http://www.phantastike.ru

Франсуаза САГАН

НЕМНОГО СОЛНЦА В ХОЛОДНОЙ ВОДЕ

Моей сестре

Р? СЏ вижу ее, Рё теряю ее, Рё скорблю, Р? СЃРєРѕСЂР±СЊ РјРѕСЏ РїРѕРґРѕР±РЅР° солнцу РІ холодной РІРѕРґРµ.

Поль Элюар

ЧАСТРПЕРР’РђРЇ. РџРђРР?Р–

Глава первая

Теперь это случалось СЃ РЅРёРј чуть РЅРµ каждый день. Если только накануне РѕРЅ РЅРµ напивался РґРѕ того, что утром вставал СЃ постели, словно РІ зыбком тумане, шел РїРѕРґ РґСѓС€, бессознательно, машинально одевался, Рё сама усталость освобождала его тогда РѕС‚ бремени собственного «я». РќРѕ чаще бывало РґСЂСѓРіРѕРµ, мучительное: РѕРЅ просыпался РЅР° рассвете Рё сердце колотилось РѕС‚ страха, РѕС‚ того, что РѕРЅ уже РЅРµ РјРѕРі называть иначе, чем страх перед жизнью, Рё РѕРЅ ждал: РІРѕС‚-РІРѕС‚ речитативом заговорят РІ его РјРѕР·РіСѓ тревоги, неудачи, голгофа начавшегося РґРЅСЏ. Сердце колотилось; РѕРЅ пытался заснуть, пробовал забыться. Тщетно. РўРѕРіРґР° РѕРЅ садился РЅР° постели, хватал РЅРµ глядя стоявшую РїРѕРґ СЂСѓРєРѕР№ бутылку минеральной РІРѕРґС‹, отпивал глоток безвкусной, тепловатой, мерзкой жидкости – такой же мерзкой, какою представлялась ему собственная жизнь РІ последние три месяца. «Да что же это СЃРѕ РјРЅРѕР№? Что?В» – спрашивал РѕРЅ себя СЃ отчаянием Рё яростью, так как был самолюбив. Р? хотя ему нередко приходилось наблюдать Сѓ РґСЂСѓРіРёС…, искренне уважаемых РёРј людей нервную депрессию, подобная слабость казалась ему оскорбительной, как пощечина. РЎ юных лет РѕРЅ РЅРµ слишком задумывался над самим СЃРѕР±РѕР№, для него вполне достаточно было внешней стороны жизни, Р° РєРѕРіРґР° РѕРЅ РІРґСЂСѓРі заглянул РІ себя Рё увидел, каким болезненным, немощным, раздражительным существом РѕРЅ стал, то почувствовал суеверный ужас. Неужели этот тридцатипятилетний мужчина, который чуть свет садится РЅР° кровати Рё без РІСЃСЏРєРѕР№ РІРёРґРёРјРѕР№ причины нервически вздрагивает, неужели это Рё есть РѕРЅ? Неужели Рє этому привели его три десятилетия беззаботной жизни, полной веселья, смеха Рё лишь изредка омрачаемой любовными горестями? РћРЅ уткнулся головой РІ подушку, прижался Рє ней щекой, словно подушка обязана была дарить блаженный СЃРѕРЅ. РќРѕ глаз РѕРЅ так Рё РЅРµ СЃРѕРјРєРЅСѓР». РўРѕ ему становилось холодно Рё РѕРЅ кутался РІ одеяло, то РѕРЅ задыхался РѕС‚ жары Рё сбрасывал РІСЃРµ СЃ себя, РЅРѕ так Рё РЅРµ РјРѕРі укротить внутренней дрожи, чего-то схожего СЃ тоской Рё безысход-ным отчаянием.

Конечно, ничто РЅРµ мешало ему повернуться Рє Элоизе Рё заняться любовью. РќРѕ РѕРЅ РЅРµ РјРѕРі. РўСЂРё месяца РѕРЅ РЅРµ прикасался Рє ней, три месяца РѕР± этом Рё речи РЅРµ было. Красавица Элоиза!.. Любопытно, как РѕРЅР° СЃ этим мирится… Будто чует РІ нем чтото болезненное, странное, будто жалеет его. Р? мысль РѕР± этой жалости угнетала больше, чем ее гнев или возможная измена. Чего Р±С‹ РѕРЅ РЅРµ дал, чтобы захотеть ее, чтобы броситься Рє ней, уйти РІ это всегда РЅРѕРІРѕРµ тепло женского тела, неистовствовать, забыться – только уже РЅРµ СЃРЅРѕРј. РќРѕ как раз этого РѕРЅ Рё РЅРµ РјРѕРі. Рђ несколько СЂРѕР±РєРёС… попыток, РЅР° которые РѕРЅР° отважилась, окончательно отвратили его РѕС‚ Элоизы. РћРЅ, который так любил любовь Рё РјРѕРі отдаваться ей РїСЂРё любых обстоятельствах, даже самых странных Рё нелепых, оказывался бессильным РІ постели СЂСЏРґРѕРј СЃ женщиной, нравившейся ему, женщиной красивой Рё Рє тому же действительно РёРј любимой.

Впрочем, он преувеличивал. Как-то раз, три недели назад, после знаменитой вечеринки у Жана, он овладел ею. Но теперь это уже забылось. Он слишком много выпил в тот вечер – на что были свои причины, – ему смутно помнилась лишь грубая схватка на широкой постели и приятная мысль при пробуждении, что очко выиграно. Словно краткий миг наслаждения мог быть реваншем за тягостные ночи без сна, за неловкие оправдания и напускную развязность. Конечно, не бог весть что. Жизнь, которая прежде была так щедра к нему – по крайней мере он так считал, и это было одной из причин его успехов, – вдруг отступила от него, как отступает море в часы отлива, оставив одинокой скалу, к которой оно так долго ластилось. Представив себя в образе одинокого старика утеса, он даже рассмеялся коротким, горьким смешком. Но ведь действительно, думалось ему, жизнь покидала его, словно кровь, вытекающая из тайной раны. Время уже не шло, а исчезало куда-то. Сколько бы он ни твердил себе, сколько ни убеждал себя, что еще и сейчас у него есть много завидного: выигрышная внешность, интересная профессия, успехи в разных областях, – все эти утешения казались ему столь же пустыми, столь же никчемными, как слова церковных акафистов… Мертвые, мертвые слова.

Вдобавок вечеринка у Жана обнаружила, сколько отвратительной физиологичности было в его переживаниях. Он на минуту вышел из гостиной и отправился в ванную комнату вымыть руки и причесаться. Тут у него выскользнуло из рук мыло и упало на пол, под умывальник; он нагнулся, хотел поднять. Мыло лежало под водопроводной трубой, розовый брусочек как будто прятался там; и вдруг эта розовость показалась ему непристойной, он протянул было руку, чтобы взять его, и не смог. Словно то было маленькое ночное животное, притаившееся во мраке и готовое поползти по его руке. Жиль застыл на месте от ужаса. А когда распрямился, весь в поту, и увидел себя в зеркале, в глубине его сознания вдруг проснулось какое-то отрешенное любопытство, и чувство страха встало на свое место. Он вновь присел на корточки и, глубоко вздохнув, как пловец перед прыжком с трамплина, схватил розовый обмылок. Но тотчас же швырнул его в раковину, как отшвыривают уснувшую змею, которую приняли за сухой сучок; целую минуту после этого он плескал себе в лицо холодной водой. Вот тогда-то и пришла мысль, что виной всему надо считать не печень, не переутомление, не «нынешние времена», а нечто совсем другое. Вот тогда-то он и признал, что «это» в самом деле случилось: он болен.

Но что же теперь делать? Найдется ли на свете более одинокое существо, чем человек, принявший решение жить весело, счастливо с благодушным цинизмом, человек, пришедший к такому решению самым естественным путем – инстинктивно – и вдруг оставшийся с пустыми руками, да еще в Париже, в одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году нашей эры? Обратиться к психиатру представлялось ему унизительным, и он решительно отверг эту мысль

– РёР· гордости, которую РѕРЅ склонен был считать РѕРґРЅРёРј РёР· лучших свойств своей натуры. Значит, оставалось только РѕРґРЅРѕ – молчать. Р? продолжать это существование. Вернее, попытаться продолжать. РљСЂРѕРјРµ того, сохраняя прежнюю слепую веру РІ жизнь СЃ ее счастливыми случайностями, РѕРЅ надеялся, что РІСЃРµ это ненадолго. Время – единственный властитель, которого РѕРЅ признавал, унесло его любовные утехи, его радости, горести, даже некоторые взгляды, Рё РЅРµ было оснований сомневаться, что РѕРЅРѕ справится Рё СЃ «этой штукой». РќРѕ «эта штука» была чем-то безликим, безымянным, РѕРЅ РЅРµ знал, что это, РІ сущности, такое. Рђ ведь, может быть, время имеет власть только над тем, что ты сам осознал.

Глава вторая

Он работал в международном отделе газеты и в этот день все утро провел в редакции. В мире происходили кровавые, немыслимые события, пробуждавшие у его собратьев щекочущее чувство ужаса, и это раздражало его. Не так давно, всего три месяца назад, он охотно ахал бы с ними, выражал бы свое негодование, а теперь не мог. Ему было даже чуть досадно оттого, что этими событиями, происходившими на Среднем Востоке, или в США, или еще где-то, как бы пытались отвлечь его внимание от подлинной драмы – его собственной.

Планета Земля вращалась РІ хаосе – Сѓ РєРѕРіРѕ теперь могло возникнуть желание или нашлось Р±С‹ время поинтересоваться его жалкими проблемами? РќРѕ разве мало часов потратил РѕРЅ сам, выслушивая мрачные исповеди Рё признания неудачников? Разве мало РѕРЅ совершил пресловутых РїРѕРґРІРёРіРѕРІ спасения? Р? что же? Р’РѕРєСЂСѓРі С…РѕРґСЏС‚ люди СЃ блестящими РѕС‚ возбуждения глазами, Рё только РѕРЅ РѕРґРёРЅ РІРґСЂСѓРі растерялся, точно заблудившийся пес, стал таким же эгоистом, как иные старики, таким же никчемным, как РѕРЅРё. Внезапно Сѓ него возникло желание подняться этажом выше, Рє Жану, Рё поговорить СЃ РЅРёРј. Ему казалось, что РёР· всех его знакомых только Жан способен отвлечься РѕС‚ СЃРІРѕРёС… забот Рё посочувствовать ему.

Р’ тридцать пять лет Жиль Лантье РІСЃРµ еще был красив. «Все еще» – потому что РІ двадцать РѕРЅ отличался редкостной красотой, которую, впрочем, РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ сознавал, хотя Рё весело пользовался ею, пленяя Рё женщин Рё мужчин (последних-бескорыстно). Теперь, пятнадцать лет спустя, РѕРЅ похудел, приобрел более мужественный облик, РЅРѕ РІ его РїРѕС…РѕРґРєРµ, РІ движениях осталось что-то РѕС‚ победоносной юности. РЈ Жана, который РІ прежние времена просто обожал его, хотя РЅРёРєРѕРіРґР° ему этого РЅРµ РіРѕРІРѕСЂРёР», РґР° Рё себе самому РІ этом РЅРµ признавался, дрогнуло сердце, РєРѕРіРґР° вошел Жиль. Эта С…СѓРґРѕР±Р°, эти СЃРёРЅРёРµ глаза, эти черные, слишком длинные волосы, эта нервозность… Право, РѕРЅ становился РІСЃРµ более Рё более нервным, Рё РґСЂСѓРіСѓ следовало Р±С‹ РёРј заняться. РќРѕ РѕРЅ РІСЃРµ РЅРµ РјРѕРі решиться: Жиль так долго был для него символом счастья Рё беззаботности, что РѕРЅ РЅРµ решался заговорить РѕР± этом, как РЅРµ решаешься посягнуть РЅР° давно Рё прочно сложившийся образ… Что, если РѕРЅ рассыплется прахом… Рё Жану, который СЃ незапамятных времен был круглым, лысым, задерганным жизнью, придется убедиться, что РЅР° свете РЅРµ существует прирожденных счастливцев? Жан уже утратил немало иллюзий, РЅРѕ РІРѕС‚ СЃ этой иллюзией, быть может РІРІРёРґСѓ ее наивности, ему особенно жалко было расстаться. РћРЅ РїРѕРґРѕРґРІРёРЅСѓР» стул, Рё Жиль осторожно опустился РЅР° сиденье, так как РІ комнате негде было повернуться РёР·-Р·Р° папок СЃ мате-риалами, громоздившихся РЅР° письменных столах, РЅР° полу, РЅР° РєР°-РјРёРЅРµ. Жан протянул ему сигарету. Р?Р· РѕРєРЅР° открывался РІРёРґ РЅР° серые Рё голубые крыши, РЅР° царство водосточных желобов, труб Рё телевизионных антенн, еще недавно восхищавшее Жиля. РќРѕ теперь РѕРЅ даже РЅРµ посмотрел РІ ту сторону.

– Ну как? – сказал Жан. – Как тебе нравится, а?

– Ты это об убийстве? Да, можно сказать, ловко состряпали!

Р? Жиль замолчал, опустив глаза. Прошла минута, Жан, желая оттянуть объяснение, РїСЂРёРІРѕРґРёР» РІ РїРѕСЂСЏРґРѕРє папки РЅР° столе Рё РїСЂРё этом насвистывал, как будто целая минута молчания была естественной РїСЂРё РёС… встречах. Наконец РѕРЅ решился – природная доброта возобладала надо всем остальным, РѕРЅ РІСЃРїРѕРјРЅРёР», как был внимателен Рё ласков СЃ РЅРёРј Жиль РІ те РґРЅРё, РєРѕРіРґР° РѕС‚ него, Жана, ушла жена, Рё РІРґСЂСѓРі почувствовал себя последним эгоистом. Р’РѕС‚ уже РґРІР° месяца СЃ

Жилем творится что-то неладное – Жан это чувствовал, РЅРѕ РІСЃРµ РґРІР° месяца избегал разговоров РїРѕ душам. Нечего сказать, С…РѕСЂРѕС€ РґСЂСѓРі! РќРѕ теперь, РєРѕРіРґР° Жиль предоставлял ему право, вернее, откровенно вынуждал его начать атаку, РѕРЅ РЅРµ РјРѕРі удержаться РѕС‚ маленькой инсценировки. Р’СЃРµ РјС‹ таковы после тридцати: любое событие, затрагивает ли РѕРЅРѕ весь РјРёСЂ или только РјРёСЂ наших чувств, требует некоторой театрализации, для того чтобы РѕРЅРѕ пошло нам РЅР° пользу или дошло РґРѕ нас. Р? РІРѕС‚ Жан раздавил РІ пепельнице недокуренную сигарету, сел Рё скрестил РЅР° РіСЂСѓРґРё СЂСѓРєРё. Пристально посмотрев Жилю РІ лицо, РѕРЅ откашлялся Рё сказал:

– Ну как?

– Что как? – отозвался Жиль. Ему хотелось уйти, но он уже знал, что не уйдет, что он сам вынудил Жана начать расспросы и, хуже того: у него даже стало легче на душе.

– Ну как? Не клеятся дела?

– Не клеятся.

– Уже месяца два? Верно?

– Три месяца.

Жан определил срок наугад, просто хотел показать, что душевное состояние Жиля не осталось незамеченным и если он до сих. пор об этом не заговаривал, то лишь из деликатности. Но Жиль тотчас подумал: «Строит из себя проницательного человека, хитрюга, а сам на целый месяц ошибся…» Но вслух сказал:

– Да, уже три месяца мне скверно.

– Конкретные причины? – спросил Жан и резким движением поднес зажигалку к сигарете.

В эту минуту Жиль возненавидел его: «Хоть бы оставил этот тон полицейского чиновника, этакого многоопытного субъекта, которого не разжалобишь. Хоть бы не ломал комедию». Но вместе с тем ему хотелось выговориться – непреодолимая, теплая волна подхватила его и повлекла к откровенности.

– Причин – никаких.

– Вот это уже серьезнее, – бросил Жан.

– Ну, все зависит…– возразил Жиль.

Неприязненный его тон сразу вывел Жана РёР· роли бесстрастного психиатра; РѕРЅ встал, РѕР±РѕРіРЅСѓР» стол Рё, положив СЂСѓРєСѓ РЅР° плечо Жиля, ласково забормотал: «Ну ничего, ничего, старик», Рё РѕС‚ этого Сѓ Жиля, Рє великому его ужасу, РЅР° глазах выступили слезы. Решительно РѕРЅ РЅРёРєСѓРґР° РЅРµ годится. РћРЅ протянул СЂСѓРєСѓ, РІР·СЏР» СЃРѕ стола шариковую ручку Рё, нажимая РЅР° головку, принялся сосредоточенно выдвигать Рё убирать стержень.

– Что же у тебя не ладится, старик? – спросил Жан. – Может, ты болен?

– Нет, не болен. Просто мне ничего на свете не хочется, вот и все. Кажется, модная болезнь, да?

РћРЅ даже попытался ухмыльнуться. РќРѕ, РІ сущности, ему отнюдь РЅРµ было легче оттого, что его душевное состояние оказалось. явлением распространенным Рё официально признанным РІРѕ врачебном РјРёСЂРµ. Скорее, было даже РѕР±РёРґРЅРѕ. Раз СѓР¶ РЅР° то пошло, РѕРЅ предпочел Р±С‹ считаться «редким случаем».

– Так вот, – с усилием заговорил он. – Мне больше вообще ничего не хочется. Не хочется работать, не хочется любить, не хочется двигаться – только бы лежать в постели целыми днями одному, укрывшись с головой одеялом. Я…

– А ты пробовал?

– Конечно. Хватало ненадолго. К девяти часам вечера меня уже тянуло покончить с собой. Простыни и подушки казались мне грязными, мой собственный запах – омерзительным, обычные мои сигареты – просто гадостью. Это, по-твоему, в порядке вещей?

Жан буркнул что-то невнятное: эти подробности, указывавшие на психический надлом, коробили его больше, чем любые непристойные подробности, и он в последний раз попытался найти логическое объяснение.

– А как с Элоизой?

– Что СЃ Элоизой? Терпит меня. Как тебе известно, нам СЃ ней, РІ общем-то, РЅРµ Рѕ чем разговаривать. РќРѕ РѕРЅР° меня действительно любит. Рђ СЏ, знаешь ли, выдохся. Р? РЅРµ только СЃ ней, Р° вообще. РќСѓ, почти что. Если даже что-то Рё получается, РјРЅРµ скучно. Так что…

– Ну, это не страшно. Наладится.

Р? Жан попробовал было засмеяться, свести РІСЃРµ дело Рє уязвленному самолюбию ослабевшего петушка.

– Тебе надо посоветоваться с хорошим врачом, попринимать витамины, подышать чистым воздухом – и через две недели опять начнешь за курочками гоняться.

Жиль вскинул на него глаза. Он даже зашелся от злости.

– Да не своди ты все к этому. Мне на это наплевать, пони-маешь? Наплевать! Мне ничего не хочется, понимаешь? Не только женщин. Мне жить не хочется. Существуют для таких случаев витамины?

Наступило молчание.

– Выпьешь виски? – спросил Жан.

Открыв ящик стола, он извлек бутылку шотландского виски и протянул ее Жилю; тот машинально отпил глоток и, вздрогнув, замотал головой.

– РњРЅРµ теперь Рё спиртное РЅРµ помогает. Разве что надраться РґРѕ полусмерти Рё заснуть. Алкоголь меня больше РЅРµ возбуждает. Р? СѓР¶, РІРѕ РІСЃСЏРєРѕРј случае, РЅРµ РІ нем же искать выход, верно?

Жан взял у него бутылку и отпил большой глоток.

– Пойдем, – сказал РѕРЅ. – Пошатаемся немного. РћРЅРё вышли. Париж был восхитителен РґРѕ слез РІ горле своей ранней весенней голубизной. Р? улицы были РІСЃРµ те же, прежние, Рё те же были РЅР° РЅРёС… бистро, тот же ресторан «Шлюп», РєСѓРґР° РѕРЅРё обычно ходили всей братией отмечать какое-РЅРёР±СѓРґСЊ событие, Рё тот же бар, РєСѓРґР° Жиль бегал тайком звонить РїРѕ телефону Марии РІ те времена, РєРѕРіРґР° любил ее. Боже РјРѕР№, вспомнить только, как его тогда трясло РІ душной телефонной Р±СѓРґРєРµ Рё как РѕРЅ читал Рё перечитывал, РЅРµ понимая, надписи РЅР° стенке, Р° телефон РІСЃРµ Р·РІРѕРЅРёР» Рё Р·РІРѕРЅРёР», Рё никто РЅРµ брал трубку! Как РѕРЅ мучился, как старался напускать РЅР° себя развязность, РєРѕРіРґР°, положив трубку, заказывал С…РѕР·СЏР№РєРµ стаканчик Сѓ стойки, выпивал его залпом, как щемило Сѓ него сердце, щемило РѕС‚ тоски, РѕС‚ бешенства, РЅРѕ РѕРЅ жил тогда! Р? хотя РѕРЅ был порабощен РІ ту страшную РїРѕСЂСѓ, хотя его топтали ногами, это была почти завидная участь РїРѕ сравнению СЃ теперешним его прозябанием'. Пусть его ранили, РЅРѕ, РїРѕ крайней мере, хоть СЏСЃРЅРѕ было, РІ чем причина этой боли.

– А что, если поехать куда-нибудь? – сказал Жан. – Взять недели на две командировку для репортажа.

– Неохота,-ответил Жиль.-Как подумаю о самолетах, о расписаниях, о незнакомых гостиницах, о людях, у которых надо брать интервью… Нет, я не в силах… Да еще с чемоданом возиться… Ох, нет!

Жан искоса поглядел на него и на мгновение подумал, уж не ломает ли его друг комедию. Жиль, случалось, любил поиграть, тем более что все обычно попадались на эту удочку. Но сейчас на его лице был написан такой искренний страх, такое неподдельное отвращение, что Жан поверил.

– А то давай проведем вечер с девочками, как в доброе старое время. Как будто мы с тобой деревенские парни, решившие погулять в столице… Нет, это чепуха… А как твоя книга? Твой репортаж об Америке?

– Уже штук пятьдесят таких книг написано, и куда лучше моей. Неужели ты думаешь, что я способен написать хотя бы две интересные строчки, когда меня ничто не интересует?

Мысль Рѕ РєРЅРёРіРµ окончательно доконала его. Действительно, РѕРЅ намеревался написать РєРЅРёРіСѓ очерков Рѕ РЎРЁРђ, так как хорошо знал эту страну, действительно мечтал написать-даже составил план. РќРѕ теперь – Рё это была истинная правда – РѕРЅ РЅРµ РјРѕРі Р±С‹ написать РЅРё единой строчки или развить какую-либо мысль. Да что же, РІ конце концов, СЃ РЅРёРј такое? Р—Р° что РѕРЅ наказан? Р? кем? РћРЅ всегда относился РїРѕ-братски Рє СЃРІРѕРёРј РґСЂСѓР·СЊСЏРј, Р° СЃ женщинами был даже нежен. РћРЅ РЅРёРєРѕРіРґР° Рё РЅРёРєРѕРјСѓ сознательно РЅРµ причинял зла. Почему же РІ тридцать пять лет жизнь, как отравленный бумеранг, ударила его?

– Я сейчас скажу, что с тобой, – загудел возле него голос Жана, успокаивающий, невыносимый голос. – Ты переутомился, у тебя…

– Не смей говорить, что со мной, – заорал вдруг Жиль на всю улицу, – не смей говорить, потому что ты не знаешь! Потому что я сам, слышишь, я сам этого не знаю! А главное, – окончательно теряя терпение, добавил: – Отвяжись ты от меня!

Прохожие смотрели на них; Жиль вдруг покраснел, схватил Жана за лацканы пиджака, хотел было что-то добавить, но круто повернулся и, не попрощавшись, быстро зашагал к набережной.

Глава третья

Элоиза ждала его. Элоиза всегда его ждала. Она работала манекенщицей в крупном доме моделей, не очень преуспевала в жизни и с восторгом поселилась у Жиля два года назад, в тот вечер, когда его особенно мучили воспоминания о Марии и он уже больше не мог выносить одиночества. Элоиза была то брюнеткой, то блондинкой, то рыжеволосой, меняя цвет волос каждые три месяца по соображениям фотогеничности, чего Жиль никак не мог взять в толк. Глаза у нее были очень красивые, ярко-синие, прекрасная фигура и неизменно хорошее настроение. Долгое время они в известном плане превосходно ладили друг с другом, но теперь Жиль с тоской думал, как провести с ней вечер, что ей сказать. Конечно, он мог бы уйти из дому один – под предлогом, что его пригласили на ужин, она бы не обиделась, но его совсем не соблазняла еще одна встреча с Парижем, с улицей, с ночным мраком, ему хотелось забиться в угол и побыть одному.

Он жил на улице Дофина в трехкомнатной квартире, которую так и не обставил как следует. Вначале он с энтузиазмом прибивал полки, делал проводку для стереофонической радиолы, выбирал место для книжного шкафа, для телевизора – словом, с увлечением обзаводился всякими модными новшествами, которые, как принято считать, делают человеческую жизнь приятной и обогащают ее. А теперь он с досадой смотрел на все эти вещи и не в силах был даже взять с полки книгу – это он-то, целыми днями пичкавший себя литературой! Когда он вошел, Элоиза смотрела телевизор, не выпуская из рук газеты, чтобы не пропустить какой-нибудь сногсшибательной передачи, а увидев Жиля, вскочила и с веселой улыбкой тотчас подбежала поцеловать его – эта поспешность показалась ему неестественной и смешной, слишком в духе «твоя маленькая женушка». Он направился к бару – вернее, к столику на колесиках, служившему баром, – и налил себе виски, хотя пить ему совсем не хотелось. Потом уселся в такое же кресло, как Элоиза, и тоже уставился с заинтересованным видом на экран телевизора. Оторвавшись на миг от захватывающего зрелища, Элоиза повернулась к нему.

– Удачный был день?

– Очень. А у тебя?

– Тоже.

Р? РѕРЅР°, казалось СЃ облегчением, СЃРЅРѕРІР° воззрилась РЅР° экран. Там какие-то молодые люди пытались составить слово РёР· деревянных Р±СѓРєРІ, которые дикторша СЃ милой улыбкой разбросала перед РЅРёРјРё Жиль закурил сигарету, закрыл глаза.

– По-моему, это «аптека», – сказала Элоиза.

– Прости?

– Мне кажется, что слово, которое им надо составить, – «аптека».

– Вполне возможно,-согласился Жиль.

Р? РѕРЅ СЃРЅРѕРІР° закрыл глаза. Потом попробовал сделать еще глоток. РќРѕ РІРёСЃРєРё уже успело согреться. Жиль поставил стакан РЅР° РїРѕР», затянутый Р±РѕР±СЂРёРєРѕРј.

– Звонил Никола, спрашивал, не хотим ли мы поужинать сегодня с ним в клубе. Как ты думаешь?

– Там видно будет, – ответил Жиль. – Ведь я только что вернулся.

– Но если тебе не хочется выходить, у нас в холодильнике есть телятина. Можно ужинать и смотреть детектив по телевизору.

«Отлично, – подумал РѕРЅ. – Богатый выбор: либо ужинать СЃ Никола, который РІ сотый раз будет объяснять, что, если Р±С‹ наше РєРёРЅРѕ РЅРµ было так продажно, РѕРЅ, Никола, давно Р±С‹ создал шедевр. Либо сидеть РґРѕРјР° Рё смотреть РїРѕ телевизору глупейшую передачу, закусывая холодной телятиной. Ужас!В» РќРѕ ведь прежде РѕРЅ выходил РїРѕ вечерам, Сѓ него были РґСЂСѓР·СЊСЏ, РѕРЅ развлекался, встречался СЃ новыми людьми, Рё каждая ночь была праздником!.. Где же его приятели? РћРЅ хорошо знал, РіРґРµ его приятели, – достаточно протянуть СЂСѓРєСѓ Рє телефону. Р?Рј просто надоело безрезультатно звонить ему РІ течение трех месяцев – РІРѕС‚ Рё РІСЃРµ. Сколько РѕРЅ РЅРё перебирал РІ памяти имен, гадая, РєРѕРіРѕ Р±С‹ ему хотелось сейчас увидеть, таких людей РЅРµ нашлось. Только этот РїРѕРґРѕРЅРѕРє Никола РІСЃРµ еще цепляется Р·Р° него. Причина СЏСЃРЅР°: нечем платить Р·Р° выпивку. Зазвонил телефон, РЅРѕ Жиль РЅРµ пошевелился. Было время, РєРѕРіРґР° РѕРЅ сразу хватал телефонную трубку, уверенный, что его призывает любовь, приключение или какая-РЅРёР±СѓРґСЊ удача. Теперь же Рє телефону подходила Элоиза. РћРЅР° крикнула РёР· спальни:

– Это тебя, Жан звонит.

Жиль замялся. Что сказать?

Потом вспомнил, что днем грубо обошелся с Жаном, а гру-бость всегда выглядит некрасиво и глупо. В конце концов, ведь он сам полез к Жану со своими неприятностями, а потом бросил его посреди улицы. Он снял трубку.

– Это ты, Жиль? Ну что у тебя?

– Все в порядке, – ответил Жиль.

Голос Жана был теплый, встревоженный – голос настоящего друга. Жиль растрогался.

– Прости, что так вышло сегодня,-сказал он, – я, видишь ли…

– Завтра поговорим о серьезных вещах. Ты что делаешь вечером?

– Да наверно, я… наверно, мы сегодня останемся дома и будем есть холодную телятину.

Это был настоящий, едва прикрытый призыв о помощи, за которым последовало короткое молчание. Затем Жан ласково произнес:

– Знаешь, нечего тебе дома сидеть. Сегодня в «Бобино» премьера. Если хочешь, у меня есть билеты, я могу…

– Нет, спасибо,-ответил Жиль. – Не хочется вылезать из дому. Давай лучше завтра устроим грандиозный кутеж.

Он вовсе и не думал ни о каком кутеже, и Жан это знал. Но в театр уже было поздно: Жану пришлось бы ехать переодеваться, снова выходить из дому, и этот явно надуманный проект кутежа его устраивал. Он согласился, на всякий случай сказал с не принятой между ними нежностью: «До завтра, старик!» – и повесил трубку. Жиль почувствовал себя еще более одиноким. Он вернулся в гостиную, сел в кресло. Элоиза по-прежнему как завороженная не сводила глаз с экрана. Жиль вдруг взорвался:

– Неужели ты в состоянии смотреть это!

Элоиза не выразила ни малейшего удивления, только повернула к нему кроткое, смиренное лицо.

– РЇ думала, так лучше, ты тогда можешь РЅРµ говорить СЃРѕ РјРЅРѕР№. РћС‚ изумления РѕРЅ опешил, РЅРµ зная, что отвечать. Р? РІ то же время ее слова прозвучали так униженно, что РѕРЅ ощутил хорошо знакомый ему глухой ужас: кто-то страдает РёР·-Р·Р° него. Р? РѕРЅ РїРѕРЅСЏР», что его разгадали.

– Почему ты так говоришь? – Она пожала плечами.

– Да так. Мне кажется… у меня такое впечатление, что тебе хочется побыть одному, хочется, чтобы к тебе не приставали. Вот я и смотрю телевизор…

Она глядела на него с мольбой, она хотела, чтобы он сказал:

«Да нет же, нет, лучше уж ты приставай, говори со мной, ты мне нужна»,-и на миг у него возникло желание сказать это, чтобы доставить ей удовольствие. Но это была бы ложь, еще одна ложь – какое он имел право так говорить?

– Я не очень хорошо себя чувствую в последние дни, – произнес он слабым голосом. – Не сердись на меня. Сам не знаю, что со мной.

– Я не сержусь,-ответила она.-Я ведь знаю, что это такое. В двадцать два года со мной было то же самое – нервная депрессия. Я все время плакала. Мама безумно за меня боялась.

Ну вот, этого следовало ожидать! Сравнения! С Элоизой всегда все уже было.

– Р? как же это кончилось?

Вопрос был задан злобным, насмешливым тоном. В самом деле, разве можно сравнивать его болезнь с недугами Элоизы? Это же просто оскорбительно.

– Само прошло – РЅРё СЃ того РЅРё СЃ сего. Месяц СЏ принимала какие-то таблетки – СЏ позабыла, как РѕРЅРё называются. Р? РІ РѕРґРёРЅ прекрасный день РјРЅРµ РІРґСЂСѓРі стало лучше…

Она даже не улыбнулась. Жиль посмотрел на нее чуть ли не с ненавистью.

– Жаль, что ты забыла, как называются эти таблетки. Может, спросишь у мамы по телефону?

Элоиза встала и, подойдя к нему, обхватила ладонями его голову. Он пристально смотрел на ее красивое спокойное лицо, на ее губы, столько раз целованные им, на синие, полные сочувствия глаза.

– Жиль!.. Жиль!.. Я знаю, что я не очень умная, и вряд ли могу помочь тебе. Но я тебя люблю. Жиль, дорогой мой!..

Р? РѕРЅР° заплакала, уткнувшись РІ его пиджак. Ему стало Рё жаль ее, Рё РІ то же время чудовищно скучно.

– Не плачь, – говорил он, – не плачь, пожалуйста. Все уладится… Я совсем развинтился, завтра пойду к доктору.

Р? так как РѕРЅР° продолжала тихонько всхлипывать, как напуганный ребенок, РѕРЅ дал ей слово, что завтра же обязательно пойдет Рє доктору, весело съел СЃРІРѕСЋ порцию холодной телятины Рё попытался немного поболтать СЃ Элоизой. Потом, РєРѕРіРґР° РѕРЅРё легли РІ постель, РѕРЅ ласково поцеловал Элоизу РІ щеку Рё повернулся РЅР° Р±РѕРє, молясь РІ душе, чтобы больше РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ наступал рассвет.

Глава четвертая

Доктор оказался человеком умным, что отнюдь РЅРµ облегчало положения. РћРЅ простукал легкие Жиля, послушал сердце, задал СЃРѕ скучающим РІРёРґРѕРј обычные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹, СЏРІРЅРѕ РЅРµ придавая РёРј РЅРё малейшего значения. Теперь Жиль сидел напротив врача РІ глубоком кресле стиля Людовика XIII Рё пристально смотрел РЅР° него РІ смутной надежде, что эта уверенность, этот безапелляционный тон РЅРµ прикрывают полного бессилия врача исцелить пациента. «В конце концов врачи научились вырабатывать такое РІРѕС‚ решительное выражение лица, так же как адвокаты напускают РЅР° себя уверенность, так же как Сѓ меня, вероятно, бывает РёРЅРѕР№ раз выражение глубокого интереса Рё понимания, подобающее журналисту». Р? РІСЃРµ же надежда теплилась РІ его душе. Рђ РІРґСЂСѓРі Рё РІ самом деле существует этакая маленькая пилюлька, излечивающая РѕС‚ отвращения Рє жизни? Почему Р±С‹ такой Рё РЅРµ быть? Может, Сѓ него. Жиля Лантье, просто чуточку недостает РІ организме кальция, или железа, или еще какой-РЅРёР±СѓРґСЊ штуковины Рё только поэтому РѕРЅ несчастен? Ведь бывает же, РІ конце концов, Рё так! Человек выдумывает невесть что насчет своей воли, СЃРІРѕР±РѕРґС‹, РјРѕР·РіР°, Рё РІРґСЂСѓРі оказывается, что РѕРЅ связан РїРѕ рукам Рё РїРѕ ногам просто потому, что ему недостает витамина Р’. Так-то. Р?менно это Рё надо себе внушить. Убедить себя РІ этом. Человеческий организм – весьма сложная фабрика и…

– Словом, вы чувствуете себя плохо, – сказал доктор. – Не скрою от вас, что я мало чем могу вам помочь.

– Как так?

Жиль почувствовал себя униженным и обозлился. Ведь он уже психологически отдался во власть этого врача, доверился ему, и вдруг через час этот шарлатан преспокойно заявляет, что на него рассчитывать не приходится. Да ведь он врач, это же, в конце концов, его ремесло. Он обязан что-нибудь сделать. Что, если бы в гараже механики вдруг перестали разбираться в машинах или…

– Физически вы вполне здоровы. Во всяком случае, по внешним показателям. Если хотите, можно сделать анализы. Можно прописать вам лекарство для поднятия тонуса. Одну капсулу перед едой по пять раз в день…

Он говорил почти насмешливо, и Жиль возненавидел его. Он шел к чадолюбивому отцу, а ему подсунули ученого скептика.

– Раз РІС‹ считаете, что это поможет, СЏ готов принимать любое лекарство, хоть РїРѕ десять раз РІ день, – СЃСѓС…Рѕ сказал РѕРЅ.

Доктор засмеялся.

– Только какое? Р’С‹ страдаете общей вялостью, которую РјС‹ называем депрессией. РћРЅР° затрагивает Рё умственную деятельность, Рё половую сферу, Рё РІСЃРµ прочее, как РІС‹ говорили. Если желаете, РјРѕРіСѓ направить вас Рє психиатру. Р?РЅРѕРіРґР° бывает толк. Р?РЅРѕРіРґР° нет. Есть Сѓ нас доктор Р–РёСЂРѕ, РѕРЅ очень хорошо разбирается…

Жиль взмахом руки отмел это предложение.

– Могу посоветовать вам отправиться в путешествие, отдохнуть хорошенько или, наоборот, изнурять себя. Признаться, я плохой специалист в этой области и не решусь утверждать то, чего не знаю. Могу посоветовать только одно: выждать.

Тут он позвал ассистентку и, словно делая подарок Жилю, продиктовал ей рецепт на безобидное и вместе с тем сложное по составу лекарство. Жиль смотрел на него: ведь у этого человека хорошее, умное и усталое лицо. Подписав рецепт, доктор протянул его Жилю.

– Давайте все-таки попробуем. По крайней мере жену свою успокойте, если вы женаты.

Жиль встал, но не решался уйти. Ему хотелось спросить: «Ну и что же мне теперь делать?» Он так редко ходил к врачам, что был ошеломлен равнодушием эскулапа, к которому обратился за помощью.

– Благодарю вас, – сказал он наконец, – я знаю, что вы очень заняты, и только по просьбе Жана…

– Мы с Жаном большие приятели, – сказал доктор. – Во всяком случае, друг мой, таких больных, как вы, я вижу человек пятнадцать в неделю. В конце концов все у них налаживается. Знамение времени, как говорится.

РћРЅ похлопал Жиля РїРѕ СЃРїРёРЅРµ Рё выставил Р·Р° дверь. Р?так, РІ пять часов вечера Жиль оказался РЅР° тротуаре, взбешенный Рё, главное, ошеломленный, словно ему объявили, что РѕРЅ СЃРєРѕСЂРѕ умрет. Жан сказал ему: «Сходи Рє этому доктору, РѕРЅ РїРѕ крайней мере РЅРµ будет морочить тебе голову». РќРѕ разве РЅРµ имеет права врач, занимающийся исцелением недугов, морочить людям голову? Жиль отдавал себе отчет, что РѕРЅ предпочел Р±С‹ иметь дело СЃ РєР°-РєРёРј-РЅРёР±СѓРґСЊ лжепророком или СЃ дураком, пичкающим пациентов лекарствами. РћРЅ пал так РЅРёР·РєРѕ, что предпочел Р±С‹, чтобы его обманывали РІ открытую, врали РІ лицо, лишь Р±С‹ это его подбодрило. Р’РѕС‚ РґРѕ чего РѕРЅ дошел. Р? РїСЂРё этой мысли РѕРЅ стал себе еще противнее.

Что делать? Можно, разумеется, вернуться РІ редакцию, хотя Сѓ него – РІ РєРѕРё-то веки – имелась основательная причина «прогулять»: «Я был Сѓ врача». Что Р·Р° ребяческие повадки, что Р·Р° мания вечно оправдываться, врать, видеть РІ РґСЂСѓРіРёС… взрослых людях классных надзирателей, которых ничего РЅРµ стоит надуть, – РґР°, это настроение, ставшее привычным, угнетало его РІСЃРµ больше Рё больше. Рђ его работа, работа, которой РѕРЅ прежде так увлекался! Теперь РѕРЅ РЅРµ РІ силах выполнять ее, пусть даже плохо. Р’СЃРµ делает сейчас Р·Р° него Жан. Р? это РІ конце концов станет известно РІ редакции. Его выкинут РёР· газеты, которую РѕРЅ полюбил Рё РіРґРµ СЃ таким трудом сумел создать себе положение, Рё РѕРЅ РІРЅРѕРІСЊ станет жалким борзописцем РІ какой-РЅРёР±СѓРґСЊ бульварной газетенке. Р? поделом ему. РћРЅ кончит жизнь среди ненасытных РїРѕРґРѕРЅРєРѕРІ, которыми кишат редакции подобных «органов печати», будет беспробудно пьянствовать, Р° вечерами оплакивать СЃРІРѕСЋ СЃСѓРґСЊР±Сѓ РІ ночных кабаках. Р’РѕС‚ Рё РІСЃРµ.

Ну что ж, раз опускаться на дно, так уж опускаться сразу. Жильда, наверно, сейчас дома, Жильда что-нибудь придумает. Жильда всегда дома и всегда готова доставить удовольствие другим или себе самой, либо то и другое вместе. Жильда уже много лет была содержанкой весьма покладистого бразильца, которого пленил ее цинизм; она почти не выходила из своей квартиры в Пасси, в бельэтаже; жила в чаду чувственных удовольствий, как другие – в чаду опиума. В сорок восемь лет у нее было все еще великолепное тело, что-то львиное в чертах увядающего лица и дикие вспышки гнева. Жан говорил, что это одна из последних героинь Барде д'0рвильи, и Жиль мог бы с этим согласиться, не будь он таким знатоком женщин: иной раз за торжествующе – грубой личиной Жильды угадывалось нехитрое, чуть книжное комедиантство. Но, во всяком случае, она была славная баба и очень его любила. Он подозвал такси, потому что вот уже два месяца водить машину по улицам Парижа стало для него невыносимой пыткой, и дал шоферу адрес Жильды.

На этот раз она в виде исключения была одна и приняла его в домашнем пестром платье, что ей очень шло. Жиля она встретила потоком нежных укоров. Он присел на край кровати и приготовился слушать ее болтовню. Ей, оказывается, ужасно его недоставало. Она недавно вернулась с Багамских островов. Она терпеть не может жаркие страны – почти так же, как северные. Теперь у нее новый любовник, девятнадцатилетний юнец, она с ним разводит сантименты. Но его сестра тоже ей нравится. Виски или сухого мартини? Прежде он пил сухое мартини. Во времена их романа. Сколько же дней он продолжался? Жильда едва не полюбила его. Да-да, по-настоящему. Минут через десять она остановилась и кинула на Жиля строгий взгляд.

– Ты что там замышляешь?

Р? РѕР±Р° прыснули СЃРѕ смеху. РћРЅРё уже давно ввели РІ РѕР±РёС…РѕРґ это выражение: «Ты что там замышляешь?В» Раздражение Жиля прошло, РѕРЅ успокоился, вытянул РЅРѕРіРё поудобнее Рё РѕРєРёРЅСѓР» благосклонным, отчужденным взглядом бывшего жильца причудливо обставленную комнату.

– Я сейчас у доктора был, – сказал он.

– Ты? Что с тобой стряслось? А ты и правда похудел. Уж не подцепил ли…

Она не договорила, и Жиль не без иронии подумал, что слово, не произнесенное Жильдой, было, пожалуй, единственным, которое она стыдилась выговорить вслух.

– Успокойся, рака у меня нет. Ничего у меня нет. Только хандра.

– РќСѓ Рё хорошо, – обрадовалась РѕРЅР°. – Рђ то СЏ СѓР¶ испугалась. Р? давно это Сѓ тебя?

– Да месяца три. Не знаю в точности.

– Вот что, – сказала она назидательным тоном, – вовсе у тебя не хандра. У тебя депрессия. Вспомни, в каком я была состоянии в шестьдесят втором году…

По-видимому, этой болезнью, во-первых, страдали все подряд, а во-вторых, с жаром стремились о ней поведать, и это было досадно. Жилю пришлось выслушать рассказ Жильды о том, как у нее была нервная депрессия, которая в одно прекрасное утро прошла сама собой – кажется, на острове Капри, и Жиль все пытался понять, было ли тут что-нибудь общее с тем, что испытывает он, Жиль Лантье. Ничего общего.

– Я знаю, что ты думаешь, – вдруг сказала она. – Ты думаешь, что у тебя все по-другому. Но ты ошибаешься. Все так же, как у меня. В один прекрасный день ты проснешься утром веселый, как зяблик, такой же, как прежде… или пустишь себе пулю в лоб. Ты, конечно, умнее меня, но какая сейчас тебе польза от твоего ума?

Она говорила ласково, положив руку ему на колено, наклонившись к нему, и он удивлялся, что его нисколько не влечет к этому прекрасному телу. Прежде у него всегда вспыхивало желание при встречах с ней. Он было потянулся к глубокому вырезу ее платья, но она перехватила его руку.

– Нет, – сказала она. – Я же вижу, тебе ничуть не хочется.

Тогда он положил голову ей на плечо и вытянулся рядом – он лежал одетый – не двигаясь. Она молча поглаживала его по голове. Он ничего не видел, уткнувшись носом в складки ее шелкового платья, ему трудно было дышать, подташнивало, но он не в силах был пошевелиться. Жильда вдруг встряхнула его – он пробормотал что-то невнятное.

– Слушай, Жиль, сейчас приедет Арно. Мне надо одеться, он хотел поехать со мной в какой-то омерзительный ночной кабак. Но ты можешь остаться здесь. Если хочешь, я пришлю тебе Веронику. Это индианка, великолепная, необыкновенно зажигательная женщина. Хоть развлечешься немного. Ты что, все еще с Элоизой?

Она произнесла последние слова презрительным тоном, каким говорят женщины, желая показать, что они не одобряют затянувшихся связей своих бывших любовников. Жиль кивнул.

– Значит, да?

Ему хотелось только одного – не двигаться. Так страшно было вновь ринуться в парижскую сутолоку, искать такси в семь часов вечера, выдерживать натиск куда-то спешащей толпы.

– Хорошо, я останусь.

Он с неподдельным удовольствием смотрел, как она подправляет грим, переодевается, звонит по телефону. Он даже пожал руку юному Арно, типичному котику. Не без снисходительности.

Ожидая РІ тихой квартире обещанного появления незнакомки, РѕРЅ даже почувствовал себя героем детективного романа, Рё СЌС