2015-05-18
545
Когда нечто очень широко распространено в нашей повседневной жизни, мы принимаем это как само собой разумеющееся вплоть до того, что забываем о существовании этого. Представьте себе сложную биологическую адаптацию, состоящую из 10 необходимых частей.
Если каждый из 10 генов независим и имеет 50% частоту в наборе генов – то есть каждый ген имеется только у половины особей вида – тогда в среднем только одна особь из 1024 будет обладать полнофункциональной адаптацией. Меховая шуба не является значительным эволюционным приобретением, пока окружающая среда не начнёт подвергать организмы отбору холодом. Точно так же, если ген Б зависит от гена А, тогда ген Б не имеет значительного преимущества, пока ген А не станет надёжной частью генетического окружения. Сложное, взаимозависимое устройство должно быть у всех сексуально воспроизводящихся видов; оно не может развиться в противном случае. (Tooby и Cosmides, 1992.) Одна малиновка может иметь более гладкие перья, чем другая, но у обеих должны быть крылья. Естественный отбор, двигаемый разнообразием, сужает это разнообразие. (Sober, 1984.) В каждой известной культуре люди испытывают грусть, отвращение, ярость, страх и удивление (Brown, 1991), и передают эти эмоции одними и теми же выражениями лица. У нас у всех под капотом один и тот же мотор, хотя мы можем и быть раскрашены разными красками; этот принцип эволюционные психологи называют психическим единством человечества. (Tooby and Cosmides, 1992). Это описание и объясняется, и требуется законами эволюционной биологии.
Антрополог не будет восторженно писать о новооткрытом племени: «Они едят еду! Они дышат воздухом! Они используют инструменты! Они рассказывают друг другу истории!» Мы, люди, забываем, как мы подобны друг другу, живя в мире, который напоминает нам только о наших различиях.
Люди научились моделировать других людей, – чтобы соревноваться и кооперироваться со своими сородичами. Это было надёжным инструментом в мире наших предков, где любой сильный ум, который вам попадался, был тоже человеком. Мы развили способность понимать наших ближних путём эмпатии, помещая себя на их место; для этого то, что моделируется, должно быть похоже на моделирующего. Не удивительно, что люди часто очеловечивают, – то есть ожидают человекоподобных качеств от того, что не является человеком. В фильме «Матрица» (братья Вачовские, 1999) представитель искусственного интеллекта Агент Смит вначале кажется совершенно холодным и собранным, его лицо неподвижно и неэмоционально. Но позже, допрашивая человека Морфеуса, Агент Смит даёт выход свому отвращению к человечеству – и его лицо выражает общечеловеческое выражение отвращения. Опрашивание своего собственного ума работает хорошо, в качестве инстинкта адаптации, когда вам нужно предсказывать других людей.
Но если вы исследуете некий другой процесс оптимизации, – если вы, например, теолог 18 века William Paley – то тогда антропоморфизм – это липучка для мух для неосторожных учёных, столь липкая западня, что нужен Дарвин, чтобы из неё выбраться.
Эксперименты по исследованию антропоморфизма показали, что испытуемые часто антропоморфизируют неосознанно, вопреки своим базовым установкам. Barrett и Keil (1996) провели эксперименты на субъектах, исповедовавших веру в неантропоморфные качества Бога – что Бог может быть более чем в одном месте одновременно, или одновременно наблюдать множество вещей. Barrett and Keil предложили этим испытуемым истории, в которых Бог спасает людей от утопления. Испытуемые отвечали на вопросы об историях или пересказывали их своими словами, таким образом, что это предполагало, что Бог был только в одном месте в одно время и выполнял задачи последовательно, а не параллельно. К счастью для целей нашего исследования, Barrett и Keil в другой группе использовали в прочих отношениях аналогичные истории о суперкомпьютере по имени "Uncomp". Например, чтобы изобразить свойство всезнания, говорилось, что сенсоры Uncomp’а покрывают каждый квадратный сантиметр земли, и никакая информация не теряется. Испытуемые в этих условиях всё равно демонстрировали сильный антропоморфизм, хотя и значительно меньший, чем в «группе Бога». С нашей точки зрения, главным результатом является то, что хотя люди сознательно полагали ИИ не подобным человеку, они по-прежнему представляли себе такие сценарии, как если бы ИИ был человекоподобным (хотя и не настолько человекоподобным, как Бог).
Ошибка антропоморфизма подкрадывается незаметно: она происходит без нарочного намерения, не осознанно и вопреки очевидному знанию.
В эпоху бульварной научной фантастики обложки журналов часто изображали монструозного инопланетянина – собирательно известного как жукоглазый монстр (ЖГМ) – тащащего привлекательную полуобнажённую женщину. Может показаться, что художник верил, что негуманоидный инопланетянин, с полностью другой эволюционной историей, может сексуально желать женщину-человека. Такие ошибки происходят не из-за того, что люди явным образом рассуждают подобно следующему: «Все умы, скорее всего, возбуждаются похожим образом, и поэтому, вероятно, ЖГМ находит женщину-человека сексуально привлекательной». Скорее, художник просто не задался вопросом о том, действительно ли гигантский жук воспринимает женщин-людей привлекательными. Наоборот, полуобнажённая женщина является сексуальной – изначально, потому что это неотъемлемо присущее ей свойство. Те, кто делают эту ошибку, не думают об уме насекомообразного существа; они концентрируются на задранных одеждах женщины. Если бы одежды не были задраны, женщина была бы менее сексуальна, но ЖГМ этого не понимает. (Это частный случай глубокой, запутывающей и чрезвычайно распространённой ошибки, которую E. T. Jaynes назвал ошибочностью, связанной с умственной проекцией ( mind projection fallacy). (Jaynes and Bretthorst, 2003.) Jaynes, специалист по байесовской теории достоверности, определил «ошибочностью, связанную с умственной проекцией» как ошибку, связанную с тем, что состояния знания перепутаны со свойствами объектов. Например, фраза «мистический феномен» подразумевает, что мистичность – это свойство самого феномена. Если я неосведомлен относительно некого феномена, то это факт о моём состоянии сознания, а не о самом феномене.)
Людям нет нужды понимать, что они антропоморфизируют (или хотя бы понимать, что они вовлечены в сомнительный акт предсказания состояния чужого ума) для того, чтобы антропоморфизм повлиял на мышление. Когда мы пытаемся рассуждать о чужом сознании, каждый шаг рассуждений может быть соединён с предположениями, настолько очевидными для человеческого опыта, что мы обращаем на них внимания не больше, чем на воздух или гравитацию. Вы возражаете журнальному иллюстратору: «Не является ли более правдоподобным, что огромный жук-самец будет сексуально желать огромных жуков-самок?» Иллюстратор немного подумает и скажет: «Но даже если бы инопланетные инсектоиды начинали с любви к твёрдым экзоскелетам, после того, как инсектоид повстречает женщину-человека, он вскоре поймёт, что у неё гораздо более мягкая и нежная кожа. Если у инопланетян имеется достаточно продвинутая технология, они могут генетически изменить себя, чтобы любить мягкую кожу, а не твёрдые экзоскелеты».
Это – ошибочность-один-шаг-назад (fallacy-at-one-remove). После того, как указано на антропоморфичность мышления инопланетянина, журнальный иллюстратор делает шаг назад и пытается представить умозаключения инопланетянина как нейтральный продукт его мышления. Возможно, продвинутые инопланетяне могут перестроить себя (генетически или как-то иначе), чтобы любить мягкую кожу, но захотят ли они? Инопланетянин-инсектоид, любящий жёсткие скелеты, не будет хотеть переделать себя, чтобы любить мягкую кожу вместо этого, – кроме как в случае, если естественный отбор каким-то образом породит в нём определённо человеческое чувство метасексуальности. При использовании длинных сложных цепочек рассуждений в поддержку антропоморфических выводов, каждый шаг таких рассуждений является ещё одной возможностью, чтобы прокралась ошибка.
И ещё одной серьёзной ошибкой является начинать с вывода и искать кажущуюся нейтральной линию рассуждений, ведущую к нему; это называется рационализацией. Если первое, что приходит на ум, при вопросе на эту тему, это образ инсектоида, преследующего женщину-человека, то тогда антропоморфизм является первопричиной этого восприятия, и никакое количество рационализации не изменит этого.
Любой, кто бы хотел уменьшить систематическую ошибку антропоморфизма в себе, должен был бы изучить эволюционную биологию для практики, желательно, эволюционную биологию с математическими выкладками. Ранние биологи часто очеловечивали естественный отбор – они полагали, что эволюция будет делать тоже, что и они сами; они пытались предсказать эффекты эволюции, ставя себя на её место. В результате получался по большей части нонсенс, который начали изгонять из биологии только в поздние 1960-е годы, например, это делал Williams (1966). Эволюционная биология предлагает обучение на основе как математики, так и конкретных примеров, помогающие выбить из себя ошибку очеловечивания.
