей эксплуатации, а рост товарности крестьянского хозяйства как косвенное отражение роста торгово-ростовщической эксплуатации.

Каким был общий баланс эксплуатации крестьянства и какова была ее динамика в рассматриваемое время, мы пока не знаем. Попытку Миронова доказать, что на протяжении всего пореформенного периода происходило ослабление эксплуатации деревни, следует признать неудачной [Миронов 2010, с. 318 - 330; Островский 2010, с. 132 - 134; Островский 2011, с. 140 - 141]. Вероятнее всего, в пореформенную эпоху эксплуатация деревни не снижалась, а в целом увеличивалась. Основанием для такого предположения - динамика недоимок. В 1871 - 1880 гг. они составляли 37,7 млн. руб., 27,4% к окладу, в 1881 - 1890 гг. - 51,1 млн. руб. и 43,1%, в 1891 - 1900 гг. - 118,7 млн. и 114,4% [Материалы... 1903, с. 252 - 291]. Мнение Миронова, будто бы недоимки свидетельствуют не о неспособности, а о нежелании крестьян платить налоги [Миронов 2010, с. 330 - 334.], не заслуживает внимания, так как в доказательство этой точки зрения он не привел никаких аргументов.