Композиция романа «Герой нашего времени»

Роман «Герой нашего времени» – первый в русской литературе психологический роман, и один из совершенных образцов этого жанра. Психологический анализ характера главного героя осуществляется в сложном композиционном построении романа, композиция которого причудлива нарушением хронологической последовательности основных его частей. В романе «Герой нашего времени» композиция и стиль подчинены одной задаче: как можно глубже и всесторонне раскрыть образ героя своего времени, проследить историю его внутренней жизни, так как «история души человеческой, - как заявляет автор в Предисловии к «Журналу Печорина», - хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно… когда она… писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление». Следовательно, композиция этого романа является одной из важнейших его художественных особенностей.

По истинной хронологии повести должны были располагаться следующим образом: «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист», «Бэла», «Максим Максимыч», Предисловие к «Журналу Печорина». Лермонтов ломает порядок событий и рассказывает о них не в хронологической последовательности: «Бэла», «Максим Максимыч», Предисловие к «Журналу Печорина», «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист». Такое расположение частей романа, нарушающее хронологический порядок, усиливает сюжетное напряжение, дает возможность максимально заинтересовать читателя Печориным и его судьбой, постепенно раскрывая во всей противоречивости и сложности его характер.

Повествование ведется от имени трех рассказчиков: некоего странствующего офицера, штабс-капитана Максима Максимыча и, наконец, самого Григория Александровича Печорина. Автор прибегнул к этому приему, чтобы осветить события и характер главного героя с разных точек зрения, и как можно полнее. У Лермонтова это не просто три рассказчика, а три типа рассказчика: сторонний наблюдатель происходящего, второстепенный персонаж и участник событий, а также сам главный герой. Над всеми тремя главенствует создатель всего произведения – автор. Нам представлены не просто три точки зрения, а три уровня постижения характера, психологического раскрытия натуры «героя времени», три меры постижения сложного внутреннего мира незаурядной индивидуальности. Присутствие трех типов рассказчиков, их расположение в ходе повествования тесно увязывается с общей композицией романа, определяет и хронологическую перестановку событий, одновременно находясь в сложной зависимости от такой перестановки.

В повести «Бэла» начинает рассказ о Печорине Максим Максимыч: «Славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут, - а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнет, уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один; бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвежь от смеха… Да-с, с большими был странностями».

Лермонтов избегает местных, диалектных или кавказских иноязычных слов, намеренно пользуясь общелитературной лексикой. Простота и точность лермонтовского прозаического языка вырабатывались под прямым воздействием прозы Пушкина.

Центральным в повести «Бэла» является рассказ Максима Максимыча, включенный в записки странствующего офицера. Вложив рассказ об истории Печорина и Бэлы в уста старого кавказца Максима Максимыча, Лермонтов оттенил трагическую опустошенность Печорина и вместе с тем противопоставил ему цельный характер русского человека.

В следующей повести «Максим Максимыч» штабс-капитан превращается в действующее лицо. Повествование продолжается от имени автора романа. Здесь единственный раз по всей книге автор встречается с героем, Печориным. Это необходимо для того, чтобы реалистически мотивировать детальный психологический портрет Печорина, включенный во вторую повесть. Введение в ткань романа второго рассказчика корректирует фокус изображения. Если Максим Максимыч рассматривает события как бы в перевернутый бинокль, так что все в поле его зрения, но все слишком общо, то офицер-рассказчик приближает изображение, переводит его с общего плана на более укрупненный. Однако у него как у рассказчика есть недостаток в сравнении со штабс-капитаном: он слишком мало знает, довольствуясь лишь мимоходными наблюдениями. Вторая повесть поэтому в основном подтверждает впечатление, вынесенное после знакомства с началом романа: Печорин слишком равнодушен к людям, иначе своей холодностью не оскорбил бы Максима Максимыча, столь преданного дружбе с ним.

Не только к Максиму Максимычу равнодушен Печорин, но и к самому себе, отдавая Журнал штабс-капитану. Рассказчик, наблюдая за внешность Печорина, отмечает: «… о глазах его я должен сказать еще несколько слов. Во-первых, они не смеялись, когда смеялся он! Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если бы не был столь равнодушно спокоен». Во второй повести автор как бы подготавливает читателя к дальнейшему «Журналу Печорина», потому что он узнает, каким образом в руки автора попали записки Печорина.

Вторая повесть способна раздразнить воображение читателя: что же истинного в Печорине – злой ли нрав или глубокая постоянная грусть? Только после этого, возбудив пытливый интерес к столь необычному характеру, заставив читателя, отыскивающего ответ, быть внимательным ко всякой подробности дальнейшего рассказа, автор меняет рассказчика, давая слово самому центральному персонажу: как рассказчик он имеет несомненные преимущества перед двумя своими предшественниками, так не просто знает о себе более других, но и способен осмыслить свои поступки, побуждения, эмоции, тончайшие движения души – как редко кто это умеет. В самоанализе – сила и слабость Печорина, отсюда его превосходство над людьми и в этом одна из причин его скептицизма, разочарованности.

В Предисловии к «Журналу Печорина» автор сообщает то, чего не мог сообщить сам Печорин: Печорин умер, возвращаясь из путешествия в Персию. Так обосновывается право автора на публикацию «Журнала Печорина», состоящего из трех повестей: «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист».

«Тамань» – остросюжетная повесть. В этой повести все объясняется и развязывается самым обычным и прозаическим образом, хотя первоначально воспринимается Печориным несколько романтически и подлинно поэтически, что неудивительно: Печорин попадает в непривычную и в нетипичную для дворянского героя обстановку. Ему кажется загадкой бедная хата с ее неприветливыми обитателями на высоком обрыве у Черного моря. И Печорин вторгается в эту непонятную ему, странную жизнь контрабандистов, «как камень, брошенный в гладкий источник» и «едва сам не пошел ко дну». Грустно-ироническое восклицание Печорина подводит правдивый и горький итог всему происшествию: «Да и какое мне дело до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..».

Вторая поветь, входящая в «Журнал Печорина» «Княжна Мери», разрабатывает тему героя времени в окружении «водяного общества», в окружении которого и в столкновении с ко­торым показан Печорин.

В повести «Княжна Мери» Печорин выступает перед читателем не только как мемуарист-рассказчик, но и как автор дневника, журнала, в котором точно фиксируются его размышле­ния и впечатления. Это позволяет Лермонтову с боль­шой глубиной раскрыть внутренний мир своего героя. Дневник Печорина открывается записью, сделанной 11 мая, на другой день после приезда в Пятигорск. Под­робные описания последующих событий составляют как бы первую, «пятигорскую» часть повести. Запись от 10 июня открывает вторую, «кисловодскую» часть его дневника. Во второй части события развиваются стре­мительнее, последовательно подводя к кульминации по­вести и всего романа — к дуэли Печорина с Грушницким. За дуэль с Грушницким Печорин попадает в крепость к Максиму Максимычу. Этим и заканчивается повесть. Таким образом, все события «Княжны Мери» укла­дываются в срок немногим больший, чем полтора ме­сяца. Но повествование об этих немногих днях дает возможность Лермонтову с исключительной глубиной и полнотой раскрыть изнутри противоречивый образ Пе­чорина.

Именно в «Княжне Мери» наиболее глубоко пока­заны безысходное отчаяние, трагическая безнадежность Печорина, умного и даровитого человека, искалеченного средой и воспитанием.

Прошлое Печорина в пределах «Героя нашего времени» мало интересует Лермонтова. Автор почти не занят вопросом о становлении своего героя. Лермонтов не считает даже нужным сообщить читателю, что делал Печорин в Петербурге в продолжение пяти лет, прошедших после возвращения его с Кавказа и до нового появления во Владикавказе («Максим Максимыч») по пути в Персию. Все внимание Лермонтова об­ращено на раскрытие внутренней жизни своего героя.

Не только в русской, но и в мировой литературе Лер­монтов одним из первых овладел умением улавливать и изображать «психический процесс возникновения мыс­лей», как выразился Чернышевский в статье о ранних по­вестях и рассказах Льва Толстого.

Печорин последовательно и убедительно раскры­вает в своем дневнике не только свои мысли и настрое­ния, но и духовный мир и душевный облик тех, с кем ему приходится встречаться. От его наблюдательности не ускользают ни интонации голоса собеседника, ни дви­жения его глаз, ни мимика. Каждое сказанное слово, каждый жест открывают Печорину душевное состояние собеседника. Печорин не только умен, но и наблюдате­лен и чуток. Этим объясняется его умение отлично раз­бираться в людях. Портретные характеристики в «Жур­нале Печорина» поражают своей глубиной и меткостью.

Природа и пейзаж в «Герое нашего времени», в осо­бенности в «Журнале Печорина», очень часто не только фон для человеческих переживаний. Пейзаж непосред­ственно проясняет состояние человека, а иногда контра­стно подчеркивает несоответствие переживаний героя и окружающей обстановки.

Первой же встрече Печорина с Верой предшествует грозовой, насыщенный электричеством пейзаж: «Стано­вилось жарко; белые мохнатые тучки быстро бежали от снеговых гор, обещая грозу; голова Машука дымилась, как загашенный факел; кругом него вились и ползали, как змеи, серые клочки облаков, задержанные в своем стремлении и будто зацепившиеся за колючий его ку­старник. Воздух был напоен электричеством».

Противоречивое состояние Печорина перед дуэлью характеризуется двойственностью образов и красок ут­реннего пейзажа окрестностей Кисловодска: «Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва вы­казалось из-за зеленых вершин, и слияние первой теп­лоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томленье».

Тот же прием контрастного освещения применен в описании горного пейзажа, окружавшего дуэлянтов, поднявшихся на вершину скалы: «Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчис­ленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою грома­дой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока, а подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не закружилась; там, внизу, казалось темно и холодно, как в гробе: мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи».

Печорин, умеющий точно определить каждую свою мысль, всякое душевное состояние, сдержанно и скупо сообщает о возвращении с поединка, на котором был убит Грушницкий. Краткое, выразительное описание природы раскрывает читателю тяжелое состояние Печо­рина: «Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели».

Последняя повесть «Журнала Печорина» - «Фаталист». Трагическая гибель Вулича как бы подготавливает читателя «Фаталиста» к не­избежной и близкой смерти Печорина, о которой автор уже сообщил в Предисловии к «Журналу Печорина».

В этой повести вопрос о судьбе и о предопреде­лении ставится Лермонтовым на совершенно реальном, даже бытовом материале. В идеалистической философской литературе, в рас­сказах, повестях и романах 20-х и в особенности 30-х годов, в период усилившейся европейской реакции, этому вопросу уделялось большое внимание. Ключом к идейному замыслу «Фаталиста» является монолог Печорина, объединяющий первую часть но­веллы со второй ее частью, в которой речь идет о смерти Вулича. Размышления Печорина в этом монологе как бы под­водят итог всему «Журналу Печорина» и даже роману «Герой нашего времени» в целом.

Именно в «Фаталисте» Печорин трезво и мужественно разглядел источник многих своих бед, узрел причину зла, но не природу соблазна: «В первой молодости я был мечтателем; я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? одна усталость, как после ночной битвы с привидениями, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге».