Религиозный экстремизм (основное распространение – Восток региона)

До начала 1990-х годов влияние ислама на Северном Кавказе, особенно в его западной части, не было сколько-нибудь значительным. Поэтому в первой половине 1990-х гг. главным вызовом безопасности России на юге страны был этносепаратизм. В Карачаево-Черкесии только в 1991 году было провозглашено пять республик (включая и две казачьи)! В Кабардино-Балкарии в 1991–1992 годах интенсивно шел процесс раздела республики по этническому принципу (с организацией референдумов и «межеванием земель»). Действовала Конфедерация горских народов Кавказа, несшая на своих знаменах идеи «общего кавказского дома». На этом фоне Чечня была лишь наиболее ярким примером этносепаратизма, поскольку в общей сложности в течение шести лет существовала вне правового и социально-политического (но не криминального) пространства России. Другие же сепаратистские или ирредентистские проекты просто не переросли в открытые противоборства.

По утверждению профессора Джорджтаунского университета, автора специального исследования об этнополитическом развитии Кавказа «Призрак свободы» Чарльза Кинга, «с приходом Путина к власти автономистские и сепаратистские устремления в регионе смолкли». Следует дать некоторые уточнения. «Молчание» наступило не только и не столько благодаря воле Путина и построенной им «вертикали». Этнический национализм в условиях Северного Кавказа потерпел историческое поражение (возможно, временное). Этнонационализм не смог разрешить ряд насущных проблем этнических элит (в частности, надежды на территориальную реабилитацию). Пришедшие к власти этноэлиты занялись приватизацией власти и собственности, забыв об обещаниях, данных представителям «своего народа». Очень большое влияние на спад популярности этнического национализма и сепаратизма оказал и провалившийся государственный эксперимент «Ичкерия». Дело здесь не только в российском военном вмешательстве. В де-факто независимой Чечне не удалось построить государство, сравнимое по эффективности хотя бы с Абхазией или Нагорным Карабахом. Более того, дудаевско-масхадовская Ичкерия вела себя чрезвычайно агрессивно по отношению к соседям.

 «Чистый ислам» как проект для Кавказа стал не только результатом вмешательства внешних сил (саудовцев, пакистанцев). Он был порожден, прежде всего, внутренней средой. Радикально-исламистский проект апеллировал к мировой религии (освобожденной от местных «искажений» и традиций), к универсальным ценностям (вне этносов, вирдов, тарикатов, кланов). В нем был сделан акцент на эгалитаризм, противодействие коррупции и социальной несправедливости. Идеологи «чистого ислама» умело использовали и психологические методы воздействия (апелляция к неуспешным слоям молодежи). И все это формировалось в условиях отсутствия внятной российской стратегии развития Северного Кавказа.

Процесс «религиозного возрождения» стал одним из основополагающих для постсоветского Северного Кавказа и начался еще в последние годы существования СССР при прямой поддержке государства. В 1991 году советским мусульманам было разрешено совершать хадж. За короткий срок на порядок возросло количество мечетей. Особенно в Дагестане в начале 1990-х гг. ислам рассматривался как интегрирующая сила, которая сможет стать «стягивающим обручем» в этнически мозаичной республике. Однако превращения ислама в фактор стабилизации и объединения не произошло.

Сегодня разлом проходит внутри самой мусульманской веры – между традиционным исламом (тарикатизмом, суфизмом) и исламом радикального толка (салафией), который у нас принято называть ваххабизмом, а также между ваххабизмом и государством. Распространение ваххабизма происходило не только в восточной части региона, то есть Чечне, Дагестане, Ингушетии, но и в западной, где религиозность населения традиционно была ниже.

В истории распространения ваххабизма на Северном Кавказе обычно выделяют 3 этапа:

- 1989-1991 гг., когда преобладала культурно-просветительская деятельность;

- 1991-1997гг. – институционализация салафитов, выстраивание их организационных структур;

- 1998 г. – начало борьбы за реализацию салафитских религиозно- политических идеалов и установок.

Салафиты сделали краеуголным камнем своей пропаганды и агитации критику светской власти. Массовые злоупотребления служебным положением местных чиновников, коррупция, социальная дифференциация и, как следствие, высокий уровень безработицы, закрытость власти и ее нечувствительность к нуждам населения удобрили почву для успехов пропаганды и популярности салафитов у населения Северного Кавказа.

На практике установки салафитов выражаются в стремлении к тотальной исламизации абсолютно всех сфер общественной жизни. Степень радикализма в требованиях салафитов различна. Наряду с экстремистами, обосновывающими необходимость террористических методов борьбы (одним из первых идеологов этого течения стал дагестанец БанаутдинКебедов, находящийся в настоящее время в федеральном розыске), есть и сторонники умеренного течения, называемого также «неофициальным исламом».

Радикальные движения, обращенные против центральной российской и республиканской власти, используют не этносепаратистский, а исламистский язык. Даже Чеченская Республика Ичкерия в 2007 году была упразднена ее т.н. президентом Доку Умаровым. Исламистское движение выступает с идеями создания исламского государства «Кавказский Эмират» и участия в глобальном джихаде против всех «врагов ислама» (включая не только Россию, но и США, Европу, Израиль).

Установление федерального контроля над Чечней в ходе вооруженного конфликта 1999-2000 гг. привело к перемещению основных усилий исламских радикалов региона в Дагестан, Ингушетию, Кабардино- Балкарию, Северную Осетию. Это наглядно показали трагические события в Беслане в сентябре 2004 года и в столице Кабардино-Балкарии Нальчике 13 октября 2005 года. Только в 2012 году 1225 человек стали жертвами (700 из них погибли) вооруженного насилия в регионе, спровоцированного, в первую очередь действиями радикального подполья. При этом на Дагестан приходится 695 жертв (405 убитых), Ингушетию – 167 (84 убитых), Чечню – 174 (82 убитых), Кабардино- Балкарию – 156 (105 убитых). При этом в Ингушетии количество жертв по сравнению с 2011 годом увеличилось, а в Дагестане, Чечне и в Кабардино-Балкарии отмечено лишь незначительное уменьшение.

Все это время российские власти пытались противопоставить развитию ваххабизма на Кавказе традиционный ислам, но уже давно отчетливо видно, что он не может конкурировать с фундаментализмом. В 1999 году под мощным давлением суфийского лобби был принял закон «О запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан». Однако он не принес должного эффекта. Причиной этого является то, что сам традиционный ислам находится в серьезном кризисе: он расколот, в значительной степени слился с властью и, как следствие, подвержен тем же порокам, что и она (например, присваивание общественных денег и роскошь на фоне нищенского положения паствы). В своем современном виде традиционный ислам служит, скорее, интересам мулл, имамов и местной администрации, а не народа. В понимании немалой части кавказцев- мусульман традиционный ислам является продолжением ненавистной им власти, и это еще больше отталкивает от него значительную массу народа. В этой связи, автоматически зачислять всех оппонентов официального духовенства в число «врагов России» было бы большой ошибкой. Так называемый «неофициальный ислам» далеко не тождествен ваххабизму или тем более терроризму.

В условиях вакуума законности, присущего клановой региональной системе при слабом федеральном центре, общество неминуемо предъявляет спрос на структуру, которая взяла бы на себя защиту интересов людей. В определенных кругах эту функцию начинают выполнять экстремистскиеджамааты. Они, в отличие от официальной власти, начинают восприниматься как народные защитники. Тот факт, что органы правопорядка борются против них, является в глазах людей дополнительным фактором делегитимации власти.

С учетом сложившегося положения вещей, фундаментальный ислам постепенно, проникает во все стороны общественной жизни. В Дагестане и в некоторых обществах Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Чечни – это чувствуется в большей степени, в Карачаево-Черкессии, Адыгее и Северной Осетии – пока в меньшей. В Дагестане фундаменталистский ислам проник практически во все сферы общественной деятельности. Судопроизводство в огромном количестве случаев совершается по исламским законам, де-факто разрешено многоженство, сделки с недвижимостью заключаются в мечетях, распространены строгие каноны одежды, продажа спиртного де- факто наказуема и т.д. Существует множество поселков и чуть ли не районов, все или почти все жители которых исповедуют ваххабизм; в таких случаях официального муллу могут выгнать и поставить на его место собственного. Традиционный для Дагестана тарикатизм фактически проиграл ваххабитам. Если официально это еще не признается, то на практике, чтобы иметь возможность поддерживать доверие верующих, лидеры традиционного ислама сами должны были радикализироваться – именно отсюда пошла невозможная для других регионов официальная дискуссия о запрете празднования в Дагестане светского Нового Года.

Локомотивом ваххабитского движения стала молодежь. Именно она является социальной группой, наиболее остро переживающей отсутствие перспектив, не желает мириться с такой ситуацией и присоединяется к ваххабизму в знак протеста. Популярность ваххабизма определила еще одно явление – под сторонников радикального ислама стало мимикрировать немало бандитских группировок, прикрывающих свои дела исламом, но на самом деле далеких от религии вообще. Это приводит к тому, что значительная часть преступлений, относимых СМИ и общественных мнением на счет ваххабитов, на самом деле совершается из банальных криминальных побуждений.

Уже сейчас можно говорить, что, по крайней мере, в Дагестане ваххабизм в его обоих течениях – мирном и немирном – перешел ту границу, до которой можно было надеяться победить его чисто силовым путем. Дело даже не в том, что количество его приверженцев в республике слишком велико. На этом этапе уже не очень понятно, кто будет искоренять его, т.к. практически у любого силовика среди ваххабитов есть друзья или даже родственники.

Существует разное отношение к попыткам интеграции салафитов в российский социум путем переговоров и непрямого воздействия. Так, указом № 264 президента Дагестана от 2 ноября 2010 года идеолог «мирныхсалафитов» Аббас Кебедов был включен в состав Комиссии для содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность на территории республики. В апреле 2012 года представители суфиев и салафитов достигли первой компромиссной публичной договоренности. При этом, хотя сторонники суфийского ислама заявляют о себе, как о последовательных противниках ваххабитов, в своей практике они также делают акцент на исламских, а не на светских нормах, в особенности на уровне повседневной жизни в сельских районах. Как бы то ни было, по итогам 2012 года уровень политического насилия в Дагестане (теракты, диверсии, нападения) снизился по сравнению с 2011 годом на 15%, хотя и сегодня он выше, чем в других республиках региона.