2020-06-29
717Лет со дня рождения Елены Сергеевны Горчаковой
В силу многих причин, среди которых исторические предпосылки, особенности менталитета и религиозное влияние, русское искусство до определенного момента – а точнее, до начала XX века – представлено исключительно мужскими фигурами. Если говорить конкретно о литературе, то, в отличие, например, от Франции, где женщины взялись за перо намного раньше (вспомним хотя бы мадам де Сталь или Жорж Санд), в русской литературе вы вряд ли вспомните хоть одну женщину, начавшую свой творческий путь до рубежа XIX-XX веков.
Зато с конца XIX века в русской поэзии появляется множество писательниц и поэтесс, как будто только и ждавших, чтобы кто-то дал им наконец зеленый свет. Важным толчком к появлению целой плеяды женщин-литераторов послужило зарождение в России во второй половине XIX века женского движения. Отправной точной можно считать 1859 год, когда в Петербурге был организован первый женский кружок Трубниковой, занимавшийся прежде всего вопросами женского образования. С этого момента женщины уверенно начинают отвоевывать свои права. Особенно активно женщины начинают участвовать в общественной жизни во время и после революции 1905-1907 годов и впоследствии, во время революции 1917 года и после нее.
Литературная женская мысль зародилась в России чуть позже, чем политическая, хотя и явно не без ее влияния. «Я научила женщин говорить…// Но, Боже, как их замолчать заставить!» – написала однажды Анна Ахматова, одна из первых русских поэтесс, провозгласив таким образом (хотя и немного с опозданием – в 1957 году) начало эры женского творчества. Даже беглого взгляда на творчество русских поэтесс XX века достаточно, чтобы выделить две основные тенденции, в рамках которых оно развивается: использование уже классических методов позии, либо осветить именно особый, женский взгляд на типичную для лирики проблематику. Но стоит понимать, что такое разделение в любом случае будет выглядеть довольно грубым и будет хорошо работать лишь для ограниченного круга авторов, в большинстве же случаев любая попытка отнести поэтессу к первому или второму течению будет требовать множества оговорок. Чаще всего эти оговорки будут связаны с тем, что для одной поэтессы может быть характерен и тот, и другой способ самовыражения, или с тем, что того или другого стиля поведения от женщины требует эпоха.
Итак, как уже было сказано, существуют два полюса – подражание классической поэзии и демонстрация женской индивидуальности. К первому можно бесспорно отнести разве что Марину Цветаеву, которая даже именовала себя не иначе как Поэтом и ни в коем случае не поэтессой. Ко второй категории можно отнести, например, Веронику Тушнову и Римму Казакову. Большинство же поэтесс – а их в XX веке немало, и обсуждать всех в одной статье бессмысленно – итак, большинство поэтесс находится в постоянном лавировании между этими двумя полюсами, поэтому однозначно отнести их к одному из них не представляется возможным. Есть и совсем стоящие особняком, вроде, скажем, Юнны Мориц, которые вообще выбиваются из намеченной нами линии.
Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах И мужество нас не покинет, – ишет Ахматова в годы Великой Отечественной войны, та самая Ахматова, которая еще так недавно «сжимала руки под темной вуалью». Действительно, звучит настолько «по-мужски», насколько это вообще возможно, и уж конечно здесь нет и следа женского видения. Вообще Великая Отечественная война (и даже Вторая Мировая, если брать не советскую, а общемировую тенденцию) – это событие, на время отменившее все гендерные различия и тем самым значительно продвинувшее, даже после своего окончания, процесс уравнивания в правах мужчин и женщин. О многом говорит уже тот факт, что во время Второй Мировой с легкой руки Коко Шанель женщины начали в массовом порядке носить брюки.
До этого женщина могла присутствовать на фронте только в качестве медсестры; девушка с оружием в руках – редчайшее исключение, чей-то недосмотр, а чаще – выдумка сочинителей дамских романов.
А вот во Второй Мировой, как известно, создавались целые женские батальоны (хорошо известен, например, 46-й гвардейский авиационный полк, прозванный немцами «ночными ведьмами»). В общем, понятно, что подобная ситуация требует от женщины не просто вести себя по-мужски, но в чем-то и опережать мужчин – обратим внимание на то, как настойчиво Ахматова повторяет слово «мужество» (которым, кстати, названо стихотворение). Ни в одном произведении за авторством поэта-мужчины мы не найдем такой концентрации маскулинности. Женщине нужно отстоять свое право, нужно доказать свое умение быть мужественной – такую идею, помимо прочего, пытается донести до нас автор. Это может достигаться не только за счет тематики, системы бразов (война, кровь, смерть, отвага), но и за счет, например, синтаксических средств и ритма.
Вторая модель творческого поведения – поиск именно женского взгляда на основные темы, поднимаемые в лирике – тоже оказывается довольно распространенной и во многом даже более логичным: кто может глубже раскрыть внутренний мир женщины, чем она сама? Подобная идея хорошо вписывается в эстетику Серебряного века, когда и появляются первые поэтессы. Изысканность, несколько искусственная изящность, салонность отличает раннюю лирику Ахматовой:
Луна освещает карнизы,
Блуждает по гребням реки...
Холодные руки маркизы
Так ароматны-легки
О принц! – улыбаясь, присела, –
В кадрили вы наш vis-a-vis
И томно под маской бледнела
От жгучих предчувствий любви.
Обратим внимание, как по-женски детальна описательная часть лирики Елены Гуро:
В пирном сводчатом зале,
в креслах резьбы искусной сидит фон Фогельвейде:
певец, поистине избранный.
В руках золотая арфа, на ней зеленые птички,
на платье его темносинем золоченые пчелки.
Такой тип поэзии оправдан и легко находит свою нишу в русской поэзии. Ближе к середине века женская поэзия становится проще, в ней больше уделяется внимания не изысканности форм, а искренности чувств.
Постарею, побелею, как земля зимой.
Я тобой переболею, ненаглядный мой.
Я тобой перетоскую,– переворошу,
по тебе перетолкую, что в себе ношу.
До небес и бездн достану, время торопя.
И совсем твоею стану – только без тебя, –
эти строки Риммы Казаковой по своему настроению совсем не похожи на творчество ее коллег начала века.
Разумеется, основной темой «женской лирики» была и остается любовь в самых разных ее проявлениях. Особенно популярной оказывается тема любви неразделенной. Этой теме посвящено, например, знаменитое стихотворение Вероники Тушновой:
В чём отказала я тебе, скажи?
Ты целовать просил – я целовала.
Ты лгать просил, – как помнишь,
и во лжи ни разу я тебе не отказала.
Всегда была такая, как хотел:
хотел – смеялась, а хотел – молчала...
Но гибкости душевной есть предел,
и есть конец у каждого начала.
Меня одну во всех грехах виня,
все обсудив и все обдумав трезво,
желаешь ты, чтоб не было меня...
Не беспокойся – я уже исчезла.
Не менее известно (широкой публике – прежде всего по фильму «Служебный роман») похожее по настроению стихотворение Беллы Ахмадулиной «О, мой застенчивый герой…»:
О, мой застенчивый герой,
ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
не опираясь на партнера!
К проклятой помощи твоей я не прибегнула ни разу.
Среди кулис, среди теней ты спасся,
незаметный глазу.
Но в этом сраме и бреду я шла пред публикой жестокой
– все на беду, все на виду,
все в этой роли одинокой
Общая тенденция оказывается проста и понятна: «женская поэзия» стремится раскрыть привычные для лирики темы с новый точки зрения, а значит, новыми средствами (тяготение к спокойствию, камерности, звукопись, передающая мягкость и плавность речи, достаточно длинные фразы, музыкальность). Тема любви, особенно неразделенной, не только не нова – со времен поэзии трубадуров это одна из основных тем лирики. Однако нельзя не согласиться, что смена лирического героя привносит в старую историю новых красок. В общем, «женская поэзия» не стремится никому ничего доказать, она просто находит свою нишу и существует в ней обособленно – возможно, именно поэтому она воспринимается как явление более закономерное и естественное
