Во второй четверти XIX в. Россия оставалась крупным и сильным в военном отношении государством, способным эффективно решать свои внешне- политические задачи. В начальные годы правления Николая I военно-техническое отставание России от Западной Европы еще не было так заметно, как впоследствии. Русская армия была многочисленной и считалась одной из лучших в мире. Дипломатическая служба, возглавляемая реорганизованным МИД, была разветвленной и достаточно дееспособной.
Россия поддерживала активные дипломатические отношения со всеми странами Европы, рядом государств Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, Северо-Американскими Штатами, некоторыми бывшими колониями Испании и Португалии в Латинской Америке.
Внешняя политика России определялась ее национальными и геополитическими интересами, захватническими планами самодержавия. На ней сказывался и ход общего исторического развития, связанный с расширением национальных и освободительных движений, а также усилением колониальной экспансии капиталистических европейских государств. Огромное влияние на внешнюю политику России оказывали бурные революционные процессы в Западной Европе, направленные на окончательное уничтожение абсолютистских режимов.
|
|
Европейское направление определялось действовавшей Венской системой, закрепившей западную границу России, которая фактически полностью обеспечивала ее безопасность. Идея создания "буферной" Польши была рождена не капризом российских императоров, а событиями многовековой истории. Поэтому политика Николая I в Европе была направлена на сохранение полученных ранее территорий, укрепление новых границ, подчинение Польши и Прибалтики (в том числе и Финляндии) интересам российского государства. Борьба с революционной опасностью была вызвана не только идеологическими соображениями, но и необходимостью обеспечения европейской стабильности и сохранения неприкосновенности западной границы империи.
Во второй четверти XIX в. дружественными оставались политические отношения России с северными странами Европы. Большую роль играли ее связи со Швецией. Шведский король Карл XIV Юхан в целом поддерживал внешнеполитический курс России вплоть до предложения военной помощи в русско-турецкой войне 1828—1829 гг.
Если в силу исторических факторов (в первую очередь, затянувшихся наполеоновских войн) европейское направление в первой четверти XIX в. было основным для России, то в период царствования Николая I центральное место занял восточный вопрос — взаимоотношения с Османской империей и решение международных проблем, связанных с ее все углубляющимся ослаблением. Для России чрезвычайно важными задачами были укрепление своих позиций на Черноморском побережье и защита границ на юге страны. В экономическом и стратегическом отношениях Черное море приобретало для России все большее значение. В связи с этим важнейшей проблемой ее внешней политики было обеспечение наиболее благоприятного режима черноморских проливов — Босфора и Дарданелл. Свободный проход через них русских торговых судов способствовал экономическому развитию и процветанию огромных. южных районов государства. Недопущение в Черное море иностранных военных судов также было одной из задач российской дипломатии.
|
|
Во взаимоотношениях России с Османской империей все большее значение приобретал тот факт, что в составе Турции находились многие христианские и славянские народы Балканского полуострова. Еще с конца XVIII в. по Кючук-Кайнарджийскому (1774) и Ясскому (1791) мирным договорам Россия получила право покровительства этим народам против мусульманского угнетения. Этим правом Россия не могла пренебрегать, так как население Балкан видело в ней своего единственного защитника и спасителя, а русская общественность глубоко сопереживала своим братьям по вере и крови.
Еще одним направлением оставались взаимоотношения с Ираном, в которых особое место занимала проблема Закавказья (о взаимоотношениях с Персией и Османской империей по проблемам Кавказа см. главу 8: Россия и Кавказ в первой половине XIX в.). Николай I, вступив на престол, получил в наследство от Александра I Закавказье, а также де-юре присоединенный, но не покоренный Северный Кавказ. Европейские государства, особенно Великобритания, рассматривали русские приобретения на Кавказе в первой четверти XIX в. как незаконные. Поэтому императору Николаю I пришлось продолжить политику своего брата для укрепления русского господства на Кавказе. В его царствование этот вопрос был фактически решен.
Во второй четверти XIX в. большее значение, чем раньше, приобрели среднеазиатское и дальневосточное направления. Политику России на Дальнем Востоке в александровскую эпоху нельзя назвать активной. Граница с Цинским Китаем была неустойчивой, неопределенной, однако тогда это мало волновало русское правительство. К середине XIX в. в Петербурге созрело понимание необходимости проведения более активной политики в этом регионе, закрепления в устье Амура. Эту идею поддерживали ряд поли-
тических деятелей в центре, а также сибирская интеллигенция и купечество. Инициатором присоединения к России Приамурья выступал генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев-Амурский, получивший эту приставку к фамилии за свою эффективную деятельность на Дальнем Востоке и заключение Айгунского договора 1858 г. Колониальная политика западных держав по отношению к Цинской империи, "опиумная война" 1840—1842 гг. и подписание западными государствами неравноправных договоров с Китаем заставляли русское правительство уделять все большее внимание этому региону.
Средняя Азия в первой четверти XIX в. также мало занимала внимание российских дипломатов. Оренбургская укрепленная линия, отделявшая Россию от Малого и Среднего Жузов (Западный и Центральный Казахстан), вполне устраивала русское правительство. Во второй четверти XIX в. ситуация стала меняться. Россия начала активное изучение Средней Азии и подготовку своего продвижения в этот регион. Этому способствовало создание в 1819 г. Азиатского департамента МИД. Одна из военно-научных экспедиций была проведена в 1819 — 1820 гг. капитаном Н. Н. Муравьевым (будущий Муравьев-Карский). Бухару посетил горный инженер подполковник К. Ф. Бутенев.
|
|
К середине XIX в. в правящих кругах созрело понимание необходимости закрепления позиций России и в Средней Азии. Однако частичная неудача первого похода на Хиву, осуществленного в 1839 г. отрядом под командованием генерал-адъютанта В. А. Перовского, и сильное противодействие Великобритании затормозили этот процесс на долгие годы.
В целом,продолжая внешнеполитическую линию Александра I, Николай отличался от него как некоторыми внешнеполитическими воззрениями, так и методами решения международных проблем. В отечественной историографии сложилась точка зрения, что Николай не только поддерживал идею Священного союза, но и продолжал внешнюю политику в рамках этой организации. Однако фактически после смерти Александра I Священный союз как политическая система прекратил свое существование. Традиционно ориентируясь на Австрию и Пруссию, Николай в то же время занимал в отличие от своего брата более самостоятельную и гибкую позицию. Он был противником широких и помпезных международных конгрессов (за все годы своего правления не принял участия ни в одном из них), предпочитая двусторонние личные контакты с европейскими монархами и крупными политическими деятелями.
Основная идея Николая — необходимость борьбы с "революционной заразой" — во многом определяла его внешнеполитический курс в Европе и сужала поле для дипломатических маневров. Идеологизация внешней политики приобрела особый размах в ни-
колаевскую эпоху. Это фактически исключило Францию после революции 1830 г. из круга возможных союзников России. Вынужденный постоянно заниматься решением восточных проблем, Николай I колебался между политикой "status quo" — сохранения территориальной целостности Османской империи — и политикой раздела наследства "больного человека" (так в Европе рассматривали внутреннее состояние Турции) совместно с другими европейскими государствами. Однако идея создания общеславянской конфедерации (о чем мечтали некоторые политические деятели начала века) была для него чужда. Будучи русским националистом в лучшем смысле этого слова, он заботился прежде всего о могуществе России. Поддержка балканских народов осуществлялась лишь в той степени, которая отвечала интересам России.
|
|
В отношении присоединенных и покоренных народов он проводил сдержанную, дифференцированную политику, учитывал их национальные, религиозные и культурные особенности.
В первые десятилетия своего царствования Николай был дальновидным и расчетливым политиком, гибким дипломатом, умевшим занять решительную и твердую позицию по принципиальным вопросам. Нередко зарвавшиеся в своих претензиях к России западные политические деятели наталкивались на резкую отповедь и вынуждены были отступать. Однако в последние годы царствования (после подавления революций 1848—1849 гг.) Николай все больше утрачивал понимание политических реалий. Он возомнил себя арбитром Европы, необоснованно полагал, что Австрия и Англия полностью поддерживают его внешнеполитический курс, принимал решения, не соответствовавшие общей международной ситуации, внутри- и внешнеполитическому состоянию России, ее военному потенциалу.
Во время правления Николая во главе российского МИД продолжал оставаться Карл Васильевич Нессельроде, получивший чин вице-канцлера (с 1845 г. — канцлера) и графский титул. Как и в годы правления Александра I, главной целью внешней политики России он считал решительное противодействие европейскому революционному движению. Для этого он пытался реанимировать Священный союз, а также активно способствовал русско-австрийскому и русско-прусскому сближению. В 1849 г. он поддержал интервенцию против венгерской революции. Накануне Крымской войны он не смог верно оценить внешнеполитические позиции европейских государств. В результате Россия оказалась в международной изоляции. Будучи министром Николая I, проявлял большую осторожность, чем император, пытался избегать конфликтных ситуаций с европейскими державами. В отечественной историографии существуют споры о степени влияния Нессельроде на внешнеполитический курс России. Преобладает точка зрения о его несамостоятельности, полной зависимости от взглядов императора и сильного влияния на него австрийского канцлера К. Меттерниха. После за-
ключения Парижского мирного договора 1856 г. Нессельроде был уволен в отставку.
На выработку и осуществление внешнеполитического курса России оказывали влияние военный министр А. И. Чернышев (1832— 1852), министр финансов Е. Ф. Канкрин (1823—1844), приближенные к Николаю I генерал-адъютанты. Хотя они не были кадровыми дипломатами, но в условиях военно-бюрократической николаевской системы нередко выполняли важные дипломатические миссии. По поручению императора А. Ф. Орлов осуществлял связи с европейскими правительствами во время революций 1830 г., подписал Ункяр-Искелесийский договор 1833 г., в 1856 г. возглавлял русскую делегацию на Парижском мирном конгрессе. А. С. Меншиков, морской министр (1836—1856), возглавлял в 1853 г. чрезвычайное посольство в Константинополь. Н. Н. Муравьев (Карский) в 1833 и 1838_1839 гг. осуществлял специальные миссии в Константинополь и Александрию. Будучи наместником Кавказа, в 1855 г. (после взятия крепости Каре) он вел переговоры с турецкими представителями по пограничным вопросам. Непосредственное влияние на Николая I оказывал его личный друг граф, генерал-фельдмаршал И. Ф. Паскевич, занимавший посты наместника на Кавказе, а затем — в Польше.
Во второй четверти XIX в. внешняя политика в России по-прежнему имела закрытый характер. Общественность и пресса не оказывали на нее влияния. Все важнейшие решения принимал император. Внешнеполитические вопросы обсуждались в Секретных комитетах и на совещаниях, участников которых назначал сам Николай I.
Несмотря на эффективность русской дипломатической службы, в эпоху Николая ей были присущи серьезные просчеты и непростительные ошибки. В первую очередь, это было вызвано тем, что дипломаты, возглавлявшие важнейшие русские представительства (в большинстве иностранцы), заботясь о личной карьере и желая польстить Николаю, часто грешили в своих донесениях против истины, выдавали желаемое за действительность и создавали в Петербурге неправильное представление о международной ситуации. Этим "прославился" многолетний посол в Лондоне Ф. И. Бруннов. Его донесения в 40-х годах и особенно накануне Крымской войны фальсифицировали позицию Великобритании и в значительной степени дезориентировали русское правительство.