К О Н Ф Л И К Т О Л О Г И Я
Составители В.Н.Рябцев и М.А.Шитив
4. Дж.Тернер. [Социологическое наследие К.Маркса и его значение для современной конфликтологи]
[РАБОТЫ К.МАРКСА И Г.ЗИММЕЛЯ КАК ПРЕДПОСЫЛКА ПОЯВЛЕНИЯ КОНФЛИКТОЛОГИИ]
В течение 50-х годов, по мере того как раскрывались существенные особенности, схемы Парсонса, все содержание критических замечаний в его адрес сконцентрировалось вокруг одного пункта. Считалось, что функциональная теория в социологии, особенно ее разработанный Парсонсом вариант, затушевывает конфликтную природу социальной действительности. Вскоре нападки, идущие в этом направлении, превратились в ритуальную церемонию для тех социологов"» которые пытались теоретически искупить прошлые грехи и которые теперь считали, что теория конфликтов должна вывести социологию из теоретического застоя. Как доказывал в 1956 г. Дэвид Локвуд, Парсонс, который в интересах функционального анализа постоянно допускал, что система находится в состоянии равновесия, создал вымышленную концепцию социальной жизни. Исходя из этого фантастического мира (так Локвуд обозначил содержание концепции Парсонса), функциональный анализ обязательно должен был подчеркивать только те механизмы, которые поддерживали социальный порядок, а отнюдь не те, которые систематически порождали беспорядок и перемены. Более того, постоянно предполагая порядок и равновесие, такие повсеместные явления, как неустойчивость, беспорядок, конфликты, слишком легко стали считать отклонениями, аномалиями и патологией. Тогда как в действительности, настаивал Локвуд, в обществе были «механизмы», которые делали конфликты неизбежными и неотвратимыми. Например, из-за различий в распределении власти одни группы могли эксплуатировать другие, и в социальных системах складывались очаги напряженности и конфликтов. Кроме того, нехватка ресурсов в обществе неизбежно порождала борьбу за их распределение. Наконец, то обстоятельство, что из-за различия своих интересов разные общественные группы преследуют разные цели и, следовательно, должны соперничать друг с другом, приводит к тому, что конфликт обязательно должен разыграться. Эти силы, доказывал Локвуд, представляли «механизмы» социального беспорядка, которые при исследовании социальных систем должны иметь такое же аналитическое значение, как и парсонсовскне механизмы социализации и социального контроля. < … > к концу этого десятилетия Ральф Дарендорф окончательно сформулировал аргументацию этого направления, сравнив функциональную теорию с утопией.. Утопии обычно имели несколько исторических предшественников, как, например, имела их гипотеза равновесия Парсонса; утопии обнаруживали универсальную согласованность преобладающих ценностей и институтов—в духе, поразительно напоминающем парсонсовское понятие институциализации; утопии всегда выявляли процессы, благодаря которым поддерживается ныне существующее устройство, что очень похоже на «механизмы» парсонсовской «социальной системы». Следовательно, и утопии, и социальная жизнь, если их рассматривать с функциональной точки зрения, изменяются не слишком серьезно, так как они не имеют отношения ни к истории, ни к расхождению с ценностями, ни к конфликтам в институционном устройстве. Таким образом, в начале прошлого десятилетия были заново открыты конфликты и изменения, что побудило некоторых провозгласить точку зрения конфликта «новой социологией». Но и действительности конфликтное направление так же старо, как и функционализм; оно имеет своим источником работы двух немецких социологов—Карла Маркса и Георга Зиммеля, которые приблизительно были современниками выдающихся органицистов. И подобно тому, как современный функционализм подтверждает правоту этих органицистов, так и современная теория конфликта многим обязана мыслям Маркса и Зиммеля.
|
|
|
|
[КАРЛ МАРКС О ПРИРОДЕ КОНФЛИКТОВ
В СВЕТЕ СВОЕЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ]
Развивая модель конфликта революционного класса и социального изменения, Маркс создал такой образ социальной организации, который оказывает значительное влияние на современную социологическую теорию. Маркс начинает с простого допущения: экономическая организация, особенно собственность, определяет организацию всего остального общества. Классовая структура и институциональное устройство, так же как и культурные ценности, убеждения, религиозные догмы и другие идеи, существующие в социальных системах, в конечном итоге являются отражением экономического базиса общества. Затем он ввел дополнительное допущение: экономической организации любого общества, за исключением конечного коммунистического общества, свойственны такие силы, которые неизбежно порождают революционный классовый конфликт. Считается, что такие революционные классовые конфликты имеют диалектический характер и происходят в определенную эпоху, причем сменяющие друг друга базисы экономической организации несут в себе зародыши собственного разрушения благодаря поляризации классов и последующему свержению господствующего класса угнетенным. Отсюда следует третье допущение: конфликт имеет два полюса, причем эксплуатируемый класс, сложившийся в определенных экономических условиях, начинает сознавать свои истинные «интересы» и в конце концов образует революционную политическую организацию, которая выступает против господствующего, владеющего собственностью класса.
На основе работ Маркса возникает ряд допущении, которые бросают прямой вызов допущениям, приписываемым функционализму, и служат интеллектуальным трамплином для конфликтной альтернативы социологического теоретизирования:
1. Несмотря на то что социальные отношения проявляют свойства систем, они все же изобилуют конфликтными интересами.
2. Это обстоятельство свидетельствует о том, что социальная система систематически порождает конфликты.
3. Следовательно, конфликт является неизбежным и очень распространенным свойством социальных систем.
4. Подобные конфликты имеют тенденцию проявляться в полярной противоположности интересов.
5. Конфликты чаще всего происходят из-за недостаточности ресурсов, особенно власти.
6. Конфликт — главный источник изменения социальных систем.
|
|
По-видимому, на развитие современной теории конфликта, помимо этих допущений, имеющих законную силу, такое же влияние оказали форма и содержание причинных представлений Маркса. Эти представления принимают в общем форму следующего допущения: конфликт—это неизбежная и неотвратимо действующая в социальных системах сила, которая активизируется при некоторых специфических условиях. Считается, что при некоторых из этих условий латентные классовые интересы (находящиеся в состоянии «ложного сознания») превращаются в явные классовые интересы («классовое сознание»), а это в свою очередь при определенных дополнительных условиях приводит к поляризации общества на два класса, соединенных в революционном конфликте. Таким образом, по Марксу, существует ряд условий, которым отводится роль опосредующих переменных, ускоряющих или замедляющих неизбежное превращение классовых интересов в революционный классовый конфликт.
Помимо способа аргументации, большое значение для понимания современной социологической теории имеет содержание модели Маркса. С другой стороны, ее существенный вклад лучше всего можно понять, если изложить предложения теоретической схемы Маркса в более абстрактной форме и тем самым отвлечься от его полемики по поводу социальных классов и революций. Несмотря на то что многие особенности выполненного Марксом анализа при таком изложении будут утрачены4-5, все, чем современная социологическая теория обязана Положениям Маркса, может стать при этом более очевидным. Эти положения приводятся в табл.1.
Таблица 1
КЛЮЧЕВЫЕ ТЕ3ИСЫ МАРКСА
I. Чем более неравномерно распределены в системе дефицитные ресурсы, тем глубже конфликт интересов между господствующими и подчиненными сегментами системы.
II. Чем глубже подчиненные сегменты начинают осознавать свои истинные коллективные интересы, тем более вероятно, что они будут сомневаться в законности существующей в настоящее время формы распределения дефицитных ресурсов.
А. Чем больше социальные перемены, производимые господствующими сегментами, подрывают существующие в настоящее время отношения между подчиненными, тем более вероятно, что эти последние начнут осознавать свои истинные интерес.
|
|
Б. Чем чаще господствующие сегменты создают у подчиненных состояние отчуждения, тем более вероятно, что эти последние начнут осознавать свои истинные коллективные интересы.
В. Чем больше члены подчиненных сегментов смогут жаловаться друг другу, тем более вероятно, что они начнут осознавать свои истинные коллективные интересы.
1. Чем больше экологическая концентрация членов подчиненных групп, тем более вероятно, что они сообщают друг другу свои жалобы.
2. Чем выше возможности членов подчиненных групп получить образование, чем разнообразнее используемые ими средства коммуникации, тем более вероятно, что они должны будут обмениваться жалобами.
Г. Чем больше подчиненные сегменты сумеют развить унифицированную идеологию, тем более вероятно, что они начнут сознавать свои истинные коллективные интересы.
1. Чем выше способность вербовать или порождать идеологов, тем более вероятна идеологическая унификация.
2. Чем ниже способность господствующих групп регулировать процессы социализации и сети коммуникации в системе, тем более вероятна идеологическая унификация.
III. Чем больше подчиненные сегменты системы сознают свои коллективные интересы, чем больше они сомневаются законности распределения дефицитных ресурсов, тем более вероятно, что они должны будут сообща вступить в открытый конфликт с доминирующими сегментами системы.
А. Чем меньше способность господствующих групп проявлять свои коллективные интересы, тем более вероятно, что подчиненные группы должны будут вступить в конфликт сообща.
IV. Чем выше идеологическая унификация членов подчиненных сегментов системы, тем более развита их структура политического руководства, тем сильнее поляризация господствующих и подчиненных сегментов системы.
V. Чем сильнее поляризации господствующих и угнетенных, тем более насильственным будет конфликт.
VI. Чем более насильственным является конфликт, тем больше структурные изменения системы и перераспределение недостающих ресурсов.
5. Дж.Тернер. Георг Зиммель и конфликтный функционализм
[Основные положения теории Г.Зиммеля]
Георг Зиммель стремился сформулировать такие теоретические суждения, которые в своей совокупности уловили бы форму базисных социальных процессов, — подход, который он назвал формальной социологией. Сначала он попытался на основе своих собственных размышлений создать абстракции формальных свойств процессов и событий в самых разнообразных социальных контекстах. При этом Зиммель надеялся развить абстрактные положения, которые позволили бы вы делить наиболее фундаментальные социальные процессы, лежащие в основе всех образцов социальной организации < … >
Подобно Марксу, Зиммель считал, что конфликт в обществе неизбежен и неотвратим; он полагал, что социальная структура состоит не столько из господства и подчинения, сколько из разнообразных, неразрывно связанных процессов ассоциации и диссоциации, которые можно отделить друг от друга только в ходе анализа:
«Структура, возможно, есть sui generis, в которой мотивация и форма циклически взаимодействуют друг с другом, и только для того, чтобы иметь возможность описать и понять ее, мы post factum сопоставляем обе эти тенденции, считая одну из них монистической, а другую — антагонистической»8.
Причина, по которой Зиммель придает этому положению особое значение, отчасти заключается в его «организмической» точке зрения на социальную действительность: обнаруживая формальные свойства, социальные процессы, очевидно, носят системный характер — замечание, которое, несомненно, выведено из организмических доктрин, господствовавших в социологии в его время. Этот деликатный органицизм заставляет Зиммеля отыскивать те» последствия конфликта, которые ведут к сохранению социального континуума, а не к его изменению:
«Конфликт, таким образом, предназначен для решения любого дуализма: это—способ достижения своеобразного единства (курсив мои. — Дж. Т.), даже если оно достигается ценой уничтожения од ной из сторон, участвующих в конфликте. Здесь мы можем провести некоторую параллель с тем, что, как известно, наиболее сильный симптом болезни—это попытка организма избавиться от нарушений и повреждений, вызываемых конфликтами его частей»9.
В явном противоречии с гармонией, которая обязательно подразумевается этим органицизмом, Зиммель постулировал для отдельных единиц органического целого внутренний «импульс враждебности», или «потребность ненавидеть и бороться», хотя этот инстинкт и смешан с инстинктами любви и страсти и ограничен действием общественных отношений. Следовательно, Зим мель считал, что конфликт выражает не просто столкновение интересов, но и нечто большее — нечто такое, что возникает на основе инстинктов враждебности. Подобные конфликты могут либо обостряться благодаря столкновениям интересов, либо смягчаться – как благодаря гармонии отношений, так и благодаря инстинкту любви. Однако в конечном итоге Зиммель все же считает, что одним из конечных источников конфликта является внутренняя биологическая природа людей-«актеров».
Возможно, именно благодаря попыткам совместить свои допущения о природе социального организма с замечаниями относительно инстинктов любви и ненависти Зиммель предпринял самые серьезные усилия с тем, чтобы проанализировать положительные последствия конфликта для сохранения социального целого и составляющих его единиц. При этом враждебные импульсы рас сматривались им не столько как противоречия или рак, разъедающий органическое целое, сколько в качестве одного из тех многочисленных процессов, которые обеспечивают сохранение социального организма. Таким образом, хотя Зиммель и признает, что полностью кооперированное, гармоническое и интегрированное общество не обнаружило бы «никаких процессов жизнедеятельности», все же его анализ конфликта обращает внимание в основном на то, каким образом конфликт содействует сплоченности и унификации.
Именно благодаря этому аспекту в работах Зиммеля, посвященных конфликту, складывается образ организации общества, принципиально отличный от той картины, на которой настаивает Маркс:
1. Социальные отношения складываются лишь в системном контексте, воплощением которого служит только органическая взаимосвязь процессов ассоциации и диссоциации.
2. Подобные процессы одновременно являются выражением как инстинктивных импульсов «актеров», так и императивов, продиктованных различными типами социальных отношений.
3. Следовательно, конфликтные процессы — это очень распространенная черта социальных систем, однако они далеко не обязательно и отнюдь не во всех случаях приводят к разрушению системы и/или социальным изменениям.
4. Действительно, конфликт—это один из главных процессов, которые служат сохранению социального целого и/или некоторых составляющих его частей.
Эти допущения отражены в многочисленных специфических высказываниях, которые, очевидно, сделаны Зиммелем на основе прямого наблюдения происходящих вокруг событий и чтения исторических источников, объясняющих конфликты. В своих высказываниях Зиммель рассматривает конфликты в качестве переменной, которая проявляет различные степени интенсивности или силы. Полюсами того континуума, который образован этой переменной, по-видимому, являются «конкуренция» и «борьба», причем конкуренция связана с более упорядоченной взаимной борьбой партий, приводящей к их взаимному обособлению, а борьба обозначает более, беспорядочную, непосредственную биту партий".»
Несмотря на то что Зиммель не дает экстенсивной разработки функциональных параметров конфликта и не пользуется своей собственной терминологией, определения Зиммеля вызвали у современных социологов длительную дискуссию о том, что является и что не является конфликтом12. Эта дискуссия часто вырождалась в игру словами и терминами, но по существу она ставила серьезный вопрос—проблему уточнения понятии, употребляемых в высказываниях о конфликтных процессах; именно эту спорную теоретическую проблему Зиммель, совершенно очевидно, считал решающей.
Вероятно, органицизм Зиммеля сыграл решающую роль в концептуализации конфликта как изменчивого явления. В отличие от Маркса, который думал, что конфликт, в конце концов, обязательно усиливается, приобретает революционный характер и приводит к структурным изменениям системы, Зиммель чаще всего анализировал явления противоположного характера—менее интенсивные и острые конфликты, которые укрепляли прочность и интеграцию системы, стимулировали ее упорядоченные изменения. Однако в пределах своего мягкого органицизма Зиммель все же высказал ряд суждений, относящихся к остроте конфликта, то есть к степени прямой конфронтации и насилия борющихся партий. Как и в случае с Марксом, все воздействие исследований Зиммеля на современную теорию можно будет лучше понять в том случае, если изложить его положения более формализовано, в более абстрактном виде по сравнению с его описательным очерком. Эти положения перечислены в табл. 2.
В предложении I табл. 2 Зиммель обращается к вопросу об эмоциональной причастности к конфликту участвующих в нем партий, он полагает, что, чем сильнее эмоции, вызванные конфликтом, с тем большей вероятностью конфликт будет связан с применением насилия. Предложения I-A и I-B, которые, по-видимому, относятся к межличностным конфликтам отдельных индивидов, делают ударение на том, что чувства, вызванные прежней близостью, враждой или ревностью, усилят остроту такого конфликта. В предложениях II—VII Зиммель переключается с исследования индивидуальных конфликтов на групповые. Он предполагает, что чем лучше различаются и идентифицируются конфликтующие друг с другом группы (II), тем больше будет их внутренняя сплоченность (III). Далее, вероятность того, что конфликт вызовет применение насилия, будет тем выше, чем гармоничнее были раньше отношения участвующих в конфликте групп (IV), чем меньше эти группы были изолированы и обособлены (V), чем больше каждая из этих групп считает конфликт самоцелью (VI), чем больше члены конфликтующих групп полагают, что конфликт выходит за пределы их индивидуальных интересов (VII).
Таблица 2
КЛЮЧЕВЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ЗИММЕЛЯ, КАСАЮЩИЕСЯ
ОСТРОТЫ КОНФЛИКТОВ
1. Чем больше группы вовлечены в конфликт эмоционально, тем острее конфликт [1].
А. Чем выше была раньше степень причастности групп к конфликту, тем сильнее они вовлечены в него эмоционально [2].
Б. Чем сильнее была раньше вражда между группами, принимающими участие в конфликте, тем сильнее их эмоции, вызнанные конфликтом [3].
В. Чем сильнее соперничество участвующих в конфликте, тем сильнее их эмоции, вызванные конфликтом [4].
11. Чем лучше «сгруппированы» группы, втянутые в конфликт, тем он острее [5].
111. Чем выше относительная сплоченность участвующих в конфликте групп, тем острее конфликт [6].
IV. Чем крепче было раньше согласие участвующих в конфликте групп, тем острее конфликт [7].
V. Чем меньше изолированы и обособлены конфликтующие группы благодаря широкой социально» структуре, тем острее конфликт [8].
VI. Чем меньше конфликт служит просто средством достижения цели, чем больше он становится самоцелью, тем он острее [9].
VII. Чем больше, по представлению его участников, конфликт выходит за пределы индивидуальных целей и интересов, тем он острее [10].
Зиммель понимает, что связная и унифицированная организация конфликтных групп (предложения II—III), члены которых испытывают в связи с конфликтом сильные эмоции (I) и цели которых определяются как надындивидуальные (VII), в результате приведет к конфликтам, связанным с применением насилия. Зиммель не считает, что такие острые конфликты непременно вызовут реорганизацию социальной системы. Несмотря на то что и Маркс, и Зиммель, по-видимому, ставят один и тот же теоретический вопрос: каковы последствия конфликта для социальной системы и для участвующих в нем групп? «Несмотря на то что, по мнению обоих этих авторов, конфликт соответственно
Таблица 3
ФУНКЦИИ СОЦИАЛЬНОГО КОНФЛИКТА ПО ОТНОШЕНИЮ
К УЧАСТВУЮЩИМ В НЕМ СТОРОНАМ
I. Чем сильнее внутригрупповые раздоры и чаще межгрупповые конфликты, тем менее вероятно, что границы между группами должны исчезнуть [11].
II. Чем сильнее острота конфликта, чем меньше интегрирована группа, тем больше вероятность деспотической централизации конфликтных групп [12].
III. Чем острее конфликт, тем сильнее внутренняя сплоченность конфликтных групп [13].
А. Чем больше острота конфликта и меньше конфликтные группы, тем выше их внутренняя сплоченность [14].
1. Чем острее конфликт и меньше конфликтная группа, тем меньше в каждой группе терпимости к отклонениям и разногласиям [15].
Б. Чем острее конфликт и чем больше группа выражает позицию меньшинства в данной системе, тем сильнее ее внутренняя сплоченность [16].
В. Чем острее конфликт и чем больше группа занята самообороной, тем сильнее ее внутренняя сплоченность.
Таблица 4
ФУНКЦИЙ КОНФЛИКТА ПО ОТНОШЕНИЮ К СОЦИАЛЬНОМУ ЦЕЛОМУ
I. Чем меньше острота конфликта [17], чем больше социальное целое базируется на функциональной взаимозависимости [18], тем более вероятно, что конфликт имеет интегративные последствия для социального целого [19].
II. Чем чаще конфликты и чем они менее остры, тем лучше члены подчиненных групп могут избавиться от враждебности, почувствовать себя хозяевами своей собственной судьбы и, следовательно, поддерживать интеграцию системы [20].
III. Чем менее острый конфликт и чем он чаще, тем больше вероятность того, что будут созданы нормы, регулирующие конфликты [21].
IV. Чем сильнее вражда между группами в социальной иерархии, чем реже при этом открытые конфликты между ними, тем сильнее их внутренняя сплоченность, тем вероятнее, что они будут держать определенную социальную дистанцию и тем самым содействовать сохранению существующего социального порядка [22].
V. Чем более продолжителен и менее остр конфликт между группами, в различной степени обладающими властью, тем более вероятно, что они отрегулируют свое отношение к власти.
VI. Чем острее и продолжительнее конфликт, тем более вероятно, что группы, прежде не связанные между собой, образуют коалиции [23].
VII. Чем продолжительнее угроза острого конфликта между партиями, тем прочнее коалиции, в которые вступает каждая из сторон, участвующих в конфликте [24].
И объединяет, и поляризует конфликтные группы,—несмотря на все это, они начинают расходиться, когда Зиммель подчеркивает, что конфликт приводит к дальнейшей интеграции более широкой социальной системы, в которой он происходит. Этот интерес к интегративным функциям конфликта как для обеих его сторон, так и для социального целого, вероятно, совершенно неизбежен, если принять во внимание организмических допущения, на которых основывается формулировка специфических для Зиммеля суждений.
В табл. 3 и 4 соответственно обобщаются функции конфликта и по отношению к вовлеченным в него группам, и по отношению к социальному целому14. В табл. 3 предложения I—III указывают на последствия конфликта для организации конфликтных групп. Если вернуться к табл. 2, то там утверждалось, что при рода групповой организации и более широкий структурный контекст конфликта оказывают влияние на его остроту. Как свидетельствуют предложения, представ ленные в табл. 3, Зиммель, напротив, указывает на то, что острота конфликта вызывает изменения в организации конфликтных групп, обеспечивая тем самым раз личные образцы организации для различных условии. По-видимому, Зиммель имеет в виду двусторонний процесс обратной связи, где в определенный момент времени организация группы детерминирует остроту конфликта, а впоследствии острота конфликта воздействует на групповую организацию, которая в свою очередь окажет воздействие на остроту дальнейших конфликтов и т. д.—до тех пор, пока одна из участвующих в конфликте партий или какая-нибудь третья партия не сумеет разрешить этот конфликт. В этом циклическом процессе обратной связи, как считает Зиммель, повышенная острота конфликта создает: четкие границы между группами (предложение I); деспотическое руководство (II), особенно в тех случаях, когда группа первоначально раздроблена; внутреннюю сплоченность (III), особенно тогда, когда группа невелика (III-A), находится в меньшинстве (111-Б) и занята самообороной (111-В).
В табл. 4 Зиммель указывает, что ряд функции конфликта состоит в том, чтобы в различных условиях обеспечивать создание различных форм интеграции систем. В предложении I Зиммель высказывает предположение о том, что в дифференцированных социальных системах, основанных на функциональной взаимообусловленности частей, менее острые конфликты усиливают интеграцию систем преимущественно тем, что мешают возникнуть острым разрушительным конфликтам. В предложении II Зиммель разъясняет и дополняет предложение I, замечая, что частые и не слишком длительные конфликты помогают избавиться от чувства враждебности, так как они внушают членам группы чувство контроля над своей собственной судьбой; поэтому частые и притом менее острые конфликты усиливают интеграцию, предотвращая всякую возможность накапливать чувства враждебности и раздражения. В предложении III Зиммель далее показывает, что частые, неглубокие конфликты могут содействовать интеграции системы, поскольку они институциализируются и, следовательно, начинают регулироваться нормативно. В предложении IV он постулирует, что в иерархически организованных системах, где часто разражаются конфликты, внутренняя сплоченность потенциальных конфликтных групп возрастает, но при этом возрастают и их изоляция, обособленность друг от друга, обеспечивая тем самым иерархическую основу интеграции системы. Предложение V означает, что продолжительные неострые конфликты групп, в разной степени обладающих властью, вероятно, институциализируются и начинают регулироваться при помощи норм (главным образом потому, что те, кто находится у власти, видят в конфликте только неприятности и, следовательно, считают, что их нужно регулировать, тогда как те, кто не обладает властью, считают, что все то, что находится «за пределами» конфликта, потенциально подлежит разрушению и, следовательно, нуждается в регулировании). В предложении VI утверждается, что острые и продолжительные конфликты содействуют со зданию коалиций, причем это относится не только к различным партиям, принимающим участие в конфликте, но и к тем, на кого конфликт может оказать какое- либо влияние; таким образом, считается, что конфликт обеспечивает основу для интеграции ранее не связанных групп. Наконец, в предложении VII высказывается следующая мысль: чем продолжительнее и сильнее угроза конфликта, тем вероятнее долговечные коалиции между его потенциальными участниками.
Если вернуться к основным положениям Зиммеля, приведенным в табл. 2, 3 и 4, то в них, очевидно, можно найти много пробелов, неясностей, а возможно, и неверных выводов. Кроме того, положения в табл. 3 и 4, по-видимому, останавливаются исключительно на положительных функциях конфликтов. Несмотря на то что инверсия каждого из этих предложений могла бы показать, при каких условиях конфликт разрушает «социальный организм», Зиммель, по-видимому, не заботится о том, чтобы дать необходимые разъяснения; вместо этого он предпочитает подкреплять свой органицизм односторонними функциональными высказываниями. Однако, несмотря на все эти затруднения, схема Зиммеля производит большое впечатление тем, что наводит на новые размышления. Дело не только в том, что по своему содержанию каждое предложение связано с коренными социальными процессами, которые требуют дальнейших исследований, но и в том, что по своей форме (то есть при абстрагировании от наблюдений и от констатации условий, при которых, вероятно, происходят те или иные события), выполненный им анализ представляет собой подходящую модель для современного теоретизирования <…>
[Сравнивая теории К.Маркса и Г.Зиммеля…]
Несмотря на то, что и Маркс, и Зиммель считали конфликт широко распространенным и необходимым свойством социальных систем, принятые ими допущения относительно природы общества в корне отличались друг от друга: Маркс подчеркивал антагонистический характер конфликтов, а Зиммель — его интегративные последствия. Эти различия выражаются в том, что они отдают предпочтение совершенно разным типам высказываний, причем Маркс обращается к условиям, которые могли бы разрешить конфликт, а Зим меля интересует, при каких условиях может измениться острота конфликта. Кроме того, Маркса жизненно интересовали социально-структурные причины конфликта, тогда как Зиммель стремился сосредоточить свое внимание на форме и последствиях только что начавшегося конфликта, ограничиваясь при этом неопределенными ссылками на «борьбу инстинктов».
Сравнивая Маркса и Зиммеля, мы в равной мере заинтригованы тем обстоятельством, что все их высказывания, насколько можно обнаружить, противоречат, друг другу. Например, с одной стороны, Зиммель доказывал, что чем яснее цели, преследуемые участниками конфликта, тем более вероятно, что конфликты можно считать просто средствами для достижения цели, при чем в конфликте обе группы, пытаясь избежать той высокой цены, которую приходится платить за острые или насильственные конфликты, будут вынуждены искать компромиссов и других альтернативных средств. С другой стороны, Маркс доказывает нечто прямо противоположное, когда утверждает, что как только социальный класс осознает свои истинные интересы (а следовательно, получает ясное представление о своих целях), то в этом случае насильственный конфликт становится;в высшей степени вероятным. Расхождение этих высказываний, по-видимому, проистекает из-за различия принятых авторами допущений, ибо Маркс допускает, что острый конфликт—это неизбежное и неотвратимое свойство социальных систем и их изменений, тогда как Зиммель просто допускает, что конфликт — это просто один и тот же процесс, меняющий свою остроту и имеющий разные последствия в том или ином социальном целом..
В какой-то мере современная теория конфликта попыталась объединить многообещающие особенности как схемы Маркса, так и схемы Зиммеля; однако даже после того, как это было выполнено, современные теоретики с гораздо большим энтузиазмом стремились принять допущения и суждения либо одного, либо другого из этих мыслителей. Такая избирательность привела к тому, что в современной социологической теории сложилось два основных направления, которые вдохновлялись либо Марксом, либо Зиммелем: 1) диалектическая теория конфликта и 2) конфликтный функционализм. Чаще всего считается, что именно эти направления обеспечат «новые» альтернативы функциональной социологической теории, а следовательно, и более адекватное решение поставленной Гоббсом проблемы порядка: как и почему возможно общество?
6. Дж.Тернер. Диалектическая теория конфликта: Ральф Дарендорф
Ральф Дарендорф постоянно доказывал, что схема Парсонса„ как и функционализм, в целом, создает слишком гармоническое, интегративное и статичное представление об обществе. Несмотря на то что, как считается, общество имеет «два облика»—облик всеобщего согласия и облик конфликта—Дарендорф настаивает на том, что сейчас наступило время начать исследование «безобразного облика» общества и отказаться от утопической картины общества, созданного функционализмом. Чтобы покончить с утопиями, Дарендорф советует:
«В будущем концентрировать внимание не только на конкретных проблемах, но и на таких, которые можно объяснить только с точки зрения напряженности, конфликта и перемен. Возможно, этот второй облик общества в эстетическом отношении окажется далеко не столь приятным, как социальная система, однако, если бы вся социология должна была отыскивать легкий путь к утопическому спокойствию, вряд ли это окупило бы наши усилия»'.
Следовательно, чтобы избежать утопии, требуется, чтобы одностороннюю функциональную модель заменила односторонняя конфликтная модель. Несмотря на то что Дарендорф не считает эту перспективу конфликта единственным обликом общества2, все же она является необходимым дополнением, которое восполнит прежнюю неадекватность функциональной теории. Именно из этого теоретического призыва возникает модель диалектической перспективы конфликта, которая, как провозглашает Дарендорф, больше соответствует тому, что происходит в мире, чем функционализм, и, следовательно, служит единственным выходом из утопии. В своем анализе Дарендорф никогда не забывает отметить, что в социальных системах, совершенно очевидно, помимо конфликтов, происходят и другие процессы и что даже те конфликтные явления, которые он предлагает из учить, не исчерпывают всего многообразия общественных конфликтов. Однако, высказав все это, Дарендорф затем приступает к такому исследованию, которое, по-видимому, противоречит этой характеристике, ибо в нем постоянно подразумевается, что данная конфликтная модель представляет собой более всеобъемлющую «теорию» общества, обеспечивающую более адекватное решение поставленной Гоббсом проблемы порядка.
Представления Дарендорфа об общественном порядке3
Согласно Дарендорфу, институциализация связана с созданием «императивно координированных ассоциации» (в дальнейшем обозначаемых как ИКА), которые не имеют строгих критериев для своего определения и представляют собой хорошо различимую организацию ролей. Для этой организации характерны отношения власти, причем некоторые комплексы ролей обладают властью подчинять себе другие комплексы. Несмотря на то, что высказывания Дарендорфа по этому вопросу несколько неясны, очевидно, что любую социальную единицу — от небольшой группы или учреждения до сообщества или общества в целом — можно в интересах исследования рассматривать в качестве ИКА, если в организации ролей существует явное дифференцированное распределение власти. Следовательно, несмотря на то что власть обозначает насилие одних над другими, в ИКА эти отношения власти стремятся стать узаконенными; следовательно, их можно рассматривать как отношения авторитета, где некоторые подразделения имеют «общепризнанное» или «нормативное» право властвовать над другими4. Таким образом, по представлению Дарендорфа, «общественный порядок» поддерживается при помощи процессов, создающих отношения авторитета в различных типах ИКА, существующих в каждом слое социальных систем.
Однако в то же время власть и авторитет — весьма дефицитные ресурсы, за которые идет борьба и конкуренция между подгруппами вышеназванных ИКА и которые, следовательно, служат главными источниками конфликтов и перемен в этих ннституционализированных образцах. Этот конфликт в конечном итоге служит отражением того, каково отношение к авторитету различных кластеров ролей в ИКА, так как «объективные интересы» той или иной роли находятся в прямой зависимости от того, пользуется ли та или иная роль авторитетом, обладает ли она властью над другими ролями.
Однако, несмотря на то, что разные роли в ИКА в разной мере пользуются авторитетом, в любой конкретной ИКА можно выделить два основных типа ролей— правящих и управляемых, причем правящие комплексы «заинтересованы» в сохранении status quo, а управляемые—в перераспределении власти, или авторитета. При определенных условиях осознание этой противоположности интересов возрастает, и вследствие этого ИКА поляризуется на две конфликтные группы, каждая из которых отныне сознает свои объективные интересы, которые затем вступают в конкуренцию с авторитетом. «Решение» этой конкуренции или конфликта влечет за собой перераспределение авторитета в ИКА, превращая конфликт, таким образом, в источник социальных изменений в социальных системах. В свою очередь пере распределение авторитета представляет собой институционализацию нового комплекса правящих и управляемых ролей, при определенных условиях поляризующихся на две группы интересов, которые снова начинают конкурировать друг с другом в борьбе за авторитет, Итак, социальная действительность служит прообразом этих бесконечно повторяющихся конфликтов по поводу авторитета в различных типах ИКА, из которых состоит социальная система. Иногда конфликты в различных существующих в обществе ИКА частично накладываются друг на друга, что приводит к крупным конфликтам, охватывающим большие сегменты общества, тогда как в другое время и при других условиях эти конфликты ограничиваются рамками конкретной ИКА.
Представление об институционализации как о циклическом или диалектическом процессе привело Дарендорфа к исследованию только некоторых ключевых причинных отношений: 1) принимается, что конфликт — это неотвратимый процесс, возникающий из-за противоположности сил, действующих в социально организованных структурах; 2) подобный конфликт ускоряется или замедляется благодаря ряду опосредующих структурных условий, или переменных; 3) «решение» конфликта в какой-то момент времени создает такое состояние структуры, которое при определенных условиях с неизбежностью приводит к дальнейшим конфликтам противоборствующих сил.
По Марксу, источник конфликта в конечном итоге находится гораздо глубже, чем культурные ценности и в институты, которые представляют собой надстройку. В самом деле, динамика общества обнаруживается в его «внутренней структуре», где дифференцированное распределение собственности и власти с неизбежностью вызывает ряд следующих друг за другом событий, которые при определенных условиях приводят к революционному классовому конфликту. Дарендорф, несмотря на то, что он часто заимствует терминологию Маркса по поводу власти и угнетения в социальных системах, в действительности полагает, что источник конфликта совершенно иной, а именно — институциализированные отношения авторитета в ИКА. Такая позиция сильно отличается от позиции Маркса, который считает, что подобные отношения авторитета—это просто «надстройка», которая, в конце концов, будет разрушена динамичными конфликтами, происходящими на более глубоких уровнях, чем институциализированные структуры. Хотя Дарендорф и признает, что на отношения авторитета оказывают влияние господствующие группы ИКА, и часто ссылается на такие вещи, как «фактуальный субстрат», источником конфликта при ближайшем рас смотрении все же становятся ролевые отношения узаконенного авторитета в ИКА. Этот отказ подчеркивать вслед за Марксом «внутреннюю институциональную структуру» вынуждает Дарендорфа отыскивать источник, конфликта в тех самых отношениях, которые — хотя и временно — интегрируют ИКА. Быть может, сам по себе этот перенос ударения весьма желателен, поскольку Дарендорф открыто признает, что власть лишь отчасти является отражением отношений собственности. Однако вскоре станет совершенно очевидно, что представление о власти только как об авторитете может привести к аналитическим проблемам, которые легко могут оказаться столь же трудными, как и те, что возникают в полемически заостренной модели Маркса.
Хотя и Дарендорф, и Маркс делают ударение на различных источниках конфликта, в их моделях обнаруживается, что к конфликту и реорганизации социальной структуры приводит аналогичная причинная цепь событий: отношения господства и подчинения ведут к «объективной» противоположности интересов; осознание угнетенными этой внутренней противоположности интересов происходит при определенных условиях; при других условиях это новообретенное сознание приводит к созданию политической организации, а затем — к поляризации угнетенных групп, которые впоследствии вступают в конфликт с господствующей группой; в результате конфликта будет провозглашена новая форма социальной организации; в ней сложатся отношения господства и подчинения, которые повлекут за собой другие события, ведущие к конфликтам, а затем — к изменению форм социальной организации.
Опосредующие условия, влияющие на эти процессы, выделяются Дарендорфом только по отношению к формированию угнетенными осознания противоположности своих интересов, политизации и поляризации, угнетенных в конфликтную группу, а также по отношению к итогам конфликта. Остается не выясненным, при каких опосредующих условиях институциализированные формы создают господствующие и подчиненные группы, а эти последние могут стать примером противоположности интересов - наверное, потому, что они заложены в природе институциализация или ИКА и, следовательно, не нуждаются в объяснении <…>
<...> Аналитические категории модели Дарендорфа самостоятельно не перечисляются, потому что они совпадают с такими же категориями модели Маркса
Становится совершенно очевидным, что эмпирические категории Дарендорфа очень сильно отличаются от эмпирических категорий Маркса. Однако форма анализа во многом остается той же самой, так как каждый из них полагает, что вопросы эмпирических условий социальной организации, того, как эта организация превращается в отношения господства и подчинения и создает противоположность интересов, не являются проблематичными и не нуждаются в причинном анализе. Согласно и Марксу, и Дарендорфу, причинный анализ начинается с разработки условий, которые приводят к росту классового сознания (Маркс) или к осознанию квазигруппами своих объективных интересов (Дарендорф); затем анализ переключается на создание политизированного класса «для себя» (Маркс) или подлинной «конфликтной группы» (Дарендорф); наконец, особое внимание обращается на возникновение конфликта между поляризованными и политизированными классами (Маркс) или конфликтными группами (Дарендорф).
Критика модели диалектического конфликта
Проблемы причинного анализа
Самая заметная критика причинных представлений Дарендорфа исходит от Петра Вейнгардта5, который доказывал, что, отклоняясь от Марксовой концепции «внутренней структуры» противоположных интересов, находящейся в основании культурных и институциональных надстроек, созданных правящими классами, Дарендорф расплачивается за это тем, что теряет возможность выполнить подлинно причинный анализ конфликта и, следовательно, выяснить, каким образом изменяются формы социальной организации. Эта критика ставит вопросы, напоминающие о сходстве функционализма Дарендорфа и Парсонса: неужели конфликт возникает из легитимизированных отношений авторитета между различными ролями в ИКА? Неужели та же самая структура, которая создает интеграцию, производит и конфликт? Хотя схема Маркса сталкивается с эмпирическими проблемами, причинный анализ не ставит перед ней аналитических проблем, так как источник конфликта — противоположность экономических интересов — четко отделяется от институциональных и культурных учреждений, поддерживающих временный порядок - социальную надстройку. Дарендорф, однако, затушевывает это различие и, таким образом, попадает в ту же самую аналитическую западню, которую он приписывал функциональной теории: изменение, вызывающее конфликт, таинственным образом должно возникать из легитимизированных отношений в социальной системе.
Пытаясь избежать этой аналитической ловушки, Дарендорф часто делает свой причинный анализ весьма запутанным. Единственная задача, которую пытается решить Дарендорф, состоит в том, чтобы доказать, что многие роли имеют также и дезинтегрирующий аспект, потому что они олицетворяют противоположность интересов тех, кто их исполняет. Эта противоположность интересов отражается в конфликте ролей, который, по-видимому, сводит все спорные вопросы ролевой напряженности и конфликта к дилеммам, создаваемым объективной противоположностью интересов,—что, конечно, является весьма сомнительным утверждением, справедливым лишь для определенного периода времени.
Уравнивая интересы и ролевые экспектации (ожидания), Дарендорф, по-видимому, должен был бы пред положить, что все институционализированные образцы, или ИКА, обнаруживают два противоположных ряда ролевых экспектации — либо подчиняться, либо возмущаться, а «актеры» должны «решать» сами, каким экспектациям они будут следовать. По-видимому, актеры «хотят» понять свои «объективные интересы» и, следовательно, восстают против ролевых экспектации, возлагаемых на них господствующей группой. Эта за дача заставляет модель Дарендорфа сводить происхождение конфликта к желаниям, воле и чувствам отдельного человека или группы - редукционистский императив, который Дарендорф наверняка бы отверг, если бы он не был столь очевидно продиктован его собственны ми причинными представлениями.
Многие из этих проблем можно было бы преодолеть, если бы Дарендорф обеспечил ряд суждений существования и отношений, которые показали бы, при каких условиях легитимизированные отношения ролей в ИКА создают дихотомическое разделение отношений авторитета на отношения господства и подчинения. Просто допустить, что дело обстоит именно так, - значит уклониться в своей аналитической схеме от критической причинной цепи. Необходимые предложения такого рода, или, как их оценивает Дарсндорф, «опосредующие эмпирические условия», являются необходимой частью модели, потому что без них остается непонятным, как впервые возникают различные типы авторитета, насилия и угнетения, которые затем приводят к конфликту. Допустить, что они возникают непосредственно из социальной структуры или являются ее составной частью,—значит отказаться от постановки важного в теоретическом отношении вопроса о том, какие типы авторитета и в каких типах ИКА приводят к таким-то и таким-то типам господства и подчинения, которые, в свою очередь, ведут к различным типам противоположных интересов и конфликтов. Таков круг явлений, который следует концептуализировать в качестве переменных, и включить в причинные цепи диалектической модели конфликта. <….>
Трудно поставить перед собой такую задачу, но это позволило бы Дарендорфу отчасти избежать следующих наиболее типичных критических упреков в адрес своих причинных представлений8: 1) не только конфликт вызывает изменение социальной структуры, но и изменения структуры служат причиной конфликта (при условиях, которые требуется определить); 2) конфликт не всегда приводит к изменениям (а лишь при некоторых условиях, которые требуется определить гораздо детальнее, чем это сделано в исходном исследовании Зиммеля); 3) конфликт может задержать изменения (и вновь требуется определить, при каких условиях). Если эти условия просто входят в состав причинных представлений, то теория конфликта просто фиксирует довольно очевидный факт—то, что изменения происходят,—и не дает ответа на вопросы теоретического характера—по чему, когда и где они происходят.
Несмотря на неопределенность своего причинного анализа, Дарендорф все же систематически пытается выяснить, какие «опосредующие эмпирические условия» вызывают превращение «квазигрупп» в «конфликтные группы», а также какие условия влияют на остроту конфликта (причастность к нему членов группы), его насильственный характер (степень регуляции), степень и темп структурных изменений, вызванных конфликтом. Если выражаться более формализовано, Дарендорф выделяет три типа опосредующих эмпирических условии: 1) «условия организации», которые влияют на трансформацию латентных квазигрупп в явные конфликтные группы; 2) «условия конфликта», которые определяют форму и остроту конфликта; 3) «условия структурных изменений», которые оказывают влияние на характер, темпы и глубину изменений социальной структуры.
Таким образом, в теоретической схеме получили явное признание следующие переменные: 1) степень сформированности конфликтных групп, 2) степень остроты конфликта, 3) степень его насильственности, 4) степень изменения социальной структуры, 5) темпы подобных изменений. Для тех критических замечаний, которые будут приведены ниже, большое значение имеет следующее обстоятельство: такие понятия, как, например, «ИКА», «законность», «авторитет», «насилие», «господство» и «подчинение», не определены эксплицитно, как переменные, для которых требуется оговорить, какие условия влияют на их изменения. Скорее эти понятия либо просто определяются, а потом и связываются друг с другом с точки зрения частичного совпадения их определений, либо излагаются в виде допущений относительно природы социальной реальности.
По отношению к тем явлениям, которые концептуализируются в качестве переменных, высказывания Дарендорфа, по-видимому, являются разработкой высказываний, развиваемых Марксом (см. табл. 1), как это видно из табл. 5.
Таблица 5
ПОЛОЖЕНИЯ СХЕМЫ ДАРЕНДОРФА
I. Чем больше члены квазигрупп в ИКА могут осознать свои объективные интересы и образовать конфликтную группу, с тем большей вероятностью произойдет конфликт.
А. Чем больше будет собрано «технических» условий организации, тем вероятнее образование конфликтной группы.
1. Чем больше в квазигруппах будет создано руководящих кадров, тем вероятнее, что образуются все «технические» условия организации.
2. Чем более кодифицирована идея системы, или хартия, тем вероятнее, что сложатся все «технические» условия организации.
Б. Чем шире будет круг «политических» условий организации, тем вероятнее, что образуется конфликтная группа.
Чем больше господствующие группы разрешают организацию противоположных им интересов, тем выше вероятность того, что будут собраны все «политические» условия организации.
В. Чем больше можно собрать «социальных» условий организации, тем выше вероятность образования конфликтных групп.
1. Чем больше у членов квазигрупп возможностей общаться друг с другом, тем больше вероятность того, что сложатся все «социальные» условия организации.
2. Чем больше новых членов могут иметь структурные образования (например, родство), тем выше вероятность того, что сложатся все «социальные» условия организации.
II. Чем больше соберется «технических», «политических» и «социальных» условий организации, тем острее конфликт.
III. Чем больше распределение авторитета связано с распределением других вознаграждений (наложение), тем острее» конфликт.
IV. Чем меньше мобильность между господствующими и подчиненными группами, тем острее конфликт.
V. Чем меньше складывается «технических», «политических» и «социальных» условий организации, тем более насильственный характер приобретает конфликт.
VI. Чем больше обнищание угнетенных, связанных с распределением вознаграждений, переключается с абсолютного базиса на относительный, тем более насильственным является конфликт.
VII. Чем меньше конфликтные группы способны приходить к соглашениям, тем более насильственным является конфликт.
VIII. Чем острее конфликт, тем больше он вызовет структурных изменений и реорганизаций. IX. Чем более насильственным является конфликт, тем выше темпы структурных изменений и реорганизаций.
Эти высказывания по своему содержанию и форме исходят из наследия Маркса и с точки зрения эксплицитности представляют собой значительное усовершенствование по сравнению с функциональными формулировками, в которых бросается в глаза отсутствие систематической взаимосвязи предложений. Кроме того, в заслугу Дарендорфу можно поставить его попытки действительно придать своим высказываниям систематическую форму (в разумных пределах)—трудная задача, которую не слишком часто удавалось выполнить социологам-теоретикам. Однако даже, несмотря на то, что эта инвентаризация предложений представляет собой весьма многообещающую попытку, против этой схемы был выдвинут ряд критических замечаний, обзор которых следует здесь привести с тем, чтобы учесть предлагаемые ими усовершенствования.
Одним из самых очевидных недостатков развиваемого Дарендорфом направления является неудача всех его попыток представить основные понятия в качестве переменных. В этом отношении наибольшее внимание обращают на себя понятия авторитета, господства— подчинения и интереса. Так как конфликт в конечном итоге возникает из легитимизации отношений авторитета, то довольно удивительно, что это понятие не считается таким переменным, минимальное значение которого изменяется благодаря изменениям таких свойств, как острота, размах и узаконенность. Дарендорф, скорее, предпочитает уклониться от этой проблемы:
«В этом исследовании мы даже не будем пытаться создать типологию авторитета. Однако здесь повсеместно допускается, что существование господства и подчинения—это общая черта всех возможных типов авторитета и всех возможных типов ассоциации и организации»"»
Типология авторитета могла бы дать некоторые указания относительно изменения состояний авторитета и связанных с ним понятий—обстоятельство, которое Дарендорф, по-видимому, предпочитает игнорировать, просто доказывая, что всякий авторитет подразумевает господство и подчинение, которые в свою очередь придают ему дихотомическую структуру, необходимую для его диалектической теории конфликта интересов. Он отказывается размышлять над тем, в каких типах авторитета можно обнаружить, что такие-то и такие-то состояния переменных приводят к таким-то и таким-то типам изменений господства и подчинения, которые и свою очередь служат причиной того, что такие-то переменные типы противоположных интересов приводят к таким-то переменным типам конфликтных групп. Таким образом, только при помощи допущений и определений Дарендорф связывает между собой основные переменные, которые находятся в причинной зависимости друг от друга, так же, как и от других величин, которые в его схеме эксплицитно являются переменными: степень конфликта, степень остроты конфликта, степень его насильственности, степень и темпы изменений. На самом же деле очень вероятно, что именно эти, не выраженные в виде переменных свойства — авторитет, господство, интересы—оказывают не менее серьезное влияние на такие эксплицитно сформулированные в его схеме переменные, как «опосредующие эмпирические условия», которые Дарендорф предпочитает выделить особо. Кроме того, как отмечалось выше, понятия авторитета, господства—подчинения и интересов, если рассматривать их в качестве переменных, требуют своих собственных «опосредующих эмпирических условии». В спою очередь эти условия могут иметь влияние на иные, следующие за ними условия, подобно тому как «условия организации», согласно схеме, влияют на последующую остроту и насильственный характер конфликта.
Невнимание к этим вопросам очень сильно снижает предсказательную ценность модели Дарендорфа; более того, оно в значительной мере превращает его модель в тавтологию. Оказывается, появление конфликтных групп следует из определения ИКА как дихотомических структур авторитета, образованных противоположностью интересов. Эту тавтологию легче переносить благодаря тому, что Дарендорф вводит понятие квазигрупп (членов ИКА), еще не осознавших своих истинных интересов), которые при определенных «условиях организации» приводят к образованию настоящих конфликтных групп. Однако введение этого подразделения просто затягивает решение вопроса о том, как возникли противоположные квазигруппы—вопроса, на который Дарендорф должен был бы ответить так: по определению, с помощью допущений. Вместо этого он предпочитает следующий ответ: «Что касается… суждения, то я полагаю, что суждение относительно дихотомии положений авторитета в императивно координированных ассоциациях не является ни допущением, ни эмпирической гипотезой, но аналитическим суждением». Однако именно «аналитический характер суждения» в этом контексте остается неясным, хотя, по-видимому, эти слова позволяют избежать вы вода о том, что большая часть всех его высказываний по поводу образования конфликтных групп — не более чем новая формулировка его определений и допущений, относящихся к ИКА и обществу.
Эти критические замечания наводят на совершенно очевидное решение — концептуализировать в качестве переменных явлений ИКА законность, авторитет, господство—подчинение и интересы и попытаться сформулировать «опосредующие эмпирические условия», влияющие на их изменения. Расширяя таким образом перечень положений, можно было бы свести до минимума неопределенность причинных представлений и сделать специальные суждения менее тавтологичными. Подобная перестройка позволила бы также отсечь довольно широкий круг диалектических допущений (которые вряд ли изоморфны всей реальности) и обратиться к теоретическому (а отнюдь не философскому) вопросу: при каких условиях ИКА создают легитимизированные от ношения авторитета, которые производят четкие отношения господства и подчинения, ведущие к резкой противоположности интересов? Вместе с предварительным ответом Дарендорфа на следующий вопрос: при каких условиях возникают конфликтные группы и какие конфликты и изменения они вызывают? — эти дополнительные высказывания, а также высказывания, имеющие форму обратных им предложений, обеспечили бы серьезный теоретический прогресс в решении конечного теоретического вопроса—«как и почему возможно общество».
Методологические проблемы
Дарендорф, как это явствует из его анализа классовых конфликтов в индустриальном обществе, озабочен тем, чтобы обеспечить формальные определения главных понятий и наметить операциональное решение вопроса об их применении в конкретных эмпирических ситуациях. Кроме того, включение, по крайней мере, нескольких понятий в эксплицитный перечень предложений (хотя и неполный) приводит к тому, что схема, по-видимому, начинает легче поддаваться проверке и опровержению.
Однако остается ряд методологических проблем, одна из которых связана с тем, что этим понятиям даны чрезмерно общие определения. Несмотря на то, что эти определения формализованы, они зачастую носят настолько общий характер, что их можно применять ad hoc и ex post facto, притом к таким разнообразным явлениям, что в их непосредственной полезности для создания и проверки теории можно усомниться. Например, власть, законность, авторитет, интересы, господство, даже конфликт определены настолько широко, что примеры, подтверждающие эти понятия, можно обнаружить почти в любой эмпирической ситуации, какую захочет выбрать Дарендорф, - стратегия, которая обеспечивает подтверждение его допущений относительно общественной жизни, но препятствует эмпирическому исследованию этих допущений. Выше этой проблеме уже придавалось особое значение, причем при ее обсуждении отмечалось, что Дарендорф, по-видимому, неохотно рассматривает в качестве переменных свои основные понятия, как, например, авторитет и господство. Если бы эти понятия были концептуализированы таким образом, исследователям было бы легче «иметь с ними дело» эмпирически, поскольку суждения, определяющие их переменные состояния, более точно устанавливали бы, какие явления обозначены этими понятиями. Дарендорф редко оказывает эту услугу, предпочитая уклоняться от всяких типологий; и даже в тех случаях, когда понятия определяются им как перемен ные, Дарендорф избегает этого вопроса при помощи таких вот утверждений: «Острота конфликта варьирует в определенной шкале (от 0 до 1)». Если к этому высказыванию добавить формальное определение остроты конфликта как «затрат энергии и степени вовлеченность в конфликт конфликтующих сторон», то исследователи-эмпирики получают несколько операциональных указаний относительно того, как можно измерять такое понятие. Если бы эти определения были хотя бы в минимальной степени дополнены несколькими примерами наиболее важных точек на шкале от «О до I», то понятия и предложения этой схемы легче было бы подвергнуть эмпирическому исследованию. Но, судя по тому, как даются определения в настоящее время, Дарендорф делает то же самое, за что он так резко критиковал Парсонса: он применяет понятия ad hoc и ex post facto с тем, чтобы дать такую интерпретацию прошлых событий, которая подтвердила бы всю схему в целом. Чем больше внимания уделил бы Дарендорф тому, что бы обеспечить операциональные определения, которые a priori сообщили бы понятиям, входящим в состав предложений, способность предсказывать будущие события, тем плодотворнее была бы вся его теоретическая инициатива.
Другая методологическая проблема, связанная с этой схемой, возникает из-за тавтологического характера всего теоретического направления в целом. В той мере, в какой предложения схемы истинны больше по определению, чем по выведению, в той же мере вся теоретическая схема является неопровержимой — даже в принципе—и, следовательно, приносит мало пользы созданию научной теории. До тех пор пока дихотомическое разделение отношений авторитета на господство и подчинение, приводящее к объективной противоположности интересов, входит в состав определения социальной действительности, до тех пор трудно усмотреть, из чего следует образование конфликтных групп и возникновение открытого конфликта, если не из их определения — и это несмотря на то, что существуют специальные наукообразные предложения относительно «опосредующих эмпирических условий», которые «вызывают» появление подобных конфликтов. Как уже было замечено выше, эта опасность тавтологии может быть скорректирована, если центральные понятия, как, например, «законность», «авторитет», «господство — подчинение» и «интересы», будут концептуализированы в качестве переменных, причем будет подготовлен пробный перечень «опосредующих эмпирических условий», влияющих на их изменения.
В общем, схема Дарендорфа ставит перед исследователями-эмпириками ряд проблем. Нечто подобное можно сказать о большинстве теоретических направлений в социологии; само по себе это еще не самое серьезное обвинение. Однако в схеме Дарендорфа эти методологические проблемы, оказывается, могут быть сведены до минимума при помощи самых незначительных добавочных усилий. Вероятно, по мере того, как будут производиться эти исправления, направление диалектического конфликта предложит плодотворный стратегический план создания социологической теории <…>
[1] Simmel L. Conflict and the Web of Group Affiliation, p. 38-39
[2] Ibid., p. 45-46.
[3] Ibid., p. 48.
[4] Ibid., p. 50.
[5] Ibid., p. 33.
[6] Ibid., p. 49.
[7] Ibid., p. 43.
[8] Ibid.. p. 66-67
[9] Ibid.. p. 27-28.
[10] Ibid., p. 39.
[11] S i m m e 1. Conflict and the Web of Group Affiliation, p. 18.
[12]Ibid., p. 87—88, 92—93.
[13] Ibid., p. 92.
[14] Ibid., p. 96.
[15] Ibid., p. 93-97.
[16] Ibid., p. 96.
[17] S i m m e 1. Conflict and the Web of Group Affiliation. Glance, p. 43—47.
[18] Ibid., p. 73-7S.
[19] Ibid.. p. 17—18.
[20] Ibid., p. 19.
[21] Ibid., p. 26.
[22] Интерпретация Козера. См.: Coser L. A. The Functions ot Conflict. London, Free Press, 1956,
p. 34-35.
[23] S 1 m m e 1. Conflict and the Web of Group Affiliation, p. 103—149.
[24] Ibid., p. 104.