Осиновский И. Жизнь и творчество Томаса Мора

Thomas More
Epigrammata. The history of king Richard III
Томас Мор
Эпиграммы. История Ричарда III
"Литературные памятники". М., "Наука", 1973
Издание подготовили: М. Л. Гаспаров, Е. В. Кузнецов,
И. Н. Осиновский, Ю. Ф. Шульц

http://thelib.ru/books/osinovskiy_i/zhizn_i_tvorchestvo_tomasa_mora-read.html

Более четырех столетий прошло с того июльского утра, когда на большой площади против лондонского Тауэра поднялся на эшафот человек, вызывавший восхищение и удивление своих современников. Личность и судьба этого человека, по-видимому, никогда не перестанут волновать не только людей XX столетия, но и грядущие поколения. Это Томас Мор: писатель-гуманист, поэт, мечтатель и мыслитель, юрист, политик и богослов, друг Эразма Роттердамского и лорд-канцлер королевства.

Среди многочисленных отзывов современников об этом человеке поистине пророческий смысл приобрели ныне слова, написанные в 1520г. Робертом Уиттингтоном, оксфордским грамматиком и одним из почитателей автора "Утопии": "Мор - человек ангельского ума и редкостной учености. Равных ему я не знаю. Ибо где еще найдется человек такого благородства, скромности и любезности? И если то ко времени - предающийся удивительной веселости и потехе, в иное же время - грустной серьезности. Человек для всех времен" {Цит. по кн.: R. W. Chambers. Thomas More. London, 1935, p. 177.}.

Томас Мор происходил из зажиточной семьи потомственных лондонских юристов. Отец Мора был королевским судьей и даже удостоился дворянского титула. По собственным словам Мора, его семья была "хотя и не знатного, но честного рода". Сохранилась памятная запись на латинском языке, сделанная рукою отца Томаса Мора, о том, что "в семнадцатый год правления короля Эдуарда IV", т. е. в 1478 г., "в первую пятницу после праздника очищения пресвятой девы Марии, в 7-й день февраля, между двумя и тремя часами утра, родился Томас Мор, сын Джона Мора, джентльмена".

Как доказали новейшие исследования, в записи была допущена ошибка, так как первая пятница после праздника очищения в 1478 г. приходилась на 6 февраля. Поэтому днем рождения Т. Мора теперь принято считать 6 февраля 1478 г.

Согласно семейной традиции, Томас Мор родился в Лондоне на Милкстрит (Молочная улица). Столетием позже известный английский хронист Джон Стау в своем описании Лондона рассказывал, что на этой небольшой улице старого Лондона находилось "много прекрасных домов богатых купцов" и состоятельных горожан. Судя по всему, Джон Мор был достаточно состоятельным человеком, чтобы иметь в этом квартале Лондона хороший дом.

Сэр Джон Мор был человеком строгих правил, он считал, что его сын должен пойти по стопам отца. Так что судьба юного Томаса была отчасти заранее предрешена: его ожидала обеспеченная карьера будущего полноправного члена лондонской корпорации юристов и доходная должность адвоката либо судьи.

Первоначальное образование Томас получил в грамматической школе при госпитале св. Антония, которая считалась одной из лучших начальных школ Лондона. Джоя Стау сообщает, что и в его школьные годы (30-е гг. XVI в.) она славилась своими учителями. Главным предметом была латынь. Детей учили писать и говорить по-латыни. Обучение латинскому языку включало и элементы риторики. Затем, согласно распространенному тогда английскому обычаю посылать сыновей 12-14 лет служить в качестве пажей в одно из знатных семейств, сэр Джон Мор благодаря связям смог устроить сына в Ламбетский дворец архиепископа Кентерберийского (впоследствии кардинала) Джона Мортона. Архиепископ был разносторонне образованным человеком - ученым, юристом, архитектором, опытным дипломатом и государственным деятелем. В царствование Генриха VII Мортон некоторое время был лордом-канцлером Англии. Жизнь в семье Мортона явилась хорошей школой для юного Томаса Мора.

Высоко оценивая незаурядные способности Мора к языкам и литературе, архиепископ хотел, чтобы его воспитанник продолжал свое образование в настоящей ученой среде, и в 1492 г. по совету Мортона Джон Мор определил сына в Оксфордский университет. Томас Мор учился в Кентерберийском колледже Оксфордского университета, основанном бенедиктинцами. В Оксфорде Мор пробыл неполных два года.

Как всякий начинающий студент, первые два года в Оксфорде Мор должен был изучать традиционный тривиум: грамматику, риторику и логику.

Оксфордский университет на рубеже XV-XVI вв. становится центром гуманизма в Англии. Распространение гуманистических идей в Оксфорде 90-х гг. XV в. обычно связывают с деятельностью известных ученых-гуманистов Уильяма Гроцина {Уильям Гроцин (1446?-1519) - выдающийся английский ученый-гуманист, воспитанник Оксфордского университета. В 1488-1490 гг. совершил путешествие в Италию, где изучал греческий язык. Во Флоренции одним из его учителей был знаменитый Полициано. В 1491 г. Гроцин начал читать лекции по греческому языку в Оксфорде. С 1496 г. Гроцин переезжает в Лондон и становится приходским священником, успешно читает лекции в соборе св. Павла о приписывавшемся Дионисию Ареопагиту сочинении "De Ecclesiastica Hierarchie" ("О церковной иерархии"), в которых убедительно доказывает, что указанное произведение не могло быть написано Дионисием. По-видимому, Гроцин пригласил Мора выступить в церкви св. Лаврентия с лекциями, посвященными сочинению Августина "О граде божьем".}, Томаса Линакра {Томас Линакр (1460?-1524) преподавал в Оксфорде, в 1485-1486 гг. путешествовал по Италии. Во Флоренции при дворе Лоренцо Медичи с Полициано изучал греческий язык, в Ферраре - медицину, в греческом оригинале читал Гиппократа и Галена. В 1496 г. в Падуе получил степень доктора медицины. В Венеции у Аль да Мануция работал над изданием трудов Аристотеля. В 1499 г. Линакр возвратился в Лондон. В Англии Линакр стал одним из основателей "Королевской коллегии медиков".} и Джона Колета {Сын богатого купца и мэра Лондона, Колет (1466-1519) в 1493-1495 гг. изучал во Франции и Италии теологию, готовясь к будущей деятельности проповедника. Вернувшись в Англию, Колет с гуманистических позиций последователя итальянских неоплатоников ведет активную полемику против теологов-схоластов, предлагая очистить от схоластических догм и восстановить истинную древнюю теологию. Он призывает студентов изучать сам текст "Писания" и отбросить прочь, как пустые бредни, комментарии схоластов. Лекции Колета в Оксфорде собирали многочисленных слушателей - и не только студентов, но и преподавателей-магистров и докторов университета.}. Гроцин и Линакр совершили путешествие в Италию, где изучали греческий язык и античных авторов. Оба были восторженными поклонниками античной литературы и горячо пропагандировали в Англии изучение греческого языка, который для тогдашних ученых-гуманистов был ключом к сокровищам античной культуры. До этого греческий язык в Англии был почти не известен, а его изучение рассматривалось реакционными схоластами как ересь. Гроцин и Линакр фактически заново открывали перед своими слушателями сокровища древнегреческой культуры. Философия Аристотеля и Платона, поэмы Гомера и драмы Софокла получали у них совершенно новое, в отличие от церковного, светское, гуманистическое толкование.

В 1494 г. по настоянию отца Томас Мор покидает Оксфорд и возвращается в Лондон, где изучает юриспруденцию в специальных школах Лондона и наконец около 1502 г. становится "полным" адвокатом.

В 1504 г. 26-летний Мор избирается в парламент в качестве члена палаты общин. Это был последний парламент в период царствования Генриха VII, который собрался 20 января 1504 г. и был распущен в конце марта. В том году король Генрих VII потребовал от палаты общин утверждения новых субсидий - феодальных помочей по случаю посвящения в рыцари в 1489 г. своего старшего сына принца Артура, умершего за два года до созыва парламента, и по случаю замужества в 1503 г. своей дочери принцессы Маргариты. Известно, что перед депутатами выступил Мор и так смело и убедительно отверг притязания короля, что палата общин целиком его поддержала. По этому поводу королю доложили, что какой-то "безбородый мальчишка расстроил весь его замысел". После этого инцидента, опасаясь репрессий, Мор надолго оставляет политику.

Жизнь Мора в Лондоне в течение первого десятилетия XVI в. - это время напряженных духовных исканий и упорного труда. Сочинения Платона и Аристотеля, Лукиана и отцов церкви - таков круг научных интересов молодого адвоката.

Чтобы понять внутренний мир Томаса Мора и то, как формировались его взгляды на жизнь, надо не забывать, что именно после ухода из университета и в период учебы в юридических школах Лондона он сближается с кружком оксфордских гуманистов - Гроцином, Линакром и Колетом. К этому же кружку принадлежал также и Уильям Лили {Уильям Лили (1468-1522) получил ученую степень в Оксфорде, путешествовал в Иерусалим. На острове Родос совершенствовался в изучении греческого языка, продолжал образование в Италии. В Англию вернулся большим знатоком греческой литературы и впоследствии стал главным учителем в школе св. Павла, основанной в Лондоне Джоном Колетом. Лили - автор самой популярной в Англии XVI в. школьной грамматики латинского языка.}, который хотя и был десятью годами старше Мора, однако стал одним из его ближайших друзей-соратников по увлечению древнегреческой поэзией. Но, по собственному признанию Мора, особенно глубокое идейное и нравственное влияние оказал на него Джон Колет, который стал его настоящим духовным руководителем. Именно к нему обращался Мор в период своих раздумий о жизненном призвании и нравственном долге. В сохранившемся письме Мора Колету отразился мучительный разлад между нравственным идеалом молодого Мора: следовать евангельским заветам - и суровой действительностью. Мор остро и болезненно ощущал жестокость и безнравственность мира социальной несправедливости, корысти и чистогана и полное бессилие что-либо в нем изменить: "Всюду скрежет ненависти, всюду бормотанье злобы и зависти, всюду люди служат своему чреву, - главенствует над мирской жизнью сам дьявол" {"The Correspondence of Sir Thomas More". Princeton, ed. by E. F. Rogers, 1947, p. / (Mop-Колету. Лондон, 23 октября 1504 г.).}. Этот разлад был причиной глубокого духовного кризиса Мора, едва не приведшего его в монастырскую обитель картезианцев.

Влияние на Мора его друзей-гуманистов может быть прослежено в двух направлениях. С одной стороны, Мора, как и их, увлекала античность, он выступал горячим поборником изучения греческого языка. С другой стороны, Мор был захвачен предреформационными проектами Колета, призывавшего "очистить" католическую церковь от схоластических хитросплетений и догматизма, затемнявших, по мнению гуманистов, подлинный смысл учения Христа, выраженный в Новом Завете. В феврале 1512 г. Колет выступал перед собранием английского духовенства с призывом реформировать церковь, "очистить ее от пороков".

В Колете Мор видел своего истинного духовного наставника, "примером и жизнью" которого он руководствовался. Благодаря духовной поддержке Колета, писал Мор, "я чувствовал, что силы мои крепнут... лишенный всего этого, мне кажется, я определенно истощился бы и окончательно зачахнул" {"The Correspondence", p. 4.}. Реформа церкви, предполагавшая возрождение этики в духе учения Христа и апостолов, мыслилась последователями Джона Колета как основа будущего обновления и преобразования всего общества и ликвидации социальных пороков. Религиозно-этическая трактовка социально-политических проблем составляла своеобразие гуманистического мышления Колета и его последователей, в числе которых были Томас Мор и Эразм Роттердамский. Не случайно в научной литературе их было принято называть "христианскими гуманистами". Вне связи с христианским вселенским подходом нельзя до конца понять общечеловеческий подход к социально-политическим проблемам Европы XVI в., который нашел свое воплощение в коммунистическом идеале "Утопии" Мора. Поэтому "загадочная" для историка XX в. коммунистическая "Утопия" Мора была так близка и понятна его друзьям-гуманистам - Эразму, Эгидию, Бюде и другим, всемерно способствовавшим популяризации этой книги в Европе. В восприятии читателя-гуманиста XVI в. универсализм "Утопии" с ее коммунистическим идеалом собственности не преступает пределов евангельского учения и близок философии автора "Похвалы глупости" Эразма.

Важное значение для формирования и развития мировоззрения Мора имела его встреча с Эразмом Роттердамским, вылившаяся затем в сердечную дружбу. Мору было немногим более 20 лет, когда он познакомился с Эразмом. Это было во время первого приезда Эразма в Англию в 1499 г. Сохранилось письмо Эразма, написанное другу из Лондона 5 декабря 1499 г., в котором Эразм давал весьма лестную оценку своим новым английским друзьям. "Когда я слушаю моего друга Колета, мне кажется, что я слушаю самого Платона. Кто не удивится обширным познаниям Гроцина? Как глубоки и утонченны суждения Линакра! Создавала ли когда-нибудь природа более благородный, нежный и счастливый характер, чем у Томаса Мора? Действительно, - изумительно, сколь велики плоды древней учености в этой стране" {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami per P. S. Allen and H. M. Allen", v. I. Oxford, 1906, p. 273-274.}.

Вплоть до 1509 г. Томас Мор вел жизнь, обычную для лондонского адвоката. Деловые качества Мора как юриста, опытного латиниста и оратора в немалой степени способствовали росту его популярности в деловых кругах Сити. В январе 1510 г. они избирают его своим депутатом в парламент. В архивах того времени сохранилась краткая запись: "Мор Младший - депутат парламента от Лондона". В том же 1510 г. Мор был назначен на ответственную должность одного из двух помощников шерифа Лондона. Новые обязанности Мора заключались в том, чтобы быть юридическим советником мэра и шерифа, а также представлять их в городском суде Лондона. По словам Эразма, своей добросовестностью на этом посту Мор заслужил "величайшую любовь сограждан" {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. IV. Oxford, 1922, p. 20.}. Мор был помощником шерифа вплоть до 1518 г.

В последний год пребывания Мора на этой должности произошло восстание лондонских ремесленников и подмастерьев против засилия иностранцев, пользовавшихся в Лондоне привилегиями в ущерб местным ремесленникам. Это восстание, известное под названием "Злой день мая", тут же было подавлено. Мор в составе депутации от Сити ходатайствовал перед королем о помиловании восставших {E. Hall. Henry VIII, v. I. London, Ed. by C. Whibley, 1904, p. 152; Chambers. Thomas More. London, 1935, p. 147-151; E. E. Reynolds. The Field is Won. London, 1968, p. 122-123.}.

Как и многие гуманисты, Мор осуждал восстание, не верил, что оно может уничтожить социальное зло и облегчить положение бедняков, но вместе с тем он сочувствовал страданиям народа и стремился помочь угнетенным.

Службу помощника шерифа Мор сочетал с литературной деятельностью, которую он не прекращал в течение всей жизни. Творчество Томаса Мора отличалось не только богатством содержания, но и разнообразием жанров. Кроме перевода с латинского на английский биографии выдающегося итальянского философа-гуманиста Пико делла Мирандолы (1463-1494), его литературное наследие включает "Историю Ричарда III" и "Утопию", переводы на латинский язык произведений древнегреческих поэтов и собственные оригинальные поэтические опыты на английском и латинском языках, богатое эпистолярное наследие и острые полемические трактаты против Лютера и английских последователей реформации.

Традиция античного свободолюбия и ненависть к различным формам тирании, проповедуемые в сочинениях Эразма и Мора в условиях феодальной Европы XVI в., имели глубоко, прогрессивное значение, способствуя развитию ренессансной политической идеологии. Обоснованию тираноборческих идей Мор отводил большое место в ряде своих сочинений - в "Истории Ричарда III", в "Утопии" и наконец в латинских эпиграммах. Не имея возможности подробно остановиться на этом вопросе, отметим все же одну, на наш взгляд, весьма существенную особенность точки зрения Мора на королевскую власть. Осуждая тиранию государей и противопоставляя тирану свой идеал государя, Мор решительно отвергал идею о якобы божественном происхождении королевской власти и развивал мысль о зависимости этой власти от воли народа. На этом основании Мор ставил вопрос об ответственности государя перед народом, утверждая, что "народ своей волей дает и отнимает власть". Любой, принявший власть над многими людьми, - должник перед теми, кто вверил ему правленье, "и отнюдь он царить не должен долее, чем захотят те, многие", - читаем мы в одной из латинских эпиграмм Мора {Здесь и далее эпиграммы даются в переводе Ю. Ф. Шульца (см. настоящее издание).}.

О том, что тираноборческие мотивы в поэзии Мора отнюдь не являлись абстракцией, обычной для гуманистов данью античной литературной традиции, а имели прямое отношение к политической жизни, свидетельствует не только парламентская деятельность Мора при Генрихе VII, но и его поэма "... На день коронации Генриха VIII", заклеймившая политические беззакония предыдущего царствования. Мор оптимистически заявлял, что "день этот - рабства конец, этот день - начало свободы..." "Страх не шипит уже больше таинственным шепотом в уши, - то миновало, о чем нужно молчать и шептать. Сладко презреть клевету, и никто не боится, что ныне будет донос, - разве тот, кто доносил на других" {"The latin Epigrams of Thomas More". Chicago, 1953. p. 16-17.}.

Поэма Мора на коронацию Генриха VIII - это не просто праздничный панегирик, написанный ради торжественного случая; это, по существу, гуманистическая политическая программа, противопоставляющая просвещенную монархию деспотизму. Поэма отражала политические идеалы как самого Мора, так и его друзей-гуманистов, видевших в образованном Генрихе VIII будущего покровителя ученых и возможного сторонника гуманистической реформы общества. В этом смысле Генрих VIII был для Мора неким антиподом предшествующему государю, допускавшему налоговый произвол, террор и беззакония в политике. А молодой король "сразу же снова к себе все... сословья привлек". В том, что Генрих VIII якобы решил прекратить произвол и добровольно отказался от "власти без границ", которая нравилась его отцу, Мор видит особую заслугу молодого короля, ибо, "как и должно, отцу родину он предпочел", т. е. благо и процветание страны поставил выше своих сыновних чувств. Все то добро, которое ради своего народа совершил благородный монарх "с просвещенным умом", по мнению автора поэмы, внушено ему "философией самой". И потому отныне уже нет причин, чтобы "раболепствовал целый народ пред королем". Короля теперь уже не страшатся, а любят, так как "страшиться при нем нечего больше теперь". "Если ж нежданно вражда вдруг могучих князей обуяет, кончится тотчас она, сломлена волей твоей".

Но, кроме опасности феодальных мятежей, есть и другой источник смуты, еще более опасный. Это, по словам Мора, "возмущенья народного ярость, та, что обычно глава всех государственных смут". Однако просвещенному и мудрому молодому королю, унаследовавшему такие добродетели своих предков, как бережливость, щедрость, благочестивый ум и честное сердце, можно не страшиться смут, ибо гражданам всем своим он настолько приятен, "что ни один и себе быть бы приятней не мог". Такого короля приветствует и поддерживает "все лучшее", что есть в стране. А лучшее в Англии, по мнению Мора, это "честные руки" и "благородство умов".

Итак, гуманистическая направленность произведения Мора очевидна. Его поэма - это целая программа деятельности просвещенного монарха, который заботится о благе народа, о мире в королевстве, не терпит произвола, защищает законы и не стремится к "власти без границ", т. е., по существу, руководствуется гуманистической философией.

В своих оптимистических надеждах, связанных с началом царствования Генриха VIII, Т. Мор не был одинок. Он искренне верил в возможность осуществления идеала просвещенной монархии. Для Мора, так же, впрочем, как и для Эразма, добрая воля просвещенного монарха представлялась наиболее приемлемым и реальным средством к осуществлению разумного переустройства общества на основе гуманистических принципов.

Будущее, как известно, заставило Мора, Эразма и их друзей горько разочароваться не только в личности Генриха VIII, просвещенность которого отнюдь не помешала ему стать жестоким деспотом, но и в самом идеале просвещенного государя, которому гуманисты отводили столь важную роль в борьбе с пороками современного им общества.

Что касается латинских эпиграмм Т. Мора, посвященных этой тематике, то, как отмечают специалисты, "мы фактически не знаем ни одного другого поэта XVI в., который бы использовал эту тему для данного стихотворного жанра" {"The latin Epigrams of Thomas More", p. XXVII.}. Вместе с тем эпиграммы Т. Мора являются существенным дополнением к "Утопии", позволяя глубже понять политические симпатии и мировоззрение ее автора в целом. Интересно отметить, что некоторые политические суждения Мора выражены в эпиграммах подчас даже в более радикальной форме, нежели в "Утопии". Например, известно, что во главе идеального, с точки зрения Мора, государства утопийцев стоит пожизненно выбираемый правитель, власть которого ограничена народно-представительными учреждениями. В одной же из своих эпиграмм, специально посвященной вопросу о наилучшей форме управления, Мор более подробно говорит о преимуществах коллективного органа власти - сената перед единоличной властью короля. Отдавая предпочтение государственному устройству, основанному на демократических принципах, Мор обосновал свой выбор: "Избран народом сенат, короли же родятся в коронах; жребий здесь правит слепой, там же - надежный совет. И понимает сенат, что он создан народом, король же думает, что для него создан подвластный народ" {Ibid., p. 83.}.

Между тем, исходя из гуманистической концепции Мора, добрый государь должен заботиться прежде всего о благе своих подданных. В, противном случае он - тиран, настоящее бедствие для своего народа: "Долго живя, свой народ острижет король ненасытный...", и заблуждается тот, кто верит, что "алчный король насыщаем: эта пиявка всегда будет себя набивать" {Ibid.}.

Нетрудно заметить, что материал для размышления о том, "какое состояние государства наилучшее", Мор, подобно своим друзьям-гуманистам, черпал не только из современной действительности, но и из истории античного мира.

Таким образом, сопоставление республиканских традиций античного мира с феодально-абсолютистским строем Европы XVI в. обогащало политическую мысль гуманистов и несомненно способствовало формированию новой, антифеодальной идеологии.

В латинской поэзии Т. Мора нашли отражение и настроения предреформационной эпохи. Известно, сколь важное место в гуманистической концепции реформы общества занимал вопрос о реформе церкви. Следуя Джону Колету и Эразму, мечтавшим о реформе церкви и разумном переустройстве общества в духе идеалов раннего христианства, Мор в своих эпиграммах остроумно высмеивал пороки католического духовенства {См. эпиграммы 53, 158, 160, 186-188 в издании Л. Бреднер и Ч. Линч (The latin Epigrams of Thomas More". Chicago, 1953).}. Таковы, в частности, эпиграммы Мора о глупом и невежественном епископе по имени Постум (In Posthumum Episcopum. In episcopum illiteratum), которого, по словам Мора, выбирали, должно быть, особенно тщательно, потому что "хуже его и глупей было бы трудно избрать" {Под именем Постума высмеян Джеймс Стенли, получивший епископский сан в 1506 г.}. В одной из своих эпиграмм на епископов {"The latin Epigrams of Thomas More", N 188.} Мор, полный иронии и сарказма, заключает: хочешь епископом быть - бойся учености.

Какое нравственное воздействие может оказать на своих прихожан невежественный и аморальный пастырь? - вот вопрос, который тревожил Колета, Мора, Эразма и их единомышленников-гуманистов, побуждал активно бороться за реформу церкви. Такова главная подоплека антиклерикальной направленности проповедей Джона Колета, "Похвалы глупости Эразма и латинских эпиграмм Мора. Очень показательна в этом отношении эпиграмма Мора, живо рисующая забавную сценку покаяния некоего прихожанина во время исповеди. Священник, желая выведать все грех своего прихожанина, спрашивает его: "А не верил ли" тот, "как нечестивцы,... в мерзких демонов?" - "Ах, мне ль, отец, - тот молвил, - верить в демонов! С большим трудом досель я в бога верую".

В своих эпиграммах Мор бичевал также роскошь и стяжательство высшего духовенства. Такова, например, эпиграмма "На некоего низкого алчного епископа", который необычайно, сказочно богат - "земли в аренду сдает он, больших городов обладатель, сотнею слуг окружен", - и тем не менее в погоне за еще большим богатством продолжает разорять бeдняков: "С просьбой пришел я к нему, но и малое он достоянье отнял мое..."

Критика безнравственного духовенства, забывшего о своем христианском долге, предвосхищает здесь социальную критику первой книги "Утопии", где говорится об участии высшего духовенства в огораживаниях {Ср. Томас Мор. Утопия. М., Изд-во АН СССР, 1953, стр. 63.}.

Эпиграммы Мора о духовенстве по содержанию очень близки "Похвале глупости" Эразма и обнаруживают общность взглядов обоих друзей на современное им духовенство и задачи реформы церкви. В справедливости этого положения, помимо указанных эпиграмм, нас убеждает также ряд писем-памфлетов Мора против обскурантизма и в защиту автора "Похвала глупости", подвергшегося резким нападкам ортодоксально настроенных теологов. Таковы, в частности, письма Мора к Мартину Дорпу, Оксфордскому университету, неизвестному монаху, написанные в 1515-1520 гг. {"The Correspondence", p. 27-74, 111-120, 165-206.}

Критические взгляды Мора-гуманиста на королевскую власть и католическое духовенство нашли выражение не только в эпиграммах, но и в таких его произведениях, как "История Ричарда III" и "Утопия".

Неоконченная "История Ричарда III" - это единственное историческое сочинение Мора. Оно было написано в двух вариантах - на латинском и английском языках и при жизни Мора никогда не публиковалось, а после его смерти, начиная с 1543 г., печаталось в составе английских хроник Хардинга, Холла, Холиншеда; причем в первый раз "История Ричарда III" вышла анонимно, поскольку печатно упоминать имя Мора, осужденного за государственную измену, было небезопасно.

Как убедительно показывают современные текстологические исследования, время написания обеих версий "Истории Ричарда III" - 1514-1518 гг. {R. S. Sylvester. Introduction. - "The Complete Works of St. Thomas More", v. II; "The History of King Richard lib. New Haven, 1963, p. LXIII-LXV.} - совпадает с написанием "Утопии", что весьма существенно для понимания определенной внутренней связи, которая, по нашему глубокому убеждению, имеется между этими двумя произведениями и отчасти обнаруживается в трактовке Мором политических проблем своего времени. Как историк Мор почти не сообщает новых фактов, которых нельзя было бы найти у других авторов, писавших на ту же тему. Оригинальность Мора проявляется не столько в новом материале, сколько в трактовке этого материала. В "Истории Ричарда III" Мор поднимает вопрос о взаимоотношениях между государем и народом и высказывает свое отношение к деспотизму и произволу королей. Симпатии и антипатии автора выступают здесь очень отчетливо. По существу, это даже не исторический труд, а яркая, художественная повесть о том, как герцог Ричард Глостерский, поправ законные королевские права своих племянников - малолетних сыновей короля Эдуарда IV, не только силой захватил королевский трон, но и безжалостно лишил жизни законных наследников - юного Эдуарда V и его маленького брата. Оба мальчика были сперва заключены в Тауэр, а потом удушены в постели по приказу своего дяди и опекуна Ричарда Глостерского.

Сам Ричард является центральным персонажем повествования. Его характер и поступки описаны с такой художественной убедительностью, с такой мощью и драматизмом, что все историки воспринимали это как подлинный художественный триумф Мора-писателя. На этом основании даже высказывалось мнение, что, по-видимому, и сам Мор вряд ли рассматривал свой труд как историю, скорее - это драматическое повествование. Впрочем, с точки зрения современных исследований, это и литература, и история, так как труд Мора базируется на фактах, полученных путем изучения исторических источников {R. S. Sylvester. Op. cit., p. LXXX.}. Исследовавший источниковедческую основу "Истории Ричарда III" профессор Сильвестер приводит данные, свидетельствующие о знакомстве Мора с произведениями почти всех его современников, писавших о Ричарде III и его времени.

В чудовищной фигуре Ричарда III Мор увидел антипод того идеального государя, о котором мечтали гуманисты. В этом смысле - и не без оснований - новейшие исследователи "Истории Ричарда III" склонны трактовать это произведение как своеобразный жанр "апологии наоборот" или "апологии от противного" {См. интересное исследование на эту тему Роберта Рейтера: R. E. Reiter. Jn the Genre of Thomas More's "Richard III". - "Moreana", 1970, N 25, p. 5-16.}.

Латинская и английская версии "Истории Ричарда III" охватывают довольно короткий период времени - от смерти Эдуарда IV до воцарения Ричарда III. Но и в гаком незавершенном виде и с некоторыми историческими неточностями "История Ричарда III" является произведением очень емким по содержанию.

Для историка ренессансной культуры оно представляет интерес во многих отношениях: и как произведение политической мысли, и как выражение взглядов Мора на исторический процесс, и как выдающийся литературный памятник, оказавший существенное влияние на последующее развитие английского литературного языка и английской литературы.

Рассмотрим политический аспект "Истории Ричарда III".

Мор уделял в тот период много внимания вопросу о соотношении политики и морали. Самое важное, что определяет, на наш взгляд, политические искания Мора в латинских эпиграммах, в "Истории Ричарда III" и в "Утопии", - это его непримиримость ко всякому проявлению насилия, политического произвола и тому, что он называет одним словом - тирания {Эразм в письме к Гуттену от 23 июня 1519 г. писал, что Мору "всегда была особенно ненавистна тирания, а равенство чрезвычайно привлекательно". - "Opus epistolarum Des, Erasmi Roterodami", v. IV; "The latin Epigrams of Thomas More", N 91, 97, 182. Ср. политический строй утопийцев, которых Мор изображает как народ, "не угнетенный тиранией" {Томас Мор. Утопия, стр. 117 и далее).}.

В "Истории Ричарда III" он не только осуждает тиранию Ричарда с точки зрения гуманистической морали, но и глубоко осмысливает политическую систему управления в условиях королевского деспотизма, где все средства оказываются хороши в борьбе за достижение, упрочение и сохранение единовластия. Таковыми средствами являются в первую очередь террор, подкуп, а также политическая агитация с применением демагогии и политического лицемерия, с непременной апелляцией к религии и морали.

С особенным блеском аналитическое мастерство Мора-политика и писателя раскрывается в трактовке им таких основных эпизодов его "Истории", как внезапный арест и казнь по приказу Ричарда недавнего его союзника - Гастингса с последующим демагогическим обоснованием произведенной расправы; выступление герцога Бэкингема перед горожанами Лондона с целью агитации в пользу якобы законных прав Ричарда Глостера на английскую корону; воскресная проповедь доктора Шея в соборе св. Павла с той же целью; и наконец лицемерная сцена народного избрания Ричарда на царство, так поразительно напоминающая аналогичную сцену пушкинской трагедии "Борис Годунов".

Прослеживая несчастную судьбу лорда Гастингса, бывшего приближенного Эдуарда IV и на первых порах союзника Ричарда, Мор дает тонкий анализ политического механизма придворной борьбы за власть. Он убедительно показывает, что трагическая история гибели Гастингса - всего лишь эпизод на пути Ричарда к власти, часть широко задуманного плана захвата короны. Ричард и его союзник Бакингем вполне резонно полагали, что необходимым условием успешного осуществления этого плана является устранение любыми путями всех действительных и возможных противников передачи короны лорду-протектору, минуя прямых наследников - малолетних детей покойного короля Эдуарда IV.

Сначала Ричард и Бэкингем воспользовались сочувствием и попустительством недальновидного Гастингса, который только радовался уничтожению своих политических противников - приближенных королевы Елизаветы. Когда же эта кровавая политическая акция Ричарда и Бакингема была завершена и предварительное прощупывание Гастингса выявило ненадежность его как союзника при осуществлении дальнейшей части, плана - захвата Ричардом королевской короны, - Гастингс был поспешно обвинен в государственной измене и без всякого суда обезглавлен во дворе Тауэра. В то же время в Лондоне было объявлено, что якобы Гастингс и его сторонники создали заговор с целью убить лорда-протектора Ричарда, захватить власть и "бесконтрольно грабить" подданных королевства.

Автора "Истории Ричарда III" интересуют не только политические мотивы поведения участников исторических событий, но и их психология; и что особенно ценно - Мор умеет показать отражение политических событий в общественном сознании, главным образом в той социальной среде, к которой он сам принадлежал. Важнейшие события "Истории Ричарда III": даны как бы в двух планах: с точки зрения борющихся придворных группировок - Ричарда, Бэкингема, их сторонников и противников - Вудвиллей (королевы Елизаветы и ее родни), т. е. тех, кто делал большую политику, и с точки зрения пассивных участников событий - представителей третьего сословия, в частности горожан Лондона, позиция которых отнюдь, не была безразлична для борющихся за власть феодальных группировок.

Общественное мнение, складывавшееся в этой лондонской городской среде, очень ярко отразилось в историческом повествовании Мора. Все это придает "Истории Ричарда III" особый, неповторимый колорит, не имеющий аналогий среди исторических сочинений того времени. Весьма показательно в этом отношении то, как Мор трактует массовые сцены, в которых участвуют горожане Лондона. Мы имеем в виду выступление Бэкингема перед лондонцами в Гильдхолле, а также воскресную проповедь ученого богослова - доктора Шея в соборе св. Павла. Оба эти выступления преследовали откровенную пропагандистскую цель подготовить мнение горожан Лондона к предстоящим политическим переменам, в результате которых предполагалось провозгласить королем вместо законного наследника - принца Эдуарда его дядю - протектора Ричарда Глостера.

С блеском и большой драматической силой описана Мором лицемерная политическая комедия "выборов" короля Ричарда. Возгласы: "Король Ричард! Король Ричард!" завершают выборы. Толпа расходится. Каждый из присутствовавших, по словам Мора, по-разному судил о случившемся, как ему подсказывала его фантазия.

Процедура выборов совершилась так, как будто бы ни одна сторона заранее не советовалась с другой, в то время как самим организаторам этой политической комедии было известно, что нет ни одного человека настолько глупого, чтобы поверить в непосредственность происходящего. Политическую игру Мор сравнивает с игрой на театральных подмостках. И здесь, и там есть определенные правила игры. И если на сцене сапожник играет короля и всем известно, что тот, кто изображает его величество, на самом деле всего лишь сапожник, - об этом помалкивают. А если кому-то вздумается нарушить правила игры и назвать того, кто представляет короля, его собственным именем, то один из палачей его величества может разбить голову виновнику за нарушение правил игры.

Как замечает Мор, люди, присутствовавшие на выборах короля, понимали, что "эти дела... не что иное, как королевские игры, только играются они не на подмостках, а по большей части на эшафотах". Простые люди в них - только зрители. Приведенное рассуждение имело глубокий смысл для самого Мора и его последующей судьбы. По существу, Мор размышляет здесь о гражданской позиции человека своей социальной среды. Итог этих размышлений весьма пессимистичен; не надо вмешиваться в политику королей. Тема этих рассуждений о гражданском долге и реальных возможностях человека, действующего в обществе, где в любой момент он может стать жертвой политического произвола, по-видимому, никогда не покидала Мора. Характерно, что и в "Утопии", в знаменитом диалоге с Гитлодеем о королях и советниках, Мор снова возвращается к ней {Томас Мор. Утопия, стр. 52-55.}. И здесь его суждения достаточно пессимистичны.

И несмотря на это, не меняя своей прежней скептической точки зрения о неблагодарной миссии - пытаться воздействовать на политику королей, автор "Истории Ричарда III" и "Утопии" сам вскоре поступает на королевскую службу и становится одним из советников Генриха VIII. Письма Мора к своим друзьям, написанные в этот период, а также воспоминания Уильяма Ропера, зятя Мора, убедительно свидетельствуют о том, что ни в момент поступления на службу к Генриху VIII, ни позже Мор не обольщался надеждами на особое к себе расположение короля, хотя внешние проявления королевской милости к автору "Утопии" легко могли бы вскружить голову, будь на его месте человек менее дальновидный {См. письмо Мора Джону Фишеру (1517-1518) в кн.: "The Correspondence" p. 111; W. Roper. The Life of Sir Thomas Moore, knighte. Oxford, 1958, p. 21.}. Поступая на королевскую службу, Мор по-прежнему оставался скептиком и не переоценивал своих возможностей воздействовать на политику короля. Но он был гуманистом - и притом с обостренным чувством гражданского долга - и поэтому стремился хоть в самой скромной степени, пускай даже ценой усилий, несоизмеримых с их реальными результатами, попытаться наилучшим образом исполнить свой гражданский долг гуманиста: честным советом и посильным участием в государственных делах служить общественному благу в том смысле, как это понимали его друзья и единомышленники Джон Колет и Эразм.

В "Истории Ричарда III" отразился гуманистический подход Мора к проблеме личности, его интерес к человеческой индивидуальности. При всей тенденциозности в обрисовке характеров "доброго государя" Эдуарда IV и "властолюбивого тирана" Ричарда III Мору удается показать сложность и одновременно цельность этих людей. Их поступки оправданы не только политической ситуацией, в которой они действуют, но также и психологией каждого. Даже злодей Ричард, в моральном облике которого "все черно, как смола", незаурядная личность. Это сложный характер. Он смелый военачальник, ему нельзя отказать в политической мудрости, его не упрекнешь в недостатке мужества. Он обладает большой волей и настойчивостью в достижении поставленной цели. Он энергичен, скрытен, дипломат и лицемер. Словом, это великолепный актер, умеющий прекрасно использовать человеческие слабости. Непомерное честолюбие и жажда власти составляют основу характера Ричарда III {По второму изданию хроники Холиншеда (1587) с "Историей Ричарда III" познакомился В. Шекспир, создавший на основе сочинения Мора свою знаменитую драму "Ричард III". Великий драматург почти целиком заимствовал у Т. Мора не только сюжет своей драмы, но и трактовку характеров всех основных действующих лиц, включая и самого Ричарда. И, что особенно показательно для характеристики гуманистических взглядов Шекспира, он полностью разделяет политическую концепцию своего предшественника Т. Мора, заклеймившего политический произвол и тиранию Ричарда III.}.

Полной противоположностью Ричарду, по мнению Мора, является его брат - король Эдуард IV {См. "The Complete Works of St. Thomas More", v. 2, p. 7-8.}.

При всех слабостях Эдуарда IV Мор высоко ценил этого короля за то, что к концу его правления Англия находилась в спокойном и процветающем состоянии, наступил период длительного и устойчивого мира. Король был милостив и внимателен к людям, и качества эти к концу его царствования продолжали в нем возрастать на удивление всем - в отличие от тех государей, которые благодаря долгому правлению впадают в гордость, забыв о любезном поведении, свойственном им в начале правления. Немаловажным достоинством внутренней политики Эдуарда IV Мор считает то, что в конце своего царствования король отказался от денежных поборов. Между тем, по мнению Мора, денежные поборы - это "единственная вещь, которая удаляет сердца англичан от их короля".

Итогом царствования Эдуарда IV было то, что "народ к государю питал не вынужденный страх, а добровольное и любовное послушание. Общины между собой жили в добром мире..." {Ibid., p. 4.}

В приведенной явно идеализированной характеристике Эдуарда IV весьма существенна не столько степень достоверности сообщаемой Мором информации, сколько его политические симпатии, гуманистический идеал доброго государя, чертами которого наделен король Эдуард. Противопоставляя два различных типа политических деятелей - Эдуарда и Ричарда, Мор с наибольшей полнотой смог выразить политическое кредо гуманиста.

В "Истории Ричарда III" Мор воспринимает политику глазами человека эпохи Возрождения. Политика рассматривается в качестве самостоятельной, специфической категории, отделяемой от категории морали и религии. Когда Мор, анализируя политические события, срывает моральные и религиозные покровы, обнажая истинный смысл явления, сам его подход и метод рассмотрения политических событий напоминает трактовку политики у Макиавелли. Случайно ли, что два выдающихся мыслителя в одно и то же время, хотя и в разных концах Европы, размышляли над историческим смыслом политики, свободной от морали? Конечно, не случайно, ибо при всем различии исторических и политических судеб Англии и Италии начала XVI в. проблема тирании, равно как и проблема новых критериев при оценке политики, настоятельно выдвигалась самой жизнью, поскольку исторические условия для возникновения абсолютизма в Европе были уже налицо. В разных странах Европы уже происходил процесс развития абсолютизма; европейский политический опыт стал богаче, сложнее и требовал новых критериев оценки. Поэтому и в исследовании политической истории недавнего прошлого появилась возможность выйти за рамки традиционных оценок политики и взглянуть на политику глазами человека нового времени.

Из самого текста неоконченной "Истории Ричарда III" со всей определенностью следует, что замысел автора был гораздо шире, чем удалось его реализовать. Сам же Мор сообщает о намерении продолжить свое повествование и "описать время покойного благородного государя славной памяти короля Генриха VII" {"The Complete Works of St. Thomas More", v. 2, p. 82-83. Весьма показательно в этом отношении утверждение анонимного биографа Т. Мора конца XVI в., известного под псевдонимом Ro:Ba:, о том, что "он (Мор. - И. О.) написал также книгу истории Генриха VII, либо эта книга была спрятана среди родственников, либо потеряна из-за несчастий того времени, но я не сомневаюсь, что она была подобна оставшемуся" (Ro:Ba: The Life of Sir Thomas More, Sometimes Lord Chancellour of England. London, 1957, p. 96).}. То есть, по существу, Мор был намерен создать политическую историю своего времени. Как бы он ее написал, мы можем судить с значительной долей достоверности, так как в нашем распоряжении есть еще и другие источники, в которых отразилась точка зрения Мора на политические события: это его латинские эпиграммы и "Утопия", где находим тот же круг проблем (политика короля и благо общества, совершенные формы правления и тирания), но только уже в непосредственной связи с политической историей времени царствования первых Тюдоров.

О том, как Мор оценивал политический режим, существовавший в Англии при Генрихе VII, красноречиво свидетельствует наконец его поэма на коронацию Генриха VIII, в которой Мор заклеймил беззакония, имевшие место отнюдь не в лихую годину правления злодея и тирана Ричарда, но в правление "благородного государя славной памяти короля Генриха VII".

Таким образом, выясняется, что и после гибели злосчастного тирана Ричарда III политический произвол и тирания в Англии не исчезли, и попробуй Мор продолжить свою неоконченную "Историю Ричарда III", попытайся он рассказать о времени правления Генриха VIII, - еще неизвестно, чем бы все это могло кончиться. Бесспорно одно, что и при Генрихе VIII печатать сочинение, подобное "Истории Ричарда III", столь недвусмысленно порицавшее не только и не столько злодея, тирана и узурпатора Ричарда, но в еще большей степени политический произвол, политическое лицемерие и демагогию, т. е. тиранию как систему политического правления, систему беззакония, прикрывающуюся видимостью соблюдения законов, - печатать такое сочинение было бы далеко небезопасно для его автора.

Должность помощника шерифа способствовала контакту Мора с купеческими кругами Сити. В мае 1515 г. по предложению лондонских купцов Мор как представитель Сити был включен в состав королевского посольства во Фландрию. Посольству предстояло улаживать коммерческие и дипломатические конфликты, возникшие в связи с договорами о торговле шерстью и сукном между Англией и Нидерландами. История этого посольства во Фландрию впоследствии была описана самим Мором в первой книге "Утопии" {"Letters and Papers", v. II, N 422, 473, 480; W. Roper. Op. cit., p. 9; T. Mop. Утопия, стр. 45-46.}. Мор блестяще справился с возложенной на него миссией купеческого посредника и дипломата.

Во время поездки Мора в 1515 г. произошла встреча и состоялось его знакомство с выдающимся нидерландским гуманистом Петром Эгидием, чье имя Мор увековечил в своей "Утопии". Петр Эгидий был знатным горожанином Антверпена, где он занимал пост главного секретаря и члена городской ратуши. Один из ближайших друзей Эразма {С Эразмом Эгидий был знаком начиная с 1504 г., а может быть, даже и раньше. См. "Opus epis toi arum Des. Erasmi Roterodami", v. I, p. 413.}, блестящий знаток античной литературы, греческого и латинского языков и права, автор переводов на латинский язык басен Эзопа и трактата об источниках кодекса Юстиниана, Эгидий был связан узами личной дружбы со многими выдающимися гуманистами Европы, среди которых, помимо Эразма, были Бюде, Лефевр д'Этапль, Вивес, художник Дюрер и др. Встрече и знакомству Эгидия с Т. Мором предшествовало рекомендательное письмо Эразма от 7 мая 1515 г., в котором он писал Эгидию о том, что "ныне в Брюгге находятся два умнейших человека Англии, это советник архиепископа Кентерберийского Кетберт Тенсталл и Томас Мор, которому я посвятил "Морию" (т. е. "Похвалу глупости". - И. О.). Оба большие мои друзья" {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. II, 1910, p. 332.}. Сразу же после первой встречи Мора с Эгидием между ними завязалась самая тесная дружба, отразившаяся в их обоюдной переписке {"The Correspondence", p. 76-81, 90-92.}, а главное - увековеченная в "Утопии" Мора.

Рассказ Мора о поездке во Фландрию содержится в его письме к Эразму от 17 февраля 1516 г., в котором он признается, что должность "посла" его никогда особенно не привлекала. Мор сообщает, что самым приятным во время его путешествия на континент было знакомство и дружба, которые он приобрел со стороны таких выдающихся и ученейших людей, как Иероним Буслидиад и Петр Эгидий {"Opus epistolarum Dee. Erasmi Roterodami", v. II, p. 197.}.

Тогда же, во время своей поездки 1515 г. во Фландрию, вдали от родины Мор начинает работу над самым известным произведением своей жизни - "Утопией". Как писал Эразм, "сначала на досуге Мор написал вторую книгу, а потом присоединил к ней первую" {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. II, 1910, p. 339.}. Работу над "Утопией" Мор сумел закончить лишь по возвращении в Англию.

3 сентября 1516 г. Мор послал Эразму из Лондона в Лувен рукопись только что законченной книги. "Я посылаю Вам мою Нигдею (Nusquamam)", - писал он и выражал уверенность, что книга окажется в надежных руках {Ibid.}. Мор сообщал Эразму, что вместо предисловия к будущей книге он дополнил рукопись "вступительным письмом к моему другу Петру", т. е. Петру Эгидию. Эразм сам только что возвратился из Англии, где в гостеприимном доме Мора он провел первую половину августа. По-видимому, Эразм был знаком с рукописью. "Нигдеи", а возможно, и обсуждал ее с Мором {Аналогичная гипотеза одного из новейших исследователей "Утопии" Хекстера представляется нам вполне обоснованной. Как доказал в своем текстологическом исследовании Хекстер, Мор начал писать "Утопию" не ранее 1514 г. и закончил ее не позднее сентября 1516 г. См.: J. Н. Hexter. The Composition of Utopia предисловие к кн.: "The Complete Works of St. Thomas More", v. 4, 1965, p. XVI.}. Стараниями друзей - Эразма и Эгидия - осенью 1516 г. в Лувене рукопись была опубликована под названием "Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии".

"Утопия" начинается с рассказа о посольстве Мора во Фландрию и о том, как однажды, он встретил Петра Эгидия в сопровождении пожилого, бородатого незнакомца, с лицом, опаленным солнцем, и в плаще, небрежно наброшенном на плечи. Это был старый моряк и путешественник по имени Рафаил Гитдодей. Он участвовал почти во всех экспедициях знаменитого Америго Веспуччи, не раз пересекал океан, повидал многие народы и узнал много диковинного. Все трое - Мор, Эгидий и Гитлодей - располагаются в саду и начинают свою увлекательную беседу. Первая часть беседы была посвящена Англии, судьба которой не могла не волновать гуманиста прежде всего потому, что "состояние" английского государства в то время было далеко не наилучшим. Начало XVI в. в истории Англии было временем глубоких изменений в хозяйственной и общественной жизни страны. В недрах феодального общества зарождался капитализм. Основная масса английских крестьян к концу XV в. была свободна от крепостничества, но находилась в поземельной зависимости от своих лордов, которые, отбирая у крестьян землю, огораживали ее и превращали в пастбища.

Впоследствии Карл Маркс в главе "Капитала", специально посвященной истории зарождения капитализма в Англии, приводил свидетельство Мора об английских огораживаниях, об "овцах, поедающих людей". По мнению К. Маркса, "Утопия", наряду с другими свидетельствами современников огораживаний, убедительно доказывает, что раннее капиталистическое накопление, положившее начало капитализму, происходило не в результате "бережливости" будущих капиталистов, как это пытались утверждать буржуазные ученые, а в результате жестокого, насильственного ограбления крестьянства {См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 23, стр. 744-745.}. Страшную картину бедствий, обрушившихся на английских крестьян в связи с огораживаниями, обезлюдение деревень и толпы нищих, бредущих по дорогам страны, Мор рисует в первой книге, "... С тех пор как один обжора, ненасытная и жестокая язва отечества, уничтожает межи полей, окружает единым забором несколько тысяч акров", крестьяне-арендаторы, "опутанные обманом" или "подавленные насилием", оказываются выброшенными вон. Несчастным людям некуда деться, им негде искать средства к жизни - "никто ведь не нанимает их труд, хотя они самым пламенным образом предлагают его". Там, где некогда трудилась целая деревня хлебопашцев, теперь достаточно и одного пастуха. Что же остается этим обездоленным людям, "как не воровать и попадать на виселицу... или скитаться и нищенствовать?" {Утопия, стр. 63-64.}

Рассказ Мора об огораживаниях - это страстный обличительный документ, направленный не только против огораживателей-лордов, но и против всего феодально-абсолютистского государства, которое выступило на защиту интересов лордов-огораживателей и обрушило на несчастных и ограбленных крестьян и разорившихся ремесленников жестокие "кровавые законы" против бродяг, нищих и воров. Собеседник Мора - Гитлодей, проживший в Англии несколько месяцев, был просто поражен неслыханной жестокостью "кровавых" законов. По этим законам бродяг предписывалось сечь "до тех пор, пока кровь не заструится по телу", а за самую мелкую кражу полагалась смертная казнь. Во времена Мора, при Генрихе VII, ежегодно вешали в среднем до 2 тысяч человек, а при Генрихе VIII, как сообщают исторические хроники XVI в. (Холиншед), было повешено 72 тысячи бродяг и нищих.

"Вышвырните эти губительные язвы, постановите, чтобы разрушители ферм и деревень или восстановили их, или уступили желающим восстановить и строить. Обуздайте скупки, производимые богачами, их своеволие... Кормите меньше дармоедов. Верните земледелие, возобновите обработку шерсти, да станет она почетным делом! Пусть с пользой занимается им эта праздная толпа: те, кого до сих пор бедность делала ворами или же кто является теперь бродягами... Если вы не уврачуете этих бедствий, то напрасно станете хвастаться вашим испытанным в наказаниях воровства правосудием, скорее с виду внушительным, чем справедливым и полезным" {Там же, стр. 66-67.}, - писал Мор.

Величайшей заслугой Мора было то, что он не ограничился простым описанием народных бедствий, а решился поставить более глубокий вопрос: в чем причина негодности существующего общественного строя европейских государств? Почему так происходит, что трудящиеся - "люди скромные и простые", приносящие своим повседневным трудом "больше пользы обществу, чем себе лично", - постоянно бедствуют, - "а хищные и бесчестные паразиты, живущие трудом простых людей, процветают? И так ведь не только в Англии, но и в других государствах Европы! По мнению Мора, нельзя назвать справедливым общество, которое "не выказывает ни малейшей заботы о земледельцах, угольщиках, поденщиках, ломовых извозчиках и рабочих, без которых не было бы вообще никакого общества" {Там же, стр. 217-218.}.

Устами своего собеседника Гитлодея Мор дал исчерпывающий ответ на вопрос о том, в чем главная причина бедствий народа: в частной собственности. В обществе, "где... есть частная собственность, где все мерят на деньги... вряд ли когда-нибудь возможно правильное и успешное течение государственных дел..." Признать общество, где господствует частная собственность, справедливым и правильным, по мнению Мора, значит "считать правильным, что все лучшее достается самым дурным... когда остальные решительно бедствуют" {Там же, стр. 95, 97.}.

И сегодня, спустя более 450 лет после выхода "Утопии", вызывает изумление и восхищение гениальная проницательность Мора, который еще на заре капитализма сумел глубоко постичь эксплуататорскую сущность государства в классовом обществе: "При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах" {Там же, стр. 218.}.

Во второй части "Утопии" Мор попытался нарисовать картину идеального, с его точки зрения, устройства общества и государства.

Во время своих морских странствий в Западном полушарии Гитлодей случайно попал на один из отдаленных островов, поразивших его своим общественным устройством. Это был остров Утопия {В переводе с греческого слово "утопия" означает место, которого не существует.}. Рассказу Гитлодея об этом замечательном острове и посвящена вторая часть книги Мора.

Жизнь на острове представляет полную противоположность европейской действительности. Труд в Утопии не является обременительным, рабочий день продолжается всего лишь 6 часов, зато в остальное время каждый занимается чем хочет: науками, искусствами и прочими любимыми делами. Все богатства острова принадлежат всем его гражданам, и каждый пользуется ими по своим потребностям. Таким образом, общественное устройство Утопии основано на принципах социализма и справедливости. Более того, в Утопии действует коммунистический принцип - распределение по потребностям.

Мор подчеркивает скромные потребности граждан Утопии. Взять, к примеру, их одежду: во время работы они покрываются шкурами, которых хватает на семь лет, после же работы облачаются в грубые шерстяные одежды одинакового цвета. Такой примитивный подход Мора к проблеме удовлетворения потребностей, даже в условиях идеального общественного строя, не случаен. Воображение гениального мыслителя было ограничено рамками его века. Ведь уровень развития ремесла и земледелия в XVI в. не давал возможности даже мечтать о том изобилии материальных и духовных благ, которые приносит прогресс техники.

Мор выразил в "Утопии" свое гуманистическое убеждение, что человек рожден для счастья. Даже цель своего повседневного труда утопийцы видят в том, чтобы "обеспечить, насколько это возможно... всем гражданам наибольшее количество времени после телесного рабства для духовной свободы и образования. В этом, по их мнению, заключается счастье жизни" {Томас Mop. Утопия, стр. 126.}.

Вся книга Мора пронизана пафосом любви к людям и ненавистью к эксплуатации, угнетению человека.

Утопийцы ликвидировали частную собственность, вывели из употребления деньги. Тем самым они уничтожили самый корень преступлений - воровства, убийства, предательства, т. е. все то, что сопутствует власти золота и денег и с чем так безуспешно пытаются бороться в других государствах путем жестоких законов.

"Я убежден, - говорил Гитлодей, заканчивая свой рассказ об Утопии, - что нигде нет такого превосходного народа и более счастливого государства".

Поблагодарив Гитлодея за интересный рассказ, Мор заметил, что в Утопии действительно много такого, что он хотел бы видеть осуществленным на практике "в наших государствах". Но тут же грустно добавил: "Я... более желаю этого, нежели ожидаю" {Там же, стр. 222.}. Иными словами, сам Мор, подробно описавший в "Утопии" проект переустройства общества на социалистических началах, мало верил в возможность его осуществления в условиях феодальной Европы. Но социалистические идеи Мора не пропали даром. Под влиянием этих идей были написаны десятки книг, посвященных проблеме переустройства общества на началах равенства и социальной справедливости. Мор стал родоначальником целого направления в истории социализма, получившего название утопического социализма. Вместе с тем словом "утопия" стали обозначать всякий несбыточный проект, всякую несбыточную мечту. И это не случайно: социалисты-утописты, мечтавшие об установлении на земле справедливого общественного строя, не знали, как это сделать, не знал этого и сам родоначальник утопического социализма Томас Мор. И тем не менее историческая заслуга утопического социализма огромна. Идеи социалистов-утопистов впоследствии послужили одной из важнейших исторических основ учения Карла Маркса о социализме.

* * *

Насколько серьезным был интерес гуманистов к "Утопии", можно судить по той оценке, которую она получила в переписке Эразма и его друзей. "Прочтя "Утопию" Мора, ты подумаешь, что перенесен в другой мир; до того там все ново", - писал Эразм одному из своих корреспондентов в феврале 1517 г. {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. II, p. 459.} "Если ты еще не читал "Утопии"... постарайся ее достать, если хочешь... увидеть те источники, откуда проистекает почти все зло в государстве", - советовал Эразм другому своему корреспонденту в письме от 24 февраля 1517 г. {Ibid., p. 483.}

"Утопию" читали и перечитывали, некоторые даже пытались выучить ее наизусть. Нашлись и такие, которые, не поняв остроумной литературной мистификации Мора, всерьез готовы были отправиться на поиски Утопии. Важно, что современники Мора, особенно гуманисты, серьезно отнеслись к социально-политическим идеям "Утопии". В частности, восторженно отзывались об авторе "Утопии" нидерландский гуманист Иероним Буслидиад и французский гуманист Гийом Бюде. Последний писал в июле 1517 г. своему другу Т. Лапсету: "Я люблю и высоко почитаю его (Мора. - И. О.) за все то, что он написал об этом острове Нового Света. Наш век и будущие века будут иметь в этой истории драгоценный источник практически пригодного законодательства для всех, кто хотел бы воспользоваться им и применить его в своих государствах" {"The Complete Works of St. Thomas More", v. 4, p. 14-15.}.

Наконец и сам Мор в переписке с друзьями со всей прямотой выразил собственное отношение к республике утопийцев как государству, которое справедливым общественным устройством превосходит все известные ему государства.

Эразм, принимавший самое горячее участие в судьбе "Утопии", объяснял в письме к Гуттену от 23 июля 1519 г., что свою книгу Мор издал "с намерением показать, по каким причинам приходят в упадок государства; но главным образом он имел в виду Британию, которую глубоко изучил и знал" {"Opus Epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. IV, p. 21.}.

По мнению Эгидия, Мор обнаружил в своей "Утопии" такую огромную эрудицию, ум и столь богатый опыт в мирских делах, что с ним не может сравниться даже знаменитый путешественник Улисс, а что касается Америго Веспуччи, то по сравнению с Мором он, можно сказать, не видел ровно ничего {"The Complete Works of St. Thomas More", v. 4, p. 20-21.}.

Итак, из переписки Мора и его друзей видно, какое серьезное значение придавали гуманисты идейному содержанию "Утопии". Они вовсе не рассматривали ее как шутку, "пустячок" (jeu d'esprit) {См. D. Nhard. Etudes sur la Renaissance. Paris, 1856, p. 183; T. E. Bridgett. Life end Writings of Sir Thomas More. London, 1891, p, 105; R. L. Smith. John Fisher and Thomas More: Two English Saints. London, 1935, p. 72; E. M. C. Routh. Sir Thomas More and his Friends. N. Y., 1963, p. 74; D. Sargent. Thomas More. N. Y., 1948, p. 65. Последний выразил эту точку зрения наиболее прямолинейно. По мнению Сарджента, Мор написал "Утопию", чтобы "развлечь маленький кружок гуманистов, которым нравился его латинский язык и которые слишком высоко парили над миром, чтобы чувствовать интерес к пошлым мирским треволнениям".}, написанный лишь ради забавы, как это пытались иногда представить некоторые ученые в XIX и XX вв.

На литературной судьбе "Утопии" сказалась идейная и политическая борьба эпохи реформации и дальнейшая биография самого Мора, занявшего определенное место в этой борьбе. Твердая позиция на стороне католицизма, активная полемика Мора с Лютером и Тиндалем, его деятельность на посту лорда-канцлера Генриха VIII и мужественная гибель во имя своих религиозных и политических убеждений - все это надолго отвлекло внимание современников Мора и последующих поколений от "Утопии". Первый биограф Мора и близкий ему человек Уильям Ропер даже не счел нужным упомянуть о ней.

После выхода в свет "Утопии" Мор сразу же оказался в центре внимания всей просвещенной Европы {Вслед за первым лувенским изданием "Утопии" 1516 г. последовало еще несколько изданий. В 1517 г. вышло парижское издание, а затем два издания (в марте и ноябре 1518 г.), напечатанные в Базеле у Иоганна Фробена. Уже в течение XVI в. "Утопия" была переведена с латинского на европейские языки. В 1524 г. вышел немецкий перевод "Утопии", в 1548 г. - итальянский, в 1550 г. - французский, в 1551 г. - английский, в 1562 г. - голландский.}. Наряду с ростом политической популярности Мора в Лондоне росла слава Мора как ученого-гуманиста. Последняя, быть может, сыграла немаловажную роль в