Охота с Востока, или Дело комиссара Люшкова 8 10 страница

Сразу воз­ни­ка­ет соб­лазн отож­дес­т­вить его со ста­ри­ком Гле­бо­вым, о ко­то­ром го­во­рит­ся у Су­доп­ла­то­ва. Однако ав­тор кни­ги " Раз­вед­ка и Кремль" ниг­де не го­во­рит, что быв­ший пред­во­ди­тель ни­же­го­род­с­ко­го дво­рян­с­т­ва - по­эт. Мол­чит об этом и Ов­чин­ни­ко­ва. Сре­ди чле­нов ор­га­ни­за­ции Су­доп­ла­тов, прав­да, на­зы­ва­ет од­но­го по­эта - Са­дов­с­ко­го, но сов­сем не как ру­ко­во­ди­те­ля. Меж­ду тем ес­ли вер­но со­об­ще­ние Ко­ро­ви­на, что ру­ко­во­ди­тель соз­дан­ной с бла­гос­ло­ве­ния че­кис­тов "цер­ков­но-мо­нар­хи­чес­кой ор­га­ни­за­ции" Се­дов был по­этом, то на эту роль в Мос­к­ве 1941 го­да мож­но бы­ло най­ти - без ве­до­ма кан­ди­да­та - впол­не под­хо­дя­щую кан­ди­да­ту­ру. Это - сын зна­ме­ни­то­го пи­са­те­ля по­эт Да­ни­ил Ле­они­до­вич Ан­д­ре­ев, за­ме­ча­тель­ный че­ло­век, ав­тор опуб­ли­ко­ван­но­го уже в на­ши дни фи­ло­соф­с­ко­го, мис­ти­чес­ко­го трак­та­та " Ро­за Ми­ра", снис­кав­ше­го те­перь боль­шую по­пу­ляр­ность в Рос­сии. В пред­во­ен­ные и во­ен­ные го­ды он дей­ст­ви­тель­но был гла­вой ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­с­ко­го круж­ка, учас­т­ни­ки ко­то­ро­го от­ли­ча­лись при­вер­жен­нос­тью мо­нар­хии и про­гер­ман­с­ки­ми нас­т­ро­ени­ями.

Отец Да­ни­ила пи­са­тель Ле­онид Ан­д­ре­ев - внеб­рач­ный сын ор­лов­с­ко­го по­ме­щи­ка Кар­по­ва и дво­ро­вой де­вуш­ки Гла­фи­ры. По­это­му род ав­то­ра "Рус­ских бо­гов", "Же­лез­ной мис­те­рии" и "Ро­зы Ми­ра" дей­ст­ви­тель­но мож­но воз­во­дить к дво­ря­ни­ну-по­ме­щи­ку, как и род Се­до­ва у Ко­ро­ви­на.

Правда, с же­ной Да­ни­ила Ан­д­ре­ева яв­ная не­увяз­ка: она ни­ког­да не бы­ла фрей­ли­ной. Но вспом­ним, что же­на Гле­бо­ва, как сви­де­тель­с­т­ву­ет Су­доп­ла­тов, "бы­ла сво­им че­ло­ве­ком при дво­ре пос­лед­ней рос­сий­ской им­пе­рат­ри­цы Алек­сан­д­ры Фе­до­ров­ны". А мо­жет­ быть, "фрей­ли­на им­пе­рат­ри­цы" - это че­кис­т­с­кая вы­дум­ка для при­да­ния со­лид­нос­ти вер­сии с опе­ра­ци­ей "Мо­нас­тырь" в гла­зах жур­на­лис­тов и чи­та­те­лей­?

Кстати ска­зать, су­дя по фо­тог­ра­фи­ям, Да­ни­ил Ан­д­ре­ев ра­но по­се­дел, что, воз­мож­но, и на­ве­ло че­кис­тов на мысль прис­во­ить ему со­от­вет­с­т­ву­ющий псев­до­ним.

О сво­ем круж­ке Ан­д­ре­ев рас­ска­зал в не­за­кон­чен­ном ро­ма­не "Стран­ни­ки но­чи", изъ­ятом при арес­те в 1947 го­ду как "ве­щес­т­вен­ное до­ка­за­тель­с­т­во" и бес­след­но ис­чез­нув­шем в нед­рах Лу­бян­ки (впро­чем, как знать, мо­жет, еще оты­щет­ся, ска­за­но ведь: "ру­ко­пи­си не го­рят"). Са­мо наз­ва­ние ро­ма­на сим­во­ли­зи­ро­ва­ло ночь, опус­тив­шу­юся над Рос­си­ей­, и рус­ских лю­дей­, бре­ду­щих в этой но­чи на свет да­ле­кой звез­ды. Вдо­ва по­эта, Ал­ла Алек­сан­д­ров­на, так пе­ре­да­ет со­дер­жа­ние "Стран­ни­ков но­чи": "В зас­тыв­шей от ужа­са Мос­к­ве, под не­усып­ным взо­ром всех окон Лу­бян­ки, яр­ко ос­ве­щен­ных всю ночь, не­боль­шая груп­па дру­зей го­то­вит­ся к то­му вре­ме­ни, ког­да рух­нет да­вя­щая всех ти­ра­ния и на­ро­ду, из­го­ло­дав­ше­му­ся в бес­к­ры­лой и страш­ной эпо­хе, нуж­нее все­го бу­дет пи­ща ду­хов­ная. Каж­дый из этих меч­та­те­лей го­то­вит­ся к пред­с­то­яще­му по-сво­ему. Мо­ло­дой ар­хи­тек­тор, Же­ня Мор­ген­ш­терн, при­но­сит чер­те­жи хра­ма Сол­н­ца Ми­ра, ко­то­рый дол­жен быть выс­т­ро­ен на Во­робь­евых го­рах. (Кста­ти, на том са­мом мес­те, где выс­т­ро­ен но­вый уни­вер­си­тет.) Этот храм ста­но­вит­ся как бы сим­во­лом всей груп­пы. Вен­ча­ет его крест и при­су­ща ему еще ед­на эм­б­ле­ма: кры­ла­тое сер­д­це в кры­ла­том сол­н­це.

Руководитель, ин­до­лог Ле­онид Фе­до­ро­вич Глин­с­кий (дань страс­т­ной люб­ви Да­ни­ила к Ин­дии), был ав­то­ром ин­те­рес­ной те­ории че­ре­до­ва­ния крас­ных и си­них эпох в ис­то­рии Рос­сии. Цве­та - крас­ный и си­ний - ус­лов­ны, но ус­лов­ность эта по­нят­на: си­ний как гла­вен­с­т­во ду­хов­но­го, мис­ти­чес­ко­го на­ча­ла, крас­ный - дав­ле­ние ма­те­ри­аль­но­го (поз­д­нее эта те­ория воп­ло­ти­лась в «Ро­зе Ми­ра»)".

Но не толь­ко в про­зе Да­ни­ила Ан­д­ре­ева про­ри­со­вы­ва­ют­ся его ду­шев­ные нас­т­ро­ения, на­деж­ды и ча­яния. Ко­неч­но, чу­жа­я ду­ша - по­тем­ки. Но нас­той­чи­вое об­ра­ще­ние Ан­д­ре­ева к од­ной и той же те­ме в сти­хах до­во­ен­ных и во­ен­ных лет поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что для бу­ду­ще­го автора "Ро­зы Ми­ра" один из важ­ней­ших - воп­рос о том, как из­ба­вить­ся от "да­вя­щей ти­ра­нии" в вой­не с дру­гой­, не ме­нее ужас­ной­, но "чу­жой­" ти­ра­ни­ей - ти­ра­ни­ей Гит­ле­ра. Вот что, нап­ри­мер, пи­сал Да­ни­ил Ан­д­ре­ев еше до на­ча­ла Ве­ли­кой Оте­чес­т­вен­ной вой­ны в сти­хот­во­ре­нии 1941 го­да, озаг­лав­лен­ном "Враг за вра­гом", о ро­ли Гер­ма­нии и Гит­ле­ра в тех ка­так­лиз­мах ис­то­рии, сов­ре­мен­ни­ком ко­то­рых ока­зы­ва­ет­ся по­эт:

Враг за вра­гом.

На мут­ном За­па­де

За Ро­ну, Буг, Ду­най и Не­ман

Другой, страш­ней­ший смот­рит де­мон -

Стоногий спрут ве­чер­них стран:

Он ут­вер­дил се­бя как за­по­ведь,

Он чер­тит план, сдви­га­ет сро­ки,

А в тех, кто зван как­ л­жеп­ро­ро­ки -

Вдвигает уг­лем свой ко­ран.

Он пра­вит бран­ны­ми тай­фу­на­ми,

Ве­лит гро­мам… Он ­з­десь, у д­ве­ри, -

На­род-та­ран чу­жих им­пе­рий­,

Он неп­рек­ло­нен, груб и горд…

Он пьян по­бе­да­ми, три­ум­фа­ми,

Он во­ет гимн, взви­ва­ет фла­ги,

И в ци­та­дель свя­щен­ной Пра­ги

Всту­па­ет пос­тупью ко­горт.

Срок нас­тал, и на­род-та­ран по­пы­тал­ся вдви­нуть уг­лем по­жа­рищ свой ко­ран в им­пе­рию лжеп­ро­ро­ка Ста­ли­на. Да­ни­ил Ан­д­ре­ев от­к­лик­нул­ся на гер­ман­с­кое втор­же­ние сти­хот­во­ре­ни­ем "Шквал":

Одно гро­мо­нос­ное сло­во

Ро­ко­чет от Рей­мса ­до Льво­ва;

Зазубренны, дрях­лы и ржа­вы,

Ко­леб­лют­ся зам­ки Вар­ша­вы.

Как ро­бот, как рок не­ук­лон­ны,

Ко­лон­ны, ко­лон­ны, ко­лон­ны

Ши­ря­ют, пос­луш­ны за­ро­ку,

К вос­то­ку, к вос­то­ку, к вос­то­ку.

Провидец? Про­рок? Узур­па­тор?

Иг­рок, ис­чис­ля­ющий хо­ды?

Иль впрямь - ми­ро­вой им­пе­ра­тор,

Вмес­ти­ли­ще Ду­ха на­ро­да?

Как приз­рак, по го­ри­зон­ту

От фрон­та не­сет­ся он к фрон­ту,

Он с ге­ни­ем ра­сы во­очью

Бе­се­ду­ет бе­ше­ной ночью.

Но стран­ным и чуж­дым прос­то­ром

Ложатся по­ля сне­го­вые,

И смот­рят за­га­доч­ным взо­ром

И Ан­гел, и Де­мон Рос­сии.

И дви­жут­ся ле­ги­оне­ры

В пу­чи­ну без края и ме­ры,

В по­ля, не­ог­ляд­ные оку, -

К вос­то­ку, к вос­то­ку, к вос­то­ку.

Здесь по­эт раз­мыш­ля­ет, дей­ст­ви­тель­но ли Гит­лер "вмес­ти­ли­ще Ду­ха на­ро­да" или обык­но­вен­ный азар­т­ный иг­рок - узур­па­тор? Суж­де­но ли его ле­ги­онам одер­жать по­бе­ду или они бес­слав­но сги­нут в пу­чи­не рус­ских по­лей "без края и ме­ры"? А вот в сле­ду­ющем сти­хот­во­ре­нии, "Бе­жен­цы", Ан­д­ре­ев да­ет раз­вер­ну­тую па­но­ра­му дра­ма­ти­чес­ких со­бы­тий­, пос­ле­до­вав­ших за гер­ман­с­ким втор­же­ни­ем в Рос­сию. И эта па­но­ра­ма ук­руп­ня­ет­ся на на­ших гла­зах, выс­ве­чи­ва­ет­ся сим­во­ли­чес­ки­ми от­с­ве­та­ми:

Киев пал. Все бли­же зна­мя Оди­на.

На вос­ток спа­сать­ся, на вос­ток!

Там тюрь­ма. Но в тюрь­мах дрем­лет Ро­ди­на,

Пряха-мать всех су­деб и до­рог.

Гул раз­г­ро­ма ка­тит­ся в ле­сах.

Троп не вид­но вдым­ной пе­ле­не…

Вездесущий ро­кот в не­бе­сах

Как оз­но­бом хле­щет по спи­не.

Не хо­ро­нят. Не­ког­да. И не­ко­му.

На вос­ток, за Вол­гу, за Урал!

Там Рос­сию за род­ны­ми ре­ка­ми

Пять сто­ле­тий враг не по­пи­рал!…

Кля­чи. Лю­ди. Танк. Гру­зо­ви­ки.

Сто­го­ло­сый го­мон над шос­се…

Во­ло­чить ре­бят, уз­лы, меш­ки,

Спать на вы­топ­тан­ной по­ло­се.

Лето мер­к­нет. Чер­ная рас­пу­ти­ца

Хлю­па­ет под ты­ся­ча­ми ног.

Кру­тит­ся ме­те­ли­ца да кру­тит­ся,

За­ме­та­ет трак­ты на вос­ток.

Пла­ме­не­ет не­бо на­за­ди,

Кро­вянит на жни­ве кром­ку льда,

Точ­но пур­пур гроз­но­го судьи,

Точ­но тру­бы Страш­но­го Су­да.

По боль­ни­цам, на пер­ро­нах, па­лу­бах,

Сре­ди улиц и в сне­гах до­рог

Веч­ный сон, га­ся­щий стон и жа­ло­бы,

Им го­то­вит ни­щен­с­кий Вос­ток.

Слиш­ком жизнь зве­ри­ная скуд­на!

Слиш­ком сер­д­це ту­по и мер­т­во.

Каж­дый пьет свою судь­бу до дна,

Ни в ко­го не ве­ря, ни в ко­го.

Шевельнулись затхлые гу­бер­нии,

За­ме­та­лись го­ро­да в ты­лу.

В уце­лев­ших хра­мах за ве­чер­ня­ми

Пла­чут ниц на стер­шем­ся по­лу:

О по­гиб­ших в бит­вах за Вос­ток,

Об ушед­ших в даль­ние сне­га

И о том, что­ро­ди­на-острог

От­мы­ка­ет­ся ру­кой вра­га.

Поэт бес­ко­неч­но лю­бит Рос­сию, и свя­зан­ный с гер­ман­с­ким втор­же­ни­ем ис­ход бе­жен­цев на вос­ток ви­дит как пред­две­рие Страш­но­го Су­да. Но ка­ков этот Страш­ный Суд в судь­бе Ро­ди­ны? Не­уж­то "чу­жой ти­ран" бу­дет влас­ти­те­лем Рос­сии? Так что же, ос­та­вать­ся в без­дей­ст­вии, при­ми­рить­ся с тем, что "ро­ди­на-острог от­мы­ка­ет­ся ру­кой вра­га"? Ка­кая слож­ная и, в сущ­нос­ти, бе­зыс­ход­ная кол­ли­зия: ведь на сме­ну од­ной тюрь­ме, ста­лин­с­кой­, при­дет дру­гая, гит­ле­ров­с­кая. Да­ни­ил Ан­д­ре­ев по­ни­мал, что Гит­лер то­же не­сет не сво­бо­ду, а раб­с­т­во - от­то­го так тра­гич­ны, мрач­ны, хо­тя и ве­ли­ча­вы, ан­д­ре­ев­с­кие сти­хи во­ен­ной по­ры.

После то­го как по­эту приш­лось до дна ис­пить ча­шу судь­бы в ви­де мно­го­лет­не­го ла­гер­но­го сро­ка, пос­ле то­го как ис­то­рия до­ка­за­ла не­жиз­нес­по­соб­ность го­су­дар­с­т­ва, пос­т­ро­ен­но­го на лю­до­ед­с­кой ра­со­вой те­ории, и Тре­тий Рейх ис­чез с ли­ца зем­ли, в " Ро­зе Ми­ра" ха­рак­те­рис­ти­ка "ми­ро­во­го им­пе­ра­то­ра" уже иная: им­пе­рия Гит­ле­ра для Ан­д­ре­ева ста­ла те­перь "ти­ра­ни­ей де­мо­на ве­ли­ко­дер­жавия", где Со­бор­ная Ду­ша ока­за­лась пог­ре­бе­на под глы­ба­ми го­су­дар­с­т­вен­нос­ти. Од­на­ко и в этой кни­ге Ан­д­ре­ев не­из­мен­но оце­ни­ва­ет лич­ность Гит­ле­ра вы­ше, чем лич­ность Ста­ли­на. Он, в час­т­нос­ти, ут­вер­ж­да­ет: "Да­же Гит­лер и Мус­со­ли­ни не бы­ли ли­ше­ны лич­ной храб­рос­ти. Они по­яв­ля­лись на па­ра­дах и праз­д­ни­ках в от­к­ры­тых ма­ши­нах, они во вре­мя вой­ны не раз по­ка­зы­ва­лись на пе­редовой, и од­наж­ды Гит­лер на рус­ском фрон­те, зас­тиг­ну­тый­, вне­зап­ным по­яв­ле­ни­ем тан­ко­вой ко­лон­ны вра­га, ед­ва из­бе­жал пле­не­ния. Ста­лин за все вре­мя сво­его прав­ле­ния ни ра­зу не про­явил ни проб­лес­ка лич­ной храб­рос­ти. Нап­ро­тив, он веч­но тряс­ся за свое фи­зи­чес­кое су­щес­т­во­ва­ние, воз­д­виг­нув до са­мых не­бес вок­руг се­бя неп­ро­ни­ца­емую сте­ну". На­вер­ня­ка по­доб­ные оцен­ки Гит­ле­ра бы­то­ва­ли в ан­д­ре­ев­с­ком круж­ке в пред­во­ен­ные и во­ен­ные го­ды.

Трудно пред­с­та­вить, что Ан­д­ре­евым и его то­ва­ри­ща­ми не ин­те­ре­со­ва­лись ком­пе­тен­т­ные ор­га­ны и не оза­бо­ти­лись по­дос­лать к ним сво­их ос­ве­до­ми­те­лей. А пос­лед­ние уж точ­но не мог­ли не счесть ве­ду­щи­еся в круж­ке раз­го­во­ры ан­ти­со­вет­с­ки­ми и про­гер­ман­с­ки­ми и не до­ло­жить об этом ку­да сле­ду­ет. По­доб­ная ин­фор­ма­ция мог­ла под­с­ка­зать Су­доп­ла­то­ву и его кол­ле­гам идею ле­генди­ро­ва­ния со­чув­с­т­ву­ющей Гер­ма­нии под­поль­ной ор­га­ни­за­ции "Прес­тол".

Надо ска­зать, в сво­их ме­му­арах че­кис­ты под­роб­но го­во­рят толь­ко о Гей­не-Демь­яно­ве, край­не ску­по и про­ти­во­ре­чи­во ха­рак­те­ри­зуя дру­гих учас­т­ни­ков ор­га­ни­за­ции - как сво­их сек­рет­ных аген­тов, так и нас­то­ящих, убеж­ден­ных про­тив­ни­ков со­вет­с­кой влас­ти. По всей ви­ди­мос­ти, в даль­ней­шем не­ко­то­рые из ос­ве­до­ми­те­лей­, нуж­да в ко­то­рых уже от­па­ла, бы­ли арес­то­ва­ны как из­лиш­ние сви­де­те­ли вмес­те с дру­ги­ми учас­т­ни­ка­ми ан­д­ре­ев­с­ко­го круж­ка и по­лу­чи­ли ла­гер­ные сро­ки, о чем ни Су­доп­ла­тов, ни Ко­ро­вин вспо­ми­нать, по­нят­но, не го­ре­ли же­ла­ни­ем. Впол­не ве­ро­ят­ным ка­жет­ся пред­по­ло­же­ние, что аген­том НКВД по клич­ке Ста­рый в дей­ст­ви­тель­нос­ти был… Гле­бов, ко­то­ро­му к на­ча­лу вой­ны пе­ре­ва­ли­ло за семь­де­сят. Не ис­к­лю­че­но так­же, что Су­доп­ла­тов наз­вал чле­нов ор­га­ни­за­ции "Прес­тол" не под­лин­ны­ми име­на­ми, а те­ми псев­до­ни­ма­ми, под ко­то­ры­ми они фи­гу­ри­ро­ва­ли в до­ку­мен­тах НКВД. Ес­ли это так, то есть возможность со­пос­та­вить наз­ван­ных Су­доп­ла­то­вым лиц с кон­к­рет­ны­ми чле­на­ми ан­д­ре­ев­с­ко­го круж­ка. Нап­ри­мер, по­эт Са­дов­с­кий­, хо­ро­шо знав­ший Алек­сан­д­ра Бло­ка, мог в дей­ст­ви­тель­нос­ти стать близ­ким дру­гом Да­ни­ила Ан­д­ре­ева че­рез вхо­дя­ще­го в ан­д­ре­ев­с­кий кру­жок тро­юрод­но­го бра­та Бло­ка, по­эта Алек­сан­д­ра Вик­то­ро­ви­ча Ко­ва­лен­с­ко­го. А Блок, кста­ти, был од­ним из лю­би­мых по­этов Да­ни­ила Ле­они­до­ви­ча.

Наше пред­по­ло­же­ние о зна­ком­с­т­ве Са­дов­с­ко­го с Ан­д­ре­евым мо­жет под­к­ре­пить вер­сию о том, что че­кис­ты "вклю­чи­ли" обо­их в сос­тав од­ной и той же ле­ген­ди­руемой ор­га­ни­за­ции. К со­жа­ле­нию, жизнь и твор­чес­т­во как Да­ни­ила Ан­д­ре­ева, так и Бо­ри­са Са­дов­с­ко­го изу­че­ны еще не­дос­та­точ­но. В час­т­нос­ти, не вы­яв­ле­ны их ос­нов­ные зна­ком­с­т­ва (в со­вет­с­кий пе­ри­од этим, ес­тес­т­вен­но, ник­то из ис­сле­до­ва­те­лей не за­ни­мал­ся). Быть мо­жет, в бу­ду­щем свя­зи двух по­этов про­яс­нят­ся. По­ка же и здесь - ту­ман не­ве­де­ния.

Имя по­эта Са­дов­с­ко­го не мо­жет не ос­та­но­вить на­ше­го вни­ма­ния. Это, без пре­уве­ли­че­ния, лич­ность ле­ген­дар­ная. И впол­не воз­мож­но, что Су­доп­ла­тов на­де­лил гла­ву ми­фи­чес­кой ан­ти­со­вет­с­кой и про­не­мец­кой ор­га­ни­за­ции, по­име­но­ван­но­го им Гле­бо­вым, чер­та­ми ре­аль­но­го и очень из­вес­т­но­го в свое вре­мя че­ло­ве­ка, ос­та­вив, од­на­ко, его са­мо­го в ле­ген­де сре­ди ря­до­вых чле­нов " Прес­то­ла". Са­дов­с­кий - это его под­лин­ная фа­ми­лия, а как по­эт и про­за­ик он выс­ту­пал под псев­до­ни­мом Са­до­вскуй.

Борис Алек­сан­д­ро­вич Са­дов­с­кий дей­ст­ви­тель­но был ро­дом из ни­же­го­род­с­ко­го го­ро­да Ар­да­то­ва, из стол­бо­вых дво­рян. А пе­ред вой­ной он жил в келье Но­во­де­вичь­его мо­нас­ты­ря, ма­лень­ком по­лу­под­валь­ном по­ме­ще­нии. Толь­ко вот к 1941 го­ду Са­дов­с­ко­му бы­ло толь­ко 60 лет, а не боль­ше 70, как пи­шет Су­доп­ла­тов о Гле­бо­ве. Ро­дил­ся Бо­рис Алек­сан­д­ро­вич 10 (22) фев­ра­ля 1881 го­да, а умер ровно за год до смер­ти Ста­ли­на, 5 мар­та 1952 го­да, все в той же мо­нас­тыр­с­кой келье. На роль ру­ко­во­ди­те­ля ан­ти­со­вет­с­кой ор­га­ни­за­ции в "импе­рии зла" Са­дов­с­кий яв­но не под­хо­дил. Де­ло в том, что он, из­вес­т­ный до ре­во­лю­ции по­эт, близ­кий А. Бло­ку и А. Бе­ло­му, сам се­бя на­зы­вав­ший не без гор­дос­ти "пос­лед­ним сим­во­лис­том", был па­ра­ли­зо­ван еще с на­ча­ла 1920-х го­дов. Страш­ная бо­лезнь - су­хот­ка - то от­пус­ка­ла его, то уси­ли­ва­лась. В 1930-е го­ды он уже не вста­вал с ин­ва­лид­ной ко­ляс­ки. На этой ко­ляс­ке Са­дов­с­кий со­вер­шал про­гул­ки по ал­ле­ям Но­во­де­вичь­его, но ни ра­зу не по­ки­нул стен мо­нас­ты­ря.

О не­ду­ге Бо­ри­са Алек­сан­д­ро­ви­ча бы­ло хо­ро­шо из­вес­т­но и эмиг­ра­ции и, ра­зу­ме­ет­ся, влас­тям. За гра­ни­цей да­же рас­п­рос­т­ра­нил­ся слух о смер­ти Са­дов­с­ко­го, и близ­ко знав­ший его по­эт Вла­дис­лав Хо­да­се­вич поч­тил кол­ле­гу весь­ма со­чув­с­т­вен­ным нек­ро­ло­гом, вы­шед­шим в па­риж­с­ких "Пос­лед­них но­вос­тях" 3 мая 1925 го­да (их пе­ре­пис­ка 1912-1920 го­дов бы­ла из­да­на 63 го­да спус­тя в Аме­ри­ке). В нек­ро­ло­ге В. Хо­да­се­ви­ча, в час­т­нос­ти, го­во­ри­лось, что "очень важ­ной при­чи­ной его (Са­дов­с­ко­го) не­ла­дов с ли­те­ра­то­ра­ми (еще в до­ре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии. - Б. С.) бы­ли по­ли­ти­чес­кие тя­го­те­ния Са­дов­с­ко­го. Я на­роч­но го­во­рю - тя­го­те­ния, а не взгля­ды, по­то­му что взгля­дов, т. е. убеж­де­ний­, ос­но­ван­ных на те­ории, нас­т­ро­го об­ду­ман­ном ис­то­ри­чес­ком изу­че­нии, у не­го, по­жа­луй­, и не бы­ло. Од­на­ко ж лю­бил он под­чер­ки­вать свой мо­нар­хизм, свою край­нюю ре­ак­ци­он­ность".

Действительно, иде­ям ре­во­лю­ции - и Фев­раль­с­кой­, и Ок­тяб­рь­с­кой - Бо­рис Алек­сан­д­ро­вич нис­коль­ко не со­чув­с­т­во­вал. В1921 го­ду он на­пи­сал не­боль­шое ори­ги­наль­ное со­чи­не­ние "Свя­тая ре­ак­ция (опыт крис­тал­ли­за­ции соз­на­ния)", пред­с­тав­ля­ющее со­бой по­ток афо­риз­мов. По ­убеж­де­ни­ю Са­дов­с­ко­го, "арис­ток­ра­тия крис­тал­ли­зу­ет­ся на поч­ве цер­ков­но-го­су­дар­с­т­вен­ной мо­нар­хии. Здесь и толь­ко здесь ее мо­гу­щес­т­во и цель­ность. Вне этих начал она раз­ла­га­ет­ся и быс­т­ро гиб­нет". Нап­ро­тив, "де­мок­ра­ти­чес­кий строй бе­зус­лов­но враж­де­бен крис­тал­ли­за­ции. Он при­зы­ва­ет не к об­ще­му, а к все­об­ще­му счас­тью, не­дос­туп­но­му для жи­те­лей Зем­ли. От­то­го всег­да во всех рес­пуб­ли­ках - прог­рес­сив­ный ха­ос, бро­же­ние и рас­пад. А под эги­дой мо­нар­хи­чес­кой влас­ти сос­ло­вия об­ра­зу­ют ря­ды крис­тал­лов, воз­ник­ших по за­ко­нам ор­га­ни­чес­ко­го раз­ви­тия".

Борис Алек­сан­д­ро­вич ис­к­рен­не ве­рил в то, что " Рос­сия ис­кон­но бы­ла оп­ло­том свя­той ре­ак­ции. Вот по­че­му к ней так сла­бо при­ви­ва­ет­ся прог­ресс". Он счи­тал, что "лю­бовь к ца­рю - чис­то рус­ское сти­хий­ное чув­с­т­во. Объ­яс­нить его нель­зя, оп­рав­ды­вать не на­до". Глав­ную при­чи­ну ги­бе­ли стра­ны в ре­зуль­та­те ре­во­лю­ции он ви­дел в дав­нем на­ру­ше­нии ор­га­ни­чес­кой свя­зи меж­ду пра­вос­лав­ной цер­ковью и са­мо­дер­жав­ным го­су­дар­с­т­вом: " Рос­сия по­гиб­ла не от­то­го, что цер­ковь бы­ла час­тью го­су­дар­с­т­ва; она по­гиб­ла бы и в том слу­чае, ес­ли бы го­су­дар­с­т­во сде­ла­лось час­тью цер­к­ви. Не­об­хо­ди­мо, что­бы цер­ковь и го­су­дар­с­т­во, по­доб­но ду­ше и те­лу, сли­лись в еди­ный крис­талл ".

Ясно, что Са­дов­с­кий к прог­рес­су от­но­сил­ся очень нас­то­ро­жен­но, ес­ли не вов­се его от­ри­цал, а ре­ак­цию рас­смат­ри­вал как не­кое по­ло­жи­тель­ное сос­то­яние. Нес­мот­ря на бли­зость к сим­во­лис­там, он сох­ра­нил внут­рен­нее тя­го­те­ние к тра­ди­ци­он­ным куль­тур­ным цен­нос­тям. Его кни­га сти­хов "Са­мо­ва­ры", нап­ри­мер, со­дер­жа­ла оды это­му пред­ме­ту рус­ско­го бы­та - сим­во­лу са­мо­быт­нос­ти Ру­си. Мно­гие про­из­ве­де­ния Са­дов­с­ко­го бы­ли пос­вя­ще­ны рус­ской ис­то­рии, в том чис­ле и пьеса об убий­ст­ве (так счи­тал Бо­рис Алек­сан­д­ро­вич) ца­ре­ви­ча Дмит­рия в Уг­ли­че. А вот о гер­ма­но­филь­с­т­ве Са­дов­с­ко­го ни­ка­ких све­де­ний нет. Прав­да, его пос­лед­ний опуб­ли­ко­ван­ный в СССР в 1928 го­ду исто­ри­ко-фан­тас­ти­чес­кий ро­ман "Прик­лю­че­ния Кар­ла Ве­бе­ра" рас­ска­зы­вал о ле­ген­дарном не­мец­ком ве­ли­ка­не, слу­жив­шем спер­ва в ар­мии Пет­ра I, a по­том - в ар­мии Фрид­ри­ха Ве­ли­ко­го, но ос­но­ва­ний для зак­лю­че­ния об осо­бых сим­па­ти­ях Са­дов­с­ко­го к Гер­ма­нии и нем­цам этот ро­ман не да­ет.

Судя по все­му, Са­дов­с­кий хо­тя внут­рен­не и не при­ми­рил­ся с су­щес­т­во­ва­ни­ем со­вет­с­кой влас­ти, но, ес­тес­т­вен­но, ни­как не бо­рол­ся с ней. В ян­ва­ре 1941 го­да он пи­сал Кор­нею Чу­ков­с­ко­му: "Зна­ете, что ска­за­ли од­но­му по­эту, пред­ло­жив­ше­му мне пе­ре­во­ды Миц­ке­ви­ча: "Са­дов­с­кий - слиш­ком оди­оз­ное имя: нель­зя". Кла­ня­юсь бла­го­дар­но­му по­том­с­т­ву. Зас­лу­жил. А ведь я "пос­лед­ний сим­во­лист", со мной ум­рут все пре­да­ния, сплет­ни и тай­ны, из­вес­т­ны­е толь­ко м­не…" Бо­рис Алек­сан­д­ро­вич ощу­щал се­бя хра­ни­те­лем преж­ней­, до­ре­во­лю­ци­он­ной куль­ту­ры, но ед­ва ли имел в мыс­лях на­силь­с­т­вен­ную сме­ну су­щес­т­ву­юще­го в стра­не строя, тем бо­лее с по­мощью гер­ман­с­ких шты­ков.

В оцен­ке его лич­нос­ти и судь­бы уди­ви­тель­но схо­ди­лись и со­вет­с­кие и за­ру­беж­ные ли­те­ра­ту­ро­ве­ды. С. Шуми­хин в 1990 го­ду в пос­лес­ло­вии к од­но­том­ни­ку Са­дов­с­ко­го "Ле­бе­ди­ные кли­ки" пи­сал: "Жи­тие свое… про­жил он дос­той­но, муд­ро и му­жес­т­вен­но". А ав­тор пос­лес­ло­вия к из­да­нию пе­ре­пис­ки Хо­да­се­ви­ча и Са­дов­с­ко­го и Ан­д­ре­ева семью го­да­ми рань­ше кон­с­та­ти­ро­ва­ла: "Бо­рис Са­дов­с­кий был че­ло­век чис­той ду­ши, на ред­кость цель­ным, ни­ког­да не прис­по­саб­ли­вал­ся к влас­ти. и судь­ба его сло­жи­лась тра­ги­чес­ки, хо­тя он не си­дел в ла­ге­рях, а до­тя­нул до ста­рос­ти в Но­во­де­вичь­ем мо­нас­ты­ре".

Не мог че­ло­век "чис­той ду­ши" и по­мыш­лять о сот­руд­ни­чес­т­ве с бес­че­ло­веч­ным, ан­тих­рис­ти­ан­с­ким ре­жи­мом на­цис­тов да­же ра­ди свер­же­ния боль­ше­ви­ков, ко­ли ду­мал вот так:

" По­ход свой на Цер­ковь ан­тих­рист на­чи­на­ет под раз­но­об­раз­ны­ми ли­чи­на­ми лже­воз­рож­де­ния. Вы­во­дит Лю­те­ра и ут­вер­ж­да­ет про­тес­тан­т­с­кую ересь. По его же наущению Сер­ван­тес ос­ме­ял бла­го­чес­ти­вое крес­то­нос­ное ры­цар­с­т­во. Пер­вые рос­т­ки ра­ци­она­лиз­ма пус­тил Шек­с­пир, под­ме­нив не­за­мет­но Бо­га ро­ком. В фи­ло­со­фии за­рож­да­ют­ся по­пыт­ки об­нять не­объ­ят­ное. И ху­дож­ни­ки ко­щун­с­т­ву­ют над Ма­дон­ной­… Прог­ресс оболь­ща­ет ис­ка­ни­ем, су­лит но­виз­ну. И лич­ность, по­ки­дая се­бя, рас­сы­па­ет­ся ту­чей пра­ха. Ей в го­ло­ву не при­хо­дит, что все уже най­де­но, что Цар­с­т­во Бо­жие в сер­д­це".

Вождь Треть­его Рей­ха дол­жен был ка­зать­ся Са­дов­с­ко­му но­вым ан­тих­рис­том, под­няв­шим­ся из гер­ман­с­кой "про­тес­тан­т­с­кой ере­си", под­ме­няя Бо­га про­ви­де­ни­ем и об­ра­тя в прах "хи­ме­ру, име­ну­емую со­вес­тью".

Да и убе­жать из со­вет­с­кой стра­ны Са­дов­с­кий осо­бо не стре­мил­ся. В 1921 го­ду, ког­да ему уда­лось под­нять­ся пос­ле че­ты­рех­лет­не­го па­ра­ли­ча, он на­чал хло­по­тать о вы­ез­де за гра­ни­цу - на ле­че­ние. В 1922 го­ду эти хло­по­ты окон­чи­лись не­уда­чей­, и бо­лее Са­дов­с­кий по­пы­ток эмиг­ри­ро­вать не пред­п­ри­ни­мал. А за­гад­ка, по­че­му столь оди­оз­ную фи­гу­ру че­кис­ты не тро­ну­ли ни в 1937-м, ни во вре­мя пос­ле­во­ен­ных арес­тов, воз­мож­но, име­ет не­ожи­дан­ное, но очень прос­тое объ­яс­не­ние. Сти­хи Са­дов­с­ко­го нра­ви­лись… Ста­ли­ну. Сам Бо­рис Алек­сан­д­ро­вич не раз рас­ска­зы­вал, как од­наж­ды, про­гу­ли­ва­ясь по ал­ле­ям Но­во­де­вичь­его клад­би­ща, встре­тил Иоси­фа Вис­са­ри­оно­ви­ча, при­шед­ше­го на мо­ги­лу же­ны На­деж­ды Ал­ли­лу­евой­, по­кон­чив­шей с со­бой в но­яб­ре 1932 го­да. Уз­нав, что пе­ред ним по­эт Са­дов­с­кий­, Ста­лин вспом­нил, что ког­да-то чи­тал его сти­хот­во­ре­ние в сбор­ни­ке "Чтец-дек­ла­ма­тор" и вы­со­ко оце­нил его. Все­силь­ный дик­та­тор, в мо­ло­дос­ти сам пи­сав­ший сти­хи - од­но еще до ре­во­лю­ции по­па­ло да­же в по­пу­ляр­ную хрес­то­ма­тию "Сбор­ник луч­ших об­раз­цов гру­зин­с­кой сло­вес­нос­ти", - по­ин­те­ре­со­вал­ся, не нуж­да­ет­ся ли в чем Са­дов­с­кий­, но Бо­рис Алек­сан­д­ро­вич с дос­то­ин­с­т­вом от­ве­тил: "Бла­го­да­рю вас, у ме­ня есть все, что мне нуж­но". Тем не ме­нее Ста­лин распорядился про­вес­ти в его келью-под­вал ра­дио, что­бы парализо­ван­ный по­эт мог сле­дить за про­ис­хо­дя­щи­ми в ми­ре со­бы­ти­ями.

Конечно, Са­дов­с­кий мог эту ис­то­рию встре­чи со Ста­ли­ным прос­то вы­ду­мать, по­то­му как во­об­ще был скло­нен к мис­ти­фи­ка­ци­ям. Он не без ус­пе­ха под­де­лы­вал сти­хот­во­ре­ния Бло­ка и пуб­ли­ко­вал мни­мые пись­ма Есе­ни­на, Нек­ра­со­ва и да­же убий­цы ге­не­ра­ла Ме­зен­це­ва Степ­ня­ка-Крав­чин­с­ко­го. Это был один из нем­но­гих ис­точ­ни­ков его за­ра­бот­ка: ведь пос­ле 1928 го­да ори­ги­наль­ные тек­с­ты Са­дов­с­ко­го поч­ти не по­яв­ля­лись в пе­ча­ти. Под­дел­ки ока­за­лись столь удач­ны, что и де­ся­ти­ле­тия спус­тя пос­ле смер­ти Бо­ри­са Алек­сан­д­ро­ви­ча пуб­ли­ко­ва­лись как под­лин­ные тек­с­ты тех, ко­го он ими­ти­ро­вал. Толь­ко вот дочь Ста­ли­на Свет­ла­на Ал­ли­лу­ева ут­вер­ж­да­ла, буд­то ее отец на мо­ги­лу ма­те­ри ни­ког­да не ез­дил (про­ве­рить это ут­вер­ж­де­ние не­воз­мож­но). Од­на­ко дос­то­вер­но ус­та­нов­ле­но, что в 1935 го­ду в под­ва­ле Са­дов­с­ко­го бы­ла обо­ру­до­ва­на ра­ди­оточ­ка - впол­не воз­мож­но, по рас­по­ря­же­нию Ста­ли­на. Ес­ли встре­ча все­мо­гу­ще­го вож­дя и опаль­но­го по­эта про­изош­ла на са­мом де­ле, то это мно­гое объ­яс­ня­ет в судь­бе Са­дов­с­ко­го. Те­перь его нель­зя бы­ло арес­то­вать без сан­к­ции са­мо­го Ста­ли­на. Столь же спа­си­тель­но Иосиф Вис­са­ри­оно­вич бе­се­до­вал (прав­да, толь­ко по те­ле­фо­ну) с Ми­ха­илом Бул­га­ко­вым и Бо­ри­сом Пас­тер­на­ком, вы­дав им тем са­мым сво­его ро­да ох­ран­ную гра­мо­ту (бул­гаков­с­кие "Дни Тур­би­ных" он точ­но лю­бил, а о том, как от­но­сил­ся к пас­тер­на­ков­с­ко­му твор­чес­т­ву, - не­из­вес­т­но). Вы­хо­дит, че­кис­ты вряд ли нап­ря­мую рис­к­ну­ли бы дей­ст­ви­тель­но вов­лечь Бо­ри­са Алек­сан­д­ро­ви­ча в вы­мыш­лен­ную ими мо­нар­хи­чес­кую ор­га­ни­за­цию про­гер­ман­с­ко­го тол­ка. Да­же по ле­ген­де "ру­ко­во­дить" ею па­ра­ли­зо­ван­ный Са­дов­с­кий ни­как не мог (нем­цы ни­ког­да бы это­му не по­ве­ри­ли). Не­сом­нен­но, по­эт и не по­доз­ре­вал, что за­чис­лен че­кис­та­ми в под­поль­щи­ки. На роль од­но­го из ря­до­вых чле­нов "Прес­то­ла" он под­хо­дил, тем бо­лее что ни­ког­да не по­ки­дал пре­де­лов Но­во­де­вичь­его мо­нас­ты­ря, ку­да не­мец­кие аген­ты уж точ­но бы не про­ник­ли, и нас­чет не­го Гей­не-Демь­янов мог фан­та­зи­ро­вать сколь­ко угод­но.

Не ис­к­лю­че­но, что Су­доп­ла­тов на­де­лил ру­ко­во­ди­те­ля "Прес­то­ла" чер­та­ми би­ог­ра­фии Са­дов­с­ко­го, что­бы от­вес­ти вни­ма­ние ис­сле­до­ва­те­лей и чи­та­те­лей от ре­аль­ной фи­гу­ры то­го че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го В. В. Ко­ро­вин зна­ет под псев­до­ни­мом Се­дов. Да и сам псев­до­ним яв­но не под­хо­дит к со­вер­шен­но лы­со­му к то­му вре­ме­ни Бо­ри­су Алек­сан­д­ро­ви­чу, хо­тя и име­ет не­кое соз­ву­чие с его фа­ми­ли­ей.

И Да­ни­ила Ан­д­ре­ева, и Бо­ри­са Са­дов­с­ко­го НКВД в сво­ей иг­ре с гер­ман­с­кой раз­вед­кой ис­поль­зо­ва­ло "втем­ную". Ес­ли Ан­д­ре­ев сво­им твор­чес­т­вом и убеж­де­ни­ями да­вал хоть ка­кие-то ос­но­ва­ния для то­го, что­бы за­оч­но "наз­на­чить" его­ ли­де­ром про­гер­ман­с­кой мо­нар­хи­чес­кой ор­га­ни­за­ции, то Са­дов­с­кий­, по­хо­же, прив­лек че­кис­тов толь­ко сво­ей бо­га­той ро­дос­лов­ной. Ес­ли пер­вый­, как мы уже ви­де­ли, со­пос­тав­ляя Гит­ле­ра со Ста­ли­ным (в от­но­ше­нии их лич­ной храб­рос­ти), был не­вы­со­ко­го мне­ния об Иоси­фе Вис­са­ри­оно­ви­че, то вто­рой­, удос­то­ен­ный зна­ком вни­ма­ния са­мо­го дик­та­то­ра, ду­ма­ет­ся, осо­бой не­на­вис­ти к Иоси­фу Вис­са­ри­оно­ви­чу не пи­тал, да и по­ли­ти­кой всерь­ез не ин­те­ре­со­вал­ся.

Скорее все­го, Са­дов­с­кий во­об­ще не учас­т­во­вал ни в ка­ких круж­ках, тог­да как Ан­д­ре­ев мог, по край­ней ме­ре с друзь­ями, вес­ти "анти­со­вет­с­кие" раз­го­во­ры. Кста­ти, его рас­суж­де­ние о тру­сос­ти Ста­ли­на и храб­рос­ти Гит­ле­ра вряд ли ос­но­ва­тель­но. Все-та­ки у Ста­ли­на был жес­то­кий опыт ги­бе­ли Ки­ро­ва, пос­ле ко­то­рой он и от­го­ро­дил­ся от внеш­не­го ми­ра плот­ной сте­ной ох­ра­ны. Гит­лер же по­доб­ное пот­ря­се­ние ис­пы­тал го­раз­до поз­д­нее, лишь 20 июля 1944 го­да, и пос­ле по­ку­ше­ния Шта­уф­фен­бер­га столь же жес­т­ко уси­лил ох­ра­ну и ог­ра­ни­чил кон­так­ты с внеш­ним ми­ром (так, ста­ли обыс­ки­вать всех офи­це­ров, при­бы­ва­ющих в гит­ле­ров­с­кую став­ку). По­ку­ше­ние на Гит­ле­ра, как мы зна­ем, ед­ва не уда­лось. Судь­ба от­вер­ну­лась от Кла­уса Шта­уф­фен­бер­га: цепь слу­чай­нос­тей при­ве­ла к про­ва­лу за­го­во­ра. Не от­с­тавь один из офи­це­ров пор­т­фель с бом­бой по­даль­ше от Гит­ле­ра, фю­рер вряд ли бы уце­лел. А вот со Ста­ли­ным ни­че­го по­доб­но­го не мог­ло про­изой­ти в прин­ци­пе, ка­кие бы неб­ла­гоп­ри­ят­ные слу­чай­нос­ти ни вме­ши­ва­лись в ход со­бы­тий­: слиш­ком на­деж­на бы­ла сис­те­ма его ох­ра­ны.

Называемый Ов­чин­ни­ко­вой сре­ди чле­нов "Прес­то­ла" не­кий из­вес­т­ный про­фес­сор-искус­ство­вед - это, воз­мож­но, про­хо­див­ший по од­но­му де­лу с Да­ни­илом Ан­д­ре­евым и ос­во­бо­див­ший­ся рань­ше дру­гих ис­кус­ство­вед Вла­ди­мир Алек­сан­д­ро­вич Алек­сан­д­ров. А упо­ми­на­емый Су­доп­ла­то­вым скуль­п­тор Си­до­ров впол­не мог быть вто­рым Вит­бер­гом (Же­ня Мор­ген­ш­терн в "Стран­ни­ках но­чи"), ко­то­ро­му и при­над­ле­жал про­ект но­во­го хра­ма Хрис­та Спа­си­те­ля (хра­ма Те­ла, Ду­ши и Ду­ха) на Во­робь­евых го­рах (в ро­ма­не Ан­д­ре­ева - храм Сол­н­ца Ми­ра, как его пред­по­чи­тал на­зы­вать сам ав­тор). Не ис­к­лю­че­но так­же, что Да­ни­ил Ан­д­ре­ев знал и Гей­не-Демь­яно­ва, - толь­ко сов­сем не­обя­за­тель­но под его под­лин­ной фа­ми­ли­ей. Сох­ра­ни­лась кни­га, на­пи­сан­ная Да­ни­илом Ле­они­до­ви­чем в со­ав­тор­с­т­ве с ге­ог­ра­фом С. Н. Мат­ве­евым - "За­ме­ча­тель­ные ис­сле­до­ва­те­ли гор­ной Сред­ней Азии", с дар­с­т­вен­ной над­писью от 16 де­каб­ря 1946 го­да не­ко­ему Алек­сан­д­ру Пет­ро­ви­чу Бру­де­су(?). Как знать, не скры­вал­ся ли под этой с тру­дом и пред­по­ло­жи­тель­но чи­та­емой фа­ми­ли­ей хо­ро­шо из­вес­т­ный нам Алек­сандр Пет­ро­вич Демь­янов?