double arrow

К проблеме воспитания хорошего вкуса у учащихся-музыкантов в современных условиях

М.В. Лидский

I

История профессиональной музыки насчитывает века. Накоплен огромный массив великих произведений и опыт работы над ними. Но уже давно общим местом стали разговоры о том, что так называемая академическая музыка стала уделом ничтожного меньшинства и вымирает. Основания для таких разговоров, увы, есть. Общественный вкус очевидным образом меняется.

Поскольку в современном мире господствует коммерция, то вполне закономерно, что наибольший ресурс вкладывается в то, что дает быструю и наибольшую финансовую отдачу, способствует получению таковой – росту потребления, сбыта товаров. На это направлены усилия коммерческой прессы, реклама. Самодовлеющее потребление стало социальной нормой. Попробуем проследить, как это сказывается на нашей профессии.

Цитирую известного философа и культуролога Б.М. Парамонова, многолетнего автора и ведущего радио «Свобода» (в России выполняет функции иностранного агента). В 1998 году провожали на пенсию Юрия Гендлера, многолетнего редактора русской службы этой радиостанции – сотрудники воздавали должное шефу в эфире. Б.М. Парамонов сказал тогда: «Он (Гендлер. – МЛ) научил меня – думаю, не только меня – тому, что существует крайне интересная и многообразная жизнь за пределами всеобщей и всепоглощающей любви русской интеллигенции и за пределами литературы и искусства. Что у них вообще есть пределы и незачем на этом деле замыкаться. Культура Америки как раз в этой сверхинтеллектуальной и сверхэстетической разомкнутости и состоит, но это надо увидеть и понять – что это не Америка некультурная, а наши представления о культуре страшно узкие. Что человек может найти целостное самовыражение, то есть талантливо реализоваться, например, в бизнесе, в каком-нибудь реалэстейте. Это общение с Гендлером привело меня к мировоззрению, которое я выразил в форме афоризма, надеюсь, чеканного: покупать дом на Лонг Айленде интереснее (так! – МЛ), чем читать Томаса Манна. Это парадокс, конечно, потому что даже купив соответствующий дом, я Томаса Манна отнюдь не разлюбил, может быть, даже лучше стал понимать. Но дело вот в чем, вот где в этой позиции рациональное зерно: […] Скучно говорить о великой русской литературе и подобных предметах устоявшимся тоном почтения или восхищения. Сказать, что Достоевский – великий русский писатель, пророчески описавший метафизическое зло большевизма – нестерпимая пошлость. Вас не будут слушать даже в царево-кокшайской неполной средней школе. У вас не будет аудитории, сказать по-модному – рынка. Чтобы удерживать интерес и внимание публики, вы должны быть забавным. Высокие предметы надо подавать в жанре энтертейнмента [entertainment – забава, развлечение. – англ. ] – это требование эпохи. Не рынка даже, а так называемого массового общества, демократии, если угодно. Вот этому, а не Бердяеву или Фрейду научил меня Гендлер. Он научил меня Америке»[1].

Обращает на себя внимание, прежде всего, следующее противоречие. С одной стороны, констатация очевидного: за пределами литературы и искусства существует большая, разнообразная и интересная жизнь – всевозможные науки, производства, государственная служба (гражданская и военная), церковь, медицина, ремесла, коим несть числа, благотворительность, разнообразная коммерция… Но с другой стороны, из этого обилия и многообразия отнюдь не следует, что покупать дом где-либо интереснее, чем читать большую литературу. Дело не в том, что интересы у всех разные, а в том, что г. Парамонов вольно или невольно подменяет сложное многообразие простой иерархией: слово «интереснее» сказано явно в положительной коннотации – по г. Парамонову, покупать дом «лучше», чем читать. Эта подмена отнюдь не безобидна.

Г. Парамонов заявляет, что говорить о великой русской литературе устоявшимся тоном почтения и восхищения скучно. Ну, возможно, кому-то и скучно: мало ли… Но как иллюстрация этого самого устоявшегося тона приводится банальная фраза (штамп), содержащая, к тому же, натяжку, если вовсе не ошибку: очевидно, что Достоевский (насколько можно понять, имеется в виду роман «Бесы») вывел не столько большевизм (впрочем, некоторые черты большевиков у героев романа просматриваются) – общество предельно идеологизированное и жестко контролируемое сверху, целью которого провозглашалось, однако, построение своего рода рая на земле, причем моральные установления в зрелую пору этого общества были весьма строгие и часто ханжеские, – сколько тоталитарно же насаждаемую идеологию и практику разрушения и циничной вседозволенности. Приведенную в качестве примера неумную фразу автор цитаты считает нестерпимой пошлостью – допустим (хотя это, пожалуй, чрезмерно резко). Но причем тут тон почтения и восхищения?.. Вновь подмена, и вновь небезобидная.

Дальше – еще важнее: понимание г. Парамоновым пошлости. Признаком таковой у автора цитаты является… отсутствие аудитории, рынка сбыта: массовое общество, демократия требуют «энтертейнмента», но пошлость при этом – нечто другое. Однако же, во все времена «суд глупца и смех толпы холодной» благосклоннее как раз к забавам, порой банальным и пошлым, чем к предметам, требующим интеллектуальных усилий; хотя бы поэтому отсутствие рынка никак не может быть серьезным доводом по существу – «за» либо «против». Налицо еще одна существенная подмена: получается, что если предмет не находит сбыта, то он пошл. Но разве не убеждаешься легко в обратном, включив, допустим, телевизор?.. Впору вспомнить такой образец «энтертейнмента», как, например, вирши капитана Лебядкина, раз уж упомянут Достоевский. Положивший их на музыку Д.Д. Шостакович писал: «В образе капитана Лебядкина много от шута горохового, однако в нем гораздо больше чего-то зловещего. У меня получилось очень зловещее произведение»[2].

При ближайшем рассмотрении выясняется, что г. Парамонов ставит с ног на голову чуть ли не все. А преподнесена эта извращенная картина как выражение требования переживаемой нами эпохи, демократии и проявление благотворного (американского) начала… Разве не точнее ли было бы сказать, что это требование силы, господствующей в современном социуме?.. И благотворно ли оно для человека?..

За прошедшие со дня выхода в эфир цитированной радиопередачи годы накопилось немало материала на эту тему. Начнем с области, близкой нам с вами, коллеги. Цитирую моего покойного зав. кафедрой, знаменитого пианиста, народного артиста СССР, профессора В.К. Мержанова (1919-2012): «Сейчас все зависит от того, какой точки зрения придерживается большинство, поэтому я ничего утешительного не могу сказать. Потому что большинство сейчас склоняется к тому, что искусство – это явление, в котором очень много таких эффектных деталей (темп, громкость, напор), которые неизбежно действуют на людей, какого уровня они бы ни были»[3].

Теперь – из интервью крупного итальянского дирижера Риккардо Мути телеканалу «Культура»: «На мой взгляд (может, я ошибаюсь), сегодня учатся меньше, а суетятся больше. Это сказывается на музыке. […] Желание всегда заканчивать выступление чем-то громким – громким в самом прямом смысле. Редко кто может против этого устоять. Из четырех симфоний Брамса реже всего исполняют Третью, потому что она заканчивается на piano. Публика, если она недостаточно подготовлена, реагирует не на музыку, а на шум, ею производимый»[4]. Как видим, оба мастера говорят почти одно и то же: музыка выхолащивается, остается шум.

Еще один фрагмент интервью В.К. Мержанова: «Я с уважением отношусь ко всем странам, к людям всех национальностей (естественно, я горжусь культурой, которую создала страна, где я родился). Но не могу не сказать критических слов в адрес Соединенных Штатов Америки. Я там был два раза. Играл несколько концертов. Я встретился с публикой, которую, мягко говоря, нельзя назвать очень просвещенной. Американская культура создавалась при помощи людей, приглашенных из Европы. Америка все покупает, там, в какой-то мере, культ денег. И в разговорах так много уделяется внимания материальному благополучию, деньгам… Конечно, деньги нужны, чтобы жить. Но это не должно быть решающим фактором. Мне кажется, сейчас у нас ощущается влияние американского направления в культуре»[5].

А вот цитата из статьи выдающегося математика академика В.И. Арнольда (1937-2010): «Должен сказать, что я, видимо, […] ретроград, так как всё ещё верю в законы природы и считаю, что Земля вертится вокруг своей оси и вокруг Солнца, и что младшим школьникам нужно продолжать объяснять, почему зимой холодно, а летом тепло, не позволяя уровню нашего школьного образования опускаться ниже достигавшегося в церковно-приходских школах до революции (а именно к подобному снижению уровня образования стремятся, ссылаясь на действительно низкий американский школьный уровень, наши нынешние реформаторы). Американские коллеги объяснили мне, что низкий уровень общей культуры и школьного образования в их стране – сознательное достижение ради экономических целей. Дело в том, что, начитавшись книг, образованный человек становится худшим покупателем: он меньше покупает и стиральных машин, и автомобилей, начинает предпочитать им Моцарта или Ван Гога, Шекспира или теоремы. От этого страдает экономика общества потребления и, прежде всего, доходы хозяев жизни – вот они и стремятся не допустить культурности и образованности (которые, вдобавок, мешают им манипулировать населением, как лишённым интеллекта стадом)»[6]. Вот тебе, бабушка, и благотворное американское начало, и массовое общество, и рынок с демократией.

В 2014 году Риккардо Мути опубликовал призыв к правительствам стран Европы увеличить финансирование культуры (маэстро регулярно выступает в печати на эту тему). Он заявил, помимо прочего, что нужно «снять часть финансирования с бесполезных статей и направить ее на воспитание и образование. […] Симфонический оркестр обходится намного, намного дешевле одного футболиста. […] Когда Бетховен писал Девятую симфонию, заказчик возмущался и спрашивал, действительно ли нужны в ней хор и четыре солиста. Премьера, хоть и имела большой успех, в финансовом отношении была провалом. Но если бы Бетховен дал заказчику себя убедить, сегодня у нас не было бы Девятой […] Если мы лишим детей возможности приблизиться к культуре, то мы обречем их на очень поверхностное и опасное будущее. Диктаторские режимы всегда стремились заткнуть рты людям культуры, потому что в них живет душа народа. […] Европа должна снова стать источником новых идей в сфере культуры, она не должна деградировать до мирового центра туризма»[7].

Здесь видим и адекватное описание современного положения (европейская культура стагнирует, становясь неким надгробием самой себе: из новых ее произведений наибольшее внимание обращают на себя опусы вроде «Большой глины № 4» Урса Фишера; тогда как развлекательная индустрия, в том числе профессиональный спорт, поглощает огромные средства), и дань идеологической конъюнктуре (в практике взаимоотношений диктаторских режимов и людей культуры случалось, как известно, разное; как и в практике демократий), и мрачные перспективы…

Маэстро ужасается: мы могли потерять Девятую симфонию Бетховена. А так ли нужна она современному обывателю? Да, «Ода к Радости» – гимн Европейского союза; но многие ли граждане этого союза знают Девятую симфонию Бетховена? Что-то сомнительно. Мелодия знакомая – что называется, по старой памяти, – но знать целую симфонию Бетховена, да еще Девятую, такую большую и сложную?.. Куда интереснее купить дом на Лонг-Айленде или, если в Европе, на Лазурном берегу. Ну, можно еще украсить жизнь «Большой глиной № 4» или № 5, 10, 20, 878… Здесь, впрочем, надо оговориться: г. Парамонов, афоризм которого мы здесь парафразируем, утверждает, что, придя к этой новой (новой ли?) доктрине, он высокое искусство не разлюбил и, может быть, даже стал понимать глубже. Не знаю, возможно ли это проверить, но верится, честно говоря, с трудом…

В уже цитированном интервью телеканалу «Культура» Риккардо Мути высказался конкретно[8]: «Правительства всего мира не могут понять одной простой вещи, которую знали мои родители, обычные простые люди: образование, просвещение – вот основа всего». Но почему же, в самом деле, правительства всего мира не могут понять такой простой вещи? Действительно ли они не могут ее понять? Ведь всякий, у кого есть дети, заботится об их воспитании и образовании. Не логичнее ли предположить, что правительства всего мира эту вещь понимают, но интерпретируют иначе?.. Или – что общественное устройство таково, что как бы правительства ни относились к образованию, оно неизбежно уступает дорогу «бесполезным статьям»?.. Мы же видели: коммерческий интерес хозяев жизни требует прибылей, а массовое общество и демократия – «энтертейнмента». Разве могут правительства не обеспечивать интересы хозяев жизни?..

Вновь слово академику Арнольду: «…С образованием в мире дела обстоят очень скверно. В России, правда, как ни удивительно, чуть лучше, но все равно – плохо! Я начну с высказывания, прозвучавшего на одном из заседаний в Париже, где выступал министр науки, образования и технологий Франции. То, что он говорил, относится к Франции, но это столь же актуально для США, Англии и России. Просто во Франции катастрофа наступила (так! – МЛ) чуть раньше, в других странах она еще впереди. Школьное образование начало гибнуть в результате тех реформ, которые проводятся интенсивно во второй половине ХХ века. […] Министр Франции отметил, что из школьного образования математика постепенно вытесняется. […] Он спросил школьника: “Сколько будет два плюс три?” И этот школьник, умный мальчик, отличник, не ответил, так как он не умел считать... У него был компьютер, и преподаватель в школе научил им пользоваться, но суммировать “два плюс три” он не мог. Правда, это был способный мальчик и он ответил: “Два плюс три будет столько же, сколько три плюс два, потому что сложение коммутативно...” Министр был потрясен ответом и предложил убрать из всех школ преподавателей-математиков, которые так учат детей.

– И в чем вы видите основную причину случившегося?

– Процветает пустая болтовня (так! – МЛ), и она заменяет подлинную науку»[9].

Зафиксируем: пустая болтовня заменяет (подменяет) подлинную науку. Однако, это вряд ли причина катастрофы в образовании (корреспондент спросил именно о причине), – скорее лишь описание одного из признаков катастрофы…

Теперь – ответ маэстро Мути на вопрос о нынешнем поколении дирижеров: «Талантов, как и в любые времена, сегодня много, людей бесталанных тоже. К сожалению, эти вторые зачастую обходят первых. Если ты прыгаешь, как балетный танцор, по сцене, и одеваешься так, чтобы тебя заметили, то можешь одурачить людей. Мы живем в мире, где визуальные образы доминируют. Увидеть – важнее, чем слышать и услышать. Происходит подмена понятий (так! – МЛ). За талант мы принимаем хорошую физическую форму и атлетические упражнения, демонстрируемые за пультом»[10].

Итак, болтовня подменяет науку, а «ужимки и прыжки» (не говоря о более сильных средствах, весьма ныне распространенных, вроде демонстрации женских, и не только, прелестей на сцене) – музыкальное исполнительство. Везде на первый план выходит пресловутая «попса» (облегченная версия науки, искусства, чего угодно…) – все тот же «энтертейнмент». Думаю, коллегам памятно, как совсем недавно некая молодая чиновница едва не устроила тотальный кастомизированный «энтертейнмент» в школах искусств, повинуясь требованиям массового общества и демократии[11]. Тогда ее удалось остановить, но массовое общество отнюдь не дремлет…

Разумеется, проще разглядеть кривляющегося, чем расслышать музыку, как проще посмотреть фильм, чем прочитать роман. В современной информационной среде текста все меньше, а так называемой картинки все больше. Фоторепортаж о концерте становится едва ли не важнее его самого. Визуальный образ сильнее слухового – давно подмечено: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…

Та же тенденция – в соотношении слухового и текстового образов. Музыка стала рабой всяческих концепций, «литературщины»: публика читает анонсы и высиживает концерт с умозрительно, «концептуально» составленной программой, уткнувшись в буклет с картинками, а что с музыкальной точки зрения эта программа уродлива (не говоря о том, как исполняется), – так ли важно?.. Ведь за все уплочено, как говорится.

Мне уже приходилось писать о жульничестве небезызвестного сэра Роджера Норрингтона и его PR-агентов: «Зачем играть слишком быстро или слишком медленно, если там точно указан темп?»[12] (имеются в виду метрономические указания в симфониях Бетховена). Известно и суждение покойного ныне Г.Н. Рождественского на эту тему: «Искусство не в состоянии противиться антиискусству (так! – МЛ.) …Вышла запись всех симфоний Бетховена в Лондоне, дирижер Норрингтон. И запись этих симфоний имела самый большой коммерческий успех, пластинки были проданы мгновенно, так как в аннотации к пластинкам было написано, что это – единственно верное исполнение Бетховена: нигде нет ни на один “миллиграмм” отклонений от указанных автором темпов. [...] И для подавляющего большинства людей, которые покупают пластинки, для обывателя, – это является критерием. Хотя в действительности это самая настоящая подмена критерия (так! – МЛ)»[13]. Эта соблазнительная зараза имеет широкое распространение – даже весьма известный профессор Московской консерватории не гнушается заявить, что соблюдение так называемых исторических правил (часто дискуссионных и/или нечетких) «обеспечивает правильное, а не искаженное и поэтому неполноценное лицо музыки»[14]. И вот уже посредственный студент играет «правильно», а великий артист прошлого – «безграмотно». Как все, оказывается, просто… Чем не шариковщина (та же попса)?..

Легко множить примеры из разных сфер. Так, из сознания людей изгоняется банальная истина из школьного курса общей биологии о невозможности искусственной перемены пола (каковой генетически задается хромосомным набором: медицина может лишь воздействовать на психику, эндокринную систему и внешность человека). Недостаточно подготовленных (необразованных) одурачивают, как выражается маэстро Мути.

Современный музыкант обречен жить в соответствующем социуме и иметь дело с воспитанной таким образом аудиторией. Более того: человек с хорошим вкусом неизбежно если не выбраковывается, то отставляется на задний план (своего рода отрицательная селекция), – потому что он, именно в силу хорошего вкуса, не станет делать то, что в логике системы считается похвальным, нужным, необходимым. Разве может человек с хорошим вкусом приспосабливать великую музыку ко вкусам презренных хамов-толстосумов или невежественной толпы?..

Риккардо Мути, говоря о современных артистах, верно замечает: «Популизм отвратителен. Он разрушает все настоящее»[15]. Оговоримся на всякий случай: просветительство, образование не имеет с популизмом ничего общего. Популизм – это принижение великого до уровня малого или вовсе ничтожного (профанация), ради извлечения выгоды. Просвещение – движение в противоположную сторону, и оно предполагает заинтересованность имярека (если речь о детях, то заинтересованность предполагается у их родителей), желание просветиться, стать лучше, а не «воспользоваться услугами» все того же «энтертейнмента».

А вот что на склоне лет пытался втолковать нам В.К. Мержанов: «Ценность того, что происходит в области культуры, зависит от артиста, а не от публики. Публика приходит учиться, а не диктовать свои требования. Артисту, который что-то делает в угоду публике, грош цена. В этом смысле очень показателен Гилельс: он никогда не играл для публики. Он играл для автора. А артисты, конечно же, воспитатели, в первую очередь. А для чего надо воспитывать человека? Для того же, для чего нужно образование, для чего нужны книги… Это все имеет одну цель: служить человеку, чтобы сделать из человека не животное, а существо, проникнутое гуманизмом, которое может менять жизнь к лучшему. А если на искусство смотреть только как на развлечение… Сейчас это и происходит – вот мы и имеем дело с ростом терроризма: теракты чуть ли не каждый день; значит, для людей ничего святого нет»[16].

Кстати о Гилельсе: еще в 1945 году, в возрасте двадцати девяти лет он, будучи полон сил и на гребне славы, ответил А.В. Вицинскому на вопрос об отношении к публике убийственным (скорее, самоубийственным) «презираю». А как же аудитория? Рынок? Хотел бы я посмотреть, рискнет ли кто-нибудь другой сказать такое… А Гилельс еще и пояснил: «Я не люблю публику в двояком смысле – и потому, что публика меня не понимает, и потому, что публика для меня – какая-то формальность. Публика в массе меня не понимает. Часть пришла меня послушать, посмотреть просто так, другие пришли посмотреть, в какой форме я сейчас нахожусь, а часть вообще ничего не понимает… Единого целого я в публике не вижу, поэтому и думать о ней не хочу»[17]. Позднее Гилельс, как известно, более десятка раз гастролировал в США, где неизменно пользовался триумфальным успехом, любил там выступать. Правда, это было до появления г. Парамонова на радио «Свобода»…

Да, Гилельс – «это было уже давно», выражаясь по-чеховски. Теперь «энтертейнмент» берет свое. Выражение «грош цена» употреблено В.К. Мержановым, разумеется, метафорически: в реальной рыночной конъюнктуре дело обстоит ровно наоборот – гроши платят тем, кто не профанирует музыку в угоду малокультурной аудитории.

А человек с худшим вкусом выносится на авансцену именно благодаря тому, что поступает по плохому вкусу, поощряемому системой, – хотя работа его, именно в силу плохого вкуса и соответствующих уступок ему, автоматически делается хуже. Как сказал поэт:

Таков проклятый круг:

ничто не сходит с рук,

а если даже сходит,

ничто не задарма,

и человек с ума

сам незаметно сходит…

(Евтушенко)

Иногда вполне заметно… Станет ли человек с хорошим вкусом расхваливать себя? Пускаться в псевдонаучные спекуляции, впаривая одураченной клиентуре дешевую туфту? Суетиться, лизоблюдствовать, политиканствовать, напоминать о себе по любому поводу, нанимать продажных рецензентов, «хлопотать рожей» и другими частями тела, «вываливать» на публику подробности личной жизни, устраивать мероприятия «имени мене», паясничать и проч. и проч.?.. Нет, разумеется. «Талант – это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности»[18] (Ф.Г. Раневская).

Вот еще зарисовка конца 1990-х годов, несомненно сохраняющая актуальность, несмотря на смену поколений (автор ее, покойный ныне А.Г. Ингер, переводчик и искусствовед, – многолетний друг, впоследствии биограф М.И. Гринберг): «Когда ныне всемирно известный музыкант похваляется тем, что уже сорок раз (!) удостоился звания почетного доктора различных университетов мира (в то время как личности несоизмеримо более крупные в истории человеческой мысли, да и музыки тоже – Эйнштейн, например, или Шостакович – не могли даже и близко похвастать таким количеством знаков признания), я твердо знаю, что это не бывает просто так, нужна определенная “подготовительная работа”, надо, как теперь говорят, подсуетиться. Потом этот же музыкант вместе с женой, известной певицей, отправляется на обед к нашему президенту и на устроенной после этого пресс-конференции сообщает нам рецепт изготовления пельменей г-жой президентшей. Как была от всего этого далека Мария Гринберг, как знала она цену всей этой дешевой суете, саморекламе и неутолимой жажде популярности любой ценой. Она никогда не суетилась, а скромно и достойно поступала так, как велит ей совесть. Она твердо знала, что эта суета не проходит бесследно для художника, для исполнителя, сказывается на его искусстве (курсив мой. – МЛ)»[19].

Итак, дело не только в том, что человеку с хорошим вкусом присуща некая брезгливость, мешающая «применить запрещенный прием» (когда-то это называлось так, по аналогии с некоторыми видами спорта), но и в том, что такой поступок ведет совершающего его музыканта к профессиональной деградации. Представляется чрезвычайно важным это осознать, равно как и быть готовым к последствиям практического характера, вытекающим из специфики нашей профессии. Что же это за специфика?

II

Рассуждать о том, что такое музыка, я не возьмусь. Можно, однако, попробовать выяснить (пусть в самом общем виде), что в музыке хорошо, каков основной критерий, в чем сущность профессионализма музыканта. Это я считаю первой и главной педагогической задачей.

Для начала – известная цитата из письма Леопольда Моцарта дочери (14-16 февраля 1785 года). Моцарт-старший навещал своего великого сына в Вене. Вольфганг Амадей Моцарт был тогда на вершине славы. Среди прочего в письме описывается визит Гайдна и братьев-баронов Тинти, в ансамбле с которыми исполнялись моцартовские квартеты KV 458, 464, 465, посвященные Гайдну. Моцарт-отец сообщает: «Господин Гайдн сказал мне: “Говорю Вам перед Богом, как честный человек: Ваш сын – величайший композитор из всех, кого я знаю лично и о ком наслышан. У него есть вкус и, сверх того, самые большие познания в композиции”»[20].

Это свидетельство цитирует в своей знаменитой книге (и еще в паре статей) Г.Г. Нейгауз – приблизительно (вероятно, по памяти). Он пишет, что высказывание Гайдна ему особенно дорого. И подчеркивает, что хороший вкус в сочетании с овладением ремеслом включает в себя практически все, что требуется от музыканта[21]. Примечательно, что Нейгауз был сведущ в философии: тем не менее, он придавал большое значение именно таким «нефилософским» словам Гайдна.

Видимо, в понятие «вкус» (Geschmak) Гайдн вкладывал также и понятие «талант» (в случае с Моцартом, наверное, «гений»): трудно предположить, чтобы это могло быть иначе. Но талант – это природное (так называемые данные): либо есть, либо нет. Мы же сосредоточимся на том, что от нас зависит, что воспитывается – на вкусе как таковом.

Именно вкус освещает пути познания композиторской науки или, как в нашем случае, ремесла музыканта-исполнителя. Но ведь вкусов так много (пресловутый плюрализм!), и они такие разные: о них, как известно, не спорят. Однако о хорошем и плохом вкусе пока еще слышал каждый более или менее грамотный человек (правда, эти словосочетания давно вошли в привычку и употребляются часто бессмысленно и бесполезно). Как же совместить понятие о хорошем вкусе и его множественность?

Здесь можно было бы дать обзор представлений о вкусе в различных философско-эстетических системах. Но я, с позволения читателя, не буду этого делать. Я не ученый (эти сведения изучаются в рамках курсов философии и эстетики), а музыкант-практик, исполнитель и преподаватель, – наш брат прежде всего имеет дело с живым материалом, музыкальным и человеческим. Научные дискуссии о таких деликатных предметах, как вкус, носят, по моему опыту, несколько отвлеченный характер, и их ценность в практической работе, в огромной мере субъективной, не всегда велика.

А в практическом плане – речь о воспитании: на хорошей музыке, литературе, живописи… Воспитании человека как таковом. Разумеется, главное здесь – формирование вкуса через образцы. Именно так воспитывается вкус в узко-эстетическом смысле: показывают, «что такое хорошо», затем начинают изучать эти образцы. Чтобы ученик понял, что показываемое ему – именно хорошо, нужно показать наглядно, внятно и умело объяснять…

Но, увы, сознание нынешних учеников в гораздо большей мере ориентировано на образцы плохого вкуса, нежели хорошего. Образцами хорошего вкуса ученик, как правило, не интересуется, сосредоточившись, в лучшем случае, на конъюнктурных задачах (в примерах «нужных рынку» представителей вроде как нашей профессии недостатка, как все мы знаем, нет). Это отмечают едва ли не все высказывающиеся по данной теме. Из свежих примеров – недавнее интервью ректора Московской консерватории проф. А.С. Соколова: «Приходится признать: падение общего уровня – несомненно. Это следствие того, чем духовно “питается” нынешняя молодёжь, куда её могут легко увлечь»[22].

Чем преимущественно питается нынешняя молодежь, мы уже выяснили. Почему – тоже: главная ценность – хороший покупатель. Именно ради нее влиятельные и очень богатые взрослые поощряют и ставят в пример юношеству полуграмотного придурка («лицо Сбербанка» на Санкт-Петербургском экономическом форуме 2021 года), и именно поэтому для привлечения публики в театр желательно участие в спектакле соответствующей особы женского пола. И вот уже известный пианист, победитель конкурса имени Чайковского, Заслуженный артист РФ, преподаватель МССМШ им. Гнесиных открыто заявляет: «Я вообще считаю, что мы проститутки – я говорю абсолютно серьезно[23]».

Позволю себе напомнить анекдот времен моей перестроечной молодости. На комсомольском собрании прорабатывают некую юницу:

– Комсорг (грозно): Как ты, представитель передовой советской молодежи, строитель коммунизма и проч. и проч., могла стать проституткой?!

– Юница (недоуменно пожимая плечами): Повезло…

Положим, у строителей коммунизма тоже со вкусом бывало не все в порядке… Но что же делать? Как прививать хороший вкус, если ведомый хозяевами жизни социум его не ценит или просто отвергает?

Думаю, нужно обращаться к основным свойствам человека напрямую. Прежде всего, к совести. Хотелось бы надеяться, что она присуща всякому человеку… Это тот самый блоковский «восторг души первоначальный» или пушкинские «виденья первоначальных чистых дней». Обращаясь к наследию классиков нашей профессии, вспомним В.В. Софроницкого: «Знаешь, что главное в искусстве исполнителя? – обратился он однажды к сыну. – Я не говорю, конечно, об общеизвестных истинах, таких, как талант, трудолюбие и тому подобное. Необходимо, во-первых, не знать покоя, всегда желать сыграть еще лучше и отчетливо себе это представлять. И так без конца. Не желать этого – значит умереть в искусстве. И во-вторых, не утратить чувства благоговения. Я говорю не утратить, потому что в раннем детстве это чувство испытывают все (так! – МЛ). К сожалению, большей частью его именно утрачивают»[24].

Думается, здесь речь именно о совести. А хороший вкус – одно из проявлений совести. Если совесть будет разбужена, то она должна направить всю дальнейшую работу в благоприятное русло.

Изучая пьесы из «Альбома для юношества» Шумана, хорошо бы знакомить ученика с «Жизненными правилами музыкантов», которые было принято печатать как предисловие к этому альбому. Одно из правил гласит: «Законы морали – те же, что и законы искусства». Такое представление (оно, в общем, вписывается в понятие калокагатии), фигурирует во множестве источников – научных и художественных. Вспомним, например, «Музу» Пушкина:

В младенчестве моем она меня любила

И семиствольную цевницу мне вручила.

Она внимала мне с улыбкой – и слегка,

По звонким скважинам пустого тростника,

Уже наигрывал я слабыми перстами

И гимны важные, внушенные богами,

И песни мирные фригийских пастухов.

С утра до вечера в немой тени дубов

Прилежно я внимал урокам девы тайной,

И, радуя меня наградою случайной,

Откинув локоны от милого чела,

Сама из рук моих свирель она брала.

Тростник был оживлен божественным дыханьем

И сердце наполнял святым очарованьем.

Совершенно очевидно, что лирический герой этого шедевра, прилежно внимавший урокам Музы, видит в ней абсолют и эстетический, и этический (см. последние строки). Примеры из Пушкина легко умножить, вспомнив, например, «Моцарта и Сальери» («Гений и злодейство – две вещи несовместные», – как бы подчас сложно ни поступали гении в жизни), или последние строфы легендарного «Памятника»:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

 

Веленью Божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца;

Хвалу и клевету приемли равнодушно,

И не оспоривай глупца.

Эти строки, как мне представляются, исчерпывают проблему.

Г.Г. Нейгауз в цитированной уже книге пишет о том же недвусмысленно – рассуждая о правде в искусстве и рассказывая об опыте работы с учениками: «Я напрягался (аристократ сказал бы: унижался) до того, что на какой-нибудь простои фразе из Чайковского или Шопена показывал, как ее можно сыграть “интересно”, “занятно”, “оригинально” и как… заставив совесть заговорить в себе, именно совесть, можно… сыграть правдиво, то есть прочувствованно, просто, искренне, ненавязчиво и хорошо». И прибавляет в сноске уже совсем прямо: «Я бы мог многое сказать об этой совести, которая есть в то же время и хороший вкус»[25]. (Далее у Нейгауза следует важное уточнение относительно понятия простоты в искусстве, являющегося предметом многих заблуждений и идеологических спекуляций.)

Кстати сказать, Нейгауз после рассказа о попытках достучаться до совести учеников, пишет, что удавалось это не со всеми: «С некоторыми (немногими) учениками ничего не получалось, они слишком были в плену у “лукавого”, всё мудрили да мудрили, у других правдивое, простое в конце концов побеждало “интересное”, они становились на путь истины»[26]. И здесь, несмотря на иную модальность, отчетливо прослеживается единство эстетического и этического начал, хорошего вкуса и совести, противостоящих лукавому.

…Со своей стороны, позволю себе поделиться способом, которым я сам пытаюсь обозначить и охарактеризовать хороший вкус как проявление совести, этического и эстетического начал в единстве. Способ этот, как я неоднократно убеждался, несколько шокирующий. Но в этом и его сила – своего рода «шоковая терапия» (памятный нашему поколению термин). По моему опыту, так многие начинают понимать, что есть хороший вкус. Нужно учиться отличать рояль от унитаза. Это скорее притча, чем шутка. (Притча – издавна известный способ педагогического воздействия.) Понять и, тем более, сформулировать принципиальную, сущностную разницу между этими предметами вовсе не так просто, – и нет никакого резона ханжески отмахиваться как от чего-то неприличного.

Дихотомия рояль-унитаз взята из старой детской шутки (надеюсь, аллюзия с советскими реалиями – «клич пионера “всегда будь готов”» – пояснений не требует):

– Чем отличается пионер от котлеты?

– Ха-ха-ха. Не знаю.

– Котлету жарить надо, а пионер всегда готов.

Далее следует продолжение в том же духе – нагромождение нарочито нелепых вопросов, – и наконец:

– Чем отличается рояль от унитаза?

– Не знаю.

И тут неожиданное «разрешение»:

– Как же ты не знаешь таких простых вещей…

Смех. Конец.

Но последний вопрос, при ближайшем рассмотрении, не нелеп, а глубок. Унитаз, по основной своей идее, – как его ни усложняй и ни разукрашивай, служит удовлетворению сугубо конкретных физиологических потребностей. Рояль в этом плане совершенно лишен смысла, бесполезен. Такой большой сложный механизм – и зачем?..

Ученик убеждается в том, что существует много такого, что в практическом плане, казалось бы, не нужно. Но оно существует, причем требует больших усилий и заботы (старинные соборы строились, как мы знаем, веками). Зачем это все? Почему люди тратили огромные ресурсы на все это? Допустим, строительство культовых сооружений можно с натяжкой объяснить страхом перед божеством. Но для чего скрипки Страдивари, рояли Бехштейна, органы Зильбермана, фуги Баха, симфонии Бетховена и Чайковского, прелюдии Шопена и Скрябина, живопись Караваджо, поэзия и проза Пушкина? Ради развлечения, отдыха? Ответ явно слабый: для этого вполне достаточно «энтертейнмента».

Зачем же тогда? Имеет смысл дать ученику попробовать сочинить хоть коротенькую пьеску, чтобы понять, сколько для этого нужно уметь… Также – ознакомить его с устройством фортепиано, рассказав, помимо прочего, сколько лет должно сушиться дерево строго определенной породы…

Постепенно накапливая примеры, смотря по реакции ученика, подводишь его к несложному выводу: у человека есть множество занятий, дающих ему пищу, одежду, крышу над головой, тепло, защиту, охрану здоровья и проч. и проч., но человеком его делает именно культура в широком смысле слова – именно она отличает его от животных, вся жизнедеятельность которых подчинена выживанию и продолжению рода.

Ученик начинает понимать важность того, чем занимается – вслед за многими поколениями артистов. Этим поколениям приходилось и приходится немало натерпеться (об этом речь в следующем разделе, но в педагогической практике приходится говорить обо всем практически сразу), – ради того, чтобы самому остаться человеком и чтобы другие люди остались людьми.

Может ли это не пробудить в сознании ученика совести?.. Хотелось бы надеяться, что нет. Я, по крайней мере, неизменно наблюдаю на этом месте некое просветление.

Замечательный поэт Давид Самойлов записал однажды: «Вкус – в сущности – нравственная категория. Я много раз встречал людей, которые становились безнравственными именно вследствие отсутствия вкуса»[27]. Густав Нейгауз, учитель музыки старого немецкого закала, иной раз ругал своего великого сына Генриха Густавовича, которого мы уже здесь неоднократно упоминали, не как-нибудь, а «so benimmt man sich nicht am Klavier (так за роялем себя не ведут. – нем.)[28]». Думается, эта фраза (на любом языке) должна звучать в сознании каждого пианиста наподобие голоса демона Сократа[29].

Что же касается плюрализма, то хороший вкус, при всем, кажется, необозримом многообразии его проявлений, ограничен. В самом деле, «pluralis» («множественный» – лат.), не означает «бесконечный». Простая аналогия: труба без начала и конца – спереди и сзади границ нет, а по бокам есть. Вот и получается, что хороших решений много, но и границы у хорошего есть. Их стережет тот самый демон Сократа.

III

Разговор, даже краткий, о воспитании хорошего вкуса будет неполным без обозрения возникающих вокруг него проблем житейского порядка. Бегло о них уже сказано, но нужно хотя бы чуть подробнее.

Итак, музыке, не вписывающейся в рамки «энтертейнмента» (как и высокой литературе, живописи и проч. и проч.), в логике самодовлеющего потребления места нет – потреблять в нашем деле особо нечего. В современной системе серьезная музыка представляет собой некий социальный рудимент – так сказать, pro forma. Увы, конфликт музыканта с таким обществом, крупный или малый, в принципе неизбежен. Это необходимо понять и быть к этому морально готовым: учиться достойно жить в наличных условиях.

Теперь позволю себе обратиться к автору, в последнее время не слишком популярному, хотя еще тридцать лет назад изучение его трудов было обязательным для наших соотечественников. Sic transit gloria mundi. Итак, Ленин – «Партийная организация и партийная литература». Хорошо помню школьный урок по этой статье. Прочтем следующий фрагмент: «…В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть "свободы" реальной и действительной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в романах и картинах, проституции в виде "дополнения" к "святому" сценическому искусству? Ведь эта абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза […].

Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания.

И мы, социалисты, разоблачаем это лицемерие, срываем фальшивые вывески, – не для того, чтобы получить неклассовую литературу и искусство (это будет возможно лишь в социалистическом внеклассовом обществе), а для того, чтобы лицемерно-свободной, а на деле связанной с буржуазией, литературе противопоставить действительно-свободную, открыто связанную с пролетариатом литературу. Это будет свободная литература, потому что не корысть и не карьера, а идея социализма и сочувствие трудящимся будут вербовать новые и новые силы в ее ряды»[30].

Почему литература, открыто связанная с пролетариатом (?), «действительно-свободна» и чем зависимость от денежного мешка хуже зависимости от партийно-государственной монополии (впрочем, в 1905 году, когда эта статья писалась, о монополии речь еще не шла), – остается неясным. Как истинные артисты, так и проходимцы-карьеристы встречаются во все времена. Если вспомнить искусство, хотя бы только отечественное, поры, когда писалась цитируемая статья, то вспоминается, скажем, Рахманинов – Второй и Третий концерты… Скрябин – «Поэма экстаза»… Живы Лев Толстой, Римский-Корсаков – у них, положим, с властями отношения непростые, но, как говорится, все познается в сравнении. Чехов умер в 1904 году. Творят Врубель, Серов… Первые годы МХТ… Порнография и проституция, нечего сказать. Вождь мирового пролетариата демонстрирует, как водится, гениальную меткость…

Однако в одном, по крайней мере, он явно прав: зависимость от толстосума и хамской публики в определенных условиях действительно может возникнуть. И тогда – в самом деле, и порнография, и проституция, и проч. и проч. (некоторые примеры такого рода мы уже приводили). Суть проблемы видится мне в том, что быть вполне свободным от общества, в котором живешь, действительно практически невозможно (этим норовят прикрыть иной раз подлейшие компромиссы), но мера государственного (общественного) контроля за человеком и мера личной порядочности человека (или, если угодно, мера его продажности) могут существенно варьироваться. Последнее – ключевой момент (первое от каждого конкретного человека не сильно зависит…); именно здесь проявляется хороший вкус как совесть.

Нам, музыкантам, надо оставаться на высоте положения. Это – самое, пожалуй, главное. Лучшее педагогическое средство – личный пример. Мы должны учиться у прошедших огонь, воду и медные трубы и сохранивших лицо человека и музыканта. То, чему мы учим учеников, мы должны постоянно постигать сами. Другого пути попросту нет: когда разрушается поле культуры, его восстановление, да и повседневное возделывание нужно начинать со своей делянки – с себя. Тогда, глядишь, и другие задумаются (а может быть, и нет – надо быть морально готовыми и к этому…).

Предлагаю рассмотреть конкретный случай. Вот что пишет в одной из социальных сетей молодая преподавательница фортепиано, которую назовем здесь Анастасией – девушка яркая, способная и, что называется, бойкая (имя изменено; цитируется с любезного разрешения автора): «Взращенные на высоком попсовом искусстве детишечки приходят ко мне на урок и говорят:

– Я хочу выучить песню и спеть ее на концерте!

– О, круто! – говорю. – Давай. А какую?

– «Не малышка», – сияя глазами, сообщает мне семилетнее дитя.

Уже чувствуя неладное, я ищу этот шедевр на ютубе. В клипе девочка лет десяти поет о том, что ей надоела школа, что она «уже не малышка» и у нее «настоящая любовь». Я как бы только за, но музыкальная составляющая песни – junk [мусор. – англ. ], текст тоже. И, хоть убейте, но меня не отпускает мысль: доживи хотя бы до возраста Джульетты, детка, прежде чем петь про свою неземную любовь!

Наверно, это старость)

Осторожно подбирая слова, я пытаюсь переключить мою «не малышку» на более приемлемый репертуар. Песни, появившиеся на свет раньше 2000-х, сразу пролетают. Для деточек это даже не «Ретро.FM», а седая древность времен Перголези. Интереса – ноль. Легкий блеск в глазах вызывают песни из современных мультиков, а там их сочиняют действительно грамотные ребята. И всё-таки нежная душа моей семилетки лежит к транслируемой из каждого утюга попсе, а в ее сердце живет неискоренимый образ: она вся такая стильная и классная поет «Не малышку», завоевывает миллион подписчиков в Инсте, и за ней табунами бегают мальчики.

Вот честно, мне не хочется быть такой костной (так в оригинале. – МЛ) и консервативной и продавливать детям, что Бузова − это фу, а Моцарт − это топчик. То есть, я надеюсь, с возрастом и минимальной музыкальной базой детки сами до этого дойдут. Но те, кто грезит о признании сверстников, понимают, что исполнением до-мажорной сонаты Моцарта стопятьсот лайков не собрать (хотя это смотря как сыграть!). Страстные отношения, тусовки, luxury [роскошь. – англ. ]… Ну какой тут, к лешему, Моцарт?!

Наверно, надо обладать мега-авторитетом, убеждая ребенка в том, что некоторые идеалы его окружения − это дурной вкус. Чтобы твоими словами реально прониклись, а не сказали: «Дадада», подумав: «Вот занудная старушенция!». Не поймите меня неправильно: в моем плейлисте Моцарта иже с ним процентов десять, не больше. И под винишко на свидании также звучит отнюдь не Брукнер. Но я хотя бы знаю толк в качестве. А деткам, выражаясь метафорически, впаривают одежду от «Bershka» под лэйблом «Dolce&Gabbana». И это грустно.

Братья-коллеги, а какие отмазки используете вы, когда ваши ученики пытаются вас раскрутить на репертуар типа Артура Пирожкова? Поделитесь лайфхаками!»

Я бы предложил этой ученице договор. Выучить с ней интересующий ее опус, – если только в нем нет откровенной непристойности, а только смехотворная глупость и музыка плохого качества (если есть, заменить его мало-мальски приличной и грамотной песней из современного мультика). Причем выучить хорошо, добросовестно. Одно это должно многому научить.

Но за это пусть ученица выучит то, что нравится учителю. А учитель должен подобрать ей что-нибудь хорошее и при этом более или менее доступное (наверное, надо выбрать что-то вместе). И тут важно не ударить в грязь лицом. Хотелось бы надеяться, что у Анастасии хватит квалификации на то, чтобы на подходящем материале пробудить в еще маленькой ученице совесть, научить ее отличать рояль от унитаза и мало-помалу заместить в сознании ребенка нынешнюю помойку.

Какие тут могли бы быть, на мой взгляд, предложения более конкретного характера? Ясно понять: ребенка уродуют и будут уродовать дальше. И не только его! Исходя из этого, действовать. Для начала – перейти на нормальный русский язык: без блатной фени, «топчиков» и других нелепых заимствований. («Топчик» – прелестно! Не то «копчик», не то «топик», если уж переходить на современный жаргон. И это о Моцарте! Какой-то реальный «ботомчик» получается, прямо трэш и беспонтовенькая печалька...) Подучиться грамоте: не «костный», а «косный» – слово другой этимологии и другого значения (прочие ошибки я позволил себе исправить, не оговаривая). Не подделываться под пошлый стиль невежд.

Не бояться выглядеть старушенцией: в этом смысле не надо о себе думать – надо учить ребенка музыке. Прежде всего, поработать над собой: повысить долю «Моцарта иже с ним» в плейлисте, почитать, посмотреть... Глядишь, и педагогическая задача станет яснее. (Надо же, учительница музыки словно оправдывается за то, что слушает Моцарта, и при этом уверена, что знает толк в качестве... Точно?) Врачу, исцелися сам – вот самое главное.

Это лишь первые приходящие на ум варианты. Думаю, они были бы полезны. Не исключено, разумеется, и фиаско: ребенок так и останется «не малышкой». Но в любом случае усилия даром не пропадут: во-первых, благодаря полученному опыту, станет лучше сам педагог, а во-вторых, все же маловероятно, что для ученика такая работа пройдет совсем бесследно и бесполезно...

А бояться имеет смысл не многого: прежде всего, как бы не скурвиться, не потерять совесть, не утратить вкус. Предлагаю сверяться с музыкой, которой мы занимаемся. Как учит Мандельштам,

                                            Нам с музыкой-голубою

Не страшно умереть,

Там хоть вороньей шубою

На вешалке висеть…

Мы знаем множество примеров того, как люди искусства, например, не пожелали отдавать милую лиру октябрю и маю, несмотря на то, что победивший пролетариат с литературными сорняками особо не церемонился – не то, что проклятый царизм.

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл, -

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

 (Ахматова)

Все это имеет смысл обсуждать с учениками, равно как и то, что вообще, в самые разные времена большим артистам приходится сносить и непонимание, и нужду… И все же именно на примере отечественной истории отчетливо видно, что, хотя хозяин жизни в обличье хама-богача отвратителен, он оставляет больший шанс, чем хам-палач. У хама-богача за непродажность платят благополучием, а у хама-палача ставка явно больше – государственная травля, тюрьмы, казни... Давайте не будем грешить – будем добросовестно работать и меньше стонать/жаловаться.

Учиться у великих и быть достойным их памяти – важная и нужная задача. Надо учить историю в близком к нам аспекте – историю нашего дела. Это, кроме прочего, весьма увлекательно: так можно лучше заинтересовать ученика в учебе. Я считаю, что ученикам (по крайней мере, старшим) мы должны рассказывать правду. Да, будут, наверное, обижать, унижать, соблазнять кривыми дорожками; проходимцы будут блаженствовать на свете, жизнь, по всей вероятности, будет не самая простая, но она не будет прожита впустую. «Но зато – дуэт для скрипки и альта», как сказал поэт (уже цитированный нами Давид Самойлов). Предвижу упреки в запугивании детей, но принимать их не спешу: принципиальности, мужеству надо учить (другое дело, что это, как и все остальное, нужно делать грамотно, тактично, разумно).

***

В заключение – вновь к содержательному интервью Риккардо Мути: «Я очень хорошо помню последний концерт Гилельса, который он играл со мной, – рассказывает маэстро. – Это был Пятый концерт Бетховена. Никогда не забуду, никогда. 2-ю часть он играл так медленно, что и я, и оркестр были совершенно сбиты с толку. Очень медленно. Из уважения мы отыграли, не подав виду (это была репетиция). Это было ну очень медленно. В перерыве я все-таки не удержался и спросил:

– Эмиль, при всем огромном уважении: Вы уверены, что это нужно играть так широко?

Он был тогда уже совсем болен, ему оставалось буквально два-три месяца, и его глаза уже не смотрели на нас. Он как будто был в другом измерении. Он мне ответил:

– Да. Каждая нота (Мути напевает) – как звезда в небе.

Потом мы играли концерт. Это было так, будто музыку слушаешь обнаженным пульсирующим сердцем. Мне было так стыдно за свой глупый вопрос…

Это был не просто великий артист, но человек, который только что заглянул в другой мир. Я и мои музыканты поняли это только уже на сцене. Воздух вдруг стал другим – чистым и хрупким. Чудо… Но этот мир ушел»[31].

Увы, Эмиля Григорьевича Гилельса скоро уже сорок лет как нет на свете. Но разве он ушел? Разве его искусство, его мир не с нами? На наше счастье, сохранился огромный массив записей Гилельса и множества других больших музыкантов. Пусть они не равнозначны живому слушанию, но право же, они колоссальны.

А разве сущность профессии музыканта не состоит в том, чтобы «заглядывать в другой мир»? Вспомним Балакирева: «Музыка – это то немногое, что Бог оставил нам от некогда бывшего на земле рая». Вот мы, как будто случайно, и вернулись к главному в специфике нашей профессии. Еще раз – из «Музы» Пушкина:

Тростник был оживлен Божественным дыханьем

И сердце наполнял святым очарованьем.

И хотя эту специфику не все понимают, хотя в современности господствуют иные представления, хотя нынешнему слушателю и ученику промышленно навязывают туфту (а то и настоящий яд), это не меняет сути дела. Перефразируя маэстро Мути, не мир великой музыки ушел, а мы от него уходим. Не надо уходить. Нужно постоянно возвращаться.


[1] Омаж Юрию Гендлеру (svoboda.org) // https://www.svoboda.org/a/24203534.html Дата последнего обращения:

[2] Письмо Д.Д. Шостаковича И.Д. Гликману от 23 августа 1974 года // Письма к другу. Письма Д.Д. Шостаковича И.Д. Гликману. М. 1993. С. 302.

[3] См.: Гущян А. Беседы с профессором В.К. Мержановым // Волгоград – фортепиано – 2008. Волгоград, 2008. С.97.

[4] Энигма. Риккардо Мути. Глава вторая. Эфир от 07.01.18 // https://youtu.be/WxBWtSTiR4A Дата последнего обращения:

[5] См.: Гущян. С. 95.

[6] Арнольд В.И. Новый обскурантизм и российское просвещение. — М. 2003. // https://scepsis.net/library/id_650.html Дата последнего обращения:

[7] Boffa, Giulia 11 Gen 2014 - 14:11 GB – Il maestro Riccardo Muti ha lanciato un appello ai governanti europei sulla cultura. // www.orizzontescuola.it/muti-governi-devono-investire-cultura-unorchestra-costa-meno-calciatore/. Дата последнего обращения:

[8] Энигма. Риккардо Мути. Глава вторая.

[9] Владимир Арнольд: «Наступает век невежества» // http://www.stoletie.ru/rossiya_i_mir/vladimir_arnold_nastupaet_vek_nevezhestva.htm. Дата последнего обращения:

[10] Энигма. Риккардо Мути. Глава вторая.

[11] См. об этом, в частности: Над детскими музыкальными школами нависла угроза: "Утратили смыслы" (classicalmusicnews.ru) // https://www.classicalmusicnews.ru/reports/kalachikova-music-schools-2018/ Дата последнего обращения:

[12] «Газета» №83 от 19 мая 2006 г. // http://gzt.ru/culture/2006/05/18/211432.html. Дата последнего обращения:

[13] Геннадий Рождественский: «Дирижирование – хитрая вещь» // газета «Смена» от 31.08.2001.

[14] См. Алексей Любимов: открытое письмо ректору МГК Александру Соколову и общественности // https://www.classicalmusicnews.ru/articles/lyubimov-letter-sokolov-2018/ Дата последнего обращения:

[15] Энигма. Риккардо Мути. Глава первая. Эфир от 28.12.2017 // https://youtu.be/Dtawv4t_X-w Дата последнего обращения:

[16] См. Гущян. С. 94.

[17] Вицинский А.В. Из бесед с пианистами. М. 2004. С. 42.

[18] Раневская Ф.Г. Клочки воспоминаний // https://www.litmir.me/br/?b=194428&p=6. Дата последнего обращения:

[19] Ингер А.Г. Пианистка Мария Гринберг. К портрету музыканта в советском интерьере. // Журнал «Знамя», 1999, № 5 // https://znamlit.ru/publication.php?id=792 Дата последнего обращения:

[20] См.: https://dme.mozarteum.at/briefe-dokumente/online-edition/. Дата последнего обращения:

[21] Нейгауз Г.Г. Об искусстве фортепианной игры. М. 1987. С. 193.

[22] Кривицкая Е. Вокруг Московской консерватории вырастет музыкальный квартал // «Литературная газета» №39 (6802) (29-09-2021) // https://lgz.ru/article/39-6802-29-09-2021/vokrug-moskovskoy-konservatorii-vyrastet-muzykalnyy-kvartal/ – Дата последнего обращения:

[23] Пианист Борис Березовский: «Классическая музыка сама по себе не делает людей лучше» // "Ведомости", 28 июня 2019, 00:05 // https://www.vedomosti.ru/lifestyle/characters/2019/06/27/805265-boris-berezovskii Дата последнего обращения:

[24] Софроницкий А.В. Воспоминания об отце. // Воспоминания о Софроницком. М. 1982. С. 43.

[25] Цит. изд. С. 169-170.

[26] Цит. изд. С. 170.

[27] Самойлов Давид. Памятные записки // https://litvek.com/br/237451?p=175. Дата последнего обращения:

[28] См. письмо Н.Н. Вильям-Вильмонта Г.Г. Нейгаузу (1959) // Генрих Нейгауз. Воспоминания. Письма. Материалы. М. 1992. С. 383.

[29] «Это – хороший демон, своего рода ангел-хранитель. Правда, умеет он немного – только говорить, и при этом только в отрицательной форме. Он никогда не указывает, что нужно делать, но лишь чего делать не следует, чего всеми силами следует избегать (см., например, Платон, «Апология Сократа», 31d и 40а – с). Тот, кто не верит ни в демонов, ни в ангелов, с полным основанием увидит в демоне Сократа образ совести». См.: Конт-Спонвиль, Андре. Философский словарь. М.: 2012 // https://philosophy_sponville.academic.ru/513/%D0%94%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D0%BD_%D0%A1%D0%BE%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B0. Дата последнего обращения:

[30] Ленин В.И. Партийная организация и партийная литература. Библиотека газеты «Революция» (revolucia.ru) // https://revolucia.ru/org_lit.htm. Дата последнего обращения:

[31] Энигма. Риккардо Мути. Глава вторая.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: