Потребность в общении

Вопрос об истоках общения до сих пор остается дискуссионным. Во-первых, дис­кутируется вопрос о том, имеется ли потребность в общении (или коммуникатив­ная потребность) как специфическая потребность, отличная от других социальных или духовных потребностей, или же за нее принимают разновидности последних. Во-вторых, если потребность в общении все-таки существует, то каково ее проис­хождение: является ли она врожденной (базовой) или вторичной, т. е. формиру­ется в онтогенезе в процессе социализации ребенка. Оба этих вопроса явились предметом рассмотрения в монографии М. И. Лисиной (1986). Ниже я даю крат­кое изложение вопроса о потребности в общении по этой книге.

Что касается первого вопроса, то большинство авторов (Н. Ф. Добрынин, 1969; А. Г. Ковалев, 1963; А. В. Петровский, 1970; Б. Ф. Парыгин, 1971; М. Айнсворт [М. АтзтоНк, 1964]; К. Обуховский, 1972) склонны считать, что потребность в общении является специфической самостоятельной человеческой потребно­стью, отличной от других потребностей, хотя на практике ее нередко сводят к бо­лее частным потребностям: потребности во впечатлениях (М. Ю. Кистяковская, 1970), в безопасности (А. Пейпер, 1962), в комфорте от соприкосновения с мяг­ким теплым телом (X. Харлоу, М. Харлоу [Н. НаНохе, М, НаИот, 1966]) и др. По­этому более логичной представляется позиция Л. И. Марисовой (1978), которая

говорит о иерархичной структуре коммуникативных потребностей, служащей мо-тивационно-потребностной основой общения. В связи с этим она выделила девять групп коммуникативных потребностей:

1) в другом человеке и взаимоотношениях с ним;

2) в принадлежности к социальной общности;

3) в сопереживании и сочувствии;

4) в заботе, помощи и поддержке со стороны других;

5) в оказании помощи, заботы и поддержки другим;

6) в установлении деловых связей для осуществления совместной деятельно­сти и сотрудничестве;

7) в постоянном обмене опытом, знаниями;

8) в оценке со стороны других, в уважении, авторитете;

9) в выработке общего с другими людьми понимания и объяснения объектив­ного мира и всего происходящего в нем.

В отношении второго вопроса — о происхождении потребности в общении — имеются две крайние точки зрения. Ряд ученых (А. В. Веденов, 1967; Д. Т. Кемп-белл [й. СатрЪей, 1965]) считают, что у человека имеется врожденная потребность в самом процессе общения. Б. Ф. Ломов (1984) тоже считает, что потребность в об­щении относится к числу основных (базовых) потребностей человека и что она диктует поведение людей с не меньшей властностью, чем витальные потребности.

Однако врожденность потребности в общении признается не всеми учеными (С. Л. Рубинштейн, 1946; Ф. Т. Михайлов, 1976; А. Н. Леонтьев, 1983). М. И. Ли­сина тоже считает, что эта потребность формируется прижизненно, как результат контакта ребенка со взрослыми.

В доказательство этому приводятся наблюдения, проведенные психологами над младенцами. В первые недели жизни ребенок не отвечает на обращения стар­ших и сам к ним не адресуется (если не считать его плача, адресованного всем и ни к кому конкретно). Но уже в возрасте двух месяцев он способен отличить «доб­рую» мимику или интонацию взрослого от «злой», причем на первую у него появ­ляется реакция оживления: поворачивает голову из стороны в сторону, открыва­ет и закрывает рот, перебирает ручками и ножками, пытается улыбаться.

Интересный эксперимент проведен О. В. Баженовой: взрослый наклонялся над младенцем со специально отрепетированным «индифферентным» выражени­ем лица. В первый раз экспериментатор, как правило, встречал со стороны мла­денца обычную реакцию оживления, но намеренно сохранял безучастный вид. Во второй или последующие разы такой эксперимент вызывал плач — младенец протестовал против «необщения» с ним.

Эти и подобные им исследования привели М. И. Лисину к выделению 4 этапов становления потребности в общении и 4 критериев, по которым можно судить об этой потребности. Первый этап и критерий — внимание и интерес ребенка к взросло­му; второй этап и критерий — эмоциональные проявления ребенка в адрес взрос­лого; третий этап и критерий — инициативные действия ребенка, направленные на привлечение интереса взрослого; четвертый этап и критерий — чувствитель­ность ребенка к отношению и оценке взрослого.

Однако и эти наблюдения не дают окончательного ответа на вопрос о проис­хождении потребности в общении, так как запаздывание проявления этой потреб­ности у младенцев может быть связано с этапностью «созревания» мозговых струк­тур и психики. По этому поводу М. И. Лисина ставит закономерный вопрос: не означают ли все указанные ранее этапы становления потребности в общении, что она унаследована (точнее было бы сказать — врожденна) и лишь «проявляется» после рождения ребенка?

Отвечая на этот вопрос отрицательно, она ссылается на исследование М. Ю. Ки-стяковской (1970), которая наблюдала, что в условиях госпитализма дети не про­являют к взрослым ни внимания, ни интереса даже по истечении 2-3 лет жизни. Но стоило педагогу наладить взаимодействие с ребенком, как в течение коротко­го времени удавалось далеко «продвинуть» его по пути развития, сформировать активное отношение к людям и окружающему миру. Все это можно принять, если рассматривать только потребность детей в общении со взрослыми для познания этих взрослых и самих себя через взрослых (что соответствует пониманию потреб­ности в общении М. И. Лисиной). Не ясно, однако, как обстояли у этих детей дела с общением друг с другом (по данным М. И. Лисиной, такая потребность возни­кает в 2 года), с животными.

М. И. Лисина определяет потребность в общении (коммуникации) как стрем­ление к познанию и оценке других людей, а через них и с их помощью — к само­познанию и самооценке. Она полагает, что потребность в общении строится в он­тогенезе на основе других потребностей, которые начинают функционировать ранее. Основой коммуникативной потребности она считает органические жизненные нужды ребенка (в пище, тепле и др.). Жизненная практика помогает ребенку от­крыть существование взрослого как единого источника поступления к нему всех благ, а интересы эффективного «управления» таким источником создают нужду ребенка в том, чтобы его выделить и исследовать (читай — нужду в общении со взрослым). Второй базовой потребностью, ведущей к возникновению коммуни­кативной потребности, является, по М. И. Лисиной, потребность в новых впечат­лениях (о которой говорят Л. И. Божович (1972), М. Ю. Кистяковская (1970), Д. Берлин [Б. ВеИупе, 1960], Г. Кантор [С. СаШог, 1963]). Однако стремление ре­бенка к удовлетворению органических потребностей и получению информации ~-это еще не общение, пишет М. И. Лисина (действительно, как потребность может быть деятельностью?). Лишь когда он захочет познать взрослого и самого себя, когда взрослый проявит внимание к ребенку, определит по отношению к нему свою позицию, тогда можно говорить и о потребности в общении.

Думается, что понимание потребности в общении и ее роли, данное М. И. Ли­синой, слишком заужено и потому не очень удачно, впрочем, как и подмена поня­тия «потребность в общении» понятием «потребность в коммуникации», т. е. в получении и обмене информацией. С нашей точки зрения, не всякая коммуни­кация является общением. Для последнего характерен не просто обмен или полу­чение информации (ее можно получить и из газеты, телепередачи), а установле­ние психического контакта между общающимися. Не ясно, почему самопознание не может осуществляться без общения с другими людьми. Или к какому самопо­знанию и самооценке приводит общение с животными? Очевидно, что М. И. Ли­сина гиперболизированно рассматривает лишь одну из функций общения, кото-

рой она подменяет сущность потребности в общении. Более близко к сути этой по­требности было бы понимание ее как потребности в контакте с другим реальным или воображаемым живым существом. Тогда можно говорить и о потребности ре­бенка в кукле, и о его любви к животным, и о стремлении кошек и собак к себе по­добным, и о страданиях человека из-за нарушенных контактов с другими людьми (ведь в одиночной камере тюрьмы человек страдает не потому, что он не познает других и себя!).

В связи с этим вряд ли стоит искать причину прижизненного формирования потребности в общении только в совместной деятельности. Тогда надо признать, что у младенцев потребности в общении быть не может (как и у животных), так как совместная деятельность у них как таковая отсутствует. Между тем сама М. И. Лисина на основании исследований своих учеников делает вывод, что по­требность в общении появляется у детей уже со второго месяца жизни.

Представление М. И. Лисиной по существу соответствует пониманию потреб­ности в общении как вторичной, и возникновение ее не выходит за рамки концеп­ции социального научения. Однако М. И. Лисина считает, что это не так. Рожде­ние потребности в общении не сводится, по ее мнению, к надстройке новых сигналов над прежней потребностью, когда вид взрослого, звук его голоса и прикосновение напоминают ребенку о предстоящем насыщении или смене белья. В первые недели жизни у ребенка появляется именно новая, отсутствовавшая ранее потребность в общении — для понимания себя и других. Это не корыстная нужда в полезном человеке, а (говоря словами К. Маркса) высокая духовная потребность в том ве­личайшем богатстве, каким является другой человек, заключает М. И. Лисина.

Все это, может, и так, но не опровергает тезиса о вторичности этой потребно­сти, на чем бы она ни базировалась. Даже если это потребность в познании себя и других, то все равно это частный случай проявления познавательной потребно­сти. Если же понимать потребность в общении как потребность в психическом контакте, то взрослые (как и дети, животные), к которым ребенок привыкает, ста­новятся просто средством удовлетворения потребности в контакте. А это значит, что и в данном случае потребность в общении со взрослыми — не базовая, а вто­ричная, наподобие потребности в ложке, вилке для удовлетворения потребности в пище.

Нужно подчеркнуть, что потребность в собственно общении, если таковая все же существует, — это только одна причина общения как вида активности челове­ка. Через процесс общения человек удовлетворяет потребность в впечатлениях, в признании и поддержке, познавательную потребность и многие другие духовные потребности.

Не случайно поэтому выделение в зарубежной психологии такого собиратель­ного понятия, как «потребность в аффилиации», содержание которой отнюдь не однородно. Это потребности: контактировать с людьми, быть членом группы, вза­имодействовать с окружающими, оказывать и принимать помощь.

Таким образом, вопрос о наличии у человека собственно потребности в обще­нии, специфичной по сравнению с другими социальными и духовными потребно­стями, остается открытым. Используемые при изучении этой потребности наблю­дения за поведением младенцев не являются прямым доказательством наличия

таковой. Регистрируемые параметры можно расценивать и как проявление любо­пытства, интереса к объекту, в роли которого выступает взрослый, и как операции общения. Более надежным критерием может быть изучение эмоциональных ре­акций в ответ на появление и особенно на исчезновение объекта общения, что поз­волило бы выявить у ребенка потребностное состояние в контакте с другим чело­веком, которое можно принять за чистую потребность в общении. Примером такой потребности, с моей точки зрения, является привязанность к другому человеку или животному (когда человек говорит: «Я по тебе соскучился», то явно прояв­ляется потребностное состояние, сопровождающееся соответствующей эмоцией). К сожалению, в этом плане можно сослаться только на исследование О. В. Баже­новой, хотя жизненные ситуации показывают нам, что у детей эта потребность в контакте имеется. Так, уход родителей из дома по делам вызывает плач у ребен­ка, несмотря на то что он остается с бабушкой. Что же касается так называемой потребности в общении, о которой говорит М. И. Лисина, — это, с моей точки зрения, приобретаемое в онтогенезе знание о способе и средстве удовлетворения различ­ных потребностей путем общения (контакта) с другими людьми (или животны­ми). Сам же мотив общения может строиться на совершенно различных основа­ниях (потребностях и целях).

Кстати, мотив общения понимается М. И. Лисиной по А. Н. Леонтьеву — как объект общения, т. е. мотивом у нее выступает другой человек, партнер по обще­нию; критика такого понимания мотива давалась нами в разделе 1.2. Правда, почти тут же она пишет, что мотив — это опредмеченная потребность и что мотивы вы­растают из потребностей, ведущими из которых являются: потребность во впечат­лениях, в активной деятельности, в признании и поддержке.

Потребность в общении выражена у разных людей неодинаково, в связи с чем говорят об эктра- и интровертах. Однако, по данным Л. С. Сапожниковой (1973), однозначная связь между стремлением к общению и экстра- и интровертностью не выявляется.

По ее же данным стремление к общению подростков связано с уровнем притя­заний. У лиц с адекватным уровнем притязаний стремление к общению выраже­но умеренно, у лиц с неадекватным уровнем — либо повышенное, либо понижен­ное. У девочек независимо от уровня притязаний стремление к общению более выражено, чем у мальчиков.