Основания метафизики 1 страница

Необходимость бытия и случайность существующего

Для того чтобы свести к минимуму субъективность и произвол в этой области, я попытаюсь построить метафизику на основе признания того, что представляется логически необходимым (того, что мы необходимо мыслим, отрицание чего внутренне противоречиво), и отклонения логически невозможного в этом же смысле (того, что мы не можем помыслить, утверждение чего внутренне противоречиво), и придерживаясь правила - выдвигать только такие гипотезы, без которых нельзя сформулировать (с помощью подходящих символов) необходимое как необходимое и невозможное как невозможное.

При этом молчаливой предпосылкой метафизики является молчаливая предпосылка всякого мышления - а именно, объективная значимость правильного мышления. Эта та предпосылка, которую сформулировал еще Парменид, и которая послужила, как мы видели, краеугольным камнем всей философии рационалистов XVII века.

В самом деле, любое утверждение предполагает, что дело "обстоит" именно так. Если я отрицаю это (т.е. отрицаю, что любое утверждение предполагает, что дело обстоит именно так) - то тем самым я утверждаю, что дело "обстоит" так, что любое утверждение не предполагает, что дело обстоит именно так. Утверждение истинно или ложно только потому, что дело как-то обстоит. Необходимость бытия как раз и заключается в том, что мысленное отрицание его приводит к противоречию. Ибо если я утверждаю: "бытия нет", - я тем самым утверждаю что-то, т.е. какое-то обстоятельство, т.е. опять-таки нечто, что есть, т.е. бытие как обстояние какого-то обстоятельства (Sachverhalt).

Приписывая суждению или высказыванию (для нас безразлично, есть ли это больцановский Satz an sich, или реальная мысль того или другого субъекта) свойство быть истинным или ложным, мы тем самым постулируем какое-то объективное обстоятельство, положительное или отрицательное (дело обстоит так, что S есть Р, или S не есть Р, или что нет ни S, ни Ρ и т.д.). Отрицание изложенного выше условия невозможно, ибо это отрицание будет опять-таки претендовать на истинность, т.е. на некоторое обстоятельство.

Если суждение истинно, то наличие соответствующего обстоятельства очевидно; если же суждение ложно, то это означает, что истинно контрадикторное ему суждение и что, следовательно, опять-таки имеется определенное обстоятельство - хотя бы и чисто отрицательное. Причиной ошибки или заблуждения является не то, что данному суждению не соответствует никакое объективное обстоятельство, а то, что мы не знаем, какое именно обстоятельство ему соответствует, позитивное или негативное, верифицирующее или фальсифицирующее¹⁷. Таким образом, переход от суждения к обстоянию (наличию обстоятельства), от мышления к бытию - неизбежен. Мысль есть свидетельство бытия. Это имеется в виду в утверждении интенциональности сознания. Как бытие есть бытие чего-нибудь, так и сознание - сознание чего-нибудь. Наконец, это имеется в виду и в ходячем у нас положении, что

сознание есть отражение действительности. Где мысль - там и объект мысли. От объекта так же нельзя уйти, как и от самой мысли.

Значит ли это, что наша мысль или суждение обладает магическим свойством создавать действительность, сущее, бытие из ничего? Не собираемся ли мы восстанавливать первобытную магию слова? Рядом очень простых соображений можно рассеять эти опасения. Ведь всякая мысль - даже самая "надуманная" - соотносится с какими-то обстоятельствами - реальными или идеальными, положительными или отрицательными. Все, что мы можем придумать, вращается вокруг предметов, данных в ощущении, перцепции, апперцепции, интуиции и т.д. Мысль возвращает Сущему то, что она взяла у него. Нельзя ее обвинить и в том, что она загромождает бытие бесконечным числом отрицательных обстоятельств (можно ли перечислить все обстоятельства, которые могут отсутствовать?). Однако если число предметов конечно, то число любых их комбинаций (в том числе несуществующих) все же конечно, как конечным является и количество мыслей.

Мысль - это ловушка, попав в которую мы тем самым признали уже бытие - хотя бы в самом бедном и абстрактном смысле "обстояния" какого-то - допустим, отрицательного - обстоятельства.

Бытие как необходимое выступает именно в качестве обстояния, т.е. бытия какого-либо обстоятельства (положительного или отрицательного). Вместе с тем обстояние является и наиболее всеобъемлющим бытием, ибо в нем отражен в качестве обстоятельства и любой, хотя бы и наиболее конкретный, единичный факт (скажем, что NN родился 1 января 1901 г. и т.п.).

Итак, бытие необходимо. Но содержания понятия бытия наше рассуждение еще не раскрыло. Мы исходили из того, что все понимают, что такое "быть", "есть". Декартова формула содержит скрытое утверждение: я знаю смысл глагола esse. Но что такое esse я узнаю на опыте собственного sum и на основании опыта, в котором непосредственно даны вещи окружающего меня мира, т.е. переживания.

Но что такое бытие? Это не сущее, ни одна существующая вещь, ни одно существующее существо и не совокупность вещей и существ. Ибо нет ни одной вещи, ни одного существа, которые были бы необходимы - в том смысле, в каком необходимым - как мы видели - является бытие.

Бытие - отглагольное существительное от "быть". Оно так же относится к "быть", как шитье (т.е. процесс шитья) к "шить", стучание к "стучать", лежание к "лежать". Другими словами, это не вещь, а скорее процесс, или, лучше, состояние: состояние вещи, в силу которого она есть, состояние факта, в силу которого он "обстоит". То, в силу чего все, что есть - есть. Только бытие-состояние (в этом условном смысле), но отнюдь не какая-то субстанция, является необходимым¹⁸.

Поэтому из необходимости бытия отнюдь не вытекает логическая необходимость небытия.

Ибо что такое небытие, при том смысле, какой мы вкладываем в понятие "бытия"? Если всякая существующая вещь причастна к бытию, то к небытию причастны лишь несуществующие вещи, но может ли несуществующая вещь быть к чему-либо причастна? Можно ли вообще что-либо сказать о несуществующем предмете? Может ли он иметь имя, которое служило бы субъектом? На нет и суждения нет.

Хайдеггер утверждает, что сознание "ничто" является предварительным условием всякого отрицания. Но это бездоказательно и неубедительно, хотя и весьма глубокомысленно. Я думаю все же, что порядок обратный. Вначале было "не", а "ничто" это уже плод рефлексии. Это "не" выражает, однако различные логические операции.

1) "Не" различения или необладания свойством. Стул не есть стол. Стул не вспыльчив. Это первичная операция, относящаяся к двум существующим вещам или к вещи и свойству. Речь здесь идет не о бытии, а о тождественности или об обладании или необладании теми или иными свойствами. Это "не" приложимо к Бытию, как определенному объекту мысли. "Бытие"- это не стол, не мысль, оно не зеленое и т. п.

2) Дихотомическое "не", ведущее к высшему роду; напр., делание и неделание - это формы поведения. Это "не" неприложимо к бытию. Когда Гегель противопоставляя Sein и Nichts - то здесь речь идет о Sein в смысле Seiendes.

3) "Не" - отсутствие. Ничто - это отсутствие чего бы то ни было - самое широкое обобщение отсутствия. Но отсутствие - это объективное обстоятельство, и тем самым оно не может быть отрицанием бытия, о чем уже шла речь. Добавим мимоходом, что это обстоятельство всегда предполагает наличие чего-то; отсутствие - всегда относительно, отсутствие дождя может быть причиной засухи, отсутствие снарядов - причиной поражения именно потому, что дожди и снаряды, вообще говоря, существуют; отсутствие золотых гор, короля США, президента Утопии предполагают наличие одного или обоих компонентов. Абсолютного "ничто" нет, ибо мысль об отсутствии всего - молчаливо что-то предполагает - хотя бы само "отсутствие".

Если по Хайдеггеру das Nichts nichtet, то должно все-таки быть die Nichtung des Nichts. Бытие - это actus essendi, но не может быть никакого actus поп essendi. Сама постановка вопроса о наличествовании отсутствия, - а иная невозможна, - свидетельствует о том, что небытие "есть" в лоне бытия.

Но этим "отсутствием" пронизано все реальное-сущее. Мир реальности есть мир отсутствий, и мы ими окружены, как пылающею бездной: отсутствием того, что было, и отсутствием того, что будет, и отсутствием того, что возможно, но чего не было и чего не будет, и, наконец, отсутствием невозможного.

Существенным свойством бытия является рефлексивность. Само бытие - есть, причем бытие бытия - это тоже бытие и т.д. до бесконечности. Сколько бы мы ни сделали шагов в этом направлении, мы все же остаемся на том же самом месте, не продвинувшись ни на шаг вглубь бытия. В понятии бытия мы достигли бытия и дальше двигаться некуда.

В этом рациональное зерно спинозовского causa sui. В буквальном смысле - это абсурд. Как может вещь - будь она, что ни на есть субстанцией - породить сама себя из собственного небытия? Но causa sui может символизировать то, что бытие бытия - это тоже бытие, и более того - то же бытие, то же самое бытие.

Рефлексивность бытия выдвигает однако ряд новых проблем. Если бытие есть, то оно тоже относится к сущему, но оно такое сущее, которому причастно все что есть, но которое как бытие отлично от всего, что есть. К тому же оно единственное сущее, являющееся необходимым. Далее, поскольку мы берем бытие в аспекте сущего, т.е. поскольку оно само есть, то это уже само Бытие как таковое, а не бытие того или

иного предмета. В то же время это есть бытие во всех его модусах - необходимости или разума, целесообразности или жизни, и, наконец, сознания, духа, личности (см.ниже).

Естественно также напрашивается мысль, что творение и эманация (см. ниже) могут в этом сущем бытии иметь своего носителя. Однако перейдя от бытия к бытию-сущему, мы перешагнули грань необходимо усматриваемого и достигли той точки, где соотношение между предположительным и усматриваемым становится слишком неблагоприятным для последнего¹⁹.

Но если идя от бытия как бы вверх мы остаемся все же в рамках того же бытия, то иначе обстоит дело, когда мы идем от бытия как бы вниз, к тому, чего оно есть бытие. Ибо бытие это всегда бытие чего-либо, или лучше сказать бытие чего-нибудь. Это "что-ни-будь" неотделимо от бытия. И тут-то мы оказываемся перед парадоксом:

Если бытие как таковое необходимо, то бытие каждой отдельной вещи или даже совокупности всех вещей и всей вселенной не необходимо и, более того, содержит значительный элемент случайности. Ибо нет такой вещи, которую мы не могли бы, без всякого противоречия, помыслить несуществующей. Бытие - есть бытие чего-либо, но не существует никакого необходимого "чего-либо", кроме самого Бытия.

Можно ли считать тот факт, что бытие мы не можем отмыслить, а любую вещь можем мыслить несуществующей, характеризующим лишь нашу субъективную способность? Думаю, что нет. Мы не можем помыслить существа, которое было бы устроено иначе. Трудно сомневаться в том, что различие в характере или модальности данности мышлению отражает объективное положение вещей.

Итак, бытие необходимо, но все сущее, кроме самого Бытия, как сущего, не необходимо и в каком-то смысле случайно. Даже если считать, что бытие - это необходимо бытие чего-либо, - то, что это - бытие именно того, а не иного, уже не необходимо, а в некотором смысле случайно.

Случайность это не просто ненеобходимость. Чтобы получить чистую случайность, мы должны выключить все обусловленности, а не только логическую необходимость: связи причинные, связи функциональные (в биологическом смысле), связи воли и действия (напр. действия, являющегося результатом взвешивания и выбора). Ибо случайность - это отсутствие всякой закономерности и всякой связи - логической, причинной, целесообразной и разумно мотивированной.

Что все тела падают в пустоте с одинаковым ускорением - это логически не необходимо, но и неслучайно, ибо постоянное повторение одного и того же эффекта согласно одному правилу или закономерности исключает случайность (о статистических закономерностях еще будет кое-что сказано ниже). Нельзя, следовательно, считать случайным, что данное тело упало или притягивается к земле в соответсвии с такими-то законами. Только если бы каждая вещь вела себя по-своему, не подчиняясь никаким законам, мы имели бы дело не только с ненеобходимым, но и со случайностью. Однако самое существование данной (именно данной) вещи если и не случайно (поскольку может идти речь о причинных связях, о физико-химических, геологических и т.п. закономерностях), то оно все же в силу своей единичности уводит в сферу случайного, упирается в далее невыводимую,

чистую случайность. Под покровом всех закономерностей "хаос шевелится" - хаотическое, случайное начало. И именно отношение этого хаоса к необходимому бытию, его логическую невыводимость из последнего и в то же время его производность, вторичность, и вместе с тем его неслучайность (ибо если бы сама случайность была случайной, случайность была бы первичной наряду с необходимостью) мы обозначаем символически как сотворенность. Ибо сочетание необходимости бытия с ненеобходимостью и даже случайностью вещи, этот переход от бытия к вещи, от необходимости к случайности можно выразить лишь символически, а именно как творение - creatio.

"Творение" как метафизический символ

Метафизика, в отличие от религии, остается при чистом символе и ограничивается раскрытием смысла самого символа.

Что же раскрывается в символе "творения"?

Во-первых, он означает, что мир вещей логически, рационально невыводим из Бытия. То обстоятельство, что бытие как таковое необходимо есть, отнюдь не определяет существования каких-либо вещей, ибо любая вещь могла бы и не быть, и ее единичность невыводима из какой-либо общей закономерности, а следовательно случайна. Необходимость и случайность гетерогенны. Переход от одной к другой необъясним. Он может быть лишь предметом символического намека.

Здесь мы впервые сталкиваемся с логической невозможностью, как она была определена выше. Выводимость можно толковать двояко. Логическая выводимость- это сводимость, т.е. в каком-то смысле отождествление. Но отождествление необхо- димого и случайного - внутренне противоречиво. В данном случае речь идет именно о такой невыводимости. Каузальная же выводимость, поскольку она не связана требованиями логического тождества, теряется в чем-то весьма неопределенном и сама нуждается в объяснении (см. также ниже несколько замечаний о принципе причинности).

Сотворенным можно считать то, что находится вне сферы действия закона достаточного основания в любой его формулировке.

Во-вторых, этот символ означает, что мир случайных вещей, уже в силу того, что | они случайны, не мог возникнуть и не может существовать сам по себе, не может рассматриваться как нечто первичное, непроизводное, хотя бы оно и было προτερον προς εμας. Уже поскольку случайное есть, постольку оно причастно к бытию, т.е. к необходимому, и не может не быть чем-то вторичным. Ибо существование любой вещи выражает ее причастность к необходимому бытию, которое и есть первичное и непроизводное causa sui. Вещь же не существует в себе и через себя. Она не содержит в себе принципа своего бытия. Вторичность, производность случайного и есть его "сотворенность".

В-третьих, этот символ подчеркивает необъяснимость уникальности каждой вещи с помощью научных средств. Наука устанавливает свойства любой вещи данного [ рода и общие правила ее поведения, но она не в состоянии ответить на вопрос, почему существует именно данная конкретная вещь, данный конкретный экземпляр этого рода или вида. Она либо игнорирует этот вопрос, либо, как астрономия или

география, исходит из факта существования именно этих вещей как чего-то данного или предполагает их происхождение от других таких же конкретных уникальных вещей, принимаемых как данные - например, туманности в определенной части пространства и т.п.

Символ "творения" должен прежде всего в каком-то смысле сформулировать - если не объяснить (ибо оно по существу необъяснимо) - соединение в вещах двух казалось бы несовместимых "черт" - невыводимости из какого-то высшего принципа и в то же время вторичности, производности. Он вскрывает парадоксальность случайного. Случайное и есть одновременно логически невыводимое и в то же время производное, вторичное. Оно означает отрицание логической выводимости и в то же время отри­цание первичности мира вещей. И даже если бы символ творения ничего не давал нам, кроме этих отрицаний (в каком-то смысле существует отрицательная метафизика по примеру отрицательного богословия) - то это было бы уже немало. Но он дает несколько (пусть и немногим) больше, поскольку символическое познание содержит в себе ассоциации и аналогии. В данном случае можно говорить об ассоциации, во-первых, с иудейской (а затем и христианской) концепцией творения ex nihilo и, во-вторых, с художественным творчеством, где, несмотря на наличие пред­шествующего общего замысла, результат непредсказуем, и однако он все же является результатом (причем уникальным), т.е. чем-то результирующим, производным. Полезно напомнить обе ассоциации или аналогии, так как одна "поправляет" другую. В частности, вторая ассоциация исправляет представление о всепредвидении, о том, что все результаты творения присутствовали уже заранее в божественной мысли. Впрочем, наивный библейский автор не боится сказать, что Бог лишь потом увидел, что все получилось прекрасно²⁰.

Сотворенное = случайное = материя, лишенная порядка и какой бы то ни было закономерности.

Случайное - это праматериальное ('υλη). Именно в таком чисто материальном или праматериальном - случайное выступает наиболее осязательно, и я сказал бы, наиболее наглядно. Оно одновременно и основа реально сущего, нечто новое по сравнению с чистым бытием, и в то же время его бытие есть минимальное бытие, лишенное всякой необходимости, всякой обусловленности, как бы остаток бытия, остающийся за вычетом необходимости и всякой закономерности, результат самоотрицания и самоограничения бытия²¹.

И здесь опять-таки уместна аналогия с творчеством. Произведение художника - это нечто новое, но по уровню бытия оно всегда ниже уровня бытия своего творца - оно лишено сознания, жизни.

Символ сотворенности указывает также на конечность мира (хотя, быть может, эта связь и не является столь обязательной, как отмеченные выше связи понятий). Реальный мир по своей природе должен быть конечен. Бесконечная реальность - это contradictio in adjecto, ибо каждая вещь в мире конечна и может существовать лишь конечное множество конечных вещей. Реальный мир существует в пространстве и времени, а существование в пространстве и времени может быть только конечным. Верно, что мы не можем представить себе начало и конец времени и пространства. Но реальное пространство и время - это ничто иное, как определенный порядок и определенные отношения конечных вещей и процессов²². А бесконечное

пространство и время (или пространство-время) - это идеальные образования или принципы. Здесь - полная аналогия с числом. Все множества реальных вещей конечны, как и множество всех реальных вещей. Бесконечные множества (в канторовском понимании) - это идеальные образования. Бесконечное множество (счетное или несчетное) точек в отрезке - это множество не реальных, а идеальных предметов²³. Точно так же и реальная вещь может рассматриваться как заключающая бесконечное число свойств, отношений, связей - поскольку речь идя именно об идеальных или quasi-идеальных свойствах, отношениях, связях. Это как бы интеграл бесконечно малых реальностей. Бесчисленные звезды или галактики - это метафора, как, напр., бесчисленность песчинок на берегу моря.

В то время как бесконечность идеальных пространства, времени и числа даны в ин­туиции, т.е. как необходимые, бесконечность "материи", т.е. бесконечное количество атомов, частиц и т.д. - отнюдь не даны как нечто необходимое.

Реальное пространство-время возникло вместе с вещами. Не было такого времени, когда не было вещей, но это не значит, что позади нас бесконечное время, ибо в этом случае все, что должно произойти, уже произошло бы бесконечно "давно". Мир не имеет начала во времени, ибо не было времени до мира, ибо время - это порядок вещей в мире. Но время вместе с миром имело в каком-то смысле (для нас не представимом) начало, - но не во времени, а в сверхвременном или вневременном -и, по-видимому, там же будет иметь и конец.

Что касается бесконечного пространства, то можно сделать следующий мысленный опыт: допустим, что существует бесконечно удаленный от нас предмет (например, звезда). Бесконечно удаленный - значит такой, которого никогда нельзя достичь, сколько бы ни двигаться к нему. Но это значит, что существование такого предмета неотличимо от несуществования.

Случайность в мире вещей означает, что его существование не вытекает с необходимостью из необходимого бытия. Даже Спиноза не мог вывести модусы и субстанции. Но это значит, что мир "появился", был "создан" как нечто новое. В этом смысле можно говорить о "сотворении" мира.

Далее, случайное не вытекает необходимо из Бытия, но оно само не может быть и результатом случая. Случайность не могла сама возникнуть случайно, ибо в эта случае - как уже указывалось - она была бы не производной, а первичной.

Творение ассоциируется с представлением об акте, который не является произвольным, об акте одновременно свободном и осмысленном, результат которого хотя и задуман заранее, но не вытекает с логической необходимостью из самого акта и представляет собой нечто новое даже по сравнению с самим замыслом.

В некотором смысле этот символ вступает в прямой конфликт и с библейским уче­нием о творении, и с представлением о творчестве человека. Последнее представляй собой оформление или обработку готового материала; в нашем же случае речь идете создавши самого материала. Далее, с нашей точки зрения сотворенным является лишь случайное. Но в мире не все случайно. В мире, как уже отмечалось, мы находим и многообразные элементы порядка и противослучайностей (о которых речь будя идти ниже). Сотворенным можно считать мир лишь за вычетом все! закономерностей, упорядоченностей, мир как царство чистых случайностей, мир в как космос, а как хаос.

Хаос

Утверждая сотворенность хаоса, мы находимся в согласии с иудейско-христианской концепцией первозданного хаоса (расхождение в том, что мы считаем сотворенным только хаос), но кардинально расходимся с общим эллинским представлением об извечности хаоса, неоформленной материи 'υλη, и допускающим сотворенность лишь в отношении космоса (это уже не творение из ничего, а обработка существующего, данного Демиургу материала²⁴). Однако признать извечность, непроизводность хаоса значит принять первичность случая. Но это невозможно, поскольку само Бытие, без которого не было бы и случая (ибо для того, чтобы он был, надо, чтобы было само "быть"), необходимо. Изначальность случая, а это значит его "самобытие", представляется чем-то абсолютно неприемлемым для философского мышления.

Сюда можно добавить еще следующее соображение (смысл которого станет яснее несколько позже). Случайное бытие - это ущербное бытие, это минимум бытия, это почти-небытие. Но ущербное бытие предполагает уже полноту бытия, а не наоборот. Бытие могло свестись к состоянию неполного бытия и небытия или почти-небытия, но из последних не могло получиться полное бытие, как мы его постигаем в мысли и, если хотите, в опыте.

Но в одном пункте мы находимся в полном согласии и с эллинским, и с иудейско-христианским представлением, и, быть может, с универсальным убеждением всех народов на всех ступенях развития - а именно, в том, что космосу предшествовал хаос (tohu-bohu), состояние абсолютной неупорядоченности и случайности.

Хаотическое, случайное отличается от необходимого прежде всего способом (модусом) своего бытия; оно обладает ущербным, неполным бытием. Возможность такого бытия мыслима символически как результат какого-то самоотрицания или самоограничения Бытия. Отсюда новый момент в символе творения: момент самоотрицания или самоограничения бытия. Намеки на такую возможность можно найти и в каббалистическом учении о "самосокращении" (zimzum) Энсофа как предпосылке творения, и в гегелевском положении о природе как инобытии. В основе лежит та простая истина, что случайное есть отрицание необходимого и всякой иной бытийной закономерности или правильности. Но хаотическое, случайное - это отрицание, ущербность лишь по способу своего бытия. Как сущее же - по своему содержанию или существу, - как "материя", оно, как уже отмечалось, представляет собой нечто новое по сравнению с "чистым" бытием, а, следовательно, результат не только отрицания, но и созидания. Это бытие чего-то, а именно материального субстрата, основы всего реального.

Хотя хаос сам по себе субреален, лишь субстрат реальности, - но без него не было бы и реальности, и все модусы бытия - порядок, жизнь, сознание - прозябали бы в сфере идеального бытия. С хаосом появилась эта основа реального, его материальный субстрат, то, что создало возможность воплощения, реализации, материализации, порядка, целесообразности, ценности. Без него слово не могло бы стать плотью, ибо реально-сущее, данное нам в непосредственном переживании, это сращение (конкретность) творения и эманаций (см. ниже), это необходимое,

целесообразное и духовное на базе случайного и слепого, порядка на основе хаотической неупорядоченности, общего на базе индивидуального, материальным субстратом которого является неразличимое хаотическое многообразие.

Однако и это положительное содержание случайного мы можем постичь только через отрицание - как неоформленное, неупорядоченное, до-логическое, до-рациональное состояние сущего. Дологическое - это значит, что законы тождества и противоречия еще неприменимы, неприменимы и любые количественные категории, предполагающие существование самотождественных единиц, их правильные группирования в множества, измерение пространства и времени. Ибо во всем этом есть элементы необходимости, что по определению исключается. В этом материальном субстрате все находится в состоянии неразличимости²⁵ и бесструктурности, а протяженность и длительность (если они существуют) ж поддаются никакому измерению и не допускают никакой локализации. Все это, пожалуй, непредставимо, но об этом можно мыслить по аналогии с состоянием плазмы или состоянием тепловой смерти или некоторыми фактами квантовой физики, для объяснения которых применяется статистика Бозе и принцип неопределенности или отменяется закон четности.

Случайное бытие - это бытие, включающее в себя и возможность небытия. Таким образом, небытие появилось вместе с хаосом и входит в него. В этом смысле формула ex nihilo указывает и на "материал", из которого частично был сотворен хаос.

Но повторяем: нет оснований рассматривать такое состояние в целом как небыта (μη ον), или, вслед за Аристотелем, как бытие лишь в потенции. Мы говорим о каком-то минимуме бытия, или о какой-то низшей ступени бытия, характеризуемой как бытие случайного и хаотического, или как случайное, хаотическое бытие.

Эманации как метафизический символ

Как же можно мыслить переход от первозданного хаоса к космосу (вернее, к космо-хаосу), от космо-хаоса к биокосмохаосу, от биокосмохаоса к пневмо- биокосмохаосу²⁶. В основу нашей модели и символики этого перехода положены две основные идеи.

1. Различие между этими состояниями - это прежде всего различия в способе модусе бытия. Другими словами, космос не только есть иное, чем хаос, но есть по-иному или иначе; организм не только есть нечто иное, чем неорганически природа, но - и это самое главное - он есть по-иному; человек не только есть иное, чем животное, но - и это опять-таки само главное - есть по-иному. Дело не в энтелехии, в духовной субстанции, а в способе бытия²⁷. Поэтому вполне мои допустить, что с точки зрения физико-химического состава нет принципиальных различий между живым и неживым, как нет принципиальных физиологически различий между человеком и животным. Ибо указываемые нами различия в способ бытия не могут быть установлены с помощью каких-либо приборов или физически или психологических экспериментов. Те, кто бьются над различием между человеком и машиной Тьюринга, не понимают, что как бы ни усовершенствовать эту машину она, как вещь, будет отличаться от человека способом своего бытия - какова бы ни была иллюзия человечности. Осуществление машины Тьюринга-Колмогорова, если

это когда-либо состоится, будет означать окончательное опровержение бихевиоризма или физикалистского неопозитивизма. Ведь мы-то знаем - хотя бы по себе - что машина, неотличимая по любым "объективным", верифицируемым признакам от нас, - отделена от нас непроходимой пропастью, - а именно, способом бытия.

2. Один модус бытия - и тем более высший, более полный - невыводим из другого модуса, тем более из низшего или менее полного, и не может из него "произойти". Хаос не мог "доразвиться" до космоса, неорганическая природа до живой, биологическое до пневматического. Невыводимы и несводимы ни логически, ни реально, т.е. в порядке причинной связи (если последняя должна иметь какой-то определенный смысл).