Иррационализм и волюнтаризм философии Ф. Ницше

 

В творческой деятельности немецкого философа Фридриха Ницше (1844 — 1900) принято выделять три периода. К первому периоду (1870—1876) относятся работы по греческой культуре: «Рождение трагедии из духа музыки», «Философия в трагичес­кую эпоху Греции», «Несвоевременные размышления». В этот период в поисках идеала Ницше обращается к мифологии Древ­ней Греции. Он вводит понятия двух противоборствующих начал бытия и культуры: дионисийского — темного, хаотичного, ир­рационального и аполлоновского — просветленного, рациональ­ного, гармоничного¹. И хотя идеал искусства Ницше видел в определенном равновесии двух начал, однако во всем его твор­честве преобладает дионисийское начало. Дионисийство как из­начально жизненное лежит в основе бытия, его стихийного ста­новления. В произведениях второго периода (1876—1882) — «Человеческое, слишком человеческое», «Утренняя заря», «Ве­селая наука» — Ницше выступает как философ-скептик, критик европейской культуры, искусства, религии. Однако основные философские сочинения написаны им в третий период — с 1883 г. до конца 1889 г., когда прекратилась его творческая деятельность в связи с тяжелой психической болезнью. К этому периоду относятся «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Генеалогия морали», а также ряд произведений, изданных посмертно, в том числе «Воля к власти».

Произведения Ницше написаны в форме афоризмов и мифи­ческих иносказаний, что послужило причиной их неоднозначного понимания и вольной интерпретации.

В древнегреческой мифологии Дионис — бог виноградарства и виноделия (в древнеримской мифологии ему соответствует Вакх). В его честь справлялись Дио­нисии (Вакханалии). Аполлон — бог целитель и прорицатель, покровитель ис­кусств.

Несмотря на различия в содержании произведений, Ницше на протяжении всего творчества развивает свое основное учение — о воле к власти.

Это учение имеет непосредственным источником волюнтаризм Шопенгауэра. Воля — основа жизни, инстинктивное иррацио­нальное начало, которое находится во всех ее проявлениях. Но это не единая мировая воля, как у Шопенгауэра, а конкретная воля к власти, множество воль. Такую волю Ницше определяет как «ненасытное стремление к проявлению власти или примене­ние власти, пользование властью как творческий инстинкт и т.д.»¹.

Мир, в учении Ницше, — это вечное, без начала и конца, становление, в основе которого борьба «центров сил», или «пунктуации воли». Становление не подчинено никаким законам, не имеет направления и цели. В нем нет ни единства, ни поряд­ка, ни смысла. Это — «процесс, ведущий в никуда». Становя­щийся мир непознаваем, он недоступен разуму и о нем можно сказать лишь то, что он результат состязания между волями, борющимися за превосходство. Это — факт, исключающий какие-либо объяснения и указания на его происхождение.

Прогрессивное, поступательное развитие Ницше считает ил­люзией, основанной на иллюзии мировой цели. Но так как у мира нет конечной цели, он не может приближаться к состоянию какого-то совершенства; настоящее не может существовать для будущего.

Хаос становления как проявление воли к власти порождает практически необозримое, но тем не менее конечное число ком­бинаций. А так как время бесконечно, все, что происходило раньше, бесконечно повторяется в вечности. Эту идею Ницше воплощает в учении о вечном возвращении, выражая его в форме мифа — как обращение орла и змеи к Заратустре².

   О Шопенгауэре Ницше в этой книге пишет: «...то, что он называет «волей», это просто пустое слово. Еще меньше может быть речь о «воле к жизни», ибо жизнь только частный случай воли к власти; совершенно произвольно было бы утверждать, что все стремится к тому, чтобы перейти в эту форму воли к власти» (там же. С. 329).

Заратустра — реформатор древнеиранской религии (предположительно VII в. до н.э.). Орел и змея — любимые звери Заратустры.

 «Вот мы знаем, чему учишь ты: что все вещи вечно возвра­щаются, а с ними и мы сами, что мы существовали уже несчетное число раз, а с нами и вещи.

Ты учишь, что есть Великий Год становления, необычайный, величайший год-исполин; подобно песочным часам, должен он обращаться снова и снова, чтобы заново наполниться и снова течь...

...И если бы захотел ты теперь умереть, о Заратустра, то знаем мы и то, что стал бы ты тогда говорить о себе...

«Вот я умираю и исчезаю, — таковы были бы слова твои, — и во мгновение ока обращусь в ничто. Души так же смертны, как и тела.

Но связь причин, в которую вплетен я, вновь возвратится и вновь создаст меня! И сам я — одна из причин Вечного Воз­вращения.

Я возвращаюсь — вместе с этим солнцем, с этой землей, с этим орлом и змеей — не для какой-то новой, или лучшей, или похожей жизни: я вечно возвращаюсь к этой же самой жизни как в самом великом, так и в самом малом, чтобы снова учить о Вечном Возвращении всех вещей...»¹.

И хотя идея возвращения, или круговорота не нова, ее раз­вивали еще в Древней Греции Пифагор, стоики и другие фило­софы, Ницше придавал своему учению особое значение, считая идею вечного возвращения переворотом, лучезарным озарением, великой победоносной, пророческой. Учение о вечном возвраще­нии было выдвинуто Ницше как стремление найти нечто устой­чивое в хаосе бытия. «Против парализующего ощущения всеоб­щего разрушения и неоконченности я выдвинул идею «вечного возвращения»².

Важным и, пожалуй, наиболее спорным в философии Ницше является его учение о сверхчеловеке, выраженное словами Заратустры:

«Я учу вас о Сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно преодолеть. Что сделали вы, дабы преодолеть его?

Доныне все существа создавали нечто, что выше их; вы же хотите стать отливом этой великой волны и скорее вернуться к зверям, чем преодолеть человека?

Что такое обезьяна по сравнению с человеком? Посмешище либо мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для Сверхчеловека — посмешищем либо мучительным позо­ром...

...Сверхчеловек — смысл земли. Пусть же и воля ваша ска­жет: Да будет Сверхчеловек смыслом земли»¹.

«Человек, — говорит Заратустра, — это канат, протянутый между животным и Сверхчеловеком, это канат над пропастью... Величие человека в том, что он мост, а не цель; и любви в нем достойно лишь то, что он — переход и уничтожение»².

Что означает «преодолеть человека» во имя сверхчеловека? Почему человек — это и переход и уничтожение? Какими чер­тами Ницше наделяет сверхчеловека? Ответы на эти вопросы следует искать в учении Ницше о переоценке всех ценностей.

Книга «Воля к власти» имеет подзаголовок «Опыт переоценки всех ценностей». В этой книге Ницше подверг критике «евро­пейский нигилизм», порожденный бедственным состоянием об­щества, физиологическим вырождением, испорченностью людей³. Высшие ценности теряют свою ценность, пишет Ницше, нет веры в определенные цели, поставленные мировому процессу, в цен­ность мира, в истину. В обществе господствует пессимизм и ра­зочарование. Выход из этого состояния — переоценка всех «прежних высших ценностей» — ценностей пришедшей в упадок «декаденской» культуры, господствующей в обществе морали, христианской религии.

Особенно резкой критике Ницше подвергает христианство. Он исходит из предпосылки, что хорошо все то, от чего возрас­тает в человеке чувство силы, воля к власти, могущество. Плохо то, что идет от слабости. «...Больше силы, больше власти! Не мир — война; Не добродетель, а доблесть...

Пусть гибнут слабые и уродливые — первая заповедь нашего человеколюбия. Надо еще помогать им гибнуть.

Что вреднее любого порока? — Сострадать слабым и кале­кам... христианство...»⁴.

Ницше осуждает христианство как религию слабых, унижен­ных, рабов. Христианство, говорит он, проповедовало ложные идеи смирения, покорности, сострадания, оно подавляет волю к власти, «принимало сторону всего слабого, низкого, уродливого; свой идеал оно составило по противоположности инстинктам сохранения жизни, жизни в силе; христианство погубило разум даже самых сильных духом натур, научая чувствовать заблуж­дение, искушение в самых высших ценностях духовного»¹.

В ницшеанской критике христианства, декаданской культуры буржуазного общества, его лицемерной морали есть немало вер­ных мыслей. Вместе с тем эта критика ведет к отрицанию обще­человеческих ценностей и нравственных принципов, к аморализ­му. Важно в связи с этим отметить, что Ницше делит людей на «высших» — аристократическое меньшинство, элиту, противо­стоящую большинству — «недоделанным и неполноценным». Это низший вид («стадо», «масса», «общество»), который разу­чился скромности и раздувает свои потребности до размеров кос­мических и метафизических ценностей. Масса, толпа властвует и тиранизирует тех, кто является исключением². «Жизнь — ис­точник радости; но всюду, где пьет толпа, родники отравлены»³.

В этом делении людей на «низших» и «высших», рабов и господ ярко проявился антидемократизм ницшеанства.

Ницше отказывает «низшим» в качествах, которые возможны только у аристократического меньшинства. Представители «низ­шего рода» могут быть только средством для возвышения мень­шинства. Именно аристократы призваны преодолеть в себе че­ловека, послужить переходом к сверхчеловеку.

В книге «Еззе поте» Ницше писал: «Слово «сверхчеловек» для обозначения такого человеческого типа, который во всем уродился на славу, в противоположность «современным» — доб­рым людям — христианам и прочим нигилистам, — это слово звучит задумчиво в устах Заратустры, изничтожителя мора­ли, — оно повсюду понимается со всей невинностью в смысле тех ценностей, противоположность которым явлена в образе Заратустры: это «идеалистический» тип человека, полу-«святого», полу-«гения»¹.

Таким образом, сверхчеловек — это представитель «высших людей», которые должны преодолеть господство «низших», про­поведующих смирение, скромность, прилежание, осмотритель­ность и прочие заповеди «молчаливой, ничтожной добродетели». Для лучшего в сверхчеловеке необходима прежде всего сила, воля к власти. Это — противоречивое сочетание идеи личности, стоящей «по ту сторону добра и зла» и романтической идеи че­ловека будущего, преодолевшей ограничения морали буржуазно­го общества.

Это противоречие послужило неоднозначной интерпретации ницшеанского сверхчеловека. Вл. Соловьев отмечает «дурную сторону» ницшеанства: «Презрение к слабому и больному чело­вечеству, языческий взгляд на силу и красоту, присвоение себе заранее какого-то исключительного человеческого значения — во-первых, себе единолично, а затем, себе коллективно, как из­бранному меньшинству «лучших», т.е. более сильных, более ода­ренных, властительных, или «господских», натур, которым все позволено, так как их воля есть верховный закон для прочих, — вот очевидное заблуждение ницшеанства»².

Но именно эта «дурная сторона» оказалась привлекательной для идеологов фашизма, истолковавших по-своему идеи Ницше, объявив войну «слабым», т.е. тем, кого следовало бы поработить или уничтожить ради «высшей», арийской расы.

Таким образом, волюнтаризм и иррационализм, ярко выра­женные антидемократические идеи, аморализм — таковы основ­ные черты философии Ницше.