Глава 1. Великая война

Древний

Этнар

Автор: Кузьменко А.А.

Помощник автора: Андреева Л.А.

Благодарность за помощь в создании выражается читателям черновых версий:

Попову Д.

Глазкову П.В.

«…Двадцатый век. Протянутые горсти

Сирот, глотавших горькую слюну.

Вон – рвы и рвы. В них черепа и кости

На двадцать километров в глубину.

Двадцатый век. Бродивших по дорогам

Среди пожаров к мысли привело:

Легко быть зверем и легко быть богом,

Быть человеком – это тяжело.»

Е.Винокуров

__________________________________

Глава 1. Великая война.

Эта глава посвящается Александре, которая лучше всех понимает,

что никакая цель не оправдает кровавых средств

ее достижения.

Вессим хмуро оглядел две армии. Он не думал, что полководец жимского племени сможет собрать такую ораву. Да, армия Вессима больше и насчитывает триста пятьдесят человек, да, у них бронзовое оружие. Но и стоящий перед ним противник тоже не слаб, а Вессим хотел хотя бы это племя победить без большой крови, ведь впереди ещё более серьёзные бои с ещё более сильными противниками – лесвичи, северяне, орки. И сейчас, думая о предстоящей битве, Вессим жалел, что учёные не успели полностью изучить свойства недавно найденного загадочного металла – железа. Оно намного прочнее бронзы (правда, и расплавить его почти невозможно). И это взрывчатое вещество – порох, недавно полученное сумасшедшим алхимиком из серы – тоже пригодилось бы.

А Дингирим храбр. Имея в распоряжении армии почти всех жимских племён: тридцать лучников, сотня пехотинцев с дротиками и медными копьями, двадцать конных лучников и десяток кусёнов – лучших жимских воинов, живущих только битвами – он храбро, не дожидаясь решения совета старейшин, охранял границы родного леса.

Итак, два войска стояли друг напротив друга. Вессим, наблюдая за противником с вершины холма, несмотря на полное превосходство его армии, испугался – второй раз за месяц. И тут же ему вспомнился первый случай…

…Всё было готово к походу: воины прощались со своими жёнами и детьми, его конь, могучий зеннисский скакун, осёдлан, провизия и фураж заготовлены на восемь дней. Несколько солдат уже нетерпеливо ожидали его, стоя на центральной площади Этнаритена. Небольшой поход на земли чернокожих зеннисов – разграбить пару деревень, увести в рабство сотню-другую жителей – и вернуться с богатой добычей обратно. Обычное дело, для которого Вессим даже не брал всю армию. Этнариты, орки, зеннисы, лесвичи, жимь – все по очереди нападали друг на друга, грабили, убивали – такой порядок существовал столетиями и лишь несколько десятилетий назад произошло изменение – северяне, потерпев сокрушительное поражение своей армии (тогда самой сильной армии мира) у Порта Аккрад, вышли из борьбы, заперлись в горах, отгородились линиями сплошных застав и жили, никого не трогая. Лесвичи было сунулись туда, но, пройдя двадцать километров, потеряли половину армии и вернулись обратно.

Итак, этнаритов ждал грабительский поход на зеннисов. Сто тридцать человек – ровно половина всей этнарской армии, второй по численности армии в мире!

…Вспышка, крики! Воины освобождали центральную площадь – кто сам отбегал или отпрыгивал, кого сшибала неведомая сила. В вихрях света, прямо над могучим каменным изваянием, материализовался странный человек: от него исходило синеватое сияние, он завис над площадью на высоте семи метров, да и сам был ростом метра четыре.

- Мне нужен Вессим! – громовым голосом промолвил он.

Вессим поёжился. Он боялся этого человека. Кто он? Бог? Массовая галлюцинация? Уловка вражеских магов? «Без страха. – сказал себе Вессим. – Ты вождь. Ты пример для сотен и сотен!». И, переборов свой страх, он вышел на пустую – все жались к стенам, выглядывали из соседних улиц – площадь, и, подняв глаза на бородатое лицо пришельца, сказал, глядя в глаза:

- Я здесь! Я, Вессим, вождь великого этнаритского племени, слушаю тебя!

И Вессима закрутило – синхронно с пришельцем – в уже знакомых вихрях света, и они поднялись на небо…

Произошедшее с ним на небесах он скупо пересказал своим людям – уж слишком непонятно всё было даже ему самому. Он сказал всем, что пришёл новый, великий бог – Вотан, что у него есть великая цель – создать единое сильное государство, объединив весь континент, и что для этой цели он выбрал нас, народ Этнара. И не зря, добавил Вессим, ведь этнариты – лучший народ мира, и мы не разочаруем бога, не так ли? Толпа поддержала его одобрительным рёвом, но Вессим остановил их и продолжил речь, сказав, что это не всё, ведь мудрый Вотан не только требует, но и даёт, и радостно объявил всем, что отныне Вессим и его потомки, взойдя на престол, будут царствовать по три тысячелетия, не умирая от старости, и только случайная стрела или кинжал могут прервать их жизнь.

- Конец войнам и набегам! Конец грабежам и пожарам! – радостно провозгласил Вессим. – Теперь мужчины не будут проливать кровь, а женщины – слёзы. Мы сменим мечи на орала, и вместе со вчерашними врагами будем трудиться, живя в великом государстве, которое мы создадим!

Вессим сменил голос на более спокойный и продолжал:

- Нас ждёт война – наверное, самая страшная за всю историю, но она будет последней. Ведь тех, кто не захочет присоединиться к нам добровольно, придётся, увы, присоединять силой.

- Гобтракс! – громко позвал Вессим своего главного советника. – Разошлите по письму зеннисам, оркам, жимцам, лесвичам и северянам. Вы у нас дипломат, так придумайте что-нибудь.

- С вашего позволения, вождь… я к тому же могу собрать Вам ещё сотню воинов. После того, что Вы сказали… - советник усмехнулся,- это будет несложно.

- Действуйте.

Зеннисы же сдались. Войско Вессима беспрепятственно (не считая стычки с небольшим - не более шести десятков – отрядом отчаянных патриотов – или безумцев?) прошло через их саванны прямиком до основного зеннисского лагеря. Никого не встретив, воины прошли к центральной площади и увидели там… столы. Три длинных стола, ломящиеся от яств, за которыми сидело не менее тысячи зеннисов. Однако около четырёхсот мест были свободными, и зеннисы радостно предлагали этнарцам занять их. Солдат, утомлённых нескончаемым семидневным маршем, не пришлось просить дважды. Король зеннисов подошёл к Вессиму, снял с себя корону из пальмовых и эвкалиптовых веток и нахлобучил на голову Вессиму, а затем, улыбаясь, повёл его к столу и посадил рядом с собой. На миг у Вессима возникла мысль о коварной уловке, но он тут же отбросил её как совершенно бредовую. «Да, - подумал Весим, разворачивая шестой по счёту банан, - всё-таки зеннисы не сдались. Этнарцы не покорили зеннисов, нет – просто два народа слились в один – большой и дружный…»

Так было тогда. Но сейчас перед ним стоял совершенно другой противник – озлобленный и гордый. Жимцы всю историю были зажаты между более сильными племенами: с севера были лесвичи, с востока – этнариты, с юга – орки, с запада же было болото, гибельное и непроходимое, запиравшее их в этом кольце навеки. И вот сейчас они стояли, готовые отдать свои жизни за существование племени – как, впрочем, и всегда, и это было достойно страха и уважения.

Начался дождь, и первые его капли были для жимцев как будто сигналом: в одну из пеших колонн Вессима полетел вихрь стрел, камней и дротиков, и, чуть качнувшись, волна жимских пехотинцев начала разбег.

***

- В атаку! – прозвучал сигнал Дингирима.

Из-за спин воинов полетели стрелы, враги смешались. Кихер с другими жимскими солдатами побежал прямо на бронзовые острия этнарских копий, кидая на бегу дротики.

Каждый воин знал тактику боя, поэтому никаких командиров в пехоте не было. Кихер чётко помнил задачу – закидать вражескую пехоту дротиками, тем самым разорвав строй первых шеренг противника, и влететь в центр этнарского построения. Пехота этнаритов всегда сражается фалангой – монолитный строй воинов с длинными копьями и тяжёлыми щитами, и противнику будет очень сложно быстро перестроиться для рукопашной – мешают копья. А если в каждом щите ещё будет торчать по паре дротиков… Лёгкая пехота жимцев без особого труда разгромит этнарскую фалангу – вооружение воинов Диккиншта состояло лишь из короткого копья и бронзового меча. Дальше – добежать, любой ценой добежать до лучников, убить их, взять луки (надо признать, что это лучшие луки континента) и стрелять, стрелять по вражеской коннице. Кихер видел смутные очертания всадников далеко слева. Их было много, очень много. Но когда с одной стороны будет жимская пехота, а с другой – лучники и кусены – гвардия Дингирима, а с тыла ударит немногочисленная, но прекрасно обученная конница жимцев – тут не выдержат никакие воины Этнара. Этнаритских всадников сожмут с трёх сторон и уничтожат: это будет величайший триумф всех племён Жими, это будет победа их небольшого, вечно угнетаемого народа над империей, перед которой дрожат лесвичи, империей, которая одним небольшим боем покорила зенниссов, империей, раскинувшейся от истоков Великой реки до равнин Саддостена. И тогда жимцев уже никто не остановит, они пройдут до порта Аккрад, они втопчут в пыль весь Этнар, чтобы тот никогда не поднял меч на жителей Диккиншта! Месть, месть!

Кихер метнул третий дротик. Тот застрял в щите, щит отогнулся – в каждом дротике было не меньше трёх килограммов свинца. Отогнулся ненамного, так что зазор между верхним его краем и шлемом составил не более двух ладоней – но этого хватило, чтобы кто-то из лучников попал, насквозь прострелив этнариту шею. Тот с предсмертным хрипом упал на колени, выронив копьё. Его тут же сменил воин из второго ряда.

До этнарского строя оставалось около шестидесяти метров.

Кихер метнул четвёртый дротик, который, вскользь задев чей-то шлем, бессильно упал на землю. Воины Жими бежали, в них стреляли, многие падали.

До этнарского строя оставалось примерно двадцать метров.

Кихер метнул последний дротик. Он попал в цель, и враг без звука повалился на землю. Жимцы тоже не обошлись без потерь – стоящие на далёком холме лучники всё-таки взяли жизни четырнадцати воинов.

Перед самым острием этнарского копья Кихер прыгнул. Сломав в полёте ногой копьё противника, он проткнул врага своим. Один мёртвый этнарец – десяток спасённых жимских женщин и детей. Этнариты убивают жимь, жимь убивает этнаритов. Так было раньше, так есть и сейчас. Жестокий мир заставляет становиться жестокими его обитателей. Но… Кихера одолевали сомнения. Не сами ли люди создают окружающий их мир таким, какие есть они сами?

Кихер размышлял, а его руки работали без вмешательства мысли. Удар-парирование-ложный выпад-точечный удар в щель между наплечником и кирасой. Кто-то из воинов завершил дело, рубанув по уже падающему этнариту мечом. Лучники обеих сторон бездействовали, боясь попасть в своих, а на поле боя всё складывалось не очень удачно – этнариты были лучше вооружены и прекрасно бучены; счёт шёл один к одному.

Кихер убил ещё одного этнарита, метнул копьё в другого (оно попало в незащищённую ногу, не принеся врагу тяжёлых увечий), и выхватил меч из рук павшего. С ним намного лучше – копьё всё-таки не предназначено для рукопашной.

Вдруг сбоку на него обрушился град ударов. Слова богу, с реакцией у Кихера было всё в порядке. Он мгновенно развернулся лицом к атакующему, и меч его засвистел в воздухе, отражая очередной выпад. Убить врага было очень сложно – надо было попасть в лицо, шею или ноги. Но последние находились слишком низко, чтобы достать их коротким этнарским мечом, а все удары в голову враг умело отражал. Тут стоящий рядом жимский воин, справившись со своим противником, быстро и точно поразил соперника Кихера в затылок. Что ж, это битва, а не честный поединок.

Кихер всё рубил и рубил. Он устал, его меч был весь в чужой крови, да и сам Кихер был ранен. «Когда же это кончится?» - думал он, вновь поднимая и опуская меч.

И они прорвались! Около двух с небольшим десятков воинов выжили, оставив позади себя не больше тридцати противников, которые находились под прицелом доблестных жимских лучников.

Однако впереди – этнарские стрелки, полсотни отличных воинов, сзади – остатки пехоты, пытающейся уйти за холм от гибельных жимских стрел, а сбоку к ним ещё и конница мчится. Вот это конница! Их не меньше сотни! И жимские пехотинцы принимают единственное правильное решение – они отступают, вновь врезаются в этнаритов и добивают их. Тут помогла расторопность жимских лучников – за те секунды, пока пехота обоих племён находилась на линии стрелкового огня, каждый из стрелков Диккиншта успел спустить тетиву. Разини этнариты только начали прицеливаться, но бой снова закипел, и этнарские лучники убрали стрелы.

Жимцы полностью уничтожили всю пехоту врага, когда из-за холма вышла… о боги, они и не подозревали, что столкнутся с таким количеством врагов… вышла ещё одна сотня пехотинцев, неспешно промаршировав к лесу. Тут на жимцев налетела конница Этнара. Сражаться было бессмысленно – всадников было вшестеро, если не в семеро, больше – но Кихер развернулся и взял на изготовку меч. Он увернулся от одного копья, отбил мечом второе, но неумолимо быстро приближается третье, хищный бронзовый наконечник смотрит на незащищённую грудь… Сердце успело отстучать ещё два удара, прежде чем воин Диккиншта упал на щедро пропитанную кровью землю своей родины. Последнее, что он увидел перед смертью – как на этнарскую фалангу выскочили из леса конники.

***

- Зинтрехем! – тихо позвал его разведчик. – Там целая сотня. Идут вдоль леса.

Зинтрехем усталым взглядом оглядел вверенных ему солдат. Два десятка статных, сильных и ловких воинов – все как на подбор. Сильные, смелые, не слишком старые, но и не слишком юные, а главное – безоговорочно преданные своему племени и ему, Зинтрехему, лично. Да, всё-таки конница – элита жимской армии.

- Идём в атаку! Биться до смерти. Себя, а уж тем более врага не жалеть! – был его ответ.

- Но мы все погибнем, - хмуро сказал один из воинов. Без страха сказал, спокойным голосом. Просто констатировал факт.

- Зато погибнем с честью! Могильные курганы столетиями будут напоминать потомкам храбрости и отваге двадцати ребят, не испугавшихся смерти!

- Мы не погибнем с честью, а погибнем с честью. Умрём – и неважно, как. К чему вообще эта бессмысленная война?

- Как это к чему?!! Они напали на нас. Сейчас война – необходимость – мы защищаем родину!

- А почему они на нас напали?.. Потому, что мы убили пятерых мирных послов. Зачем? Они ведь не воины даже.

Лицо воина оставалось невозмутимым, Зинтрехем же был в ярости – бой уже начался, он должен быть там, а не тратить время на разговоры с трусом.

- Зачем?!! А зачем они сожгли дотла Роуз, зачем убили десятки женщин и детей?!!

- А мы устроили поджог Этнаритена и разграбили две деревни. Эту цепочку можно продолжать бесконечно. Кто-то должен остановиться, Зинтрехем…

- Только не мы! Для меня война закончится, когда я буду стоять на руинах Этнаритена, а у моих ног будет лежать труп Вессима, - Зинтрехем в гневе готов был уже придушить этого дезертира.

- Из-за этой войны уже погибли сотни людей, и погибнут ещё тысячи, если не остановиться. Почему бы просто не вернуться к мирной жизни?

Зинтрехем не нашёл, что ответить, поэтому он просто отвернулся и бросился в круговерть уже развернувшегося побоища. Он положил трёх противников сразу, не раздумывая. С четвёртым оказалось сложнее. Зинтрехем привычным движением рубанул с размаху мечом, чтобы рассечь тело от плеча до пояса, но при ударе о несокрушимую бронзовую броню медный меч развалился. Не беда. Не зря его имя[1] с древнежимского переводилось как «громоподобный кулак». Одним сильным ударом в лицо он убил своего противника. Взглянув на полчища врагов вокруг, он понял, что это конец.

Зинтрехем выхватил из голенища сапога свой нож. Костяной нож, служивший ему верой и правдой двадцать лет. Зинтрехем резанул ещё одного противника по горлу. С жутким криком тот повалился на покрытую кровью – его и товарищей – землю и забился в агонии. Жимский рубака посмотрел на молодого воина, в глазах которого светилось бесконечное желание жить, с равнодушием. Зинтрехему много раз приходилось видеть кровь и смерть. Он убил многих и уже привык.

В эту минуту копье одного из этнаритов пронзило плечо великого воина, второе через мгновение пропороло бедро; Зинтрехем упал и больше не поднимался.

***

Волтерлан, сын Вессима, затрубил в рог, чтобы воодушевить своих воинов, хотя этого, судя по всему, уже не требовалось. Эта битва – одна из главных. Победив, они подчинят себе жимцев, потом падут стены Рисшенхарда, далее – быстрая, молниеносная война в горах, и северяне присоединятся к ним. И, наконец, самое главное – битва с орками за господство в пустыне, и тогда весь Первый континент будет в их власти. И это сражение уже практически выиграно. Жимских лучников осталось не более половины, пехота уничтожена совместными усилиями Первого корпуса и лучников. Остатки жимских конников отчаянно рубятся со всем Вторым корпусом, не щадя ни себя, ни уж тем более этнаритов. Эх, жимская конница! Таких бы ребят, да в наше войско!..

Но тут на поляну с воплями – хотя её воздух и так уже многие часы сотрясал рёв сотен и сотен глоток – вылетела толпа, как минимум сотня человек, вооружённых палками, дубинками, кольями – всем, похоже, что попалось под руку. Жимские ополченцы. Напрочь позабыв о существовании таких вещей, как боль и смерть, они бросались на этнаритов, на их мечи, на выставленные копья, едва ли не зубами вгрызались в противника, и своей безумной храбростью сумели сделать то, чего не удалось двумстам гастрофетчикам с десятком магов на перевале Клафт – они вогнали этнарцев в панику. Волтерлан видел, как фаланга второго корпуса, едва ли не вдвое превышающая жимцев по численности, в ужасе отступала перед четырьмя десятками этих неистовых берсерков.

Но всё же жимцы не смогли как-либо повлиять на ход боя. Они все до единого пали – но и прихватили с собой немало врагов. Честь и свобода для них были дороже всех их жизней.

Ещё несколько минут – и всё кончено. Но ни одна битва не обходилась без потерь. Этнарцы потеряли около сотни убитыми и ещё около полутора сотен воинов были ранены. Пленных оказалось лишь двое – и то только потому, что Вессим приказал обязательно доставить ему всех вражеских командиров живыми. Несмотря на это, командир лучников пал таки в бою. Пехота, похоже, обходилась без командиров. Оставались двое – Дингирим и Зинтрехем, но последний был слишком сильно изранен и был без сознания. Дингирима же привели в Вессиму. Могучий воин метал во всех злобные взгляды, лицо его было перекошено гримасой ненависти. Некоторое время Весим осматривал его, явно восхищаясь телосложением великана. Наконец он задал Дингириму вопрос:

- В битве погиб легат Первого корпуса. До захвата всего континента нам осталось ещё три битвы. Ты умный полководец и непревзойдённый воин, ты достоин занять место нашего павшего командира.

Повисло тревожное молчание. В ожидании ответа Вессим смотрел, как снуют по полю его воины, подбирая павших и ища раненых. Павших было много, очень много, и времени на их погребение не было, поэтому их клали на два помоста – для этнарцев и для жими, чтобы потом сжечь. С обоих помостов стекала кровь, одинаково красная как у этнаритов, так и у жимцев.

- Три битвы, - усмехнулся после долгого молчания Дингирим, - какие же?

- Что ж, если ты так хочешь знать… - с напускной задумчивостью промолвил Вессим, - взятие Рисшенхарда, разгром северян и битва с орками.

Дингирим решил оставить при себе свои мысли о том, какие шансы у этнарцев победить в этих боях.

- А сумбуры?.. – вкрадчивым шёпотом напомнил он.

- Хм, сумбуры… О существовании этого народа ходят лишь смутные слухи. Люди не могут жить в Западных болотах. Это миф. Сумбуров не существует.

- В реальности этого ты тоже будешь сомневаться? – Дингирим кивком головы (руки его держали двое воинов) указал на свою правую руку. Три параллельных шрама рассекали её от плеча до кисти. – Это мне оставил на память медведь, которых сумбуры приручают и используют в битвах.

Стоящий рядом Волтерлан судорожно сглотнул. Какие должны быть сила и храбрость у людей, чтобы они могли приручить медведей?.. А Дингирим продолжал говорить:

- Тебе никогда не захватить континент, и жимцев ты не подчинишь! Никогда, ты слышишь?!! Запугали зеннисов и думаете, всё – весь мир у ваших ног?! Только огромное численное превосходство позволило тебе победить Eladnar[2] наших воинов, а впереди тебя ждут бои с всадниками на медеведях. Каково, а?!! Да твой народ слабаки! – Дингирим сорвался на ор.

- Убить его, - ледяным тоном приказал Вессим.

Дингирим издал звероподобный рык и вырвался из рук охранников. Один из конвоиров замахнулся на него мечом, но Дингирим ударом ребра ладони переломил клинок.

Волтерлан не стал ждать следующего удара великана. Его рука взметнулась вперёд, из ладони в Дингирима полетела молния. Да, магия правит этим миром!

Дингирим упал на траву. Волтерлан вгляделся в глаза великого воителя – и не увидел там ни удивления, ни страха – лишь ненависть к врагам. Потом глаза его потускнели, и его гордый дух покинул тело, чтобы никогда туда не вернуться. Бегству или плену храбрый военачальник Диккиншта предпочёл смерть на поле битвы, где была захоронена свобода жимского племени.

***

Весим с Волтерланом стояли в палатке, разбитой посреди жимского лагеря – точнее, посреди пепелища, которое от этого лагеря осталось. Крупное поселение где-то на полторы тысячи человек было подожжено жителями, часть из которых ушла в леса, а часть приняла бой в горящем городе. Около четырёхсот сумасшедших было похоронено в соседней роще вместе с тремя десятками этнаритов.

В палатке лежал их последний пленник. Зинтрехем был весь покрыт многочисленными ранами, и видно было, что жить ему оставалось считанные часы. Как ни странно, он сам попросил встречи с правителем, и теперь, когда они остались втроём, начал свой монолог:

- Войну надо прекратить, Весим…это безумие… Повсюду кровь… Когда меня уносили с поля боя…я видел мёртвых…их были сотни, многие сотни…и повсюду кровь… Зачем мы воевали все времена, зачем воюем сейчас?..

Волтерлан поразился произошедшей в воине перемене. Всегда они знали Зинтрехема как одного из самых безжалостных полководцев Континента, а тут…

- Мы воевали, чтобы не уронить честь своего племени… чтобы отстоять интересы своего народа… чтобы отомстить за предыдущие, не столь удачные бои… ну и чтобы захватить трофеи, разумеется, - грустно усмехнулся Вессим.

- Честь своего племени… интересы своего народа… знаешь, был один сумбур… конунг Вэрнанфт… он говорил, что есть лишь одно племя – человек… Почему бы не прекратить это кровавое безумие, не вернуться к мирной жизни?..

- Через пару месяцев всё и прекратится, - подал голос Волтерлан, - мы разобьём лесвичей, северян и орков, и мирная жизнь, о которой ты говоришь, наступит. Больше не будет войн, потому что нам будет не с кем воевать, мы все будем одним народом, одной страной.

- Ещё сумбуры… - напомнил Вессим.

- А если у вас не получится?! Если вы потерпите поражение? Что тогда вы будете делать? – срывающимся голосом быстро прошептал Зинтрехем.

- Тогда, наверное, да – вернёмся к мирной…- начал было Вессим, но Волтерлан резко прервал его:

- Нет! Тогда мы будем пробовать ещё и ещё, пока не победим! Поймите вы, если мы не прекратим это, то война не закончится никогда! Да и вообще, почему мы рассуждаем, считая, что можем проиграть?!

- Мы вполне можем проиграть! Нас осталось четверть тысячи после последнего боя, плюс человек восемьдесят мы сможем набрать из числа зеннисов. Больше четырёх сотен – если даже собрать всех, кто может держать копье - мы выставить не сможем. Лесвичей, насколько я знаю, около полутора сотен, а может, и больше. Северян – около двух с половиной, орков – не меньше трёх, а сколько воинов у этих сумбуров – вообще неизвестно! – Вессим хорошо знал положение дел на континенте.

- Всё равно, - яростно прошептал Волтерлан, - пока я жив, я буду думать только о победе.

- И тебе не важно, сколько эта победа отнимет жизней?.. – прохрипел жимец.

- Нам нужно сделать выбор между тем, что правильно и тем, что легко. Легко – закончить борьбу, сложить руки… а пойти и победить – это тяжело, но это правильно… наверное, - Вессим начал сомневаться.

- Нет, отец… это выбор не между тем, что правильно и тем, что легко, ибо здесь нет лёгкого пути, как нет и абсолютно правильного. Это выбор иной: либо мы совершим преступление против жизней тех, кто живёт сейчас, либо – против жизней тех, кто будет жить после нас, ибо мы оставим их утопать в крови друг друга… Тех, кто будет жить потом, больше. Поэтому я – за продолжение войны.

- Да…наверное, ты прав, - тихо проговорил Вессим, - значит, решено?

- Давно уже было всё решено! – вдруг разозлился Волтерлан, - мы всё решили, всё предусмотрели, и тут появляется этот жимец и приказывает прекратить войну!?

- Да… потому что в том бою мне открыли глаза… Мой воин… смог показать мне бессмысленность войны… Я тогда ему не… не поверил… и пошёл сражаться… и я убивал… Я… смотрел в глаза… своей последней… жертве. Это был ваш пехотинец… почти мальчишка, лет семнадцати… он хотел жить… а я… убил его… и вот сейчас я умираю… и я тоже хочу жить! И все, кто погибнет в этой вашей войне… они все хотят жить…,- Зинтрехем говорил всё тише, с всё более частыми и длинными паузами, - но вы ведь… не поймёте?..

- Нет, не поймём, - ответил Волтерлан, - ты жалеешь тех, кто умирает сейчас, но не думаешь о тех, кто будет жить после нас, не думаешь об их судьбе.

- Вы неисправимы, этнариты… неисправимы… вы не понимаете ценность жизни… идите. Идите, безумцы, и воюйте…

Это были последние слова Зинтрехема.

Два дня ещё этнарское войско отдыхало и исцелялось от ран. На два дня этот тёмный лесной край, эти мокрые ели и мёртвые сосны стали их домом. А на рассвете третьего дня, когда из Этнара пришли подкрепления с железным оружием и осадный парк, лагерь опустел. Вессим повёл свою армию на Рисшенхард.

Жимцы были покорены.

***

Двести пятьдесят человек, пыхтя и чертыхаясь, пробирались через бурелом. На западе светило солнце, и косые тени деревьев ложились на болотистую, покрытую кочками землю.

Волтерлан первый ступил на сухой мох, вытянув за собой отца. Воины один за другим выходили из болота. Впереди – небольшой перелесок, а за ним, среди моря вереска, на высоком холме стоит самая неприступная крепость континента – Рисшенхард. Но у этнарцев есть катапульты, многочисленная армия, а главное – железо.

За всё время их трёхдневного марша от Диккиншта до столицы лесвичей они не встретили ни единого человека. На утро второго дня они вышли к небольшой деревушке, но она была пуста, и видно было, что жители уходили не торопясь – в поселении не нашлось ничего хоть сколь-нибудь ценного. Пошли было по дороге – натыкались на рвы, обрушенные мосты, волчьи ямы. Пришлось добираться до цели по болоту, что задержало этнаритов на сутки.

И наконец, после утомительного перехода, они вышли к Рисшенхарду. Взглянув на город, Волтерлан понял, что он не зря носит звание самой неприступной крепости.

Замок был огромен, стены – высоки, башен – семнадцать. Всё, кроме галерей на стенах, было выполнено из камня. Рва не было, но вместо него поле перед могучей цитаделью было изрыто траншеями, усыпано кольями и уставлено ловушками.

Ещё до похода на жимцев этнариты предусмотрели, чтобы в их распоряжении был план города и информация о вражеской армии. В Рисшенхарде находились шестеро шпионов, и один из них сейчас покинул город и пробрался к этнарской армии. Как оказалось, цитадель ещё более неприступна, чем казалось со стороны. В каждой городской башне находилось по мощной аркбаллисте. Высота стен города колебалась от десяти до тринадцати метров, башен – от пятнадцати до двадцати одного. Количество воинов равнялось ста восьмидесяти, а всего в городе располагалось около двух с половиной тысяч человек, запасов продовольствия им хватало на четыре месяца. Положение лесвичей было хорошее, но всё же стоило предложить им сдаться. К воротам под барабанный бой пошли парламентёры. На миг Волтерлану показалось, что сейчас лесвичи сдадутся, перейдут на их сторону, и не нужна будет изнурительная осада. Восторг сжал горло…

… Парламентёры не прошли и половины пути. Два точных выстрела – два тела на дороге. Кровь красила траву в зловеще-багровый цвет. Ответ рисшенхардцев был точен и ясен. Последние лучи заходящего солнца освещали будущее поле боя.

- Слушай… - шепнул Вессим Волтерлану.

Шелест листьев на деревьях. Стрекот кузнечиков. Шуршание вереска.

- А что?

- Внимательнее, внимательнее…

Потрескивание костра. Хруст веток под ногами воинов. Далёкое уханье совы. Песня…

Песня! В городе целый хор спокойных, но громких голосов тянул торжественно-печальную песню:

«Солнце туманом закрылось,
Жизни уже не сберечь.
Сердце отвагой забилось,
Секи беспощадно, мой меч!
Сразимся с поганою силой,
В сраженье покой обретём!
Слава грядет за могилой,
В смерти бессмертье найдем!» [3]

В глазах Вессима промелькнуло уважение. Да, непростой у них враг. Храбрый, отчаянный, бесстрашный. Этнаритам придётся пройти непростой путь. Впереди – стены, а на них – люди, которые будут отчаянно защищать свою свободу.

- Эх, как хорошо этим птицам! – вздохнул Вессим, глядя на стайку ворон, улетающих вдаль, – им не нужно принимать сложных решений, не надо воевать, они не хотят за что-либо бороться, да и не нужно им это. А человек вместе с разумом обрёл необходимость рваться, бороться и сражаться. Казалось бы – зачем? Живи, как эти птицы – добывай еду, расти детей – живи, просто живи, не делая никому ни зла, ни добра! Но нет – надо рваться, путаться, метаться, ошибаться и ещё раз ошибаться, радоваться мелким победам и не обращать внимания на страшные поражения, бороться, бороться! – а с чем, за что?.. Человек без этого не может.

- Да, легко быть птицей. Но мы – люди, и такова наша судьба, - отвечал Волтерлан.

Потянулись долгие дни осады города.

***

- Пли-и-и! – завопил Канонир. Сложные механизмы щёлкнули, верёвки освободились, и многопудовые камни полетели по направлению к городу.

Шёл восьмой день осады. Восемь дней и ночей шесть катапультных расчётов под командованием сурового Канонира Этнарских Войск бомбили город, час за часом превращая стены цитадели в решето. Однако снаряды заканчивались – сейчас они выпустят последние и начнётся очередной штурм, а новая партия камней, которые привозят из предгорий на севере, прибудет только завтра.

Лесвичи не сдавались, отбили уже пять приступов, из них один ночной, устроили две вылазки. Общие потери этнаритов с начала осады составили уже тридцать восемь человек; лесвиче же потеряли по приблизительным подсчётам около двух десятков воинов и сорок мирных жителей. Этнариты уничтожили две аркбаллисты противника, практически по камням разметали Правобережную башню, а их шпионы отравили два городских колодца из четырёх и устроили поджог продовольственного склада.

Но все – и осаждающие, и осажденные понимали, что когда-нибудь в городе кончится провизия, и тогда у лесвичей будет выбор – либо сдаваться, либо отчаянно идти на прорыв кольца окружения. И судя по ливню стрел, вылетающих из узких бойниц каждый раз при попытке переговоров, лесвичей на счёт из выбора спрашивать не приходилось.

Но это день, семнадцатое сентября, нарушил планы обеих сторон.

***

…Бежать, бежать! Ну же, укрытие…хоть какое-нибудь, сейчас поймают же… Укрытие, эргэр[4], укрытие! Вот какой-то навес, туда, за поленницу хотя бы… Всё…

Разенд выглянул из своего ненадёжного укрытия. По узкой улочке, где он в поисках убежища метался пару секунд назад, проходил патруль лесвичей – два лучника, один щитоносец. Прошли… Значит, сейчас он снова выжил, выжил и выполнил боевое задание – уже третий колодец отравлен. Но тут Разенда скрутило, он чуть не закричал: мгновение трёхминутной давности снова стояло перед глазами. Копьё, брошенное одним из стражей колодца, от которого он, Разенд, увернулся, всё же нашло себе цель…

Он мёртв. Тогда не было времени для сострадания и сожаления, надо было бежать, чтобы не погибнуть самому, но теперь, сидя в относительной безопасности, Разенд осознал – он мёртв.

Итак, их, этнарских шпионов в городе осталось двое, а может, и один – Ошруф уходил в противоположном направлении, его судьба пока что неизвестна. Один ушёл к Вессиму для наладки связи шпионов с Волтерланом, двое погибли при попытке уничтожить склад в Старом Городе, ещё один – только что…

«…А ведь если бы ты не уклонился от того копья, если бы принял удар на себя, то он был бы жив сейчас», - шепнул Разенду внутренний голос. Бред… Нельзя так думать, эргер-эргер-эргер! Тогда погиб бы я сам! Что же я – обвиняю себя в том, что я выжил?! Всё, хватит!

Солнце уже стояло довольно высоко, и по приблизительным прикидкам Разенда, через полчаса он должен выйти на связь с Волтерланом. Надо за это время найти надёжное укрытие…

***

Заам устал. Он бросил инструмент, сел на плоский камень и уронил голову между колен. «Час до начала штурма, у тебя сломана катапульта, а ты тут сидишь», - сказал себе Заам, но сил встать и продолжить работу в себе не нашёл. Он устал и физически, и морально.

Зааму двадцать восемь лет, из них двенадцать – в армии. Всё это время он находился в составе артиллерийского корпуса гарнизона Аккрада – сначала подносчиком снарядов, потом рядовым расчёта, а после позапрошлогоднего штурма Вэрта, когда Заам, оставшись единственным выжившим из расчёта катапульты, двумя выстрелами разрушил башню, в которой находилось всё командование северян, его сделали командиром расчёта.

Сейчас в его подчинении – три рядовых солдата расчёта, пять новобранцев-подносчиков – формально, так как после всех боёв последней недели двое новобранцев и двое рядовых погибли. Заам получает хороший офицерский паёк, месячный отпуск раз в год и каждые полгода – оклад в размере шестидесяти пяти золотых монет. Он был довлен всем – до тех пор, пока его не послали сюда, на осаду Рисшенхарда.

Всю жизнь Заам воевал против врагов – отражал северянские штурмы на Аккрад, три года был в составе гарнизона небольшого острога на переправе через Великую, сдерживал натиск жими, четырежды участвовал в крупных сражениях с орками – всегда воевал ради защиты родины, охранял страну, в том числе и свою семью, свою жену, ребёнка. Но сейчас…

Этнариты и лесвичи всегда держались в относительном нейтралитете, насколько это возможно для такого безумного, одержимого войной и жаждущего крови мира. Всегда держали границу по Великой, редко её нарушая, вместе, помнил Заам, бились с орками, даже вместе как-то раз ходили на северян. Но вдруг их, этнарских воинов, посылают на войну с лесвичами. Без каких-либо причин, просто для того, чтобы завоевать их, подчинить себе. Заам всегда знал, для чего он воюет, не только ради офицерского пайка, но для защиты своей Родины, а сейчас… Заам не понимал, зачем он здесь. Это бессмысленная война. И беспощадная, добавил он про себя, вспомнив мёртвых товарищей. Надоело. Кончить бы всё поскорей – и домой…

Заам встал, поднял брошенный в траву инструмент и пошёл к своему орудию.

***

Разенду повезло: он смог незамеченным пробраться в подвал дома Гильдии Торговцев. Зайдя в какой-то глубокий погреб, он зажёг укреплённый на стене факел, закрыл за собой дверь на засов и осмотрелся.

Он находился в небольшом тёмном помещении с низким потолком. На полу стояли закрытые бочки – много, штук пятнадцать. Разенд открыл одну. Вода. Другую. Тоже вода. Пятнадцать бочек чистой воды, которой в городе уже ощущается явный дефицит. Разенд вволю напился, смыл с лица всю грязь и посмотрел на своё отражение. Длинные, почти до плеч, спутанные чёрные волосы, шрам на щеке, усталые тёмные глаза, которые за последнюю неделю видели больше смертей, чем за все предыдущие двадцать два года…

…Однако воду эту надо уничтожить. Разенд осторожно (не дай бог кто услышит!) опрокинул одну бочку на бок, вторую, третью, пятнадцатую… Через щели в деревянном полу вся вода утекла куда-то вглубь.

В каменной стене погреба на уровне груди Разенда находилась небольшая ниша. Разенд бесцеремонно смёл на пол находящиеся там свитки из бересты, разместил там свой передатчик, выполненный в виде каменного глаза со зрачком из магического адаманта. Отличное устройство, изобретённое Волтерланом и его учителем Хээрлишом, позволяло магу, находящемуся в любой точке Континента, связываться с носителем своего творения, видеть то, что видит этот «глаз», слышать происходящее вокруг и передавать звуки самому. Как коротко объяснил сам себе Разенд: «Я Волтерлану – голос и изображение, он мне – только голос».

Разенд не был магом и не мог заставить устройство работать, а потому он сел на бочку и стал ждать, пока Волтерлан сам выйдет на связь, пытаясь обыграть каменный глаз в «гляделки».

После того, как Разенд во второй раз проиграл каменюке, послышался ровный, спокойный голос Младшего (старшим был Вессим) Вождя.

- Ты ранен, Разенд?

- Нет.

- Где ты находишься?

- В подвале дома Гильдии Торговцев, мой Вождь.

- Что за тобой?

- Бочки, - обернувшись, сказал Разенд.

- Пустые?

- Теперь да.

- Нарисуй мне подробную карту Королевского дворца и окрестностей.

Разенд открыл дверь погреба, вышел в тёмный коридор, отколол ножом от известняковой колонны большой кусок, вернулся, нарисовал мелом на стене погреба карту.

- Ошруф сообщил мне, что сейчас во дворце идёт собрание всех князей и командиров лесвичей…

- Он жив? Где он? – вскричал Разенд.

- Да, он жив, но тяжело ранен и сейчас находится вблизи Северной площади. Но я не о том. Ты сможешь выйти на центр Главной площади и пустить вертикально вверх осветительную стрелу?

…Крупное собрание… Значит, там десятки человек охраны…

- Я…я…

- Ты сможешь или нет, Разенд?!

- Да, смогу. Но Дворец далеко от стен, а стрела будет лишь одна. Смогут ли наши артиллеристы попасть?

- Заам сможет. Через десять минут жду выстрела.

- Есть, мой Вождь.

Связь прервалась…

…Через восемь минут (посреди Главной площади находились большие точные солнечные часы) Разенд выглянул из-за угла ближайшего к центру площади дома. Там, у дворца, стояли воины. Не десять и не пятнадцать, как предполагал Разенд. Сорок. Он зажал в руках стрелу с наконечником, наполненным магнием. Наложил на тетиву, поджог фитиль. Ну давай, Разенд!

Он выбежал, быстро добежал до центра площади, где возвышался трёхметровый шпиль солнечных часов, и выстрелил прямо вверх. Стрела, освещая небо ярким магниевым сиянием, взмыла высоко над городом. И неважно, что лесвичи засуетились, побежали к нему, неважно, что в плечо воткнулось что-то острое… ещё одно в бедро… Главное – что вот она, стрела, летит, и значит, катапульты уже нацелены на Дворец, на это крыльцо, на ступенях которого уже стоят князьки и командиры врага, значит, что мы погибли не зря…

…Первый же выстрел превратил крыльцо Королевского дворца в каменную крошку.

Вот и всё, Разенд. Ты, как и все, теперь герой. Мёртвый герой…

***

- Ну началось… - подумал Глэйш. – Похоже, это конец.

Глэйш Галл Тинг в составе Четвёртой дружины шёл вместе со всеми лесвичевскими воинами в бой, в поле. Командование дружиной принял простой десятник – король и восемь из девяти князей погибли в следствие артиллерийской бомбардировки Дворца. Глэйш шёл во втором ряду разреженного, неполного строя лесвичей, но случайная стрела взяла жизнь идущего впереди него воина, и он перешёл в первый ряд.

«Развоевались тут. Урожай собирать надо, а они тут пришли, сказали: «Иди, Родину защищай», Какая ещё Родина, когда картошку собирать пора?! Да и зачем? Ну, защищу я эту «родину», и что? Так дальше и буду пол-урожая князю отдавать. Ах нет, не буду – помер князь, спасибо этнарцам. Закончить бы всю эту ерунду поскорей… Пришли этнариты, ну и пришли, и леший с ними, но нет, нашему князю перед королём выслужиться надо, собрал нас, раздал мечи – бесполезная вещь, им и копать-то нельзя – и послал на смерть. Нет, чтобы пропустить этнаритов и жить себе дальше. Всё равно ведь, кому служить – оброк везде одинаков, а помирать в войне как-то неохота…
…А все же – ненавижу меч. Он не создает, а только уничтожает. Мотыга вот создает, значит, она полезна. Ценность имеет только то, что создано людьми и служит на пользу людям. Меч бесполезен. Отвоююсь – отдам кузнецу, пусть переплавит во что-нибудь полезное».

…Но ещё одна стрела, более удачная, чем остальные, падающие на землю или вонзающиеся в щиты, клюнула Глэйш Галл Тинга в незащищенное плечо. Тот скривился от боли и, проклиная этот бой и тех, кто послал его сюда «защищать Родину», упал на землю.

…Хэлдентат начал нервничать. Почти без какого бы то ни было командования, они, полторы сотни легковооружённых лесвичей, пошли на монолитный строй этнаритов. Безумие – но не отсиживаться же на стенах, по которым бомбят катапульты. Впереди идёт знаменосец, гордо развевается королевский стяг, они идут защищать родную землю, чего бояться – они идут, чтобы втоптать в пыль захватчиков, посягнувших на наши земли и наши жизни. Вперёд, за Родину, за Рисшенхард, за короля, за нашего князя, путь все они мертвы – всё равно, за них – отомстить…

…Знаменосец пал. Знамя начало заваливаться, но Хэлдантат подбежал к падающему стягу, схватил древко и побежал вперёд. Вперёд, на смерть, за победой. Умереть за Родину – истинное счастье… Куда вы все бежите, куда?

Целый строй Глэйш Галл Тингов развернулся и побежал – обратно, под защиту надёжных стен, где над головой не летают стрелы; и лишь три десятка истинных Хэлдентатов продолжили движение вперёд.

Над ухом просвистела стрела. Что враги стреляют в него, знаменосца, стрелами? Он идёт на защиту Родины, значит он неуязвим, так вперёд же, на сотни врагов, на десятки тысяч стрел…

Строй этнаритов дрогнул. Небольшая группа лесвичей шла вперёд, неудержимая и неуязвимая в своём порыве.

…Что, неужели он остался один? Разве мы можем умирать, разве эти глупые стрелы могут нам навредить? Почему они все лежат, захлёбываясь в крови? Вставайте, лесвичи, вперёд, за победой!

Он остался один, и сотня закованных в сталь воинов Этнара в страхе отступали перед ним. Он неистов, он неодолим…

Хэлдантат взял направленное на него копьё, дёрнул на себя. Этнарский воин упал к его ногам, он выхватил из ножен меч и убил его. Тоже самое с другим. Но знамя начало падать, его нельзя держать одной рукой, потому Хэлдантат метает меч в ещё одного этнарита и поднимает стяг обеими руками.

…Что, стрела? Как она оказалась в груди?.. Неважно, надо продолжать идти вперёд…почему я не могу двигаться? Я падаю…что же это такое? Почему я не могу встать, почему из груди течёт кровь?.. Почему…

***

Чертовы стены, чтоб их! Почему они не берутся приступом?!

Вессим наблюдал с холма за сходом штурма. Армия лесвичей после непродолжительного боя отступила в город, и сейчас воины Этнара пытаются уничтожить лесвичей, захватить уже Рисшенхард…

К Вессиму подошёл (даже подбежал, что по уставу не полагалось) командир конницы. Всадники не участвовали в штурме, а боролись с партизанами в лесах и охраняли от них Этнарскую дорогу, по которой подходили подкрепления. Командир взволнован, глаза его как две сковородки:

- Та-а-а-ам…там наши подкрепления идут…

- Сколько?

- Пятнадцать пехотинцев с катапультой, и…и…

- Что?! – Вессим был раздражен тем, что его отвлекают.

- С ними две сотни северян…

- Что!!?

Северяне. На Этнаритенско-Рисшенхардском тракте. Идут со стороны Этнаритена. Вессиму ярко представились горящие руины столицы. Идут вместе с их, этнаритов, отрядом… Что за…

- Волтерлан, сворачивай наступление! Живо!!!

Через пятнадцать минут на поле снова стоял непоколебимый строй этнарской фаланги, но на этот раз развёрнутый в сторону дороги. Оттуда вышли сначала их воины – как и обещано, пятнадцать человек, а за ними – шеренга северян, арбалетчиков и молотобойцев. К Вессиму подошёл Князь Шмайд.

- А-а-а…э-э-э….ну, в общем… - начал было красноречивую речь Вессим, но Князь прервал его:

- Сразу к делу. Вы развязали крупную войну, и пришло время решить, какое место в ней займём мы, северяне. Итак. Если наша армия вступит в твою и станет такой же её частью, как и остальные; если северяне станут равноправным с этнаритами народом; если все законы, все права и свободы, данные твоему народу, будут даны нашему народу; если ты выплатишь каждому моему воину по десять, а мне тысячу золотых монет – тогда мы присоединимся к тебе, мы – весь народ северян. Если нет – то сейчас мы примем сторону лесвичей.

- Я… я согласен, конечно.

- Прошу принять командование армией, мой Вождь, - улыбнувшись, проговорил Князь, делая лёгкий поклон и шаг в сторону.

- Армия! Стройся! Фаланга, во фронт, молотобойцы – на десятки разбиться, семь десятков на левый фланг, семь на правый, арбалетчики к лучникам, и поживее!

…Лесвичи молча спускают флаг со шпиля главной башни и открывают ворота…

Через месяц почти что полутысячное войско идёт на запад – к сумбурам.

***

Медведь зарычал, махнул лапой – и Волтерлан упал на землю, сырую от практически ежедневных дождей. Над ним навис огромный зверь, и Волтерлан понял, что это конец. Следующий удар будет последним.

Но Князь знал своё дело. Он начертал в воздухе какую-то руну, и материализовавшийся в воздухе молот переломил хребет и медведю, и всаднику.

Медведи, медведи… Они нападали неожиданно, большим количеством, и так же внезапно уходили, оставляя несколько растерзанных этнарцев. Сейчас погибли трое. Волтерлан уже весь вымотался, ведь он был здесь самым сильным магом, и чаще других использовал заклинания, а маг при сотворении заклятий тратит свои собственные силы, если у него нет магического кристалла, в котором заключена огромная энергия. Князю было легче – он использовал магию Рун, никак не связанную с магическими кристаллами; магия эта была недоступна Волтерлану.

Надо было что-то делать. Через неделю от армии ничего не останется. Слишком уж обширны болота, да и слишком глубоки – коннице не развернуться. Здесь нужен небольшой, но подвижный отряд, и нужны маги, много магов… Вечером решили так: в болотах оставляют сотню во главе с Князем, они пробираются через болота к сумбурским деревням, остальные возвращаются в Этнаритен, собирают войска и направляются в пустыню.

После многочисленных споров и нескольких драк воины Вессима провожали взглядами кучку людей, оставленных на краю мира. Князь Шмайд поднял правую руку в прощальном жесте, постоял пару секунд и, развернувшись, первым отправился в путь; за ним последовали остальные вверенные ему воины.

А Волтерлана с Вессимом ждала другая дорога. Через полгода они с огромной армией направились в сердце пустыни.

***

Первые лучи восходящего солнца осветили ветви огромного высохшего дерева. На серо-жёлтом песке росла жёсткая трава, кое-где встречались чахлые кустики терновника. Здесь будет битва. Из четырёх послов Этнара из Ордынска вернулся лишь один. Орки только обрадовались предстоящей войне, но решили не устраивать затяжное противостояние с мелкими стычками по всему континенту, а чётко ткнули в точку на карте – здесь, здесь встретимся и решим, чей меч лучше. Этнаритов, у которых была большая, но не очень мобильная армия, это устраивало. Где-то вдали гулко звучали кожаные орочьи барабаны, их войско приближалось.

Но этнарцы были готовы: они собрали огромнейшую в истории мира армию – шесть сотен человек, гвардия Вессима была вооружена железными мечами, а в медной банке на поясе Волтерлана находилось полкило пороха, полученного наконец в чистом виде, пока Вожди мотались по всему Континенту.

Этнариты неторопливо строились, Вессим выбирал место поудобнее для войска. Этнар всегда славился умением максимально использовать местность, на которой приходилось сражаться. Лучники-этнариты и арбалетчики-северяне заняли высокий холм, у его подножия расположилась фаланга. На флангах находились лёгкие пехотинцы-лесвичи, в небольшом овраге у правого фланга спряталась гвардия Вессима, конница ушла далеко вправо для внезапного удара в тыл, слева такое же манёвр должна была провести конница зеннисов, сейчас идущая маршем через пустыню. Два дня назад стремительным налётом был захвачен весь Саддостэн – тыл был безопасен. Никто не сомневался в проигрыше орков: у этнарцев вооружение лучше, а численностью они просто не могут уступать противнику. Барабанный бой раздавался всё ближе, но никто не беспокоился. Наконец появились и орки – раса, чем-то напоминающая и людей, и волков – первые пять райаа[5], и без каких-либо перестроений, прямо с марша двинулись в бой.

***

- Посох! – скомандовал Волтерлан. Ему поднесли его любимый (а после Рисшенхарда единственный) посох из красного дерева с удобной кожаной оплёткой в месте, где он держал его руками. Полупрозрачный магический кристалл в нём был тёмно-синего цвета, он переливался всеми гранями. Но это было грозное оружие, могущее сразить десятки противников.

Орки сразу начали активно наступать, и, несмотря на то, что перед пятью райаа этнарцы имели колоссальное численное превосходство, окружить они их не смогли. Фаланга этнаритов сражалась в пять шеренг, а орки – в две, что позволяло им растянуться на значительное расстояние. Через минуту подошло ещё четыре пеших райаа, а на правый фланг обрушился удар трёх райаа со всадниками на волках.

Перед атакой всадники метнули в строй лесвичеё тяжёлые дубинки – они не наносили значительного урона воинам, но раскалывали и приводили в негодность лёгкие деревянные щиты. Орочья пехота же творила нечто странное. Как и этнариты, они были копейщиками, но первый ряд был вооружён не копьями, а чем-то похожим на рогатины, раздвоенные на конце; ими они поднимали вверх этнарские копья. В минуту на линии фронта образовался полукилометровой длины частокол из этнарский копий и орочьих рогатин, который мешал лучникам Этнара. Войска же сблизились вплотную, столкнулись щитами и вступили в схватку, где в бой уже шли не копья, но едва ли не зубы, и в этой мясорубке орки имели явное преимущество. Вессим взял в каждую руку по тяжёлому двуручному мечу и кинулся в царивший внизу ад.

Волтерлан выхватил взглядом одного врага – и через мгновение тот упал, сражённый сгустком синего цвета. Три секунды спустя такая же участь постигла его товарища.

Однако, несмотря на все усилия Волтерлана, этнариты отступали, теснимые несметными полчищами врагов – подошли ещё шестнадцать пеших и четыре кавалерийских райаа. На левый фланг обрушился целый шквал – сразу десять кавалерийских райаа вступили в бой. Фаланга подалась назад, чтобы не быть раздавленной огромной массой врагов.

Лекари, рискуя жизнью, сновали туда-сюда, вынося погибших и раненых. Вот на носилках вынесли могучего, покрытого ранами воина с двумя двуручниками. Нет, только не это… Отец…

Вдруг, перекрывая шум боя, за холмом затрубили охотничьи рога, и семнадцать человек подошли к Волтерлану. Он узнал их… Это те, кого он оставил в сердце болот. Князь (из-за чего-то без левой руки) бросил к его ногам огромную медвежью голову.

- В болота пришла какая-то жуткая болезнь. Три четверти сумбуров погибло. Остальные сдались. Подчинены все – от Дельты до Забытого кряжа.

Вотлерлан взглянул в его измождённое лицо. Боже, как их мало… неужели он послал их на смерть тогда?..

Но всё же и это – какая-никакая подмога. Можно провести контратаку. Волтерлан пустил вверх магниевую стрелу. Откликнувшись на условный сигнал, во фланг оркам ударили конники Этнара. Но этого было мало, слишком мало, потому Волтерлан повёл в атаку Гвардию. Левый фланг орков заколебался, готовый рухнуть и привести Этнар к победе.

Но к полю боя уже двигались подкрепления – прямоугольник из пяти райаа маршировал по направлению к замеревшему в опасном равновесии фалангу. Багатуры ругались, спорили (главного командира так и не появилось, райаа действовали несогласованно, но с их количеством они могла себе это позволить), но всё же двигались вперёд. Ну что ж, Волтерлан, здесь только ты – один против шести десятков. Величайший маг Этнара вскинул правую руку, сконцентрировался…

…Первый ряд смело начисто, второй тоже. Волна чистой Силы рвалась вперёд, врезалась в третий ряд – выжил лишь один воин, стоящий с краю и успевший отскочить. В четвёртом ряду выжило уже четверо из тринадцати, ослабевшая волна докатилась до пятой шеренги, убив половину стоящих там солдат – и затухла. Дело было сделано, из шести десятков в живых осталось не боле полутора, и Волтерлан упал без чувств.

Придя в себя через четверть часа, Волтерлан ужаснулся – линия фронта приблизилась к нему на добрую сотню метров, положение было катастрофическим. Где же зеннисы?

И они появились – ослабевшие, израненные – и главное, около двух десятком вместо пятидесяти солдат. Их нестройный ряд врезался в правый фланг орков – и весь пал за несколько минут. Это был конец, это поражение… Битва уже кипела на подъёме холма, на котором стоял Волтерлан со стрелками.

- Стрелы! - крикнул один из лучников.

- Кончились… - выдохнул измождённый оруженосец.

- Огонь, огня мне – тихо приказал Волтерлан, снимая с пояса флягу с порохом. Кто-то должен пожертвовать собой, хотя непонятно, решит ли это исход боя.

- Можно мне? – смело спросил оруженосец. Он всё понимал…

- Тот, кто сделает это, умрёт.

- Там мой отец, - на склоне холма лежал воин, пронзённый тремя чёрными короткими копьями. Не дожидаясь ответа, мальчишка выхватил из рук Волтерлана банку с факелом и помчался вниз.

- Прощай! – крикнул вслед Волтерлан. Маленький герой… Сколько вас таких уже погибло. «Потому, - сказал себе Волтерлан, - мы и ведём эту Последнюю войну – чтобы больше вот так не умирали, чтобы все могли жить, не ожидая смерти на каждом шагу»…

Взрыв убил около семидесяти врагов (и, увы, около трёх десятков своих). Ещё наседали волчьи всадники на флангах, ещё сопротивлялись единицы в поражённом центре – но основная масса орков побежала. Ещё бы – взрыв из ниоткуда, уничтоживший сотню воинов – было чего испугаться. Этнарцы погнали врага – туда, за частокол из копий, обозначающий линию фронта в самом начале, туда, в пустыню, к Ордынску, и дальше… Победа.

Волтерлан кинулся к умирающему Вессиму.

- Победа… - прохрипел тот. – Знаешь, я тут подумал… Жимь, лесвичи, северяне и зеннисы. Жимцы бились до последнего – и полегли все. Лесвичи сдались лишь тогда, когда их поражение стало неизбежным. Северяне пришли сами, зеннисы сдались, как только увидели, что мы сильнее. И кто в итоге добился большего?

- Что ты хочешь этим сказать!?

- Ничего… Просто… Отвага и гордость, которые мы так восхваляли…к чему они?...

Небеса разверзлись, и на землю спустился Вотан.

- Ты исполнил предначертанное, Вессим, но… Эрш Хоккэн Хайт уже ждёт тебя. Вас же, живых, ждёт награда, Волтерлан. Она в Этнаритене. Теперь ты правитель. Ты должен сохранить сделанное отцом – не допусти раздробления народов, объединённых им. У тебя впереди три тысячелетия, но грядут страшные времена. Ты должен провести этнарцев через них…

- Пора, - сказал Вотан, и он вместе с Вессимом взлетел, а затем они растворились в предрассветной мгле. Битва длилась почти сутки…

Волтерлан посмотрел на восток и подумал, что, несмотря на гибель сотен и сотен, всё-таки ни один рассвет не был так светел и не нёс с собой столько счастья.

Эпилог.

Заам в военной форме Великого Этнара с нашивками ветерана и тремя медалями, сидящий на навьюченном коне, и Глэйш Галл Тинг с перевязанным плечом, опирающийся на посох, стоя на обочине проселочной дороги, смотрели на разгромленную деревню. Пора было расставаться – Заам шел дальше, к Этнаритену, а Глэйш оставался здесь – то было его родное село, он был дома…

- Ну что ж, Глэйш, время расставаться,- вздохнул Заам, - не держи зла на нас, завоевателей…

- Завоевателей? – усмехнулся Галл Тинг, - что вы, что князья наши – суть одно. Пришли и пришли.

- Как же так… - изумился этнарит, - но ведь князья – они ведь ваши, они лесвичи, а мы… да как же патриотизм и честь?..

- Честь… Что такое эта ваша честь, покажи мне её? Есть только то, что материально. Лопата – есть. Хлеб есть. Чести нет. Какая нам, пахарям, разница, кому отдавать оброк – тебе али княже лесвичевскому?

- Ну, знаешь ли… - начал было Заам, но махнул рукой – все равно не поймет! – и вдруг вспомнил, - Глэйш! Передай вот этот свиток вашему старосте – там закон о новом оброке.

Глэйш Галл Тинг, услышав о новом оброке, спешно развернул полученный свиток и ахнул:

- Ума лишились, этнариты! Да это же вполовину больше княжеского будет!

- Какой есть. Победителей не судят, Глэйш, - бесстрастным голосом промолвил Заам, развернул коня и, не оглядываясь, поскакал по уходящей вдаль дороге.

Галл Тинг прошел к своей избе, скинул с плеч торбу, вышел на центральную деревенскую площадь, где стоял покосившийся помост, на котором обычно обсуждало все важные вопросы вече, и огляделся. Было пусто – похоже, Глэйш был первым, кто вернулся в деревню. Хотя… По заброшенному полю, прямиком через его, Глэйша, отрезок земли, двигалась человеческая фигура. Присмотревшись, землепашец разглядел в ней своего соседа, доброго старину Арбэта.

- Хэй, Арбэт! – крикнул Глэйш, идя навстречу старому знакомому, - как ты, сосед?

- Глэйш, вот так встреча! Не чаял тебя увидеть после мясорубки под стенами Рисшенхарда! Рад, рад тебя видеть… - последние слова были уже сказаны, когда друзья подошли вплотную друг к другу и крепко пожали руки, - ты спрашиваешь, как мои дела? Пришли этнариты, увели корову, унесли с собой все мои запасы меда. Теперь сядут сверху заместо князей, да будут обирать нас…

- Не переживай, Арбэт! Отдавали оброк князьям, отдадим и этнаритам. Какая разница, кто там сверху? Князь, этнарит – всё едино… Мы-то с тобой не пропадем, вожди приходят и уходят, а хлеб нужен всегда. Так что вперед – земля ждет своих пахарей!