Тема: Язык как система и структура

Лекция 2

ДЕ 20 Понятие системы и структуры в языкознании. Уровневая модель языковой структуры. Уровни языка и единицы

ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ

КОНСПЕКТ ЛЕКЦИЙ

Как же обстоит дело с разработкой и производством электронно-вычислительных машин?

Что же является определяющим признаком при отнесении ЭВМ к тому или иному поколению?

Это, прежде всего, их элементная база (из каких основных элементов они построены). Элементной базой машин первого поколения были электронные лампы – диоды и триоды, ЭВМ второго поколения – полупроводниковые элементы, ЭВМ третьего поколения - интегральные схемы (ИС), ЭВМ четвертого поколения – большие интегральные схемы (БИС).

В 1975 г. американцы оценивали отставание бывшего СССР от США в развитии микроэлектроники в 8–10 лет.

Изучив в 1979 г. образцы советских схем, они уже говорили о

2–3 годах.

В январе 1981 г. известный журнал «Электроникс» писал, что техническая база и квалификация технологов позволяют Советскому Союзу изготавливать интегральные схемы не хуже американских, а для «сугубо собственных нужд и более совершенные»

В СССР были созданы ЭВМ, которые вполне сопоставимы с зарубежными аналогами. Значительно расширилось применение вычислительной техники. Так, еще в СССР был испытан образец супер-ЭВМ производительностью до 100 млн. операций в секунду. Введена в действие мощная вычислительная система с производительностью до 125 млн операций в секунду. Все это задел, который должен был привести к серийному производству супер-ЭВМ производительностью 1 млрд операций в секунду к 1990 г. и до 100 млрд операций в секунду – к 1995 году.

Доля современного производства электроники во всем общественном продукте развитых стран сейчас составляет десятую часть. У нас же – малые доли процента. Сложность ситуации заключается в том, что в данной области мы отстаем не только по объему и абсолютному приросту, но также и по темпам.

по дисциплине

Направление подготовки: 031100 – Лингвистика

Специальность: 031202 " Перевод и переводоведение "

Форма обучения: очная

Тула 2010 г.

Рассмотрено на заседании кафедры лингвистики и перевода гуманитарногофакультета,

протокол № 1 от «30» августа 2010 г.

Зав. кафедрой _____________________________В.И. Иванова

План:

1. Три аспекта рассмотрения любого естественного языка

2. Концепция системности Ф. де Соссюра: язык как знаковая система, произвольность языкового знака, линейность языкового знака, язык – система значимостей, язык – система различий, синтагматические и парадигматические отношения в системе языка.

3. Единицы языка, их существенные признаки, типы языковых единиц, отношения между языковыми единицами.

Осмысливание языка прямо ведет нас к рассмотрению его устройства, организации, к «конструкции его механизма», или, как обычно принято говорить, к анализу его структуры и системы. Правда, сами термины и понятия «структура» и «система» применяются в языкознании и неустойчиво и различно. Достаточно сказать, что во многих работах они легко взаимозаменяются, а значит, и не дифференцируются. В других же работах они устойчиво различаются, но так, что понимаемое под «структурой» одними языковедами оказывается для других «системой» и наоборот. Вероятно, с этим нужно счи­таться как с одной из особенностей современного научного мыш­ления и состоянием терминологии в языкознании.

Однако полезно взглянуть на то, что обозначается этими двумя терминами не в общей теории (которая еще не окрепла и не стала определенной во взгляде на структуру-систему), а в конкретных лингвистических описаниях. В книге В. В. Виноградова «Русский язык» (М., 1947) термин «структура» достаточно регулярно и четко соотносится с элементами, формами, конструкциями языка и их значениями. Подобным же образом этот термин применяется во множестве отдельных исследований русского и иных языков. В учебнике А. А. Реформатского «Введение в языкознание» этот термин также использован для обозначения не связей и отношений между элементами языка, а совокупностей и единств самих элементов.

Вместе с тем можно назвать немало работ, авторы которых тот же самый термин применяют для обозначения отношений между элементами языка или для обозначения того сложного целого, которое образуют элементы языка и отношения между ними.

О языке как системе, как уже было сказано, впервые стал думать Ф. де Соссюр. Известный современный французский линг­вист Э. Бенвенист пишет: «При описании этого идейного течения нельзя подходить к вопросу упрощенно и следует подчеркнуть, что Соссюр никогда не употреблял слова «структура» в каком бы то ни было смысле. Для него самым суще­ственным было понятие системы. Новизну его учения состав­ляет именно идея о том, что язык образует систему. «Язык есть система, которая подчи­няется только своему собственному порядку»... «Язык — это си­стема произвольных знаков»... «Язык — это система, все части которой можно и должно рассматривать в их синхроническом единстве»... Соссюр в особенности утверждает примат системы по отношению к составляющим ее элементам: «Большое заблужде­ние рассматривать слово как соединение какого-то звучания с каким-то понятием. Определять слово подобным образом — зна­чит изолировать его от системы, часть которой оно составляет; это означало бы, что, отправляясь от отдельных слов, можно построить систему как их сумму, тогда как на самом деле, наоборот, следует исходить из сложного единства, чтобы путем анализа дойти до составляющих его элементов»... Последняя фраза содержит в за­родыше всю суть «структуральной» концепций. Но Соссюр во всех своих рассуждениях оперирует понятием системы.

Итак, термин «структура» Ф. де Соссюром еще не применялся и был введен в лингвистику его учениками, прежде всего — осно­воположниками так называемой Пражской школы, а затем и школы Копенгагенской. И если «пражцы», говоря о структуре, имели в виду не только отношения и связи внутри языка, но и его элементы, то «копенгагенцы» абстрагировали отношения и связи внутри языка от его элементов и стали утверждать, что язык может быть сведен к некоторой сетке зависимостей и языковые факты могут рассматриваться как существующие в силу их отно­шений друг к другу.

Е. С. Кубрякова и Г. П. Мельников пишут: «По-видимому, рассмотрение любого естественного объекта, как и любого слож­ного фрагмента природы, возможно производить по крайней мере в трех (разных) отношениях: а) как определенной совокупности элементов; б) как определенной совокупности отношений между элементами; в) как связного целого, т. е. как определенной согла­сованной совокупности элементов и отношений, в силу воплоще­ния элементов в определенную субстанцию.

Три этих аспекта в общем соответствуют трем разным сторонам бытия объекта — на уровне элементов, на уровне отношений, на уровне целого. Эти три аспекта нужно и можно разграничить и чисто терминологически. Используя для этого понятия струк­туры и системы в их наиболее распространенной трактовке (с из­вестными поправками и уточнениями), можно ввести три назва­ния для указанных подходов: элементный, структурный и систем­ный».

В. М. Солнцев говорит: «Поскольку мы определяем систему как некоторый объект в целом, включающий в себя элементы и взаимосвязи элементов, а структуру — как совокупность внутрисистемных связей, или, что то же самое, как внутреннюю орга­низацию, упорядоченность объекта, постольку между системой (объектом) и структурой следует проводить различие. Структура не равна объекту в целом. Структура есть объект минус составляю­щие его элементы, или система минус элементы системы. Такое понимание структуры отличается от понимания структуры, при­нятого в ряде работ по языкознанию...».

А. С. Мельничук отмечает: «...следует признать наиболее целе­сообразным и соответствующим установившемуся в языке сло­воупотреблению различение терминов «система» и «структура», при которой под системой понимается совокупность взаимосвя­занных и взаимообусловленных элементов, образующих более сложное единство, рассматриваемое со стороны элементов — его частей, а под структурой — состав и внутренняя организация единого целого, рассматриваемого со стороны его целостности. Поскольку определяемые таким образом понятия системы и струк­туры могут представлять собой различные осмысления одного и того же реального объекта, одна и та же сторона реального объекта может рассматриваться и как элемент структуры, и как компонент системы. Так, например, согласный представляет собой и элемент структуры консонантизма русского языка и компонент системы согласных, подлежащее представляет собой и элемент синтакси­ческой структуры предложения и компонент системы членов пред­ложения».

Принимая во внимание теоретические расхождения в определении терминов «структура» и «система», существующие в современной лингвистике, включая отечественную, а также упомянутое ранее применение термина «структура» для обозначения «устройства» какого-то лингвистического объекта, входящих в него элементов (такое применение этого термина можно встретить во многих конкретных исследованиях русского и других языков), примем изложенное ниже понимание структуры и системы, исходя из следующего:

а) В самой реальной действительности язык в целом, его стороны («уровни»), его единицы и их классы, их формы и категории представляют собою «сложные образования», имеющие внутреннее «устройство», допускающее поэтому расчленение на образующие его элементы и составные части;

б) Между составными частями и элементами языка в целом, его структурных областей, их единиц и категорий в самой же языковой действительности существуют различные связи и отношения, благодаря которым и при участии которых из элементов составляется целое;

в) Между целым и образующими его элементами, отношениями и связями существует взаимная зависимость: изменение целого затрагивает обязательно какие-то элементы его и отношения между ними, изменение элементов и отношений сказывается на целом,
которому они принадлежат. Такое или подобное понимание струк­туры (системы) делает как будто беспредметным спор о том, как разграничить терминологически структуру и систему, хотя именно на такое (или подобное) понимание опираются почти все спорящие лингвисты, по крайней мере — отечественные. Было бы неплохо, если бы термины «структура» и «система» не конкурировали и не перебивали друг друга. Это было бы возможно в случае, если бы из двух конкурентов остался один. Однако реальность науки такова, что конкуренция двух широкоиспользуемых терминов существует.

А. С. Мельничук, высказывание которого о системе и струк­туре только что было приведено, предложил в разграничении этих терминов пойти вслед за их нелингвистическими значениями, позволяющими, например, сказать и система министерства и структура министерства, но не позволяющими сказать вместо система рычагов в том же значении структура рычагов, вместо система приемов — структура приемов, вместо структура поч­вы — система почвы, вместо структура предложения — система предложения и т. д.

Обратимся к толковым словарям современного русского лите­ратурного языка и посмотрим, как в них разграничены значения слов система и структура. Четырехтомный «Словарь русского языка» АН СССР при слове система дает следующие значения: 1. Определенный порядок, основанный на планомерном располо­жении и взаимной связи частей чего-либо; 2. Классификация, группировка; 3. Совокупность принципов, служащих основанием какого-либо учения; 4. Совокупность каких-либо элементов, еди­ниц, объединенных по общему признаку; 5. Форма, способ, прин­цип устройства, организации, производства чего-либо. При слове структура тот же словарь дает одно значение — взаиморасполо­жение и связь составных частей чего-либо; строение.

Если теперь «наложить» значения, показанные в толковом словаре, на термины «система» и «структура», то становится более или менее очевидно, что первый из них целесообразно было бы применять в смысле «совокупность элементов, организованных связями и отношениями в единое целое», а второй — в смысле «совокупность связей и отношений, организующих элементы в составе целого». Такое разграничение значений этих двух терминов будет по возможности соблюдаться нами в настоящем пособии.

Язык как система имеет реальное членение на элементы, его образующие, на разных уровнях. Наиболее общим и крупным оказывается членение языка на такие «элементы», которые при­нято называть фонетикой, лексикой, словообразованием, морфо­логией, синтаксисом. Это основные области языкового механизма, относительно автономные его «узлы». Между ними существуют и действуют мощные связи и отношения, ставшие давно предметом внимания лингвистики. Когда мы говорим «связи», то, очевидно, предполагаем взаимодействие «связанных» элементов. Когда мы говорим «отношения», то предполагаем прежде всего сходства и раз­личия (напомним положение Ф. де Соссюра о том, что в языке нет ничего, кроме сходств и различий). Однако эти сходства и различия участвуют в организации целого, создают ту структуру отношений и «оппозиций», от которой зависит и целое, и элементы; между от­ношениями и связями нет непреодолимого рубежа.

Наука о языке еще далека от полного и точного понимания и описания связей и отношений между основными областями языко­вого механизма. Однако многое все же известно, и это позволяет привести два-три примера.

а) Лексика и словообразование и связаны, и соотнесены по многим и разным направлениям. Образование новых слов обязательно опирается на уже существующие слова, механизм словообразования не может работать без такой опоры. Вместе с тем этот механизм, работая, дает новые слова, пополняет и изменяет лексику.

б) Словообразование оказывается связанным и соотнесенным также с морфологией: хорошо известно, что в пределах разных частей речи действуют свои автономные механизмы словообразования. Морфология, таким образом, видоизменяет общие закономерности и способы образования новых слов, приспосабливая их к своим требованиям и возможностям. Достаточно напомнить о резком различии (по крайней мере, в таких языках, как русский и другие славянские) глагольного и именного словообразования; это различие дает о себе знать и в семантике, и в морфемике, и в способах и типах словообразования.

в) Давно и хорошо известны многие линии связей и отношений между морфологией и синтаксисом, обусловленные прежде всего их общей грамматической основой. В области грамматической семантики можно назвать влияние синтаксических словесных позиций (членов предложения) на части речи: как правило, в позиции подлежащего и дополнения используются слова с предметным морфологическим значением; в позицию обстоятельства легче других попадают слова с морфологическим значением «признака другого признака», т. е. наречия и деепричастия. Вместе с тем синтаксическая позиция смещает морфологическое значение слов, не соответствующих ее синтаксическому значению. Этим объясняется причина, почему из существительных с предлогами, оказавшимися в позиции обстоятельства, так легко вырастают новые и новые наречия. Можно назвать десятки изученных и еще не изученных связей и отношений между морфологией и синтаксисом — как в русском, так и в любом ином языке.

При переходе на более низкий уровень членения языковой сис­темы элементами такого членения окажутся уже не главные облас­ти языкового механизма, а их составные части — их граммати­ческие, словообразовательные категории, лексические ряды и плас­ты, морфологические классы, отдельные языковые единицы — слово, морфема, предложение, фонема и т. д. Таким образом, воз­никает необходимость, при структурно-системном подходе к язы­ку, устанавливать, какие связи и отношения существуют не толь­ко на первом, но и на всех последующих уровнях членения язы­ка. Одновременно возникает и проблема самих уровней членения, определения их количества и выяснения, какие это уровни. Во всяком случае, можно говорить о системном членении и системной организации фонетики, лексики, словообразования, морфологии и синтаксиса. Можно, далее, видеть и изучать системное членение отдельных частей речи, словообразовательных типов, типов пред­ложений, лексических рядов, или пластов, и т. д. Предельным уровнем членения окажется отдельная языковая единица (слово, фо­нема, предложение, морфема).

Функциональные и генетические связи и отношения между эле­ментами языка одного уровня и разных уровней не менее сущест­венны и заметны.

Функциональные связи и отношения между элементами языка обнаруживают себя в процессе функционирования в речи — это связи и отношения прежде всего парадигматические и синтагматические.

Парадигматические связи и отношения существуют между эле­ментами системы языка в отвлечении от ее речевой реализации. Простейшие примеры таких связей и отношений дают нам парадиг­мы склонения или спряжения. Форма (и значение) именительного падежа в современном русском языке, разумеется, соотнесена с формами и значениями всех остальных падежей. Однако нет ни­каких оснований считать форму именительного падежа господ­ствующей, а формы остальных падежей — подчиненными. Вместе с тем нет оснований и для того, чтобы падежные формы считать лишь соотнесенными (есть сходство и есть различие), но не связан­ными. Их связывают общность основы слова и общность граммати­ческой категории падежа: ведь во всех падежах сохраняется ин­вариант падежа — значение отношения между предметами и пред­метами, предметами и процессами. Это обстоятельство позволяет сказать о том, что в языке есть не только сходства и различия, как думал Соссюр, но также общности и различия. А наличие общнос­ти в членах той или иной парадигмы позволяет утверждать, что между ними существуют не только отношения, но и связи: различ­ные падежные формы взаимозависимы, потому что варьируют одно и то же инвариантное грамматическое значение падежа, а внеш­не — одну и ту же основу.

Синтагматические связи и отношения возникают (или — реали­зуются), когда языковые элементы низшего уровня входят в состав элементов высшего уровня (фонема — в состав морфемы, морфе­ма—в состав слова и т. д.) или когда слова и предложения оказы­ваются элементами связной речи. В современной науке о языке и ее вузовском преподавании нередко высказывается (и принимает­ся) мысль о том, что системен язык и несистемна, асистемна речь. Это — заблуждение. В речи реализуются системные свойства язы­ка и возникают новые системные связи и отношения — на базе взаимодействия применяемого для решения конкретного коммуникативного задания языка и работающего человеческого созна­ния.

Луи Ельмслев и его последователи внесли в науку о языке идею коммутации как универсального отношения в любом языке между единицами плана содержания и единицами плана выраже­ния. Коммутация оказывается всюду там, где некоторому соответ­ствию единиц в плане выражения сопоставлено соответствие единиц в плане содержания. Различение (взаимозамена) единиц в одном плане сопровождается различением (взаимозаменой) единиц в другом. Так, если перед нами две различные морфемы, им в определен­ном окружении будут соответствовать два различных смысла (зна­чения): прочитавший и прочитанный; если перед нами два звуко­вых комплекса, оформляющие слова, то им будут соответствовать два различных значения: дождь оросил поле — дождь напо­ил поле; если перед нами два значения одного слова, им будут соответствовать различные соединения знаков в плане выражения: поезд идет быстро — торговля идет бойко; если перед нами два разных звука (фонемы), им будут соответствовать два разных смысла: бал — был и т. д.

В формулировке Л. Ельмслева коммутация получает несколь­ко утяжеленное пояснение: «Корреляцию в одном плане, которая имеет реляцию к корреляции в другом плане языка, мы назовем коммутацией». Это определение и было пояснено выше несколькими примерами.

Л. Ельмслев распространяет свое понимание универсального знакового отношения и на цепь знаков, и на их последовательность: «Точно так же, как мы можем представить себе корреляцию и взаимозамену в парадигме, имеющей реляцию к соответствующей корреляции и к соответствующей взаимозамене парадигмы в дру­гом плане языка, мы можем вообразить реляцию и сдвиг в цепи, который имеет реляция к соответствующей реляции и к соответ­ствующему сдвигу в цепи в другом плане языка; в этом случае мы будем говорить о пермутации» (95, I, 331).

Непривычность терминологии Копенгагенской школы совре­менного структурализма, представителем которой является Л. Ель­мслев, мешает читателю понять цитату. Однако если все же по­пытаться понять ее, то получится, что пермутация — это комму­тация при условии, что либо в плане выражения, либо в плане со­держания наблюдается «сдвиг в цепи», изменение в последователь­ности знаков или смыслов. Так, если вместо сине-зеленый мы ска­жем зелено-синий, произойдет «сдвиг в цепи» и в плане содержания: первое прилагательное информирует о зеленом цвете с оттенком синевы, второе — о синем цвете с оттенком зелени; если вместо Телевидение вытесняет кино скажем Кино вытесняет телевидение происходит «сдвиг в цепи»: реальным деятелем начинает осозна­ваться кино, а не телевидение. Таким образом, коммутация — это универсальное отношение плана выражения и плана содержания между членами парадигмы, пермутация — это универсальное от­ношение между членами синтагмы («частями цепи»): для тех и дру­гих отношений Л. Ельмслев предложил термин «мутация».

В языковой действительности немало фактов, которые наруша­ют универсальность коммутации и пермутации. Например, сразу же возникает вопрос, как быть с многозначностью слов, т. е. явле­нием обычным и очень распространенным в современных языках. Так, многие значения глагола идти имеют для своего выражения один и тот же комплекс звуков и различаются уже не парадигмой, а синтагмой, «сдвигом в цепи»: поезд идет — время идет. В язы­ках немало случаев, когда замена в плане содержания не вле­чет за собой замены в плане выражения, если оставаться в области парадигм. И наоборот, можно показать, что нередки случаи, когда замена в плане выражения не дает замены в плане содержания: ве­лосипед — самокат, языкознание — языковедение и т. д. Поэтому, соглашаясь в принципе с тезисом о соответствии членения плана содержания и плана выражения, едва ли можно безоговорочно принять схему Л. Ельмслева. Правда, следует сказать и о том, что для Л. Ельмслева и коммутация, и пермутация, и мутация — это термины, говорящие скорее о процедуре анализа языка, нежели о его объективных системных особенностях.

Итак, если вернуться к реальным связям и отношениям между элементами языковой структуры на разных ее уровнях, то можно различить следующие типы этих связей и отношений: материа­льные и семантические, функциональные и генетические, двусторонние и односторон­ние, парадигматические и синтагматичес­кие, одноуровневые и межуровневые, однонаправленные и многонаправленные.

Изучение языка, его структурных уровней, их составных час­тей, категорий и единиц требуют изучения и всех типов связей и отношений. Только в этом случае будет осуществляться тот под­ход к фактам языка, который может быть назван системным подходом и который будет соответствовать потребностям и возмож­ностям современной науки. Именно этот подход обеспечит более полное и более строгое понимание языка, его реальных особеннос­тей и свойств, обеспечит приближение научных лингвистических теорий к сущности описываемого объекта.

Описание даже отдельного слова, при условии соблюдения хо­тя бы главных требований и задач системного подхода, становится сложным и многоаспектным. Так, если возьмем в качестве примера и иллюстрации слово интересный, то увидим, что оно обнаружит несколько линий семантической связи и соотнесенности; а) синони­мия: интересный, увлекательный, занимательный, занятный, лю­бопытный; все эти синонимы имеют нечто общее в семантике, но это общее вариативно меняется от слова к слову; б) антонимия: скучный; в) предметные связи: интересный рассказ, разговор, анек­дот, доклад, роман, книга, лекция и т. д.; увлекательная прогул­ка, путешествие, беседа, сюжет и т. д.; занимательная история, случай, событие, происшествие; занятный клоун, собеседник, кар­тина, зрелище и т. д.; любопытный случай, разговор, жизнь, книга, загадка, настроение и т. д.; г) семантические связи через словооб­разование: интересный — интерес — интересующийся — интере­совать — интересоваться — заинтересовать — заинтересовать­ся. Все эти связи и отношения, актуальные для современного язы­ка, получат иной вид, иное содержание, если слово интересный будем рассматривать в историко-этимологическом плане. Кроме того, слово интересный может выполнять и выполняет в речи опре­деленные синтаксические функции, вступает в структуре высказы­ваний в связи и отношения с членами предложения и конкретными словами, занимающими места членов предложения. Так, даже бег­лый и неполный обзор системных связей и отношений одного толь­ко слова показывает, что их описание не может и не должно пов­торять системного описания фонем, хотя это не исключает поис­ков некоторых общих принципов системного подхода к языковым единицам разных структурных уровней.

Проблема системного подхода к языку, понимания и описания языка как системы (или — структуры) не сводится к выявлению и осмыслению внутриструктурных для языка связей и отношений. Язык — одна из соотнесенных и взаимосвязан­ных систем мира. Языку противостоит материальный действительный мир, языку противостоит социальная структура — общество, языку противостоит система сознания. Таким образом, действуют сложнейшие внешние по отношению к самому языку очень мощные связи и отношения: язык — материальный вещный мир, язык — общество, язык — сознание. Можно назвать и еще одно отношение, хотя оно и занимает подчиненное место в нарисо­ванной системе, это — отношение «язык — человек».

В языкознании не раз возникала иллюзия независимости внут­ренней структуры языка от внешних его связей и отношений. Ф. де Соссюр утверждал: «Давно признано, что Шлейхер насиловал дей­ствительность, рассматривая язык как нечто органическое, в са­мом себе заключающее свои законы развития; а между тем продол­жают, даже не подозревая этого, видеть в языке нечто органичес­кое в другом смысле, полагая, что «гений» расы или этнической группы непрерывно направляет язык на какие-то определенные пути.

Проблема системного подхода к языку ведет науку о языке и к его внешним связям и отношениям — с материальным вещным ми­ром, обществом и сознанием. Изучение языка «в самом себе и для себя», как предполагал Ф. де Соссюр, не может дать верной кар­тины языка, его устройства, развития и функционирования.