Предпосылки образования городов на Руси

Соображений о «градах», высказанных в предыдущем параграфе, совсем недостаточно для решения вопроса в целом о происхо­ждении городов на Руси. В наших источниках под термином «город» не всегда разумеется одно н то же.

Когда летописец излагает свою концепцию о начале Русского государства, он называет некоторые города, якобы розданные Рюриком «мужем своим», прибавляя при этом, что эти грады — старые населенные пункты («первии насельници в Новгороде словене»), «Мужи» рассажены были в этих населенных и, конечно, укрепленных пунктах в целях поддержания власти государства на местах. Эти города (Полоцк, Ростов, Белоозеро и др.) несом­ненно были центрами значительных населенных территорий, т. е. укрепленными политическими пунктами, где сидели пред­ставители власти и от имени новгородского князя властвовали над местным населением.

Мы можем сомневаться в достоверности содержания записан­ного летописцем предания, но не подлежит сомнению то, что летописец мыслил себе организацию властвования именно через городские' центры.

Их имеет в виду летописец и в своем комментарии договора с греками 907 года, в перечне русских городов, претендующих на получение с греков контрибуции. Там названы: Кнев, Черни­гов, Переяслав, Полотеск, Ростов, Любеч и «прочая грады: по тем бо градом седяху велнции князи под Ольгом суще».

Несомненно, о таких городских центрах, стоящих во главе значительных областей, говорят и другие сообщения той же летописи: часть дулебов стала называться волынянами от города Волыня, словене — новгородцами от города Новгорода, такого же происхождения и Червеиские города: город Червень воз­главлял значительную дулебскую территорию, на которой были и другие, менее значительные города.

Должны были произойти значительные изменения в жизни и структуре племени, чтобы оно потеряло свое старое имя и стало называться по-новому и именно по названию города.

Городами называются и убежища, тверди (refugia). Очень популярно у нас в литературе место «Повести» под 946 годом, трактующее о походе княгини Ольги на древлян: «Древляне же побегоша и затворишася в градех своих. Ольга же устремнся с сыном своим иа Искоростеньград, якотее бяху убили мужа ея, и ста около града с сыном своим, а деревляие затворишася в граде н боряхуся крепко из града, ведеху бо, яко сами убили князя и на что ся предати. И стоя Ольга лето, и не можашевзяти града, н умысли сице: посла ко граду, глаголющи: «Что хочете доседети? А вси гради ваши предашася мне, и ялися по дань, и делають нивы своя и земле своя; а вы хочете измерети гладом, не имучеся по дань».

Тут речь идет о древлянских градах, куда попряталось населе­ние Древлянской земли.иоградеИскоростене, жители которого раньше, до похода Ольги, убили ее мужа Игоря. Искоростень, стало быть, город с постоянным населением и в то же время хорошо укрепленный пункт, которого не могла взятьОльга силой.

Искоростень мы имеем все основания отнести к городам выше- рассмотренного типа, большинство прочих градов—это скорее всего города-убежнща, куда в виду опасвости скрывалось пого­ловно все население деревень.

Следует также внимательно отнестись н к поселениям, в ле­тописи называемым «местами». Княгиня Ольга в Новгородской земле брала на себя «ловшца», «знамения», «места» и «погосты». Под «местами» тут разумеются поселения, которые позднее стали называться посадами^[114] (ср. польск. miasto).

Городами назывались, как мы уже видели, также н укреплен­ные дворы-замки крупных землевладельцев-князей и бояр. Нам известны некоторые из ннх, хотя и не все они в источниках на­званы городами: Ольжичи, Вышгород, Изяславль, Предславиио, Берестово, Ракома, вероятно, Будятино и др. С) Вышгороде в «Повести временных лет» так и сказано, что это «Вользин град».

Возникновение подобных укрепленных усадеб-замков есть обычное явление в процессе феодализации общества, когда на месте уходящих.в прошлое укрепленных поселков родового общества возникали неукрепленные поселения, и тут же появля­лись укрепленные замки людей, властвовавших над массой насе­ления и нуждавшихся в укреплении своих жилищ в виду опас­ности и со стороны враждебного нм населения н со стороны своих соседей, таких же «буйных н гордых», как и они сами.

Но ни укрепленное убежище (refugium), ни укрепленный замок феодала («хоромы» «Русской Правды»), ни даже крепость, воздвигнутую для стоянки гарнизона в целях защиты государ­ственных границ, мы считать городом в экономическом и общест­венно-политическом значении термина не можем.

В этом последнем смысле город есть населенный пункт, •в котором сосредоточено промышленное и торговое население, в той или иной мере оторванное от земледелия. Такой город есть итог отделения «...промышленного н торгового труда от труда земледельческого...»², итог общественного разделения труда.

Для появления городов в подлинном смысле термина необ­ходимы соответствующие условия, которых не было и не могло быть при родовом строе.

«Противоположность между городом и деревней начинается вместе с переходом от варварства к цивилизации, от племенного строя к государству...»⁸

В городе «впервые сказалось разделение населения на два больших класса, непосредственно основанное на разделении труда и на орудиях производства. Город уже представляет собой факт концентрации населения, орудий производства, капитала, потребностей и способов их удовлетворения, между тем как в деревне мы наблюдаем диаметрально противоположный факт изолированности и разобщенности. Противоположность между городом и деревней может существовать только в рамках частной собственности». «Отделение города от деревни можно рассматри­вать также и как отделение капитала от земельной собственности, как начало независимого от земельной собственности суще­ствования и развития капитал?, т. е. собственности, основанной только на труде и обмене»^[115].

Само собой разумеется, что города возникают не вдруг. И это последнее обстоятельство в данном случае нам необходимо иметь в внду. Мы не должны смущаться, если в городе в период его возникновения встретим еще не совсем отрезанную от деревни пуповину, горожанина-ремесленника, еще не совсем порвавшего с землей, недавно кормившей его деда и отца. Но это уже н не деревня. Перед нами город в зародыше.

Только определив точно понятие города и сущность общест­венного процесса, ведущего к образованию города, мы можем пускаться в обследование наших источников.

Город мог появиться только при наличии частной собствен­ности, т. е. в классовом обществе. Родо-племенной строй ие знает городов в точном значении термина. Появление города обозначает разрушение родо-племенного строя.

Мы могли вндеть, как развивалось общество восточных сла­вян, как появлялся у них институт частной собственности и вместе с ним классы. Тем самым мы подготовлены к тому, чтобы признать при данных условиях образование городов на Руси явлением вполне закономерным.

Наши древнейшие источники знают города на Руси. «Повесть временных лет» о древнейших городах русских говорит, как о явлении обычном, хорошо всем известном, но, когда возникли эти города и что они собою представляли, мы из «Повести» узнаем очень мало. Только после археологического их исследования мы сможем решить эту задачу. Сейчас мы можем только сказать, что, поскольку эти города являлись политическими, военными и административными центрами, они должны были иметь по­стоянное население, конечно, прежде всего ремесленное и тор­говое. В какой степени оно успело порвать с земледелием, этот вопрос придется ставить особо.

Сейчас, после выхода в свет кинги Б. А. Рыбакова «Ремесло древней Руси», мы имеем право, опираясь на собранный автором обильный материал, уверенно говорить о том, что возникновение древнейших городов на Русн находит свое объяснение прежде всего в развитии ремесла, сбыта ремесленной продукции и, конечно, международной торговли, которую отрицать у нас пет никаких оснований.

Б. А. Рыбаков начинает исследование русского ремесла с IV ве­ка н. э., следит за его ростом в течение последующих веков и в VII—VIII веках уже находит эмбрион города. «Выделение реме­сла в таком случае, — пишет автор о разрастании укрепленных поселков, — было решающим фактором превращения большо­го поселка в город». За отсутствием точных данных о времени появления поселений городского типа в среднем Поднепровье Б. А. Рыбаков ссылается на косвенные показатели. Он указы­вает на наличие в среднем Поднепровье около больших поселений огромных кладбищ по 1000 н более курганов, что говорит о дли­тельности существования этих поселений и об их значительном населении

Исследование Б. А. Рыбакова дает нам прочную опору в поисках истоков древнерусского города.

Однако мы не должны забывать, что на столь огромной тер­ритории, занятой восточной ветвью славянства, развитие общества шло далеко не равномерно, что рядом с фактами прогрессивного характера продолжали жнть архаизмы, что очень значительные части этой территории отставали в своем развитии по сравнению с Поднепровьем и Поволховьем. Поэтому такой же закономер­ностью является сосуществование рядом с городами в подлинном смысле слова и убежищ, refugia, илн «твердей», которые, как мы внделн, в наших источниках тоже называются городами.

При благоприятных условиях refugia, точно так же как и усадьбы-замки, превращались в настоящие города.

В города превращались и те крестьянские поселения, которые лежали на удобных путях н становились торжнщамн.

Но город в смысле средоточия ремесел и торговли, какого бы происхождения он ни был, — возникал ли он из «града» — замка, вотчнны, крестьянского поселения, илн крепости, — всегда есть результат общественного разделения труда и является поселением с преобладающим населением ремесленного н тор­гового характера.

Вопрос о происхождении русских городов в нашей совет­ской литературе был впервые поставлен в 1939 г. С. В. Юшковым.

Свою задачу С. В. Юшков вндит в том, чтобы установить генетическую связь между городищами родового общества и городищами болыпесемейными, между городищами — укреплен­ными пунктами, «вокруг которых располагались открытые посе­ления», и городищами-убежищами. В своих наблюдениях над материалами о городах он пришел к выводу о наличии разного типа городов по их происхождению и отчасти их характеру. Автор отмечает: 1) города племенные, 2) города, «находящиеся в общей административной системе землн-княження», н 3) города собственные княжеские.

Население племенных городов С. В. Юшков предположительно (за отсутствием точных данных) характеризует следующим обра­зом: «в так называемых племенных городах концентрировались племенные власти, князь, его дружина, «нарочитые люди» — племенная старшина. Поскольку племенной город был центром всей территории, занятой племенем, естественно думать, что в племенном городе, как наиболее населенном и лучше защищен­ном, оседали скорее чем где-лнбо ремесленннкн и торговцы»^[116]. «Племенные города» С. В. Юшкова вызывают у меня сомнения: если в племени появились города, то это значит, что племени как такового уже не существует. Стало быть, и «племенных городов» как особого типа городов как будто быть не может.

Разницу между городами собственно княжескими и городами, «находящимися в общей административной системе», С. В. Юшков определяет следующим образом: города этой последней группы, «города, вновь организуемые князьями, это феодальные центры, «бурги», вокруг и под охраной которых с течением вре­мени стало жить городское — торговое н ремесленное населе­ние. В этом городе основной силой были местные феодалы, имев­шие там дворы. Таким образом город был опорным пунктом феодального властвования. Но собственные /сняжеские города были еще в большей степени феодальными центрами, чем. горо­да, входившие в общую административную систему. Нам ду­мается, что этн города были центрами, где сосредоточивалось не только военно-адмннистративное, но и административно- хозяйственное управление князей.

К ннм тяготели непосредственно княжеские волости и села. Можно думать, что в городе находились склады продуктов, получаемых с княжеского хозяйства». Жители этнх горо­дов ' «с самого начала были людьми князя, а не «подданными». Княжеские города были опорными пунктами в деле постепенного освоения территории, которая примыкала к городу, а также в деле организации на этой территория сел и других угодий...»

Эти города тоже организуются князьями. «Возникнове­ние собственных княжеских городов, несомненно, имело весь­ма крупное значение для роста княжеского землевладения, княжеского домена»^а.

Нетрудно заметить, что главную разницу между последними двумя тйпами городов С. В. Юшков виднт в том, что одии нахо­дятся в домениальной собственности киязя, другие находятся в зависимости от него как носителя верховной власти.

С. В. Юшков совершенно точно отметил факты возникновения городов, подчеркнул наличие городов собственных княжеских (я бы прибавил сюда и епископских и, весьма вероятно, бояр­ских), по своему правовому положению отличающихся от городов не собственных княжеских, указывал на связь городов с окру­жающими их сельскими районами³, внимательно остановился на военном, финансово-административном и судебном значении го­родских центров.

В 1946 г. вышло большое специальное исследование М. Н. Тихомирова «Древнерусские города», где дана характе­ристика внутреннего строя городов, изучена борьба горожан за свои привилегии, показано значение городов в истории рус­ской культуры. Тут же автор посвящает главу и вопросу, в данный момент меня особенно интересующему, вопросу о про­исхождении русских городов.

Справедливо критикуя теорию возникновения городов В. О. Ключевского и упрекая меня в том, что я в своей книге «Киевская Русь» не касался этого сюжета (я действительно мало касался этого предмета), М. Н. Тихомиров выдвигает свое реше­ние проблемы. Ои указывает на то, что конец X и начало XI века есть переломный момент в истории русских городов. В это время они обрастают посадами и становятся средоточенйем торгового и ремесленного населения«Конечно, — пишет автор, — водные пути способствовали возвышению отдельных городов над дру­гими, но не они вызвали появление городов, а тем более создание вокруг них ремесленно-торговых посадов»^[117]. В борьбе с теорией Ключевского о доминирующем значении торговли в докиевской и Киевской Руси М. Н. Тихомиров настаивает на том, что тор­говля для образования городов имела лишь «вторичное значение».

Совершенно правильно определяя сущность городов «как постоянных населенных пунктов, сделавшихся центрами ремесла и торговли»^[118], М. Н. Тихомиров в параграфе «Причины возникно­вения городов» под свое определение города подводит, собственно говоря, только городские посады или иначе предгородья, а под термином «город» разумеет как будто только укрепленные пункты, хотя и «с постоянным населением».

«Земледелие было одной нз предпосылок к созданию городов с постоянным населением. Развитие ремесла приводило к созда­нию городских посадов» ^[119], — говорит он, строго различая понятия «город» и «посад».

Последняя часть этого положения М. Н. Тихомирова не вызывает никаких сомнений н не требует никаких комментариев, что же касается первой, то здесь, как мне представляется, необ­ходимо разъяснить мысль автора его же собственными сообра­жениями. «Города (не посады. — Б. Г.) теснятся друг к другу там, где имеется более плотное сельское население»^[120]. Автор здесь совершенно правильно подчеркивает, что плотность сельского населения зависит от успехов земледелия.

С другой стороны, спрос сельского населения на ремесленную продукцию обусловливает появление городского посада. «Если бы не было постоянного спроса на ремесленные изделия в сосед­ней округе — пишет М. Н. Тихомиров, — городской посад не- мог бы развиться»^[121].

Если я правильно понимаю основную мысль автора, земле­делие только посредственно оказывает воздействие на разви­тие городских посадов, прямой связи с их возникновением оно не имеет. В построении М.'Н. Тихомирова для меня важны его выводы относительно городских посадов, так как только «город­ской посад» и есть город в том понимании термина, каким я ста­раюсь оперировать в данной главе.

В своей книге «Ремесло древней Руси» Б. А. Рыбаков не только раскрывает перед нами историю ремесла как «решающего фак­тора превращения большого поселка в город», но и дает свои соображения о происхождении городов на Руси.

По его мнению, города возникают или из больших поселков, или из боярской или княжеской усадьбы. Примеры первого автор видит в Сарском городище, второго — в городе Холме Галицком.

Что касается времени появления городов иа Руси, то автор, ссылаясь на М. И. Артамонова, говорит о VIII веке (для южного лесостепного пространства). Для среднего Приднепровья возник­новение городов он относит «к значительно более раннему вре­мени», но прибавляет, что для такого утверждения «твердых оснований» нет. Имеются лишь соображения косвенные. «К сожа­лению, — заключает этот отдел автор, — археологические работы по детальному изучению ранних поселений Среднего Днепра только начаты и не дали пока никаких ощутительных резуль­татов» ^[122].

Нам остается, стало быть, ждать продолжения начатых работ.

Была еще одна попытка подойти к этому вопросу, но, на мой взгляд, совсем неудачная. Оиа принадлежит П. П. Смирнову^[123]. Автор сделал попытку классификации древнерусских городов и в то же время периодизации их истории. Три типа городов, по его мнению, существовало на Руси: 1) своеземческие города, 2) владельческие — холопьи, 3) «новые» владельческие. «Свое- земческий» город возникает из поселения свободных людей на принадлежащей им же территории; холопий — из поселения «несвободной челяди на территории несвободной, принадле­жащей владельцу или обращавшейся в таковую в силу поселения на ней рабов»; третий тнп города образуется нз «поселка сво­бодного населения на несвободной владельческой земле». Это города-слободы, преемниками коих явились позднейшие города XVI—XVII веков.

Принцип, положенный в основу этой классификации, не может быть признан правильным. Автор классифицирует города по двум признакам: 1) юридического положения земли, на которой воз­никает город (земля, находящаяся и не находящаяся в собствен­ности частного лица) и 2) юридического положения городского населения (рабы или свободные). Если первый признак может быть учтен при изучении истории городов, то второй абсолютно произволен, потому что городов, где население состояло бы только из рабов, вообще не было.

Более ранних мнений о происхождении городов на Руси в нашей исторической литературе я сейчас не касаюсь. В книге М. Н. Тихомирова читатель найдет более подробную историо­графию вопроса.

Сейчас я не ставлю перед собой задачи изучения древнерус­ского города, задачи, уже в значительной мере выполненной М. Н. Тихомировым.

Я хочу показать, что докиевская Русь находилась на таком уровне общественного развития, что появление города как средо­точия ремесла и торговли, а иногда и административного центра было вполне закономерным. Мне хочется показать, что город возник нз потребностей экономической и общественной жизни русского народа, и тем самым возразить П. Н. Милюкову, по­лагавшему, что Русь развивалась особыми путями, идущими враз­рез с путями, по которому шло развитие европейского Запада. Не отрицая, что город был нужен «правительству», я никак не могу считать верной мысль П. Н. Милюкова о том, что «раньше, чем город стал нужен населению, он понадобился правительству»^[124].

Так же решительно я считаю необходимым возражать и М. Н. Покровскому, утверждавшему, что «города «великого водного пути» времен Олега и Игоря были просто стоянками купцов-разбойников, гораздо теснее связанными с теми загра­ничными рынками, куда эти купцы поставляли товар, нежели с окрестной страной, по отношению к которой городское насе­ление было типичным паразитом»^[125].

Если города появились среди какого-либо племени, это зна­чит, что племенной строй либо совсем рухиул, либо находится в состоянии разрушения, пошедшем далеко вперед, Если кня­жеский замок населен лишь феодально зависимыми от него его людьми и не успел обрасти ремесленным и торговым населением, не успел отделиться от деревни, — это еще не город, а лишь укреп­ленный пункт, центр властвования феодала над своей сеньерией. Если по инициативе власти для защиты государственной границы поставлена крепость и введен туда гарнизон, — это еще не город, городом он станет тогда, когда вокруг крепости или в ней самой начнется новая жизнь, когда сюда, как было в городе Холме, начнут отовсюду стекаться изо дня в день мастера и подмастерья, «седелницн н лучници, и тулници, и кузнице железу и меди и сребру»¹, когда их продукция станет товаром.

Теоретически здесь все ясно. Но решить задачу применительно к древней Руси на прочном основании источников совсем ие просто.

Письменные источники дают нам слишком мало. Разрешить задачу может только археология. Нужно отдать справедливость, наши археологи уже сделали немало. С каждым годом наша наука обогащается новыми дениыМи материалами. Но, самое главное, археологи с "полной очевидностью показали, что оии в данном вопросе могут вывести историческую науку из трудного поло­жения.

В свете новых археологических открытий по-новому начи­нают звучать и наши скудные письменные источники.

Сколько раз исследователи проходили мимо таких замечаний «Повести временных лет», как, например, сообщение о том, что «первни насельници» в Новгороде — словене, Полотьске — кри­вичи, в Ростове — меря, в Белоозере — весь или: «Дулеби живяху по Бугу, где ныне волыняне».

А ведь совершенно ясно, что тут разумеются две эпохи: одна очень старая, другая новая, современная летописцу или, вернее, близкая летописцу по народным преданиям.

Археологи конкретизируют эти рассуждения летописца и дают нам ключ к пониманию подлинного течения древнерусской общественной жизни.

Даже сейчас, когда работа археологов по этому вопросу только успешно начата, мы уже можем определить время возникновения некоторых городов и частично определить нх характер.

Едва ли не наиболее яркие показатели дают раскопки Ладоги (1935—1947).

В. И. Равдоникас, ведший эти раскопки, об их результатах выражается, как «о совершенно новой странице в истории куль­туры восточных славян». И мне думается, что он совершенно прав.

Уже в первый период этих раскопок, когда вскрыт был первый подземный слой, сохранивший астатки города IX—X веков, было обнаружено наличие под этим слоем другого, более древнего слоя, сейчас относимого к VII—VIII векам.

В этой толще культурного слоя раскрыты деревянные дома площадью от 50 до 100 кв. м, построенные из огромных бревен до 10—12 м длины и до 0,6 м в поперечнике, с печыо, занимающей центральное положение в доме. Насколько важно это-открытие, мы можем понять из сравнения этих построек с более поздни­ми IX—X веков, где дома, как правило, занимают площадь

¹ Ипатьевская летопись, стр. 568.

• 105

от 3,7 X 3,9 м до 5,5 X 6 л (средняя длина квадратной пост­ройки 4,5—5 м).

Столь большая разница в площадях жилых домов между VII и X веками, конечно, должна иметь свои причины.

Ясно, что в домике от 15 до 30 кв. м могла жить сравнительно небольшая семья человек в 5—6, в помещении в 100 кв. м могло обитать, при условии той же неприхотливости, человек около 20, а может быть, и больше. Очевидно, перед нами так называемая большая семья, члены которой перечислены в ст. 1 древнейшей части Краткой «Русской Правды» («Убьеть мужь мужа, то мьстнть брату брата, или сынови отца, любо отцю сына, нли братучаду, любо сестрину сынови»)^[126]. Эта семья жила коллективной жизнью, иа что указывает наличие одной печи, одного очага, в зимние стужи обогревающего всех членов семьи, которая тут же, оче­видно, и готовила себе пищу.

На коллективность хозяйства семьи указывают и крупные размеры хозяйственных пристроек. Скотные дворы — загоны («забои» «Русской Правды»), окруженные стеикой из плетня, занимают площадь до 60 кв. м, т. е. тут могли стоять десятки голов скота. Замечательно, что в хлевах можно наблюдать сек­ционные деления: отдельные помещения для молодняка или для разного внда скота. (Ср. конь, кобыла, корова, третьяк, лонь- щина, теля, яря, боран Краткой «Русской Правды», ст. 28 и более расширенный перечень в ст. 45 Пространной «Русской Правды».)

Амбары до 25—30 кв. м, предназначаемые для хранения запа^ сов, говорят о значительности этих запасов.

Среди запасов на первом месте стоит зерно. Больше всего здесь проса, попадается ячмень. Как было уже указано, в этом же слое VII века найден железный сошник, свидетельствующий о пашенном земледелии в районе Ладоги.

Встречаются конопля и лен. Последние представлены главным образом в изделиях, вырабатываемых на месте: найдены деревян: иые трепалки и части ткацкого станка.

Скот — не только рабочий или мясной, но и молочный (най­дены деревянные мутовки).

Сельское хозяйство сочетается с домашней промышленностью (лепка от руки, деревянные изделия, резьба по кости, ткачест­во и др.).

Все это пока говорит об обычном крестьянском хозяйстве. И может получиться впечатление, что перед нами ие городского типа поселение, а деревня.

Но от такого поспешного вывода нас предостерегают иные дан­ные, ясно говорящие, что перед нами скорее город, чем деревня (ко­нечно, город, еще не окончательно оторвавшийся от деревенского строя жизнн). Мы здесь имеем явные признаки ремесла и торговли.

Найдены льячкн, тигли, литейные формы. Одна из литейных форм совершенно замечательная — двусторонняя из литограф­ского камня для отливки подвесок и лунниц типов VII века, известных в Киевщине. Найдены материалы, необходимые для металлического и ювелирного производства, — необработанный металл, золотая проволока, бруски меди.

Все это несомненные признаки ремесла. Изделия ремеслен­ников тоже представлены неплохо: золотые изделия, цепочки, височные кольца кривичского типа, янтарные изделия.

Имеются явные указания на сбыт продукции ладожских ремесленников. О торговле говорят также находки восточных монет VI—VII веков.

Нельзя забывать, что раскопана только незначительная часть Ладоги и что раскопанное место является не центром поселения, а его окраиной.

Можно с уверенностью говорить, что чем больше будет вскры­ваться слой Ладоги VII века, чем больше будет поступать мате­риалов в руки исследователя, тем больше будет подтверждаться вывод В. И. Равдоникаса о том, что мы имеем здесь дело с посе­лением городского типа илн по крайней мере, как еще осторожнее выражается тот же автор, с «поселением, превращающимся в город» уже в это время.

Очень важна и другая сторона наблюдений В. И. Равдоникаса. Он решительно утверждает, что Ладога не варяжское, как утвер­ждали норманисты, а славянское поселение и именно кривич­ское. За правильность такого заключения говорят следующие соображения: во-первых, сходство керамики с керамикой верх­него Днепра, височные кольца кривичского типа, характер дере­вянных построек; во-вторых, для варягов VII век — вообще слиш­ком раннее время: они появились в Европе двумя веками позже^[127]. К X веку Ладога уже значительный город, с уличной планировкой домов, достаточно развитыми ремеслом и торговлей. Триста лет в жизни Ладоги не прошли бесследно.

Ладога не единственный город этой поры. Несомненно и Киев в это время уже находился приблизительно в таком же положе­нии. Археологические исследования показали, что Киев не как поселение, а как город относится приблизительно к VIII ве­ку. На территории города были обнаружены следы трех сла­вянских поселений VIII—IX веков. Одно из них занимало господствующую над Днепром гору. Ее северный край был защищен валом и рвом, за которым лежали курганы языче­ского некрополя⁸.

В Киеве X века характерны вскрытые археологами ремес­ленные мастерские. Город в это время несомненно был уже боль­шим ремесленным центром. Археолог Хвойка открыл здесь мастерскую стеклянных браслетов, где обнаружены куски заготовленного стекла, тигли, куски испорченных прн изготов­лении браслетов и другие столь же несомненные признаки мест­ного производства. Было в Кневе много и других разнородных мастерских

Недавние раскопки в Киеве и Киселевке показали, что город Киев имеет длительную предшествующую историю, идущую корнями в трипольское время^[128].

Как Киев переживал переходное от земледельческого поселе­ния к городу время, мы не знаем, но что эта эволюция происхо­дила и что к VIII веку мы можем говорить о Киеве-городе, в этом археологи не сомневаются. Во всяком случае арабский географ Джайхани называет Куяву городом, конечно, по аналогии с городами Средней Азии.

А. В. Арциховский останавливает свое внимание на значи­тельном количестве находимых во время раскопок Киева монет: до XI века — арабских, с XI Еека — германских, английских и русских. «Закономерность в этой смене восточных монет запад­ными и западных — слитками, — пишет тот же автор,—строг гая, но непонятная» ^s.

Не беру на себя решения этой задачи в целом, но ходу выска-* зать свои соображения. Огромное число восточных монет VII—X веков на территории СССР говорит о всем известном, но, к сожа­лению, ие всегда учитываемом при более широких построениях, факте — об оживленном торговом общении восточных стран с докиевскою Русью, о торговле, не меновой, а ведшейся на деньги. В связи с «серебряным кризисом» в среднеазиатских го­сударствах, обнаружившимся уже во второй половине X века, и с оживлением связей Руси с западноевропейскими странами стоит прекращение притока на Русь восточных монет и наплыв монет западных. В это же время появляется и своя собственная русская монета, просуществовавшая, как совершенно точно от­мечают археологи, недолго. Объяснение этому явлению, мие кажется, надо искать в факте феодального расчленения Древне­русского государства на ряд сравнительно мелких княжеств, каждому из коих заводить свою монету было и не по силам и едва ли нужно: слитки серебра, легко дробившиеся на более мелкие весовые части, были вполне удобным и универсальным средством торгового общения во всей Руси, независимо от поли­тического ее раздробления.

Если в мои предположения и будут внесены поправки, то абсолютно достоверный факт раннего торгового общения с Восто­ком мы в рассматриваемом вопросе о происхождении городов иа Русн ие можем обойти молчанием. Эта торговля с Востоком должна способствовать появлению на Руси складочных мест товаров, пунктов обмена. (Едва ли восточные купцы могли сами объезжать нашу огромную страну в поисках нужных им товаров.) Конечно, такие торжища должны были возникать в местах наиболее насе­ленных и на проложенных путях.

Киев несомненно был одним из таких пунктов. Город Куява хорошо известен восточным купцам. Арабские географы ее хо­рошо знают и подчеркивают, что Куява ведет торговлю с другими народами и охотно допускает к себе иноземных купцов, в том числе, конечно, и восточных. Это сообщение принадлежит араб­скому географу Джайхани, писавшему в начале X века, но по более ранним источникам. Сообщение это относится во всяком случае ко времени до образования Древнерусского государ­ства, так как Русь здесь представлена в виде трех государств (Куявия, Славия, Артания).

Несомненно, древним городом был и Смоленск. Точных дан­ных о времени возникновения города пока в нашем распоря­жении нет. Отзыв тверского летописца под 865 г. о том, что Смоленск в IX веке был «вельми крепок и мног людьми», в то время как Киев представлялся Аскольду и Диру «градком ма­лым», требует большой и серьезной проверки. Однако уже сей­час мы можем говорить о Смоленске языческой поры, как о го­роде, отложившем самую большую в мире курганную группу (около 3000). Ее раскопки показали, что в X веке мы имеем здесь дело с на­селением военным, торговым и ремесленным. Что же касается бо­лее раннего периода, то о нем пока мы можем судить только по от­дельным намекам. Арабские и среднеазиатские диргемы начала X века говорят о торговых связях Смоленска с Востоком. Обилие же­лезных и гончарных изделий свидетельствует не только о широком производстве этих предметов, но и о том, что это производство началось здесь не со вчерашнего дня. Однако орудий производ­ства в этих курганах до сих пор не обнаружено^[129].

До сих пор не решен вопрос о месте нахождения древнего Смоленска. Поэтому еще не настало время подводить какие-либо окончательные итоги о начале города и о его характере.

Раскопки города Полоцка, начатые А. Н. Лявдапским, уже сейчас позволяют говорить о поселении городского типа VIII—IX веков, Тот Же автор, исследовавший древности го­рода Витебска, относит и этот город к тому же приблизительно времени

То же необходимо сказать и относительно Пскова. Его возник­новение относится, судя по археологическим данным,' тоже приблизительно к VIII веку⁸.

Все это говорит о начавшемся процессе возникновения го­родов на Руси до IX века. Но этого мало. Нам важно зиать, что представляли собою эти древние поселения городского типа.

Принимая упрек М. Н. Тихомирова в том, что я, отметив наличие городов на Руси до IX века, «ни одним словом не объяс­нил, какой характер имели эти древние города, существовавшие, что совершенно правильно, еще до прихода варягов», я должен сознаться, что лишен возможности дать требуемое от меня «объяснение». Для этого еще не настало время. Объяснение несомненно дадут археологические материалы, которых до сих пор собрано еще недостаточно.

Раскопки В. И. Равдоникаса древнейших слоев Ладоги до некоторой степени позволяют суднть о характере этого города VII—VIII веков. Но, как уже говорилось выше, территория города раскопана далеко не вся, исследована только небольшая часть его окраины, хотя и этот уже добытый здесь материал ра­скрывает перед нами широкие возможности.

А пока этого еще нет, мы вынуждены довольствоваться лишь скудными данными, позволяющими делать очень осторожные выводы.

Мы можем утверждать, что:

1. Города стали появляться на Руси, так же как и в других странах, уже в классовом обществе, что, учитывая разнообразие условий и степени общественного развития, падает в различных частях огромной территории на VII—XI века. (В некоторых менее развитых районах, занятых вятичами, родовые отношения дожили до X—XI веков.)

2. В более прогрессивных участках Руси процесс вызревания городов падает на VII—VIII века.

3. Независимо от типов поселений, из которых вырастает город (типы этн разнообразны), город всегда является поселением, оторванным от деревни, противоположен деревне, покоится на базе «собственности, основанной на труде и обмене», иначе на ремесленном производстве и торговле.

4. Древнейшие слои Ладоги VII—VIII веков дают иам воз­можность понять характер древнерусского города, где еще не произошло полного отделения от сельского хозяйства, где еще живет большая семья, ио уже имеются признаки производства не только на заказ, но и на сбыт.

5. Можно с некоторой уверенностью утверждать, что и другие города, существовавшие в IX веке и возникшие, конечно, раньше, были похожи по своему строю на город Ладогу.

Все, что мы знаем о состоянии общества «докиевского периода», не только не противоречит нашим представлениям (по неизбеж­ности скудным) о времени происхождения и характере древней­ших русских городов, но находится в прямой логической и фак­тической связи.