Февраля (разум)

Свободен человек только тогда, когда он в истине. Исти­на же открывается разумом.

Вспомни, что отличительное свойство разумного существа есть свободное подчинение своей судьбе, а не постыдная борьба с нею, свойственная животным.

Марк Аврелий

Если бы человек не знал, что глаза могут видеть, и никог­да не раскрывал бы их, он был бы очень жалок. Так же и еще более жалок человек, если он не понимает того, что ему дан разум для того, чтобы спокойно переносить всякие беды. Если человек живет разумно, то ему легко переносить всякие беды, потому что разум скажет ему, что всякие беды проходят и часто превращаются в добро. А между тем люди, вместо того чтобы смотреть прямо в глаза беде, стараются увернуться от нее. Не лучше ли радоваться тому, что Бог дал нам власть не огорчаться тем, что с нами случается помимо нашей воли, и благодарить Бога за то, что Он подчинил нашу душу только тому, что в нашей власти, — нашему разуму. Он ведь не под­чинил нашей души ни родителям нашим, ни братьям, ни бо­гатству, ни телу нашему, ни смерти. Он подчинил ее одному тому, что от нас зависит, — нашему разуму.

По Эпиктету

Разбросайте на улице орехи и пряники — сейчас же при­бегут дети, станут подбирать их, подерутся между собою. Взрослые же не станут драться из-за этого. А пустые скорлуп­ки и дети не станут подбирать.

Для разумного человека богатство, почести, слава — или детские сласти, или пустые скорлупки. Пусть дети подбирают их, пусть дерутся из-за них, пусть целуют руки богачей и пра­вителей и их прислужников: для разумного человека все это — скорлупки. Если случайно попадет в руки разумного человека какой-нибудь орех, почему же и не съесть его. Но нагибаться для того, чтобы его поднять, бороться из-за него, валить кого-нибудь с ног или самому валиться — не стоит из-за таких пустяков.

Эпиктет

——————

Мы не свободны и подчинены и своим страстям, и другим людям в той степени, в какой отступаем от требований разу­ма. Истинное освобождение совершается только разумом.

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

РАЗУМ

I

Как во всех вещах этого мира каждое новое средство, новое преимущество и каждое новое превосходство тотчас же вносит с собой и свои невыгоды, так и разум, давая человеку такое великое преимущество перед животными, приносит с собой свои невыгоды и открывает такие пути соблазна, на ко­торые никогда не может попасть животное. Через них приоб­ретают власть над его волей нового рода побуждения, кото­рым животное недоступно, именно отвлеченные побужде­ния, — просто мысли, которые далеко не всегда извлечены из собственного опыта, а часто порождаются словами и приме­рами других, внушением и литературой. С возможностью разумения тотчас же открывается человеку и возможность заблуждения. А каждое заблуждение, рано или поздно, прино­сит вред, и тем больший, чем оно было больше. За личное заблуждение когда-нибудь придется заплатить, и нередко дорогой ценой; то же, в крупном масштабе, и с заблуждениями целых народов. Поэтому нельзя достаточно напоминать, что надо преследовать и искоренять, как врага человеческого, всякое заблуждение, где бы оно ни встретилось, и что не может быть безвредных и тем более полезных заблуждений. Мыслящий человек должен вступить с ними в борьбу, дол­ожен, даже если бы человечество громко вопило при этом, как больной, которому доктор вскрывает нарыв.

Для массы место настоящего образования заступает своего рода дрессировка. Производится она примером, привычкой и вбиванием накрепко с раннего детства известных понятий, прежде чем накопится настолько опыта рассудка и силы суждения, чтобы бороться против этого. Так-то и прививаются мысли, которые потом сидят так крепко и остаются столь непобедимыми для какого бы то ни было поучения, как если бы они были врожденными; да их часто и считают тако­выми даже философы. Таким путем можно с одинаковым ус­пехом привить людям и справедливое, и разумное, и самое нелепое — приучить их, например, приближаться к тому или иному идолу не иначе, как проникшись священным трепе­том, и при произнесении его имени повергаться в прах не только телом, но и всей своей душой; класть добровольно свою жизнь и имущество за слова, за имена, на защиту самых причудливых пустяков; считать за величайшую честь или за величайший позор, по произволу, то или это и, сообразно с этим, уважать или презирать человека от глубины души; воз­держиваться от всякой мясной пищи, как в Индостане, или есть еще теплые и трепещущие куски, вырезанные у живого животного, как в Абиссинии; пожирать людей, как в Новой Зеландии, или отдавать своих детей в жертву Молоху; оскоп­лять самих себя, добровольно бросаться в костер, на котором сжигают покойника, — словом, можно их приучить к чему угодно. Отсюда крестовые походы, распутства изуверных сект, отсюда хилиасты и хлысты, преследования еретиков, аутода­фе (костры инквизиции) и все то, что можно найти в длин­ном свитке человеческих заблуждений.

Трагизм заблуждений и предрассудков — в практической их стороне, комизм — в теоретической: нет нелепости, кото­рая, если она внушена сначала хотя троим, не могла бы стать всенародным убеждением.

Таковы невыгодные стороны, которые связаны с присут­ствием в нас разума.

Шопенгауэр

II

Заблуждения и несогласия людей в деле искания и при­знания истины происходят не от чего иного, как от их недо­верия к разуму; вследствие этого жизнь человеческая, руко­водимая обычаями, преданиями, модами, суевериями, пред­рассудками, насилием и всем, чем угодно, кроме разума, течет сама по себе, а разум существует сам по себе. Часто бы­вает и то, что если орган разума — мышление — и применяет­ся к чему-нибудь, то не к делу искания и распространения истины, а к тому, чтобы во что бы то ни стало оправдать и поддержать обычаи, предания, моды, суеверия, предрассудки.

Заблуждения и несогласия людей в деле признания еди­ной истины — не оттого, что разум у людей не один или не может доказать им единую истину, а оттого, что они не верят в него.

Если бы они поверили в свой разум, то нашли бы способ сверять показания разума в себе с показаниями его же в дру­гих. А нашедши этот способ взаимной проверки, убедились бы, что разум один, несмотря на то что, вследствие различ­ных степеней силы органа разума — мышления, он показыва­ет разное.

С разумом то же, что и с зрением. Как орган зрения — глаза открывают людям различные по величине радиусов физичес­кие горизонты не вследствие отсутствия единства законов зрения, а благодаря различию степеней дальнозоркости или точек зрения (в прямом смысле), так и орган разума — мыш­ление — открывает людям различные умственные и нравст­венные горизонты не вследствие отсутствия единства законов мышления, а вследствие различия или степеней умственной дальнозоркости или точек зрения (в переносном смысле).

И как в деле обозрения горизонта, односторонность от­дельных частных точек зрения исправляется объединением их в одну общую, например, высочайшую точку зрения (в прямом смысле этого слова), а различие в степенях дально­зоркости уравнивается оптическими приборами: очками, би­ноклями, телескопами, так и в деле изучения нравственного и духовного горизонтов та же односторонность единичных точек зрения исправляется подобным же объединением их в одну общую, высшую точку зрения; различие же в степенях умственной дальнозоркости уравновешивается при помощи просвещения, причем лучшим органом такого уравнения яв­ляется слово, исходящее из уст мудрейших людей.

Мудрец помогает самостоятельному рождению в людях их собственных идей и чувств, вложенных в них от вечности. Его роль вполне уподобляется роли зрительной трубы, которая не дарует зрения слепому, а лишь усиливает зрение хотя бы самых плохих глаз. Сократ уподоблял мудреца повивальной бабке, которая не дарует женщине ребенка, а лишь помогает ей произвести на свет своего собственного.

Но не в одном различии точек зрения и степеней разуме­ния лежит причина разногласия людей в деле признания еди­ной истины. Причина такого разногласия кроется еще в самолюбии людей, благодаря которому очень часто человек, уже признавший внутренне разумность доводов своего собе­седника, все-таки продолжает отстаивать уже раз высказан­ное им мнение.

Федор Страхов