2020-06-10
293Коллективный анализ стихотворения (на базе самостоятельной домашней работы)
Если ученики в классе привыкли работать по группам и подобная работа бывает плодотворной, то можно будет как обычно разделить учеников на 3—5 рабочих групп (в зависимости от количества детей в классе) и предложить им обсудить домашние заготовки и составить общий для группы анализ стихотворения «О Московском Кремле». Затем одна из групп расскажет о результатах своей работы, остальные выступят участниками коллективного обсуждения.
| О Московском Кремле Бессмертное величие Кремля Невыразимо смертными словами! В твоей судьбе, — о, Русская земля! — В твоей глуши с лесами и холмами, Где смутной грустью веет старина, Где было все: смиренье и гордыня — Навек слышна, навек озарена, Утверждена московская твердыня! Мрачнее тучи Грозный Иоанн Под ледяными взглядами боярства Здесь исцелял невзгоды государства, Скрывая боль своих душевных ран. И смутно мне далекий слышен звон: То скорбный он, то гневный и державный! Бежал отсюда сам Наполеон, Покрылся снегом путь его бесславный... Да! Он земной! От пушек и ножа Здесь кровь лилась... Он грозной был твердыней! Пред ним склонялись мысли и душа, Как перед славной воинской святыней. Но как — взгляните — чуден этот вид! Остановитесь тихо в день воскресный — Ну, не мираж ли сказочно-небесный Возник пред вами, реет и горит? И я молюсь — о, Русская земля! — Не на твои забытые иконы, Молюсь на лик священного Кремля И на его таинственные звоны... |
Практически все стихотворение построено на антитезе: в данном случае это не просто художественный прием, но такой прием, который полностью соответствует основной идее произведения: русский дух вырос на сопряжении противоречий, противоположных качеств и проявлений, и Московский Кремль — высшее его воплощение. Это пример неразрывной связи формы и содержания.
Антитезы:
— «бессмертное величие» — «смертными словами»;
— «смиренье и гордыня»;
— «веет старина» — «утверждена московская твердыня» (усиление с помощью использования однокоренного слова);
— «исцелял невзгоды» — «скрывая боль»;
— ответственность за государство — «душевные раны»;
— звон: «то скорбный он, то гневный и державный»;
— Наполеон: «путь его бесславный» — «перед славной воинской святыней»;
— «земной» — «сказочно-небесный»;
— «От пушек и ножа / Здесь кровь лилась...» — «в день воскресный», «мираж»;
— «склонялись» — «реет и горит».
— Какие слова и выражения повторяются в тексте стихотворения? Какое впечатление создают эти повторы?
Первое, что могут заметить ученики, — повтор выражения «о, Русская земля!» как реминесценции из «Слова о полку Игореве». Это восклицание в стихотворении делает Московский Кремль наследником великой славы Киевской Руси и древних традиций.
Дважды повторяется слово «твердыня», усиленное кратким причастием «утверждена». «Грозный Иоанн» — «Он грозной был твердыней».
Дважды звучит слово «звон» («звоны»): «далекий слышен звон» и «его таинственные звоны». Мотив звона проходит через все творчество Рубцова (сравни: «Старая дорога»). Общим становится и мотив зари: «навек озарена», «реет и горит» — и «глушь, забывчивость, заря». Другой момент, объединяющий два произведения, — общий размер: пятистопный ямб.
Повторы не превращаются в анафоры: они словно прошивают стихотворение, невидимо на первый взгляд скрепляют его изнутри. Антитезы выполняют ту же роль. Мы словно воочию видим противоречивый русский характер, сотканный из крайностей, судьбу Русской земли, в которой веками прорастали «смиренье и гордыня» и даже сейчас причудливым образом сочетаются бесславие и слава.
Тему исторической судьбы народа продолжают другие известные стихотворения Николая Рубцова: «Видения на холме» и «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...» (ученики, выполнявшие индивидуальные задания, читают эти стихотворения). Очень важно, чтобы исполнение стихотворений было выразительным: смысл их прозрачен, образность и мелодика текста обладают большой силой эмоционального воздействия.
| Видения на холме Взбегу на холм и упаду в траву. И древностью повеет вдруг из дола! И вдруг картины грозного раздора Я в этот миг услышу наяву. Пустынный свет на звездных берегах И вереницы птиц твоих, Россия, Затмит на миг В крови и жемчугах Тупой башмак скуластого Батыя... Россия, Русь — куда я ни взгляну... За все твои страдания и битвы Люблю твою, Россия, старину, Твои леса, погосты и молитвы, Люблю твои избушки и цветы, И небеса, горящие от зноя, И шепот ив у омутной воды, Люблю навек, до вечного покоя... Россия, Русь! Храни себя, храни! Смотри, опять в леса твои и долы Со всех сторон нагрянули они, Иных времен татары и монголы. Они крестами небо закрестили, И не леса мне видятся окрест, А лес крестов в окрестностях России. Кресты, кресты... Я больше не могу! Я резко отниму от глаз ладони И вдруг увижу: смирно на лугу Траву жуют стреноженные кони. Заржут они — и где-то у осин Подхватит эхо медленное ржанье, И надо мной — бессмертных звезд Руси, Спокойных звезд безбрежное мерцанье... |
Работа над художественным обликом стихотворения возможна только при наличии текстов у старшеклассников, причем таких текстов, в которых можно делать собственные пометы.
— Определите размер стиха. Какое ощущение он создает?
Перед нами пятистопный хорей. Он создает ощущение неторопливой повествовательности, эпичности, что соответствует содержанию произведения.
— Как вы думаете, какие строки этого стихотворения являются ключевыми?
Однозначного ответа быть не может. Кто-то выделит стих «Россия, Русь! Храни себя, храни!» кто-то — «...Иных времен татары и монголы». Важно будет услышать ответы на вопросы:
— Почему именно эти строки вы выделили как наиболее важные?
— Почему Русь, по мнению автора, должна сама хранить себя? Что означает этот призыв?
Если есть время, то интересно будет поработать с эпитетами и другими средствами создания художественной выразительности, например повторами и антитезами.
— «Взбегу на холм / и упаду / в траву». Почему поэт именно так членит строку? Каковы пространственные отношения внутри этого стиха? Какой эффект этим достигается?
— Как вы понимаете стихи «Пустынный свет на звездных берегах...», «...Спокойных звезд безбрежное мерцанье...»? Найдите эпитеты. Какой образ создает поэт с помощью этих эпитетов?
— Найдите в тексте повторы. Связаны ли, по-вашему, эти повторы с повторами русских народных песен? Какова эта связь?
— Какой повтор является, на ваш взгляд, наиболее выразительным? Почему автор создает такое усиление? Какой отклик вызывает поэт в душах читателей?
«Черный крест», «крестами небо закрестили», «видятся окрест», «лес крестов в окрестностях России», «кресты, кресты...».
— Почему лирический герой не в состоянии выдержать видение?
Очень важно будет отметить, что не отвлеченное знание, а вчувствование в иные эпохи дает богатейший духовный опыт, ощущение живой причастности к роду, к истории и истокам народа. Рубцов пережил такой опыт, воплотил его в художественной форме, что дает возможность и нам эмоционально ощутить живую историю страны.
Завершая беседу, еще раз прочитаем стихотворение.
Продолжаем тему:
| * * * Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны, Неведомый сын удивительных вольных племен! Как прежде скакали на голос удачи капризной, Я буду скакать по следам миновавших времен... Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность, И сам председатель плясал, выбиваясь из сил, И требовал выпить за доблесть в труде и за честность, И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил! И быстро, как ласточка, мчался я в майском костюме На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке, А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме Весенние воды, и бревна неслись по реке... Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно Во мгле над обрывом безвестные ивы мои! Пустынно мерцает померкшая звездная люстра, И лодка моя на речной догнивает мели. И храм старины, удивительный, белоколонный, Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, — Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!.. О, сельские виды! О, дивное счастье родиться В лугах, словно ангел, под куполом синих небес! Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица, Разбить свои крылья и больше не видеть чудес! Боюсь, что над нами не будет таинственной силы, Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом, Что, все понимая, без грусти пойду до могилы... Отчизна и воля — останься, мое божество! Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды! Останься, как сказка, веселье воскресных ночей! Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы Старинной короной своих восходящих лучей!.. Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье И тайные сны неподвижных больших деревень. Никто меж полей не услышит глухое скаканье, Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень. И только, страдая, израненный бывший десантник Расскажет в бреду удивленной старухе своей, Что ночью промчался какой-то неведомый всадник, Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей... |
Если позволяет время, то после разговора о первых впечатлениях прочитаем это стихотворение повнимательнее.
— Как вы ощущаете ткань стихотворения? Можно ли сказать, что все оно построено на одной или двух мыслях или образах? Или, может быть, образы и мысли переплетаются, образуя сложный узор?
— Попробуем выделить части стихотворения.
Первая тема («Я буду скакать...») является и последней, то есть композицию стихотворения можно назвать кольцевой.
— Попробуем прочитать первую строфу и затем подряд предпоследнюю и последнюю. Какое впечатление останется у вас от этого текста? С чем его можно сравнить?
Зрительный образ: оболочка без наполнения. Все, что находится между первыми и последними строфами, не отступления от темы, но само содержание произведения.
Продолжаем рассматривать структуру произведения.
Вторая и третья строфы — довоенные картины, запомнившиеся с детства, когда жизнь русской деревни на севере была еще полнокровной, многогранной и красочной: праздник в честь окончания сбора урожая и майские гулянья, сопровождаемые характерной деталью — несущимися по реке бревнами (молевой сплав леса, на котором трудилось множество народа и который сейчас повсеместно прекращен). Строфы создают яркие зрительные образы, полные движения.
— Найдите детали, подтверждающие этот тезис.
Третья строфа заканчивается многоточием, которое как бы обозначает начало следующего смыслового отрезка.
«Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно...»
— Отчего грустно лирическому герою стихотворения?
— Интонации каких произведений устного народного творчества слышатся в четвертой и пятой строфах? Какую роль в создании этого впечатления играют повторы?
Интонации старинной песни-плача должны быть услышаны учениками.
— Какие детали роднят эти строфы со стихотворением «Где-то в поле возле Магадана...»?
— Как вы думаете, идет ли в стихотворении речь о реальной лодке, которая «на речной догнивает мели», или поэт хотел сказать о чем-то другом?
— Перечитаем шестую-восьмую строфы. Подчеркнем анафоры, которые, как нити основы, держат текст. Обратим внимание на повторы.
— Какие образы связывают эти три строфы с предыдущими?
Ласточка — «вольная сильная птица», образ лодки, удивительный храм — чудеса («больше не видеть чудес»), царская корона — старинная корона «восходящих лучей», жница — майские всходы.
— Какое ощущение создает эта связь?
— Как вы понимаете строки:
Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом...
Река — образ духовной жизни народа. Лирический герой боится, что река народного духа обмелеет. Почему? Поэт не дает на это прямого ответа. «Таинственная сила» — христианская вера? Рубцов не был верующим человеком, и его отношение к храмам было скорее эстетическое. Но, на наш взгляд, лучше уйти от однозначного ответа на этот вопрос — потому что, вероятно, не знал его и сам Рубцов.
— Предыдущие строфы похожи на песню-плач. На что похожи шестая-восьмая строфы?
Заклинание и молитва — основа поэтики этих строф.
— Определите размер стиха.
— Почему поэт выбирает именно пятистопный амфибрахий?
— Как после нашего разговора вы воспринимаете первую и последние строфы? Почему лирический герой видит себя скачущим по холмам всадником? Какова роль этого всадника?
Всадник — сторожевой духа, «неведомый сын удивительных вольных племен», «легкая тень», «неведомый отрок». Последнее определение вызывает ассоциации с монашеством как хранителем духовности на Руси. Раньше уже звучало слово «ангел»: «О, дивное счастье родиться / В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!»
— Как вы думаете, почему только одному человеку — израненному бывшему десантнику — поэт дает возможность увидеть «неведомого отрока»?
Бытовые заботы заглушают жизнь духа. Страдание открывает духовные родники человека, развивая его способность к состраданию, к различению тонких движений души.
— Как это стихотворение связано с «Видениями на холме»? Какие образы будут общими для этих произведений?
Эту часть урока уместно было бы закончить песней «В горнице», где тоже появляется образ лодки-надежды, которую будет мастерить-возрождать в себе лирический герой Рубцова.
| В горнице В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды... Красные цветы мои В садике завяли все. Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Дремлет на стене моей Ивы кружевная тень, Завтра у меня под ней Будет хлопотливый день! Буду поливать цветы, Думать о своей судьбе, Буду до ночной звезды Лодку мастерить себе... |
II. Сообщение ученика, выполнявшего индивидуальное задание: «Вологодчина — родная земля Рубцова»
Сообщение готовится на основе предложенной статьи или другого найденного учеником материала. Особую роль нужно отвести музыкальному и изобразительному оформлению, заранее поставив перед школьником такую задачу. Возможно, это выступление будет готовить не один человек, а группа старшеклассников.
III. Тема русской природы: «Во время грозы», «Ночь на родине»
Стихотворение «Во время грозы» мы предлагаем прочитать учителю или ученику, для того чтобы создать силовые линии, которые необходимы для восприятия стихотворения «Ночь на родине».
| Во время грозы Внезапно небо прорвалось С холодным пламенем и громом! И ветер начал вкривь и вкось Качать сады за нашим домом. Завеса мутного дождя Заволокла лесные дали. Кромсая мрак и бороздя, На землю молнии слетали! И туча шла гора горой! Кричал пастух, металось стадо, И только церковь под горой Молчала набожно и свято. Молчал, задумавшись, и я, Привычным взглядом созерцая Зловещий праздник бытия, Смятенный вид родного края. И все раскалывалась высь, Плач раздавался колыбельный, И стрелы молний все неслись В простор тревожный, беспредельный... |
На первый взгляд перед нами предельно конкретная картина, бытовая сторона которой подчеркнута стихами: «Кричал пастух, металось стадо...»
Очень интересный стих: «...Плач раздавался колыбельный...» Именно он выводит нас за пределы описания простой грозы и приводит к мысли о том, что перед нами картина не быта, но бытия, подобная рождению Вселенной или первобытным изменениям лика Земли. В этом контексте «церковь под горой» благодаря игре слов оказывается церковью под грозовым небом.
Следующее стихотворение — антитеза к изображению грозы.
| Ночь на родине Высокий дуб. Глубокая вода. Спокойные кругом ложатся тени. И тихо так, как будто никогда Природа здесь не знала потрясений! И тихо так, как будто никогда Здесь крыши сел не слыхивали грома! Не встрепенется ветер у пруда, И на дворе не зашуршит солома. И редок сонный коростеля крик... Вернулся я — былое не вернется! Ну что же? Пусть хоть это остается, Продлится пусть хотя бы этот миг, Когда души не трогает беда, И так спокойно двигаются тени, И тихо так, как будто никогда Уже не будет в жизни потрясений, И всей душой, которую не жаль Всю потопить в таинственном и милом, Овладевает светлая печаль, Как лунный свет овладевает миром... |
— Какие ощущения стремится вызвать у читателей поэт?
— Как вы воспринимаете мелодику этого стиха?
— Какой художественный прием использует автор в первой строке? Какие пространственные координаты он задает?
— Перечитайте первый и второй стих. Уточните, какое перед нами пространство: двухмерное или трехмерное?
— Какие чувства «подключает» автор в двух первых строфах: зрение, обоняние, осязание, слух? С помощью чего он это делает?
— Можем ли мы сказать, что в третьей строфе появляется четвертое измерение? Какое?
— Как вы думаете, какая часть стихотворения является критической, поворотной точкой? Почему?
— Составьте схему рифмовки всего стихотворения. С помощью чего автор создает ощущение поворота и единства текста?
АБАБ АВАВ ГДДГ АБАБ ЕЖЕЖ
— Как на уровне рифмовки проявляется вера в устойчивость жизни, в преодоление кризисных ситуаций?
— Печаль, которая овладевает душой лирического героя, — это печаль обреченности или печаль надежды?
— Сравните первую и последнюю строфы. Почему мы можем сказать, что в стихотворении звучит голос надежды?
Образ воды объединяет эти строфы: «глубокая вода» — «потопить в таинственном и милом». В первой строфе — тени, в последней — «светлая печаль», «лунный свет», который дарит миру успокоение.
— Определите размер. В каком стихотворении Рубцова вы уже встречались с этим размером? Как он влияет на характер стихотворения?
— Какой предстает перед нами природа в стихотворениях Рубцова?
Домашнее задание
Подготовить выразительное чтение наизусть одного из прочитанных на уроках стихотворений Рубцова.
Урок третий
Обучение анализу стихотворений
Предлагаем несколько вариантов проведения урока.
1. Обучение анализу (устному или письменному) стихотворения (по выбору учителя или учащихся).
2. Обучение сравнительному анализу стихотворений (например, стихотворения Н. А. Заболоцкого «Гроза» и стихотворения Н. М. Рубцова «Брал человек...»).
| * * * Брал человек Холодный мертвый камень, По искре высекал Из камня пламень. Твоя судьба Не менее сурова — Вот так же высекать Огонь из слова! Но труд ума, Бессонницей больного, — Всего лишь дань За радость неземную: В своей руке Сверкающее слово Вдруг ощутить, Как молнию ручную! |
3. Семинарское занятие на тему «Взаимодействие романтического и реалистического начал, символики и быта как характерная черта стилевого своеобразия лирики Рубцова».
4. Интегрированный урок (литература, история, МХК) на тему «Ферапонтов монастырь в русской культуре» (ниже даны материалы к уроку).
5. Лекция «Традиция в поэзия XX века. Творчество Алексея Шадринова». (Материалы даны ниже.)
В последние годы в список тем экзаменационных сочинений обязательно включаются такие формулировки: «Темы и образы лирики одного из современных отечественных поэтов», «Каковы особенности лирики одного из современных поэтов?». Знакомство с творчеством Алексея Шадринова поможет восприятию современной поэзии сегодняшними школьниками.
Ферапонтов монастырь в русской культуре
Материалы к уроку
Ферапонтов монастырь находится в полутора десятках километров к северу от Кирилло-Белозерского монастыря, что на озере Сиверском (г. Кириллов Вологодской области). Первоначально он назывался Рождественским монастырем и был основан в 1398 году Ферапонтом, монахом московского Симонова монастыря. Последователь Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского, Ферапонт выбрал уединенное место между живописными озерами — Бородавским и Пасским. Ныне это село Ферапонтово Вологодской области.
В XV веке начинает возводиться торжественный архитектурный ансамбль монастыря. В 1490 году построен собор Рождества Богородицы. Для его росписи приезжает знаменитый Дионисий со своими сыновьями. Работы ведутся два года — в 1502—1503 годах. Сейчас фрески находятся под охраной государства, в храме постоянно работают реставраторы. Собор Рождества Богородицы — подлинная жемчужина Русского Севера.
В XVI веке монастырь становится значительным культурным центром края. В XVII веке сюда ссылают опального патриарха Никона.
Но в 1798 году мужской монастырь упразднен, восстановлен лишь в 1903 году как женский монастырь и вновь — в 1917 году — закрыт.
С 1924 года монастырь становится музеем, ныне это филиал Кирилло-Белозерского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. В конце XX века часть зданий Ферапонтова монастыря вновь передана Русской православной церкви. (Даты указаны в соответствии с текстом: Ферапонтов монастырь // Российский энциклопедический словарь. В 2 кн. Кн. 2. Н—Я. — М.: Большая российская энциклопедия, 2001. — С. 1665.)
П. Н. Зырянов
Из книги «Русские монастыри и монашество
в XIX и начале XX века» 4
...Прославленные фрески Дионисия в Ферапонтовом Белозерском монастыре могли погибнуть в любой момент — раз и навсегда.
Ферапонтов монастырь был основан в 1398 году. Через сто лет здесь построили собор Рождества Богородицы, который в 1500—1502 годах расписан был Дионисием. Солнечный хоровод его фресок, чудесным образом сохранивших свой блеск и свежесть в течение веков, стал уникальным памятником древнерусской живописи. Нигде более не дошла она до нас в такой полноте и первозданности.
Но в 1798 г., ровно через 400 лет после основания, Ферапонтов монастырь был упразднен. Собор Рождества Богородицы стал приходской церковью. Бедные русские крестьяне, ставшие его прихожанами, уберегли знаменитые фрески, но на ремонт здания у них денег не было. В 1898 г., в год 500-летия Ферапонтовой обители, в Синод поступило ходатайство о ее возобновлении. В 1904 г. монастырь был восстановлен — теперь уже как женский. Число его насельниц вскоре дошло до ста. Они жили в скудости и трудах, едва умудряясь сводить концы с концами. В монастырском храме по-прежнему сияли знаменитые фрески, но здание, не ремонтированное около 200 лет, пришло в крайнюю ветхость и грозило рухнуть. Монастырь же не имел ни малейших средств на ремонт. Епархиальные власти мало интересовались уникальным памятником, пока на новгородскую кафедру не взошел архиепископ Арсений (Стадницкий). По его инициативе 27 мая 1912 года, в день памяти преподобного Ферапонта, основателя монастыря, был объявлен всероссийский тарелочный сбор на восстановление древнего храма. Собранных средств хватило лишь на проведение неотложных работ по укреплению и подводке фундаментов, переустройству полов и замене балок. Для обеспечения дальнейших работ на апрель 1914 года был назначен новый тарелочный сбор.
Едва ли в лучшем состоянии находился в те годы и расположенный в 20 км от Ферапонтова Кирилло-Белозерский монастырь. Некогда грозные стены и башни, отразившие несколько нападений поляков и литовцев, оседали и разрушались, местами превращаясь в груду кирпичей. В особенно плачевном состоянии находилась линия вдоль берега озера. Одна из башен уже вполне явственно грозила упасть на его дно. «Грустно видеть, — писал архиепископ Арсений, — как безвозвратно гибнет самобытное творчество русского народа... Не враг разрушает памятники нашей истории и славы, а мы сами — своим невниманием, непониманием важности прошлых жизненных явлений».
Г. П. Федотов
Северная Фиваида 5
Преподобный Сергий вошел в историю русской церкви, окруженный сонмом своих святых учеников. Одни из них остались местночтимыми в созданной им лавре, другие достигли общерусского почитания. <...>
До одиннадцати учеников преподобного Сергия явились, в большинстве случаев еще при его жизни, основателями монастырей. Все они святые, и все несут заветы преподобного Сергия в разные концы Русской земли. Троицкая лавра в этом первом поколении ее иноков сделалась центром духовного лучеиспускания огромной силы. Правда, уже в следующем поколении богатый, осыпанный милостями московских государей, столь близко связанный с великокняжеской столицей монастырь перестает давать и святых, и новые монашеские колонии. Но многие из основанных им обителей сами делаются центрами лучеиспускания, духовными митрополиями. Через них живая преемственность св. Сергия сохраняется в русской святости по крайней мере до конца XV столетия.
По двум направлениям бежит этот духовный поток из Троицы Сергия: на юг, в Москву, в ее городские и подмосковные монастыри, и на север, в лесные пустыни по Волге и в Заволжье. Значение этих двух направлений не только географическое: с ними связано, как увидим впоследствии, раздвоение двух основных путей русской духовной жизни.
<...> Среди собеседников преподобного Сергия знаменитейшими северными подвижниками явились св. Кирилл и Ферапонт Белозерские, Дмитрий Прилуцкий (близ Вологды), Стефан Махрищский (в тридцати верстах от Троицы Сергия), который был основателем и второго, Аннинского, монастыря в Вологодском уезде. Для большинства монастырей, связанных так или иначе с преподобным Сергием, характерно их посвящение имени Пресвятой Троицы.
Преподобный Кирилл († 1427) был величайшим из подражателей Сергия, и мы имеем содержательное его житие, составленное Пахомием Сербином по свежим воспоминаниям, собранным в Кирилловом монастыре. Ввиду исключительного почитания, которым пользовался в Древней Руси белозерский игумен, почти забытый в настоящее время, напомним здесь основные черты его жития.
Природный москвич, Кузьма (его мирское имя) в молодости служил в доме у родственника своего, боярина Тимофея Вельяминова, в качестве казначея. Такова была древняя тяжесть власти боярина над домочадцами, что, несмотря на влечение к монашеской жизни, Кузьма не мог найти игумена, кто бы решился постричь его. Только Стефан Махрищский, друг преподобного Сергия, в одну из своих побывок в Москве облек его в рясу и принял на себя вспышку хозяйского гнева. В конце концов боярин уступил, и Кузьма окончательно постригся под именем Кирилла в Симоновом монастыре, незадолго до этого основанном преподобным Сергием: здесь и игуменствовал Феодор, племянник Сергиев.
Начинаются иноческие труды: пост, молитва, труды на хлебне и на поварне. Бесы пугают, но не выдерживают имени Иисусова. Крайности аскезы умеряются послушанием. Это первое из сохранившихся русских житий, где подчеркивается значение послушания. Новоначальный Кирилл поручен старцу, который запрещает поститься сверх сил; заставляет вкушать пищу не через два-три дня, как хотел Кирилл, а вместе с братией, лишь не до сытости. Тем не менее Кирилл находит возможность изнурить себя: после ночной молитвы он едва не падает от голода.
К этим годам относятся и встречи с преподобным Сергием. Бывая в Симонове у своего «братанича», старец, к удивлению Феодора и братии, прежде всего заходил в хлебню и беседовал с Кириллом часами «о пользе душевной». Подобно некоторым древним русским инокам, Кирилл временно принимал на себя подвиг юродства, «утаити хотя добродетель». Не знаем, в чем заключались его поступки, «подобные глумлению и смеху», за которые настоятель сажал его на шесть месяцев на хлеб и на воду. Кирилл только радовался, что постится не по собственной воле.
Кроме послушливости Кирилл еще обладает особым даром умиления. Он не может даже хлеба вкушать без слез. Востосковавшись по безмолвию, ради того же умиления, он, по милости Пречистой, переведен с поварни в келью писать книгу. Но замечательно, что новый труд не принес ему того умиления, которого он ожидал, и он вернулся к своей печи.
Поставленный в архимандриты, он немедленно оставляет настоятельство и затворяется в келье. Зависть нового архимандрита, недовольного стечением народа к Кириллу, заставляет его оставить монастырь. Сперва он безмолвствует в Старом Симонове (в Москве), потом замышляет уединиться «далече от мира». Преподобный Кирилл имел особое усердие к Божией Матери. Однажды ночью, за акафистом, он слышит ее голос: «Кирилл, выйди отсюда и иди на Белоозеро. Там я уготовала тебе место, где можешь спастись». Отворив окно кельи, он видит огненный столп на севере, куда призывает его Пречистая.
Симоновский монах Ферапонт, уже побывавший на Белоозере, сопровождает Кирилла в заволжскую страну, где наконец в чаще леса, окруженной со всех сторон водой, преподобный узнал показанное ему Богоматерью «зело красное» место. Но Ферапонт не вынес «тесного и жестокого» жития и устроил себе монастырь в пятнадцати верстах от Кириллова.
Одинокие труды преподобного Кирилла протекали не без опасностей: раз его сонного чуть не задавило упавшее дерево. Расчищая бор для огорода и запалив хворост, он устроил лесной пожар, от которого едва спасся. Когда к нему уже стали стекаться ученики: два окрестных мужика да три монаха из Симонова, — один боярин подослал разбойников ограбить скит, предполагая, что бывший архимандрит Симоновский принес с собой большие деньги. Еще раньше пытался поджечь келью сосед-крестьянин. В житиях XV и XVI веков постоянно встречаемся с нападениями на отшельников со стороны местных землевладельцев — крестьян и бояр. Обыкновенно мотивом является страх поселенцев лишиться земли, которая по княжескому указу может быть передана в дар монастырю. Такие опасения были небезосновательны.
Маленькая деревянная церковь в новом монастыре освящена во имя Успения Божией Матери — знак особого почитания Богоматери, как и связи с Москвой (Успенский собор и церковь в Симонове). В своем монастыре преподобный Кирилл осуществил строгое общежитие, как оно практиковалось в сергиевских обителях: быть может, у Кирилла устав соблюдался крепче, чем в других местах. Монахи не могли иметь по кельям даже воды для питья. Все совершалось по чину, «по старчеству», в молчании: и в церкви, и в трапезной. На молитве у Кирилла «нози яко столпие»: никогда не позволял он себе прислониться к стене. Однажды он сделал выговор ученику своему, св. Мартиниану, который после трапезы зашел в келью к другому брату «за орудием». Напрасно Мартиниан с улыбкой оправдывался: «Пришедшу ми в келью, к тому не могу изыти»6. Кирилл поучает его: «Сице твори всегда. Первое в келью иди, и келья всему научит тя»7. В другой раз, увидев румяное — «червленое» — лицо любимого ученика Зеведея, он укоряет его за «непостническое, мирское лицо, паче упитивающихся»8. О наказаниях, налагаемых игуменом, мы не слышим. По-видимому, духовный авторитет Кирилла был достаточен и непререкаем. Призывая к посту, он, однако, на трапезе предлагает монахам «три снеди» и, заглядывая на поварню, заботится, чтобы братьям было «утешение»; и сам помогает поварам, вспоминая симоновское свое послушание. Зато мед и вино было строго изгнаны из монастыря. Это особенность Кириллова устава, перенесенная и в Соловецкий монастырь. Не суровость, но уставность — вот что отличает жизнь в монастыре св. Кирилла.
Сам игумен ходит, как и Сергий, в «разодранной и многошвенной рясе» и так же кроток к своим обидчикам. Ненавидящему его иноку он говорит: «Все соблазнились обо мне, ты один истинствовал и понял, что я грешник»9. Нестяжательность у Кирилла выражена еще ярче, чем у Сергия. Он не позволяет монахам даже ходить к мирянам за милостыней. Он отклоняет все дарственные села, предлагаемые ему князьями и боярами, с принципиальным обоснованием: «Аще села восхощем держати, болми будет в нас попечение, могущее братиям безмолвие пресецати»10. Однако от приносимой милостыни не отказывается. Бедный при нем монастырь не может развивать широкой благотворительности. Но преподобный настаивает на служении любви, и о ней говорят как его многочисленные чудеса, так и оставшиеся от него послания князьям. Князю Андрею Можайскому он пишет: «А милостыньку бы есте по силе давали: понеже, господине, поститись не можете, а молитися ленитесь: ино в то место, господине, вам милостыня ваш недостаток исполнит»11. В своих посланиях к князьям — московскому и удельным св. Кирилл с кротостью и простотой русской полукнижной речи внушает идеал справедливости и человечной власти. Великого князя он просит помириться с суздальскими князьями: «Посмотри... в чем будет их правда перед тобою». А можайскому князю он предлагает целую правительственную программу: здесь и неподкупность суда, и отмена корчемничества и таможен, но вместе с тем и наказание «татей», и «уймание» людей от сквернословия, и ревность о храмовом благочестии. Поставленный от Бога и призванный к воспитанию людей в благочестии, князь еще не самодержец, и ничто не указывает на возможность его власти над церковью и духовными людьми. Твердая, хотя и кроткая независимость к сильным мира сего характеризует как преподобного Кирилла, так и всю его школу.
О внутренней, духовной жизни святого мы знаем чрезвычайно мало. Нет данных, позволяющих считать его мистиком. Можно лишь отметить усердное почитание Богоматери и дар постоянных религиозных слез как две личные черты кирилловой религиозности.
Завет нестяжательности был нарушен в монастыре св. Кирилла тотчас же по смерти его основателя. Кириллов вскоре сделался богатейшим вотчинником северной Руси, соперничая в этом отношении с Сергеевым. Но общежитие и строгая уставная жизнь сохранились в нем до середины XVI века, когда религиозная жизнь подмосковной обители была давно уже в упадке. Вот почему Кириллов монастырь, а не Сергиев явился в XV и XVI веках центром излучения живой святости, параллельно с основанием монашеских колоний.
Мы видели, что друг и сподвижник Кирилла св. Ферапонт основал свой монастырь в пятнадцати верстах от него. Вторым настоятелем здесь был св. Мартиниан, любимый ученик и келейник св. Кирилла, долгое время игуменствовавший и у Троице-Сергия. Ферапонтов монастырь со своей иконной росписью мастера Дионисия является драгоценнейшим музеем русского искусства. Стены и башни этого монастыря, равно как и Кириллова, разросшегося со своим посадом в целый город, представляют один из лучших архитектурных ансамблей Древней Руси. В XV столетии это была святая земля пустынножителей. Вокруг больших обителей строились скиты и хижины отшельников, учившихся безмолвию и хранивших нестяжание как один из главных заветов преподобного Кирилла.
| Николай Рубцов Ферапонтово В потемневших лучах горизонта Я смотрел на окрестности те, Где узрела душа Ферапонта Что-то Божье в земной красоте. И однажды возникло из грезы, Из молящейся русской души, Как трава, как вода, как березы, Диво дивное в русской глуши! И небесно-земной Дионисий, Из соседних явившись земель, Это дивное диво возвысил До черты, небывалой досель... Неподвижно стояли деревья, И ромашки белели во мгле, И казалась мне эта деревня Чем-то самым святым на земле... Сергей Орлов Старая фреска Повстречались мы на заре Белой ночью в веке двадцатом. На кольчужном их серебре След зари блестел розоватый. Копья, словно солнца лучи, Были в их ладонях зажаты, А у бедер остры мечи И щиты у плечей покатых. Лица юны, добры, строги, И ни злобы в них, ни печали, Будто их на пути враги Смертью лютою не встречали. Будто виделся им другой Мир прекрасный в подлунном лоне. Белой радугою-дугой Тонконогие гнулись кони. Перезванивали стремена, Пела в облаке птаха где-то, И ни дали, ни времена Были здесь ни при чем при этом. Молвь людская и конский дых Плыли в белом льняном просторе... И застыл я, смирен и тих, На вечерней заре в притворе. И стоял я, видя не храм, — Где-то лес палило пожаром, Города по крутым холмам Купола вздымали к стожарам. Сосны в кронах качали дожди, Солнце в синих катилось высях. Голос был мне. Он звал: входи, Это я зову, Дионисий. 1971 |
| Алексей Шадринов Храм Я брел один по снежной целине: Февральский дождь в лицо впивался мне, Кренилась даль и высилась в глазах, Но каждым шагом окупался страх. Я много видел в этот грешный день: Как в поле с неба опустилась тень Проталин. Но тень еще сквозила парой крыл, И ворон был, и крик вороний был Печален. А ворон жил Среди развалин. В тумане, там, куда он полетел, Церковный купол призрачно чернел; И ворон рад, что я исчез вдали, — Его гнезду тревоги не сулил Прохожий, Где под дождем слезится на горе Поруганный, опустошенный храм, Но — Божий. Колокол Я о святых не знаю и не помню, Но только слышу — даже в наши дни. На небольшой церковной колокольне Печально колокол звенит. Но не назойлив этот скорбный голос, Он очень прост в величии своем, Как будто медь о небо раскололи, И задрожал пустынный окоем. И что бы я про колокол ни думал, Пусть он звенит из сумрака церквей. Он все же есть, как есть угрюмый, Тяжелый свет над родиной моей. 1989 |
«Моя душа над родиной летит...»
О поэзии Алексея Шадринова
Мы были почти ровесниками.
Когда я ходила в школу, он тоже ходил каждый день знакомой дорогой и садился за парту. Мы учились по одним и тем же учебникам — в Стране Советов учебники во всех школах были одинаковые. Я писала стихи и давала их читать своей учительнице по литературе — он тоже читал свои стихи учительнице по литературе. Мы жили в разных городах: я в Калуге, он в Белозерске. Его звали Алексей Шадринов.
«Художник действительно в полном смысле этого слова, он давно томился и более, чем любви, боялся своего призвания. Он боялся его любить. Боялся ради жизни. И этого, как ни странно, он не осознавал...»
Это слова Алексея об одном из своих героев так и не дописанной повести. Сам он свое призвание осознавал очень отчетливо:
| Вы знаете? Когда скрипит перо, Бумага киснет, свертываясь в строчки, Из рукописей сложенный чертог — Един приют такому одиночке. Что дать тому, кто видит этот свет Бесстыдно обнаженными очами, Кто волком дня боится, как тенет, И безраздельно царствует ночами? Кто, видя скупость жизненных даров, Кощунствующе с нею не мирится? |
Ахматова разглядела провидческим взором в музе — «невинной гостье с дудочкой в руке» — ту самую, что «Данту диктовала страницы „Ада“». Алексей также видел и чувствовал то, что стоит «за кадром» творческого взлета: «исчадия полуночных теней, / Глухих ночей мистические крылья».
| С больших глубин поднялась эта муть, И благо, что от сердца не дано Вам Сорвать покров, войти и заглянуть В горнила, порождающие Слово. («И. А. Богомоловой») |
Он любил стихи Есенина и — особенно — своего земляка Николая Рубцова.
По стихам Рубцова можно прочитать, как происходило осознание им своей миссии, своего поэтического дара. После брошенной в двух техникумах учебы, после службы в тралфлоте и на военном корабле, после жизни в Ленинграде, где он работал на заводе, Рубцов осознал необходимость учиться именно в Литературном институте. Его ранние стихи наполнены романтикой моря, тягой к родной земле, иногда звучат любовные признания и озорные шутки. И уже в стихах времен института слышится желание сказать свое слово, книгу Тютчева и Фета «дополнить книгою Рубцова». Наиболее отчетливо — вспышкой — роль поэта понимается им в нескольких стихотворениях, посвященных русским прозаикам и поэтам: Пушкину, Гоголю, Лермонтову, Тютчеву.
| О Пушкине Словно зеркало русской стихии, Осознав назначенье свое, Отразил он всю душу России И погиб, отражая ее. |
Алексей Шадринов обрел свой голос сразу — вместе с глубоким убеждением, что
| Всю жизнь ты неуклонно отвечаешь За каждый шаг по белой целине. Пусть ты строками землю не качаешь, Но тихий голос ощутим вдвойне. («Стихи», 1989) |
В 1989 году Алексею исполнилось 16 лет.
Лирический герой Рубцова, противопоставляя себя идущим по торной дороге, строго и упрямо, сбивая ритм строки, утверждает: «Я уйду тропой...» Алексей Шадринов, словно подхватывая его эстафету, продолжает, договаривая то, что не смог в свое время вслух произнести Рубцов:
| Моя тропа уходит к перевалам. День не окреп, но я уже по ней Бреду. И лес зеленым покрывалом Скрывает суть моих безмолвных дней. Мне некому подвигнуть оправданье, И вздох мой тайный канет у теснин. Прими мое блаженство и страданье, Мой Отчий Бог, Пресветлый Дух и Сын! («Отшельник», 1990) |
Белое озеро отделено от города каналом, прорытым во времена Петра Великого для безопасности судоходства. Затем полоска берега, камни или песок — и бескрайний водный простор, который трудно назвать озером. Дом нашего друга стоит на острове: с одной стороны — канал, с другой — море.
Когда светит солнце, волны в Белом озере медового цвета. Когда небо затянуто тучами, несущая массы песка черная волна тяжело обрушивается на берег.
Великого таинства исполнены белозерские закаты, когда небо то полыхает предвечным огнем, то умиротворенно теплится, распустив по горизонту перышки облаков, и тонкие блики скользят по спокойно расстелившейся глади воды, и сизые тени ложатся на сырой песок.
Очарованные Белым озером, вернулись мы в беспокойную Москву. Зимой наш друг привез мне небольшую голубую книжечку, и мы встретились с Алексеем Шадриновым — через 12 лет после его гибели. С этих горьких страниц встал передо мною загадочный Русский Север, и душа сразу узнала
| Дюны, солнцем налитые, Желто-масляный песок. Ходят волны голубые, Заезжают на мысок. («Этот день», 1987) |
А затем увиделось то, о чем мечталось с детства:
| Звонкий клин колыхался над краем зеленого крапа, Розоватым знамением крыл осенив небосвод. «Ах ты, Боже! Ведь это же лебеди, папа!» Это лебеди. Лебеди — белые ангелы вод. И рассеялся холод, и знобь от тумана утихла, В чаше зыбистой крепи их песня рождается вновь, Созревает заря, и весна, как портниха, Обшивает леса свежим ворохом нежных обнов. («Лебеди», май 1988) |
Природа была для Алексея не символом жизни, не предметом исследования и пристального философского внимания, как для Заболоцкого, — она была самой жизнью, пронзающе переполнявшей все существо поэта:
«Что будет, когда нахлынет и вольется в легкие прелый настой терпкого осинового листа на холодном воздухе, с неизменным запахом хвои и багульника? Резкая смена ощущений, как изменение давления, не вызовет ли подобия кессоновой болезни, и выдержит ли, наполнившись наивным благоговением, большое человеческое сердце?
Приходит время, и первые осенние ночи у костра особенно остро пронзают все мое существо. Невозможно передать все, что испытываешь тогда, чутко вслушиваясь в обступивший со всех сторон мир. Сначала опускается синий сумрак, и растворяются в нем силуэты берез на краю поляны, сама поляна, как шлейфом, покрывается туманом, и лес, только что вплотную приближенный, медленно отдаляется от костра. Потом сумрак переходит во всепоглощающую тьму, и исчезают последние краски, и только костер своим мерцаньем приковывает утомленные глаза...»
Казалось бы, что можно сказать после Есенина, Заболоцкого, Рубцова... об иве и черемухе, о сенокосе и журавлях? У Алексея Шадринова эти простые явления русской природы те же, узнаваемые и родные — и в то же время совершенно новые: через призму его стихов мы видим мир так, как видит его человек, только что вставший с больничной койки после тяжелой болезни.
| Ветер в листве рычит. Там, над ручьем склонясь, Ива во тьме ночи С месяцем обнялась. Но на заре, как вор, Вырвался месяц ввысь. Листья ее с тех пор Золотом налились. Осень шелка сучит С ивовых прутьев-розг. С дерева, как со свечи, Капает желтый воск. Утром седой туман Инеем пал в траву. Кровь из небесных ран Выплеснулась в синеву. («Милая ты моя!..», 1989) |
| Назрело солнце, обещая лето, Тревожный май взобрался на помост, И сеет ветер в решето тяжелых веток Холодный дождь на липовый нарост. Просили кисти слезные черемух Запечатлеть их невесомый след, Но белый плач осыпался у дома, И никому не выполнить обет. («Назрело солнце, обещая лето...», 1989) |
Восприятие каждодневно свершаемого как чудесного заставляет вновь и вновь спрашивать себя: почему? Зачем в природе «запущен дней круговорот»? И когда «Весь мир молчит, и занавес приподнят», когда поэт встречается с «чудом света», возникает вопрос, который без преувеличения является экзистенциальным:
| Ищу ответ, но вижу лишь вопросы. И нахожу еще один вопрос: «Ну, почему простые эти росы Милей других, таких же чистых рос?» Поднялось солнце ярким караваем, И по смычку серебряных лучей Взлетел на небо гимн родного края На белых крыльях звонких лебедей! («Весь мир молчит, и занавес приподнят...», 1987) |
Как соотнести ритмы природы с ритмом человеческой жизни? Жизнь настолько коротка перед лицом бесконечности. Как соизмерить биение сердца со сменой дня и ночи, зимы и лета, с чередой веков, словно застывших над этим озерным краем? Как совместить человеческое нетерпение и величественную неторопливость природы?
«Не открыть ли окно, чтобы насладиться утренней прохладой? Но утро еще не наступило. Невозможно поторопить события в природе, как бы ты ни старался быть внутренне близким к ее пленительному миру. Однажды раскрыв глаза, надо лишь приветствовать Жизнь, всегда находя ее новые, еще неведомые берега».
Особенно чуток поэт в ночной тишине. Светел день, а ночь темна. В этой тьме проступает тютчевский Хаос, но его превозмогает стойкая вера в гармонию жизни:
| Неясный ужас, как паук мохнатый, Крадется там, где правил светлый день. Над головой с рыданьем бесноватым Неясыть злобная проносится, как тень. Звенит ручей во мгле лилово-синей, В листах летит воздушных эльфов рой; И все пути в неведомой долине Затоплены ночною темнотой... Но не пугайся. Помолись на звезды. Клади костер. Нетрудно превозмочь Укрывшую луга и гнезда Бездонную, безвременную ночь. («Неясный ужас, как паук мохнатый...», 1991) |
Поэт погружается в ночь — в глубину своей души — до самого дна, и там звучит камертон, позволяющий сохранить «верность чувства» среди «сплетения дней». Ночь «миротворит и шлет напоминанье», но ее звездная «светлая душа» не в силах противостоять людской злобе. Поэт живет словно на лезвии бритвы:
| Вот день, вот ночь. Неразличим рубеж. Стекло окна вблизи неразличимо. Едва вперед — осенний воздух свеж. Едва назад — табачный сверток дыма. Идемте вдаль, ни шагу за предел. Пусть в узком коридоре беспристрастья Намек, коснувшись слепков наших тел, — Толкнет туда, где судьбы в нашей власти. («День и ночь») |
Ночь — «безвременная», но именно в тишине этой ночи явно и чисто слышен пульс времени: времени не только сегодняшнего, но ушедшего и будущего. Душа стремится оставить свою оболочку, и нестерпимо резким становится «наивное желание присутствовать во всех временах». В Белозерске, основанном в 862 году, историческое время кажется ощутимо плотным:
| Тревожит отмель сонная волна. Неукротимый ветер — вечен. На берегу смешались времена, Сошли в песок, воспрянули со дна... Их суть, их плоть дика и холодна. Здесь смыв времен, веков угрюмых — вече. («Берег», 1989) |
Алексей Шадринов проживает не одну — десятки жизней. Он — охотник — чувствует боль подстреленной птицы:
| Только легкость листвы Так доверчиво тронет поднятые плечи, Что ослабнет рука и скользнет с тетивы. |
Мыслями переносясь в 1380 год, когда четырнадцать белозерских князей, как один, легли за Русь на далеком Куликовом поле, он пишет:
| Ночь подкралась тайными лазами. Солнце укатилось на покой. Он пришел и встал перед глазами Это он — далекий предок мой. Это он на поле Куликовом Шел бойцом переднего полка. Вот удар — под молнией клинковой Свесилась седая голова. («Предок», 1986) |
Поэт перевоплощается в Сфинкса («Сфинкс»), воссоздает мир ощущений слепого человека («Слепой»), бредет под рдеющим небосклоном Африки («Размышления странника), чувствует себя отшельником:
| Я претерпел себя. Здесь одиноко, Но одинок с рожденья человек! («Отшельник», 1990) |
В прозаических опытах его героями становятся белозерские крестьяне и охотники, разорившиеся помещики, монахини, погибшие после 1917 года, старухи — свидетельницы недавней, безвозвратно ушедшей жизни.
Особую боль вызывают заброшенные земли и зарастающие осинником покосы — все, что когда-то было облагорожено рукой человека, а теперь свидетельствует о безвременной гибели:
| Здесь позабытые погосты И полусгнившие кресты. Болот торфяные коросты И деревянные мосты. («Здесь позабытые погосты...») |
На оставленной человеком земле все еще стоят храмы. Для Алексея Шадринова они не столько религиозные символы, сколько знаки высокой жизни духа. И если у Рубцова мы слышим грустное сожаление о разрушенных церквях, то у Алексея пронзительно звучит подлинно трагическая мелодия, вызванная глубоким противоречием между обыденной подлостью, каждодневно встречаемой в жизни, и стремлением к духовной чистоте, в которой только и возможно истинное творчество. Внешнее не заслоняет от него сущности вещей и явлений: он знает, что
| ...под дождем слезится на горе Поруганный, опустошенный храм, Но — Божий. («Храм») |
Когда Алексею было двадцать лет, вряд ли рядом с ним был человек, который понял бы всю глубину его, казалось бы, мистических переживаний:
| Уходит мир моих блаженных снов. Так тают ограждающие ковы. Забавный мир! В нем не было основ. Я сам отверг готовые основы Недолговечных зданий бытия. Благих итогов не опережая, Я вправе заявить, что я — не я, И видимая суть моя — чужая. Как быть? Она — мой самый тяжкий грех, Навязанный средой осуществленья. («Ореховый сонет») |
«Видимая суть» — чужая. Что же свое? Своей становится духовная ось, устремление к высшей правде. Но вспомним начало девяностых годов — сумятицу «смутного времени» и мощные удары «нового образа жизни» по чистоте нравственного чувства. В атмосфере смятения, переворачивающегося народного сознания пишется поэма «Оборотень», где герой
| ...настиг гнездовье всех причин, Родивших беспорядочную склоку Пречистых лиц и смазанных личин. Причины ветром пронеслись по глади Людских трущоб, забывшихся во сне, И вот уже Россию лихорадит, Россия вновь в антоновом огне. |
В этой атмосфере особенно важным становится найти точку опоры. Народ, не знающий и не помнящий своих святых, мечется по дорогам страны. Алексей после окончания школы остается в Белозерске: его документы, посланные в институт, опаздывают на один день. Впереди — полгода самопознания, поиски духовного пути — и своего, и — не смущаясь — пути своей страны:
| Ах, куполам ли, врезавшимся в небо, Где мест святых зияет пустота, Хранить устало золотую небыль, Радеть, чтоб быль осталася чиста? Мне хочется изведать о забытом. Но временем в ревнивой тишине Воздвигнуты забвенья монолиты, И только это остается мне. Аукнуть в тишь, глотающую звуки. Воззриться в муть, ворующую свет, — Напрасно все, пожизненной разлуки Со всем минувшим горестнее нет... («Оборотень») |
Человек, который поднялся так высоко, что может увидеть прошлое, способен прозреть и будущее. Но для этого нужно немало мужества и внутренней силы.
Помните, в «Властелине колец» есть эпизод, когда королева эльфов Галадриэль предлагает Фродо посмотреть в волшебное зеркало. Фродо видит — и, не в силах выдержать напряжения, теряет сознание.
Алексей Шадринов, как за девяносто лет до него Блок и Белый, пытается проникнуть взором в наступающий век и с мучительным трудом ищет слова для невыразимого:
| Там, далеко (мне не понять — откуда!), Ревут столпы тлетворного огня, Не жарок он; сердечная остуда Всей тяжестью упала на меня... Россия, ты ли? Ты ли взбеленилась? Ревут столпы тлетворного огня! Но если ты... смертельная немилость Из уст моих речится на меня. Но если ты... Кому же я оставлен? Чего я медлю? Возгори, душа!...Нет, ты ушла, (Как тяжело!) — отравлен. Уйду и я, как ты ушла! («Россия») |
Мы прожили уже больше десяти лет после гибели поэта — у нас была возможность убедиться в том, что он действительно увидел. И с настойчивостью, не свойственной юности, он писал:
| Над Россией рычит гроза. Воздух простынью сухость стелет. («Луч сквозь облако тянет нить...», 1989) |
Свет над Россией — не ясный, а «угрюмый, тяжелый» («Колокол»). Очевидно, знание, обрушившееся на него, было настолько пронзающим, что не было сил превозмочь приносимую им боль:
| Бывает так, — и полон свежих сил, Не можешь свергнуть тяжкое томленье, Как будто тяжким светом из могил На весь наш век легло предубежденье... («Томленье») |
Предчувствие потерь заставляет ценить Жизнь, хранить ее как самое драгоценное:
| Просили птицы, пели и просили, Просили днем и в полночной тени... Просило все... И полнилась Россия Стенаньем просьб воспеть и сохранить. («Назрело солнце, обещая лето...», 1989) |
Алексей Шадринов был человеком, которому была дана великая возможность «воспеть и сохранить». Но жизнь неумолима — невозможно вернуться в тот день 24 февраля 1992 года, когда его нашли повешенным в солдатской кухне, куда сержант Ирисбаев его назначил в наряд — одиннадцатый раз подряд. И невозможно отменить нескольких месяцев сплошных издевательств, начавшихся с того момента, когда поэт с томиком стихов Есенина оказался под командой морального урода, который откровенно советовал ему инсценировать повешенье, чтобы «врачи признали ненормальным и комиссовали». Алексей писал родителям о невыносимых издевательствах — но не забывайте, это 1992 год! В стране полная разруха, в армии в целом — абсолютная безответственность и неразбериха! И трусливое начальство, которому невыгодно, чтобы на теле повешенного нашли следы побоев.
| Еще верста, и самый край земли Покажется, надежд не искупая. Моих туманных весей журавли, — Куда вас гонит отчина скупая?!.. («Размышления странника») |
Страшно сейчас писать об этом — страшно и больно, как будто я тогда могла что-то сделать, чем-то помочь Поэту. Он был младше меня на три года...
Владимир Высоцкий пел о том, что, может быть, «концы поэтов отодвинулись на время». Может быть...
Николаю Рубцову было тридцать пять.
Алексею Шадринову — девятнадцать.
Может быть, его гибель была тем искуплением, которое даст возможность России справиться с «антоновым огнем»? Не чрезмерны ли жертвы? Не слишком ли высока цена — жизнь Поэта?
| Рыдают гуси, клином размежив Поля небес, изрытых облаками. Моя душа над родиной летит, Обняв ее бесплотными руками.. |
1 Здесь и далее цит. по: Р у б ц о в Н. Виденья на холме: Стихи, переводы, проза, письма. — M., 1990.
2 Шихта — смесь в определенных пропорциях сырых материалов, а в некоторых случаях (например, при выплавке чугуна в доменной печи) и топлива, подлежащая переработке в металлургических, химических и других агрегатах.
3 Впервые опубликовано: Е р е м и н а О. А. «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...» // Русский язык и литература для школьников. — 2005. — № 3. — С. 36—40.
4 З ы р я н о в П. Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века. — М., 2002. — С. 216—217.
5 Ф е д о т о в Г. П. Святые Древней Руси // Сост. и вступ. ст. А. С. Филоненко. — М., 2003. — С. 136—142.
6 «Когда я пришел в келью, не мог уйти».
7 «Так поступай всегда. Сначала в келью иди, и келья тебя всему научит».
8 «Без следов поста, светское, упитанное лицо».
9 «Все поддались соблазну на мой счет, ты один следовал истине и понял, что я — грешник».
10 «Если захотим иметь села, то у нас прибавится забот, которые будут прерывать молчание (молитвенное молчание)».
11 «А милостыню давали бы по силе, поскольку, господин, поститься вы не можете, а молиться ленитесь: так этот недостаток, господин, вам и восполнит милостыня».
Авторская песня
3 часа
Формулировка программы: «Авторская песня. Ее место в развитии литературного процесса и музыкальной культуры страны (содержательность, искренность, внимание к личности; мелодическое богатство, современная ритмика и инструментовка). Песенное творчество А. Галича, Ю. Визбора, В. Высоцкого, Б. Окуджавы, Ю. Кима и др.
В учебнике авторской песне в целом посвящено немного страниц.
В хрестоматии даны краткие биографии Б. Окуджавы и В. Высоцкого и по нескольку их стихотворений-песен.
Окуджава: «Полночный троллейбус», «Король», «Веселый барабанщик», «О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой...», «На арбатском дворе — и веселье и смех...», «Я пишу исторический роман» (c. 270—273).
Высоцкий: «Мерцал закат, как блеск клинка...», «Песня о земле», «Песня о друге», «Зарыты в нашу память на века...», «Я не люблю...» (c. 280—285).
В раздел «Из писем, статей, воспоминаний...» включен небольшой текст Окуджавы «Что пишу? Что читаю?», где дано стихотворение «Подмосковная фантазия», посвященное В. П. Астафьеву (с. 293—294).
Сейчас очень редко среди молодых учителей и тем более учеников встретишь не то что знатоков авторской песни, но хотя бы тех, кто достаточно четко представляет себе, что это было за явление, каких масштабов оно достигало и какое громадное значение для раскрепощения народа имело. Многие причисляют к авторской песне рок-певцов (В. Цоя, А. Башлачева, К. Кинчева), что говорит о совершенно неверном (в устоявшемся культурном смысле) наполнении термина «авторская песня».
Поэтому на первом уроке есть смысл взять слово учителю и рассказать об авторской песне, передавая детям энергию своих слов. На следующих уроках можно, как при изучении времени «поэтического бума», дать слово ученикам, чтобы они рассказали об известных им и тронувших их души авторах и песнях.
Безусловно, лучше всего об авторской песне расскажет сама песня, благо традиция еще не прервана. Хорошо, если учитель сможет найти в городе клуб самодеятельной песни или хотя бы одного исполнителя и пригласить его в школу, устроив вечер авторской песни. Но надо иметь в виду очень важный фактор: в современном обществе в значительной степени потеряна культура слушания, которая требует продолжительной концентрации на смысле и мелодии песни. Телереклама делает свое дело, вырабатывая у детей клиповый тип мышления. Опыт показывает, что современные школьники практически не могут смотреть фильмы или слушать музыку длительное время: каждые десять-пятнадцать минут у них срабатывает привычка отключать внимание, им хочется встать, походить, взять что-нибудь в холодильнике...
Добавим, что слушание фактически исчезло из нашего быта. Песни, исполняемые по телевидению, являются не песнями в собственном смысле слова, но лишь небольшой компонентой красочного шоу с танцами и спецэффектами. Если учитель решает организовать вечер песни, он должен заранее провести соответствующую беседу, чтобы обеспечить уважение к исполнителям и к самой песне, иначе цель мероприятия не будет достигнута.
Итак, на первом уроке мы предлагаем провести лекционную работу, опираясь на знакомые детям песни и иллюстрируя свои положения звучанием песен (возможно, в записи). Второй-третий урок — вечер авторской песни (для параллели или для 10—11 классов), в заключение которого ученики обязательно выучат одну-две песни (возможно, на свой выбор) и споют их вместе. Об огромном воспитательном значении подобных мероприятий, полагаем, говорить излишне — оно подразумевается само собой.
Возможны, конечно, и другие варианты проведения уроков. Можно посвятить их исключительно знакомству с песнями, написанными самыми известными авторами, например Окуджавой или Высоцким.
Урок первый
Авторская песня. Ее место в развитии литературного процесса и музыкальной культуры страны; содержательность, искренность, внимание к личности
Начать урок стоит с одной из известнейших авторских песен, например с «Солнышка лесного» Ю. Визбора или с «Изгиб гитары желтой...» О. Митяева.
Слово учителя
Авторская песня возникла в 50—60-е годы XX века. «Поэты, поющие свои стихи», — так определяет это явление Булат Окуджава1. Они были и раньше, такие поэты. В конце 30-х годов Павлом Коганом, погибшим на фронте в 1942 году, была написана ставшая знаменитой уже после его смерти «Бригантина» («Надоело говорить и спорить...»).
В 50-е годы круг поющих поэтов расширился. Эти авторы вовсе не были профессиональными поэтами, то есть они не входили в Союз писателей. Что их объединяло? Желание говорить о том, о чем думаешь, желание быть открытым и искренним, внимательным к жизни и требовательным к себе и обществу.
Окуджава писал: «Нас родило время — время всем памятных событий, связанных с разоблачением культа личности, большими надеждами на обновление общества, на перестройку. Тогда и возник круг таких поэтов, как Александр Галич, Владимир Высоцкий, Новелла Матвеева, Юлий Ким, Юрий Визбор, Евгений Клячкин, Александр Городницкий. Все они были не похожими друг на друга, имели собственное лицо, свой собственный почерк. Благодаря магнитофонам поэзия распространялась с огромной скоростью. Не будь их, стихи, наверное, ходили бы в списках. А как в списках передашь звук гитары, аккомпанемент? Музыка укрепляет воздействие поэзии. И круг интересующихся ею разрастается, поэзия становится шире».
Окуджава упомянул о важном явлении, которое действительно способствовало чрезвычайно быстрому распространению авторской песни: это была так называемая магнитофонная революция.
До 50-х годов в быту были проигрыватели, которые воспроизводили только то, что записано на пластинках. Время «оттепели» совпало с появлением магнитофонов, с помощью которых можно было не только прослушать студийно записанное, но и самостоятельно сделать запись. Магнитофоны были редкостью. Большие, катушечные, с громоздкими на современный взгляд бобинами, они произвели революцию в сознании людей.
Студенты того времени вспоминали, что, если у одного человека в общежитии был магнитофон, его комната становилась настоящей Меккой. К нему приходили студенты всех курсов, без конца слушали записи песен Визбора, Городницкого, Галича и других авторов. Если появлялся второй магнитофон, то его обладатель стремился записать себе то, что любили его друзья. Никакой КГБ уже не в силах был уследить за тем, что переписывает на заветные катушки молодежь.
Авторская песня запоминалась легко: она говорила слушателям о самом важном в их жизни — о любви, о дружбе, о свободе, об искренних стремлениях юности. Вскоре явление авторской песни стало массовым.
Во-первых, появилось большое количество поющих поэтов. Они были учителями, летчиками, врачами, геологами, инженерами, журналистами, горнорабочими, арти
