Стены и башни крепостей

В своей «Всеобщей истории» древний римлянин Полибий (ок. 210–128 до н. э.) главное внимание уделил войнам, что дало основание военным историкам назвать его книгу «Военной историей».

«По нашему мнению, – писал он, – необходимейшие части истории те, в которых излагаются последствия событий, сопутствующие им обстоятельства и особенно причины их. Так мы находим, что Антиохова война зарождается из Филипповой, Филиппова из Ганнибаловой, Ганнибалова из Сицилийской, что промежуточные события при всей многочисленности и разнообразии все в совокупности ведут к одной и той же цели».

Полибия принято считать крупнейшим историком античного мира. Историк, по определению, это ученый, изучающий прошлое человечества во всем его многообразии. Как же быть нам, если мы отнюдь не склонны считать, что вся история человечества состоит из войн, сражений и прочего членовредительства? Остается только вдуматься в то, что пишет «крупнейший историк» Полибий:

«История наша начнется по времени с олимпиады сто сороковой, начальным же событием для эллинов будет так называемая союзническая война… которую предпринял в союзе с ахеянами сын Деметрия и отец Персея Филипп, для жителей Азии война за Койлесирию между Антиохом и Птолемеем Филопатором, для стран Италии и Ливии распря между римлянами и карфагенянами, именуемая обыкновенно Ганнибаловой войной. События эти следуют за теми, о которых повествует сикионец Арат в конце своего сочинения.

Раньше события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец. Начиная же с этого времени история становится как бы одним целым, события в Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводятся к одному концу. Вот почему с этого именно времени мы и начинаем наше изложение».

Так пишет Полибий в начале своей книги. Впечатление такое, будто мы присутствуем при рождении киносериала: нам напоминают содержание предыдущих лент. В то же время один из создателей этого «сериала» откровенно говорит о неудовлетворительности творений предшественников, писали те, дескать, отдельные эпизоды истории про отдельные войны, а цельного сценария «античности», с цепью конфликтов, прологом и эпилогом, создать не смогли. Тут же приведен в пример некий Арат.

«Особенность нашей истории и достойная удивления черта нашего времени состоят в следующем: почти все события мира судьба направила насильственно в одну сторону и подчинила их одной и той же цели; согласно с этим, и нам подобает представить читателям в едином обозрении те пути, какими судьба осуществила великое дело… К тому же никто на нашей памяти не брался за составление всеобщей истории; будь это, я принимался бы за свой труд с гораздо меньшим рвением. Теперь же я вижу, что весьма многие историки описали отдельные войны и некоторые сопровождавшие их события; но насколько по крайней мере нам известно, никто даже не пытался исследовать, когда и каким образом началось объединение и устроение всего мира, а равно и то, какими путями осуществилось это дело. Вот почему мне казалось настоятельно необходимым восполнить недостаток и не оставить без рассмотрения прекраснейшее и вместе благотворнейшее деяние судьбы».

По «римской» волне синусоиды время Полибия приходится на линии № 6–7, это в первом траке XV–XVI века. Что ж, эпоха вполне соответствует заявленной задаче: заняться созданием всеобщей хронологии, подчиненной одной цели и одной идее.

К военной теории, а возможно, и к реальной военной истории сочинение Полибия не имеет никакого отношения. Дело драматурга – прописать конфликты людей (династий, царств) хоть в каком‑то антураже. Главное, чтобы чтиво – пьеса, сериал, были интересны читателю. Поиски действительных причин и прочая «наука» таким произведениям просто вредят. Более ранние, по сравнению с Полибием, авторы в качестве причин то и дело выпускали на сцену богов. Этот автор уже более искушен, так же, как, видимо, и его читатели: он ищет причины более убедительные, материалистичные. По его сообщению, в битве при Каннах римляне терпят поражение от карфагенян, потому что ветер нес им пыль в глаза. Понятно, что все сочинение написано человеком, весьма далеким от военного дела.

Нас в истории войн интересуют не «стрелялки‑догонялки», а история человеческой мысли, в частности архитектурной. Поэтому обратимся к текстам не сочинителей, а специалистов древности. Хотя для человека XV–XVI веков полководец или архитектор XIV века, несомненно, древний.

Автор «Стратегем» Фронтин жил много позже Полибия, говорят, в I веке, сочетая военную деятельность с творческой работой. По словам Е. А. Разина, он различал четыре вида военных действий: подготовку к бою и создание благоприятной для себя обстановки; ведение боя и обеспечение победы; осаду и оборону крепостей; поддержание в армии дисциплины. Все свои положения Фронтин иллюстрирует историческими примерами, в том числе и из истории Пунических войн. Разин пишет:

«Для успешного штурма крепости Фронтин (интересно, почему‑то древних вояк зовут Фронтинами, а строителей Архитами. – Авт.) рекомендовал обеспечить внезапность штурма, ввести осажденных в заблуждение в отношении действий наступающих, вызвать предательство в их рядах, создать у осажденных недостаток в припасах, не допустить подхода подкреплений, отвести реки и испортить воду, морально воздействовать на осажденных (внушить, что осада будет длительная, навести страх), ворваться в крепость с той стороны, откуда осажденные не ждут противника, и заманить осажденных в засаду, осуществив притворное отступление».

Видное место отведено обороне и осаде крепостей и в работах военного теоретика IV века Вегеция (например, в «Кратком изложении основ военного дела»). Призывая римлян времен «упадка и разложения» восстановить достижения военного дела республики в императорской армии, он пишет о прежнем опыте:

«… Закладывая фундаменты, древние (без указания дат. – Авт.) защищали города выгибами и выступами, и на самых углах они воздвигали очень частые башни с той целью, чтобы, если кто хочет пододвинуть лестницы или машины к стене, выстроенной таким способом, их можно было поражать не только по фронту, но и с боков и почти в тыл, захваченных как бы в мешок».

В XV веке существовало не менее 150 списков работы Вегеция, его неоднократно печатали в эпоху Возрождения. Большинство своих положений в трактате «О военном искусстве» Макиавелли (1469–1527) взял у Вегеция. Получается, что в течение всего Средневековья, от IV по XV век, военно‑теоретическая мысль не дала миру ничего нового. Поэтому в этой главе мы рассмотрим вопросы фортификации (строительства крепостей) отдельно.

Прежде всего скажем, что в рамках традиционной истории бесполезно искать хоть какую‑то эволюционность в развитии фортификационного искусства. Вся разница – в материале: кирпич, дерево, камень. Но ведь понятно, что даже в позднее Средневековье невдалеке от каменного замка богатого олигарха могла стоять деревянная (или земляная) крепостца олигарха бедного.

Стены и башни замков Средневековья по существу не отличались от таковых в древних крепостях, кроме более искусно и архитектурно выработанных деталей (среди которых зубцы, выступные балконы, называвшиеся мушараби, – преимущественно над воротами для навесной их обороны, машикули, барбаканы и др.). Так пишет известный специалист‑фортификатор В. Яковлев в «Истории крепостей».

Южная стена Московского Кремля. Шатровые верхушки на башнях появились после потери Кремлем значения военно‑оборонительного объекта.

Монахи Средних веков были теми же воинами, что и «светские» воины. Их укрепленные монастыри отличались от обычных крепостей только тем, что были несколько проще, – без цитадели, в которой жил владелец замка и называвшейся донжоном. Да и не только замки феодалов или монастыри, но почти каждый город был в то время крепостью. Здесь применялся принцип последовательной обороны, то есть силы верхов (оборонительных строений) увеличивались от наружной ограды к центру. Поэтому «крестоносцы обычно окружали города и ждали случая сразиться с вылазкой обороняющегося противника в открытом поле или нечаянным нападением проникнуть в город», – пишет В. Яковлев. Хоть и считается, что Готфрид Бульонский в 1099 году взял Иерусалим с помощью подвижных башен, но вообще этого не было в широкой практике.

Крупный шаг в развитии фортификационных форм произошел под влиянием появления огнестрельного оружия. Новое оружие, считает В. Яковлев, появилось раньше всего (в середине XIII века) в Испании, откуда оно перешло к другим европейским народам. А, например, Конде (1621–1686) считал, что бомбарды применялись при осаде Сарагосы в 1118 году.

«В первой половине XV века, с изобретением способа отливки чугуна, появляются чугунные ядра, орудия оказываются установленными на боевые станки (лафеты), заряды делаются увеличенными, повышается меткость стрельбы, увеличиваются калибр самих орудий и численность состава артиллерии. Все это в совокупности уже оказывает существенное влияние на фортификационные формы: взаимодействие фортификации и артиллерии начинает выявляться особенно рельефно», – пишет В. Яковлев.

Прежде всего, пришлось видоизменить прежние башни, чтобы они могли выполнять роль фланкирующих построек, то есть их стали делать с большим выступом вперед, по сравнению со стеной. Такие постройки получили название ронделей (от слова rond – круглый). Рондели в отличие от башен не намного возвышались над остальной оградой, чтобы не представлять значительной цели для артиллерии.

Проводником этих идей стал немецкий художник (а также инженер) Альбрехт Дюрер (1471–1528). В 1527 году он издал в Нюрнберге «Руководство к укреплению городов, замков и теснин». Его идеи были настолько здравы, что и спустя сто лет ими пользовались многие инженеры.

Другой инженер и художник – Леонардо да Винчи (1452–1519) работал над усовершенствованием отливки орудий, проектировал спингарды, где на одном лафете монтировались 33 бомбарды (из которых 11 стреляли одновременно) и многое другое.

Здесь хочется еще раз подчеркнуть, что дискуссии с историками часто приобретают характер разговора мудреца с младенцем. Только более культурный народ может победить и подчинить себе другой, говорим мы. Историки отвечают: для того, чтобы побеждать в войнах, не требуется никакой культуры, не нужны художники, писатели, философы и т. п. Нужен только «военный гений» полководца и масса пушечного мяса. Но вот мы видим на примере Дюрера и Леонардо, что не только крепкие мышцы помогали побеждать даже в средневековых войнах.

Тракайский замок‑крепость в Литве. Вид с донжона.

Изобретение Дюрера – рондели, которые он называл бастеи, вскоре были преобразованы в бастионы, выступы в форме пятиугольника. Длинные куртины[67]первых бастионов (длина их доходила до полукилометра) иногда разделяли вспомогательными, малыми бастионами, расположенными посередине, а для обороны рвов их иногда «изламывали» внутрь и давали им начертание входящего угла.