Часть 3. Странно неожиданно столкнуться лицом к лицу с целым миром для скитаний и оказаться без места, которому принадлежишь

Странно неожиданно столкнуться лицом к лицу с целым миром для скитаний и оказаться без места, которому принадлежишь. На свете миллион указателей в миллион городов, но можно с таким же успехом никуда не ехать, потому что у Винчестеров нет запланированной судьбы, нет обговоренной дороги, нет определенной цели – больше нет. Так что Сэм покупает карту, закрывает глаза и тычет пальцем в тонкую бумагу.

В ловушку пальца попадает умилительно крохотная деревенька посреди нигде, Аризона. Погода обжигающе жаркая, летнее солнце колотится в крышу «Импалы». Они проделывают половину пути, когда не выдерживает кондиционер. Окна немедленно опущены, но даже ветер горячий и липкий. Пот затекает под воротник Сэмовой рубашки, и жар тела Дина накладывает еще один слой неудобства, но Сэма это не волнует. Он теснее прижимается к брату, скользя мокрой кожей по его коже – постоянное напоминание, что это все по-настоящему, что он не проснется в Пало-Альто.

Кажется, охоты находят их по пути к точке из-под пальца Сэма, словно мотыльки пламя. Монстры повсюду, нужно убить столько тварей, столько тварей посолить и сжечь. Сэм думает, что умрет молодым, потому что его сердцу никогда не дают шанса замедлиться. Еда становятся второй заботой, и братья держатся на адреналине в крови и полубезумном смехе.

Они добираются до места, и деревенька даже меньше, чем казалась на карте. Здесь почти две гостиницы: одна ветхая и замшелая, вторая наполовину заполнена постоянными обитателями, которые вселились, а выселиться так и не озаботились. Большая часть домов щеголяет облупленной краской и потрескавшимся деревом. Собака лает, визжат дети, играющие в пыли на ближайшей игровой площадке. Братья быстро усваивают, что на чужаков тут смотрят из-под полей шляп и уголков прищуренных глаз.

Охоты нет. Дин ворчит и бормочет что-то насчет жутких зданий одноэтажной Америки и разных ужастиков. Охоты они не находят, но проводят в деревеньке неделю. Есть что-то такое в этом месте, что-то вроде тикающих часов, но непонятно, что они натикают. Это непохоже на неуютную дрожь того, что вот-вот пойдет наперекосяк, скорее похоже на тяжесть чего-то неизбежного.

------------

Время приходит на восьмой день среди изукрашенных пылью фермеров. Их вечернее пристанище – ближайший бар, единственный бар, где они напиваются до ночи вместе с местными. Они одни, обособлены за собственным столиком среди буйных выпивающих компаний, перекидывающихся россказнями. Винчестеры не жалуются. Наверное, хорошо, что люди избегают их. Братья изменчивы, будучи вместе, слишком воспламенимы, переполнены энергией.

Хорошо, что люди избегают их, но иногда случаются срывы. Вечер пятницы жаркий и влажный, воздух чуть ли не гуще спиртного, которое опрокидывают завсегдатаи, радуясь концу недели. Здесь немало пьяных, шатающихся по бару, словно новорожденные жирафята.

– При-ивет, бльшой парень, – женщина со спутанными вытравленными волосами падает на пустое место рядом с Сэмом (братья всегда сидят так близко, что свободного места остается больше, чем занятого). – Как пживаешь?

– Отвяжись, – холодно отвечает Сэм, отталкивая ее наглые руки, и женщина выглядит так, будто смутно рада предстоящему поединку, но сложно сказать, понимает ли она вообще, что происходит. – Уйди.

– Да лаааан, – невнятно тянет она, облапывая каждый доступный сантиметр тела. – Я прсто хочу псмтреть, пропо… пропор… везде ли ты ткой бльшой.

– Убирайся, живо, – цедит Сэм, сталкивая ногу, которую она пытается забросить ему на колено. – Прочь!

Она собирается открыть рот и снова заговорить, когда Дин решает, что с него достаточно. Через секунду он уже по другую сторону стола и за руку выволакивает женщину из кабинки. Она ни колеблется ни секунды, прежде чем поднять крик.

Реакция местных моментальна. Двое вырывают женщину из хватки Дина и отталкивают с дороги, третий бросается к нему и бьет в челюсть. Ясно, что эти люди наблюдали за Винчестерами, ждали, пока сфокусируется камера, чтобы разглядеть, почему в помещении становится зябко, когда заходят братья. Теперь они узнают ответ.

В мгновение ока Сэм оказывается на ногах и подхватывает брата. Проводит пальцами по лицу Дина, проверяя, не сломаны ли кости. Дину нужна секунда, чтобы встряхнуться, но он широко улыбается Сэму, и что-то дикое всплывает в его зеленых глазах.

Они быстро обмениваются взглядами, мышцы напряжены, сердца уже колотятся слишком быстро. Потом мир смазывается в боли и ярости. Все алое, реальность и логика захлебываются в реках крови. Сэм не видит, но ему и не нужно зрение. Он чувствует Дина рядом, чувствует движения Дина еще до того, как тот двигается.

Мэри кричит в его мыслях, кричит громче, чем когда-либо, и в итоге он способен слышать только ее. Все остальное отпадает, приглушенное толстым одеялом воплей. Он бьет сильнее, ярость гремит в ушах, боль в кулаках далекая и не совсем настоящая. А потом что-то теплое омывает его тело, плещет в лицо, делает скользким пол под ногами, и Сэм понимает, что Мэри смеется. И он смеется вместе с ней.

------------

Бойня, резня. Нет других слов, чтобы описать это. Кровь разбрызгана по полу, по стенам. Она достает до потолка красными кляксами в зловещей пародии на светящиеся в темноте звездочки, которые Сэм когда-то наклеивал на потолок «Импалы». Бар напоминает арену после неудачного выступления львов, и Дину хочется смеяться при этой мысли.

Винчестеры стоят в центре помещения, глубоко дыша в унисон, с наэлектризованным жаром во взглядах. У Дина нож – тот, который всегда висит в ножнах у пояса. Кровь капает с лезвия, оставляя дорожку. Сэм вооружен разбитой бутылкой, скол вонзается в его собственную ладонь, но он не замечает.

Дин делает шаг назад, даже не оглядываясь, просто ждет столкновения с твердым телом брата. Они встречаются, и внезапно весь шум, все вопли-крики-смех, все текучие образы и тающая кожа, всё исчезает. В мире Дина никогда не было так тихо, так пусто, а еще так много всего, что есть Сэм.

Это чересчур: покой, который обрушивается поверх крови-голода-смерти, ухвативших разум Дина и не желающих отпускать. Ноги подкашиваются, и Дин оседает на пол, в остывающие лужицы крови, которые натекли из-за него и жестокости в его сердце. Сэм падает рядом, прижимается тесно к его боку. Он зарывается носом за воротник Дина и горячо дышит в шею. Мэри стоит над ними, и кровь пропитывает ткань ее ночной рубашки, пока она не перестает быть белой. Мэри улыбается им.

– Дин, – хнычет Сэм ему в шею. – У меня рука болит.

Разбитая бутылка все еще зажата в его кулаке, кровь собирается по краям и сбегает вниз.

– Пусти, – бормочет Дин и осторожно вытаскивает стекло из руки брата.

Сэм ворчит и мгновенно тянет ладонь ко рту, зализывая рану. Дин отводит взгляд и забрасывает бутылку как можно дальше, с удовлетворением услышав, как она разбивается об стену. В животе ворочается тошнота при мысли о том, что Сэму больно, при мысли о крови брата на остром стекле.

Сэм роняет руки и здоровой забрасывает руку Дина себе на пояс. Диновы пальцы машинально находят бедро брата и впиваются в него. Сэм удовлетворенно вздыхает и снова тыкается носом Дину в шею, легонько покусывая ключицу. Они остаются так надолго, наверное, слишком надолго, сердца замедляются, а мысли окунаются в дарящее забвение спокойствие.

Проходит почти вечность. К жизни их рывком возвращает шум двигателя и голоса на парковке, которые просачиваются сквозь дверь. Еще жители, опоздавшие на вечеринку. Дин мгновенно оказывается на ногах, оттеснив Сэма и оставив след на свернувшейся крови, разбрызганной по полу. Брат тоже вскакивает, прищурив глаза и не отрывая взгляда от двери.

Они достаточно подкованы, чтобы угадать, чем все закончится. Суд Линча – вполне вероятная штуковина в маленьких американских городках, и братья не смогут противостоять толпе трезвых бунтарей, жаждущих мести. Дальше Сэм не думает, просто хватает брата за руку и тащит в задние помещения бара. Там, разумеется, кладовая с запасной канистрой бензина. Дин обхватывает Сэма за шею, и его пальцы впиваются в старые синяки.

------------

Неделя выдалась долгой: что ни день, то проблемы с урожаем, животными, другими фермерами. Брюс готов уснуть пьяным, проснуться пьяным и оставаться пьяным по меньшей мере до утра понедельника. Повезло ему, что женушка решила, что ему с ребятами нужно закончить покраску забора, прежде чем уйти на выходные.

Когда они, наконец, могут вырваться, уже поздно, и ночные звуки укрывают бар, когда они паркуются рядом. Брюс хмурится. Даже когда они на усталых ногах выбираются из пикапа, шума из бара не слышно. Окна освещены, но помимо этого никаких признаков, что пятничное веселье в разгаре.

Они открывают дверь, и поначалу Брюс думает, что помещение перекрасили, и красный в самом деле не лучшее решение. Потом все мысли исчезают, и он выблевывает свежее печенье, которое жена дала «своим работящим мальчикам» несколько часов назад. Судя по звукам, остальные заняты тем же.

Тела повсюду, кажется, чуть ли не треть населения. Разбитое стекло усыпало пол, словно сказочные блестки, доказательство того, насколько, должно быть, все были пьяны. Тела по большей части целые, не считая одного-двух пальцев, покинувших владельцев. Половина жертв цепляются за перерезанные глотки, купаясь в красных лужах, в которых они извивались, медленно истекая кровью.

Снова согнуться вдвое Брюса заставляют вовсе не тела, не зияющие раны, не лица, на которых замерли ужас и отчаяние. Это всё запах. Густая обволакивающая вонь крови, висящая в воздухе, и Брюс дышит смертью-смертью-смертью, разлитой по всему бару.

Сквозь дымку крови и тошноты Брюс слышит рев двигателя на парковке. Он медленно поднимается на ноги и поворачивается к двум другим. Они оба все еще на коленях, с вытаращенными глазами и нитями рвоты, тянущимися из приоткрытых ртов, и Брюс думает, что они, должно быть, в шоке. Он без понятия, почему все еще в своем уме.

Шанса понять это так и не выпадает. Он замечает мелькнувшую черную машину, роскошную и сверкающую, тень в ночи. Потом взрываются газовые баллоны. Бар превращается в огненный шар, волны жара расходятся от центра. К бушующему аду немедленно присоединяется разбитое спиртное, пожирая пропитанные им тела.

Пожар ревет час, прежде чем его удается потушить. Дело предают забвению через несколько месяцев.

------------

Братья погружаются в молчание, замешанное на подгоняемом адреналином сердцебиении, пульсирующем между ними. Сэм не думает, что может заговорит, даже если захотел бы: горло перехвачено гудящим экстазом, проникшим в каждую горящую мышцу. Металлический запах крови наполняет «Импалу», заставляя пальцы Сэма подрагивать от необходимости в чем-то сломанном, расцвеченном синяками и совершенном.

Когда в зеркале заднего вида занимается заря, Дин останавливается у первого попавшегося отеля. Они как можно лучше оттирают засохшую кровь перед тем, как идти регистрироваться, и если администратор и бросает на них обеспокоенный взгляд, они не замечают. В номере братья садятся на кровати лицом друг к другу, но в глаза не смотрят.

Что-то хрупкое появилось между ними за время поездки, но это не соединяющий их шнур, не разъединяющая их стена. Это густое облако разделенного на двоих греха, зависшее между неуверенностью и недоверием. Это перетягивание каната между отрицанием и принятием, и ничто не выиграло, потому что ничто не было сказано вслух. Если о чем-то не говорить, наверное, это никогда не случалось. Если дерево падает в лесу, и никто этого не слышит, был ли звук?

Наконец, Дин встает и уходит в ванную. Он двигается медленно, наверное, отягощенный приятным жжением в редко используемых мышцах. Возможно, ходит на цыпочках рядом с этой хрупкой вещью, ломкой, как печать на письме, в котором то ли радостная весть, то ли некролог. Сэм не двигается, просто сидит и сверлит взглядом не вполне белые простыни.

Что-то сломалось в нем. Под ногами покоробленное дерево, которое с каждым шагом скрипит все больше. Оно сделано из жестокости и написано чьей-то кровью, подстегивается воплями Мэри до тех пор, пока Сэму не приходится уничтожить мир, чтобы собрать себя. Наверное, в другой жизни, в другом разуме Сэм бы решил, что безумен или демон, но они не в другой жизни.

Так что Сэм – искореженный и запутанный, но ведь и Дин тоже. Они – катастрофы, которые вот-вот произойдут в мире, позволяющем лишь совершенство. Они дефекты развития, крысы в кладовой, что-то, чему нет места, потому что такого вообще нет. Пока они снова не станут одним целым, пока не отыщут иглу, чтобы сшить себя вместе, мир окрашен красным.

------------

Крапинки крови испещряют серебристый металл слива к тому времени, как Дин заканчивает в ванной. Его кожа чистая, розовая в тех местах, где он оттирал свидетельство их греха. Крики звучат в голове, когда он открывает дверь, последние моменты становятся фильмом в уме. Эмоции путаются, и Дин уже не уверен, радуется ли он той резне или порицает ее.

Потом он видит Сэма, сидящего на кровати с грустным лицом, по одеялам вокруг размазано красное. Сомнения исчезают. Нет ничего, чего бы он не сделал для младшего братишки, нет никого, кого бы он не мог убить. Если они такие и есть, кровь, смытая в слив, тогда Дину все равно, пока Сэм принадлежит ему.

Сэм задевает его по пути в ванную. На секунду они касаются кожей, волоски становятся дыбом от электрического напряжения, которое всегда возникает между ними. Дин не обращает внимания, позволяет брату укрыться в ванной, чтобы в голове осталось место и можно было подумать.

Им нужно уходить, уезжать, прыгать в «Импалу» и никогда не останавливаться. Ничего непривычного. Мир движется слишком медленно, чтобы Винчестеры могли остановиться. «На запад, – решает Дин. – Запад подойдет». Оставить какое-то расстояние между братьями и устроенными им погребальным костром. Оставить какое-то расстояние между поджаренными трупами и теми, кто их убил.

Только когда Сэм выходит из ванной десятью минутами позже, Дин понимает, что стоит в центре комнаты, уставившись на свою кровать, затерявшись мыслями в переигрывании бойни.

– Дин?

Глаза Сэма полны неуверенности заново обретенных братьев. Мэри стоит за ним с алой улыбкой на губах, будто голодная толпа, ожидающая еды.

– Ты в порядке? – он колеблется. – Мы в порядке?

Почему-то спать этой ночью в своей постели неловко. Постельное белье тоже какое-то не такое – слишком белое, или слишком запятнанное… просто как-то слишком. Дин, по-прежнему в джинсах и рубашке, залезает в кровать Сэма. Кровать для такого мотеля довольно удобная, матрас сглаживает ломоту и боли, на которые жалуются мышцы после хорошей резни.

Долгую секунду стоит тишина, воздух между братьями звенит от напряжения. Дин, затаив дыхание, ждет, какой выбор сделает Сэм. Кровать проседает, когда Сэм забирается в нее, как-то умудрившись уместить длинные конечности в оставшемся пространстве.

Дышать теперь легко – от облегчения и уверенности заново обретших друг друга братьев. Дин позволяет телу расслабиться и двигается назад, пока их с Сэмом спины не соприкасаются. В то же мгновение он чувствует, как уходит напряжение из Сэма, и они прижимаются друг к другу, пойманные границами одной кровати, предназначенной для обоих братьев.

Дин закрывает глаза и засыпает. Когда он просыпается, Сэм по-прежнему рядом.

-----------

Полосы расплываются перед ними: хорошие превращаются во внутриштатное шоссе 21, злые преображаются в Иллинойс. Винчестеры скользят сквозь меняющиеся пейзажи, словно сама Смерть, предвестники пламени и крови. Порой они проезжают городок и оставляют после себя посоленный и сожженный труп, чьи жертвы снова в безопасности; порой они проезжают поселок и оставляют после себя обгоревшие остовы домов и слишком много тел, чтобы похоронить их всех.

Каждый раз, когда Сэм смеется, Дин знает, что его жизнь никогда не закончится. Они стали ближе теперь, ближе в середине кровати, ближе от краев мира и к тем темным пространствам, куда никто не осмеливается смотреть.

Всё начинается с охоты. Настоящей охоты на этот раз, с плохими парнями, и нужно спасать тех, кто в перекрестье. Все начинается с гнезда вампиров, которые немного чересчур расшумелись, и Винчестеры о них услышали. Всё начинается с «Автосвалки Бобби Сингера», и предвечернее солнце укладывает золотистые квадраты окон на пол.

Они сидят за столом, сжимая в руках бутылки пива, запотевающие в вялом тепле. Братья только что заехали, просто случились мимо. Бобби просит их остаться на ночь, обменяться историями, узнать, что нового. Они сидят вокруг стола, говорят об одном и избегают другого.

По словам Бобби, их ждет охота. Вампир в Эпплтоне или, по крайней мере, кажется, что так. Количество тел растет, свадебный торт для Дьявола. Это определенно дело рук вампиров, но никто не знает наверняка, сколько их. Может, братьям съездить и взглянуть? Всего восемь часов пути.

Дин смотрит на Сэма и говорит, что надо брать дело, кажется, будет весело. Он говорит это не словами, слова не нужны. Брат понимает, что он имеет в виду.

Сэм соглашается, напоминает, что вампиры – это всегда весело, но ему нужно новое мачете.

Но у тебя же есть, жалуется Дин. Как хороший брат, Дин нашел новехонькое мачете в сарае какого-то фермера и подарил его своему Сэмми. Вместе они окрестили мачете святой водой из жил фермера. Но это было два месяца назад, возражает Сэм. Прошло два месяца, и мачете уже потерялось, застряло в… в чьем-то черепе?

О да, Дин помнит. Хорошо, сучка, сдается он, я достану тебе новое мачете, если ты достанешь мне еще одно пиво.

Сэм кивает и поднимается, идет к холодильнику с явственно довольным видом, который вызывает у Дина улыбку. Он разворачивается к Бобби, фокусируется на других людях в этом мире. Он лениво опрокидывает бутылку, наблюдает, как солнечный свет плещется в стекле, раскрашивая столешницу в зеленый.

– Мы разберемся, Бобби.

------------

Бобби не знает, что случилось с теми летними братьями, сделанными из веснушек и улыбок с ямочками на щеках. Он едва помнит их. Что-то, проходя мимо, разлило смолу на их суть, и теперь их души черные и надтреснутые. Что-то искорежило их разум, и теперь они могут существовать только вместе.

Он все еще любит их, конечно, он все еще их любит. Бобби никогда не сдавался, никогда не верил, что сломленного человека нельзя исправить. Теперь он смотрит на братьев, на их кривые улыбки, которые создают искореженные мечты, и обещает себе, что поладит с этими Винчестерами. Он обещает себе, что исправит этих людей.

Что-то убивает девушек в Эпплтоне. Ну, оно оставляет кровавые пятна и небольшие куски, которые принадлежат не одной девушке. Все говорят, что сейчас они мертвы, но люди продолжают видеть их. Потом люди становятся кровавыми пятнами и «пропавшими без вести, предположительно погибшими». Бобби думает, что-то пытается обзавестись домом, пытается свить уютное маленькое гнездышко.

Винчестеры – ближайшие охотники, которые могут с этим сладить. Винчестеры и их черные глаза-провалы. Бобби подозревает, что они способны сладить с чем угодно. Он рассказывает им о деле и позволяет решить самим.

Дин смотрит на Сэма. Он не говорит ни слова, но Бобби знает, что между ними происходит разговор. Эти братья, рожденные с промежутком в несколько лет и выросшие с промежутком в несколько сантиметров… в их разговоре проходят вечности, а в реальности секунды. Они укладывают в свои взгляды целые жизни, а у Бобби есть только одна.

Сэм самую капельку наклоняет голову, потом поднимается. Бобби машинально дергается. Сломленные братья не замечают, но Бобби знает, что не забудет. Пистолеты без предохранителей, но он обещает себе, что не позволит их уничтожить.

– Мы разберемся, Бобби.

Пустая бутылка Дина со звоном падает на столешницу, и Бобби крепче хватается за свою бутылку.

------------

Эпплтон, Висконсин. Сэм думает, что он очень похож на Эпплтон, Калифорния… или то был Эпплтон, Миннесота? Через этот, чем бы он ни был, течет Фокс-Ривер. Сэм выглядывает из окна на реку и хочет смеяться. Они побывали в чересчур многих городах, и чересчур многие города слились в этот. Дин что-то сердито бормочет, и Сэм может побиться об заклад, что это «грёбаные яблоки».

Оказалось, вампиры засели в жилой застройке где-то у реки… и да, их тут явно больше одной. Братья не заботятся о том, чтобы точнее узнать, где именно. Следы крови ведут вверх по заросшим плесенью ступеням, скрипящим под ногами. Воздух наполняют крики и смех, и это определенно не та скрытность, которую Сэм помнит у вампиров.

Через несколько минут всё ясно. Братья не обыскивают здание: это просто вампиры, а они убили уже штук сто. Они проскальзывают по коридору в направлении самых громких голосов, и Сэм несет с собой два новых мачете. Он укладывает подбородок Дину на плечо и обдает кожу брата едва слышным шепотом:

– На второй день Рождества Сэмова любовь дарила ему парочку мачете, чтобы сжечь гнездо вампииииров.

Губы Дина складываются в улыбку, и Сэм чувствует волнение в напряженных мышцах брата. Он поворачивается, чтобы улыбнуться Дину, и с какого-то невозможного угла свет отражается в его зеленых глазах. В глазах Дина отражается свет или, может быть, он снова проглотил пламя – проглотил пламя, чтобы Сэм не сгорел заживо.

Потом Мэри орет ему в ухо, выкрикивает боевой клич, и этот звук каким-то образом вырывается изо рта Сэма. Они врываются в комнату, братья Винчестеры, пехотинцы Смерти. На них оборачиваются десятка три вампиров, и Сэм понимает недостаток скрытности. Если никто не может остановить тебя, какой смысл прятаться?

Вампиры в изумлении, красные глаза размером с блюдечко отражают надвигающийся шторм. Головы катятся по полу, словно игральные кости. Орел или решка, фортуна или шанс? Судьба прячет лицо, пока Винчестеры заново отделывают помещение.

Мачете Сэма словно серебряные молнии у него в руках. Они рассекают воздух, кровь брызжет из-под их скользких поверхностей. Он погружает лезвие в шею светловолосой женщины. Потом пронзает другую, которая пытается броситься на Дина. А Мэри смеется. Мэри смеется, и ее голос – единственный звук, который Сэм слышит поверх тошнотворно сладких звуков смерти.

Вампиры быстро приходят в себя, их чувства обостряются. Они чуют капель собственной крови, пробуют на вкус иронию, теряя аппетит к разрушению. Им не нужно много времени, чтобы начать обороняться, и Сэм ухмыляется шире. Он любит, когда к резне примешивается сопротивление. Царапина там, дырка сям. Зубы, или ногти, или острые металлические лезвия – вот что неспособна сдержать кожа.

Эта битва – совершенное безумие, идеальный хаос. Это осознание, что ты убил что-то, но так и не увидел, как оно падает. Это хаос, рай для Джокера, и единственное место, где Сэм понимает, что жив. Вопли, крики, смерть и смех – все постепенно стихает, пока не остается собственное рваное дыхание.

На другой стороне комнаты Дин режет и кромсает. Сэм не видит его, но чувствует каждое движение брата, способен услышать его сердцебиение за миллионы километров. Между ними существует связь, пока они потеряны в жажде крови. Она, думает Сэм, существовала всегда, просто он не всегда слушал. Между ними существует связь, пока они играют в бога, и Сэм знает всё, что Дин делает, говорит, думает, всё, что есть Дин.

Между ними существует связь, и поэтому Сэм чувствует, когда грубый нож плавно вонзается брату в спину. Поэтому Сэм знает, что рана не смертельна, но Дин всё равно падает. Мэри вопит, и Сэм уже в движении.

Вампир все еще смеется, когда Сэм рассекает его горло. Он смеется и глумится, пока внезапно не начинает вырываться лишь бульканье. Он медленно поворачивается и смотрит на Сэма, веки дергаются над мертвыми глазами. Сэм сует руку в красную улыбку вампира и сжимает пальцы.

Дин рывком поднимается на ноги. В его руке нож, а на лице ни следа боли. Он швыряет запятнанный кровью нож в лоб очередной клыкастой твари. Его взгляд падает на Сэма, и губы растягиваются в улыбке. Если никто не может остановить тебя, какой смысл прятаться?

После этого битва, бой, борьба за выживание не затягивается. Сэм вжимается в бок брата, чувствует, как между ними проскакивает электрический разряд. Они корабль и якорь, танцующие в шторм. Осталось всего девять вампиров, напуганных и настороженных, оскальзывающихся на крови товарищей, окружая Винчестеров.

После этого побоище, резня, бойня не затягивается. Братья расходятся, чтобы рубить и резать, потом снова возвращаются. Они греческие гоплиты, выстроившиеся для боя. Они солдаты, сражающиеся плечом к плечу, один для другого – единственный нужный щит. Они око бури, черные легионы Смерти.

Девять вампиров превращаются в девять трупов. Последнего Сэм душит. Деревянный пол под ногами покрыт тонким слоем крови, и Сэм думает, что она, должно быть, просачивается через щели в комнату ниже. Ему нравится эта мысль. Кто-то должен знать о войне, в которой они сражаются, кто-то кроме отвратительных полицейских и мрачных судмедэкспертов. Это не попадет в газеты. Паника, чистая кровавая паника.

На коже Сэма липкая влага, и он осознает это только сейчас. Кровь просачивается сквозь рубашку с того места, где Дин привалился к нему. Дин привалился к нему. Сэм рывком разворачивается и роняет мачете, чтобы не дать бледному брату свалиться на пол.

– Ублюдок ткнул меня ножом в спину.

Голос Дина слабый, но Сэм слышит в нем гнев, бурлящую ярость и негодование. Он осторожно поглаживает вокруг раны. Кровь пачкает пальцы – уже можно волноваться, но этого недостаточно, чтобы убить Дина, недостаточно, чтобы напугать Сэма.

Он осторожно убирает руку, видит, что она темно-красная, и его прошибает яростью. Никому не позволено ранить Дина. Никому не позволено ранить Дина, и это вина Сэма, что кому-то это удалось. Он шипит от злости и не может сдержаться: нога рвется вперед, и полголовы вампира с глухим стуком укатывается в тень.

– Сэмми.

Его взгляд встречается со взглядом Дина, и в зеленых глазах читается: ты не виноват, Сэмми. Я плохо сосредоточился. Не твоя вина.

Сэм смотрит на брата и гадает, в какой момент время остановилось. В какой момент время бросило попытки разобраться в линии жизни Винчестеров. Они угодили в эти моменты, когда Сэму было восемь, а Дин был старше, чем казалось времени. Дин говорил, что это не его вина, что Мэри мертва, ушла и вопит ему в уши.

Она сейчас стоит за Дином, и Сэм ее видит. Мэри стоит за Дином и улыбается, и Сэм чувствует связь между собой и братом. Она натянута, словно поводок, притягивает их друг к другу, утаскивает в те темные места, где никто, кроме Мэри, не способен их разглядеть.

Потом он прижимает губы к губам брата. Сэм не уверен, зачем, не уверен, было ли это следующим пунктом в очереди, инструкции, на странице. Он только знает, что по ощущениям это правильно. Дин не останавливает его, не колеблется, не отшатывается, не заикается и не бледнеет. Дин возвращает поцелуй, и внезапно боль, кровь, крики и резня – всё уходит на второе место, а они никогда там не были.

Сэм думает, гигантская рука вернула его на место. Думает, что брат – утерянный кусочек, который скрепляет его душу. Вокруг них вампиры разбрызгивают знаменитые последние слова, в то время как Смерть присваивает жертвы Винчестеров, и это неважно. Больше неважно. Мир может остановиться, и это тоже неважно. Уже неважно.

Когда они отстраняются друг от друга, Мэри уже нет. Сэм ищет ее в закончившейся резне, но она ушла. И только когда братья уходят – Дин тяжело опирается на Сэма – Сэм слышит кое-что. Ее голос четкий и сильный. Не смех и не крики. Не бессмысленный шепот, не сказки на ночь из другого мира. Он не может разобрать слова, но это неважно. Они приносят спокойствие.

------------

Всё начинает в Эпплтоне, Висконсин, с окровавленного вампира под ботинками Сэма, и никогда не заканчивается. Как будто братья понимают, наконец, что сквозь них все еще бегут трещины, трещины, которые нужно загладить, заполнить. Есть в их душах провалы, которые кровь, смерть и смех просто не в силах закрыть. У них нет штукатурки, чтобы замазать трещины, поэтому язык Сэма выписывает новый завет на коже брата.

Когда ночь приносит темноту, Дин прижимает брата к стене. Сэм запрокидывает голову и стонет его имя, пока не перестает слышать даже гром. Дин скользит ногтями по спине Сэма, а Сэм вонзает зубы в плечо Дина. Вместе они извиваются на односпальной мотельной кровати, и невозможно отличить, где заканчивается один и начинается другой.

Они не обращают внимания ни на что: ни на шепотки администраторов, ни на приподнятые брови столпов общества. Они принесут Ад в этот мир, напитают Землю кровью. Счет тел растет, машины на автосвалке, надгробия на кладбище. Где-то они осознают, что поступают неправильно, что разрушение сочится из трещин в их рассудке.

Но конца не будет. За каждого оставшегося в живых Дин сильнее впивается пальцами в бедро брата. За каждое нетронутое здание они сжигают поселок. За каждого, превращенного в пепел, Мэри смеется и танцует в огне.

------------