Глава 36

«Как мне победить Темного? – испугался Веня, устремив растерянный взор на врага. – Ведь я уже отказался от столь страшной силы…»

- Не бойся, - Керкленд бессильно уперся спиной в дерево и тоже посмотрел на Яо. – Иди…

Италия встал на ноги, а в его руках вдруг появилась труба России. Он немного удивился, так как был уверен, что только темная сила ее призывает, но, нет, значит, ошибался. Иван сказал бить врагов трубой, и теперь она – как оружие-ангел-хранитель.

«Артур может попасть под огонь, нужно что-то придумать…» - Венецианно мельком глянул на раненого, затем снова на китайца.

«Я уже второй бой слил… - обреченно подумал Керкленд. – Вот невезуха. Неужто совсем состарился?»

- Китай, это я хотел с тобой сразиться! – смело воскликнул Италия.

«А коленки-то дрожат…» - умилился Арти, наблюдая за другом.

- Давай, это… - вдруг смутился Веня и даже порозовел, прикусив нижнюю губу. – Отойдем и разберемся один на один!

- Тебе не хватает брутальности, ару… - заметил Яо и рассмеялся, но тут же успокоился. – Хорошо, пошли, раз ты так боишься, что я ненароком пришибу этого мерзкого англосакса.

«Удачи…» - мысленно попрощался Керкленд с итальянцем.

Противники вышли в поле. Пока они только пробирались к нему, Венецианно бросало то в жар, то в холод: он смотрел на Китай и понимал, каких сейчас огребет люлей от него. Даже промелькнули такие коварные мыслишки, как напасть на противника со спины сейчас, но тогда Яо может отомстить и оторваться на Англии. Нет, это плохая идея! Тем более, Веня сам вызвался на честный бой.

И вот они стояли друг напротив друга, дожидаясь невидимого условного сигнала к началу схватки. Италия мечтал о победе, но в голове застряла лишь одна дурацкая песня: «Надо радоваться, не надо напрягаться…» Которая была уж совсем не к месту. Венецианно даже головой тряхнул.

- Раз у тебя только труба, то я уберу гранаты и огнестрельное оружие, чтобы дать тебе фору, но возьму меч, - Темный Китай достал ножны.

- Хорошо, спасибо, - поблагодарил его Италия, но от этого ему легче не стало.

И тут же вспомнил, что когда-то за ним гонялся Артур с подобным оружием, отчего мороз прошелся по спине. Китаю – больше четырех тысяч лет: он мастер меча и боевых искусств. Он настоящий воин. Темный воин! Италия почувствовал, как воздух вдруг надавил на плечи, стоило Яо встать в боевую стойку. Венецианно тут же захотелось сдаться. И вовсе не потому, что он всегда сдается; причина другая: одного взгляда достаточно – Яо уже рубит тебя на куски ловким взмахом меча. Это не Керкленд. Это высший уровень мастерства! Изящный… опасный… мгновенный…

Яо соврал: огнестрельным оружием он не так хорошо владеет, как мечом. Ближний бой – это то, что он любит, что уважает и то, чего жаждет.

Самое страшное – сдаться нельзя. Если бы Китай не был Темным, это другой вопрос. Можно было бы капитулировать и уйти домой вместе с Англией. И извиниться перед Россией. Он бы не обиделся. Но…

Но Китай сейчас не тот: не пощадит, даже если попытаешься отступить. Ударит в спину, разрубит, даже если бросишь белый флаг! Либо умереть с позором, либо – в бою, пусть и сулившем смерть – выбор невелик.

Италия вздохнул. Горький выбор. Но он знал одно точно: умирать с позором не хотелось. Ему вообще-то жить хотелось, а если сопротивляться, то можно и выжить. Небольшая надежда на спасенье, но все же есть.

- Когда разберусь с тобой, доберусь и до твоего британчика, - измывался Темный Яо.

«Британчика-танчика-танчика… - снова глупые мысли и ассоциации лезли в голову итальянца. – Да, он тоже… наглый как танк. И это…под «твой британчик» Китай подразумевал что-то интимное, а не то, что я его завоевал? – вдруг смутился Веня. – Почему он так решил?»

Тут Италия вспомнил недавний английский поцелуй.

«Ну, да… со стороны наверняка выглядит, что между нами что-то есть, - задумался Веня и вспомнил то, как они с Артуром стали близки в последнее время. – Хотя, не буду отрицать: между нами и вправду существует негласная связь. Мы стали чуть больше, чем просто друзьями, но и не любовниками. Что-то нежное, но не пошлое… и…»

Веня вдруг подумал, как было бы замечательно: победить Темного Яо, вернуться к Англии и обнять его. Крепко-крепко! И радоваться тому, что живы.

«Да, я хочу его защитить!» - Венецианно перестал дрожать и сильнее сжал обрезок трубы.

Китай ощутил, как сильно поднялся боевой дух у противника, потому не стал больше ждать: рванул вперед к нему, пока оба жаждали победы и схватки.

Италия стоял неподвижно, а китаец несся навстречу с оголенным мечом. Венецианно – не Темный больше, но восприятие мира все равно изменилось. Словно для них двоих открылось особое пространство, в котором совершенно другие законы: время замедлилось, а мысли текут все с той же обычной скоростью.

Китай занес меч над головой, Венецианно же смотрел на длинное лезвие. Мощный удар трубой по мечу – отвел его вправо и… противник открыт! Но чем его ранить?

Только удар левым кулаком под челюсть! Италия вложил в этот удар все свои силы, и в эту минуту желал спасти Артура и помочь России. А последнего так вообще нужно вернуть из Тьмы и чем скорее, тем лучше.

«Еще не время сдаваться!» - Италия сам не верил тому, что говорил самому себе.

Яо никак не ожидал такого быстрого выпада, а ведь он уже предвкушал, как разрубит этого недотепу. Он упал и распластался на земле, но меча не выронил. Веня в этот же миг навалился сверху: перехватил руку с опасным оружием и… со всей силы ударил лоб в лоб. Да так, что искры из глаз посыпались!

Противники замерли. Этот удар был такой силы, что сотрясение мозга неминуемо для обеих сторон. Возможно, Китай бы и потерял сознание, проиграл, если бы не одно «Но». Тьма вихрем вырвалась из него и окутала плотнее. Он только рассердился! Стал сильнее…

Италия почувствовал, что враг выпрямляет руку с мечом, и ему невозможно сопротивляться: как бы он ни давил на него сверху – Темный Яо сильнее телом. А в глазах китайца просматривалось безумие и жажда крови.

«Ближний бой с ним – самоубийство!» - Венецианно захотел отпрянуть, но Китай схватил его одной рукой за грудки, а лезвие меча приставил к горлу.

Италия вдруг увидел свою смерть в глазах неприятеля: одно ловкое движение – и голова с плеч. Но что-то упало с самого неба, как показалось итальянцу. Длинные ножи вонзились в плечо Яо и чуть не пронзили шею. Сам же китаец устремил свой удивленный взгляд сквозь Италию.

«Здесь еще кто-то!» - догадался он, и не успел задуматься о том, кто же пришел на подмогу, как этот таинственный незнакомец схватил его за шиворот.

Очень грубо оттащил от Китая, да так быстро, что Веня не успел и пискнуть, чтобы возразить.

В нос ударил запах духов и косметики. Но такой легкой, приятной, знакомой…

- А? – Италия запрокинул голову назад, чтобы посмотреть на свою спасительницу, когда та остановилась.

Так и есть: холодные волчьи глаза, вечно недовольное личико, да длинные светлые волосы, что коснулись его лица. Хотя сейчас ее глаза выдали некоторую озабоченность и тревогу.

- Как твоя голова? – Беларусь положила ладонь на его лоб.

Она видела то столкновение лоб в лоб.

- Кажется, я влюбился! Ва-а-а! – парень обрадовался женскому вниманью и разомлел.

Девушка лишь раздраженно фыркнула и бесцеремонно бросила Венецианно на землю.

- Мы пришли сюда помогать брату, а не тебя спасать, неудачник! – разозлилась она и в спешке направилась к пришедшему в себя после ранения Китаю.

- А-а! Не серчай, просто ты милая! – Италия чуть огорчился ее холодному приему, но девушка даже не обернулась.

Ее внимание было приковано к врагу России (а, значит, и ее врагу).

- Ты? - прорычал Темный, уже поднявшись на ноги. – Хотя, стоило ожидать, что свита России прибудет на подмогу…

Наташа лишь смерила его высокомерным взглядом – она сама была готова зарычать. Да и не умела она вести переговоры. Предпочитала действовать! В том числе и на нервы.

Один взмах рукой, затем второй – ножи снова заблестели, прорезая воздух. Китай еле-еле увернулся, затем переместился левее.

«Где вторая?» - насторожился он.

***

Англия очнулся от тряски. Открыл глаза: кто-то нес его на плече, и первое на что обратил внимание Арти – у незнакомца была круглая задница… и мягкая… Слишком мягкая, чтобы быть мужской!

«Женщина! Женщина меня несет!» - его кодекс чести взбунтовался.

- Отпусти меня! – потребовал британец.

- Как скажешь, - ответил высокий голос.

Керкленд мигом оказался на земле, а над ним возвышалась Украина.

- Привет! – она вдруг смущенно улыбнулась, потерла свой носик и положила руку на… рукоять сабли?

Дева заметила, куда он смотрел и удивилась. Обычно мужчины не туда смотрели, а куда повыше.

- Казачья сабля, - ответила она на его немой вопрос. – Китай наверняка возьмется за холодное оружие, вот и я решила…

- А ты ей умеешь сражаться? – засомневался Керкленд, ведь Украина обычно так неуклюжа и плаксива.

- Обижаешь! – покраснела она и задрала свой нос. – В этом мастерстве я даже круче Ваньки! Не веришь? Спроси у него…

Англия снова посмотрел девушке в глаза. Нет, Арти! Это не глаза, смотри выше! Да, у нее снова расстегнулась пуговка, но ты не обращай внимания. Сэр Керкленд вдруг представил себе, как Брагинский и сестры тренируются в фехтовании, а Украина побеждает их всех. Британец невольно улыбнулся. Ему вдруг стало завидно. Страшно завидно!

У Артура тоже есть братья, но почему-то, глядя на эту славянскую троицу, он чувствовал себя одиноко.

«Их родство так явно, пусть даже они иногда ссорятся и недопонимают друг друга, но я смотрю на них и вижу – это семья, - размышлял он. – Они не стыдятся своего родства, напротив, гордятся. Они глотку перегрызут любому, кто встанет между ними».

- Нужно торопиться, пока Беларусь не убила Китай, - бросила Украина и потащила британца за собой.

«Что она только что сказала?!» - Керкленд лишь сейчас осознал смысл ее слов.

***

- Не подходи к нему близко – его сила, как у Супермена из-за Тьмы, - Италия вовремя остановил Наташку, поймав за плечо – она уже собралась вцепиться в Темного Яо, чтобы придушить голыми руками.

Она повела плечом, скидывая руку парня, но наступать на врага не стала. Венецианно уже немного пришел в себя и готов был поддержать союзницу в бою.

- Что? Ножички кончились? – подтрунивал китаец и его Тьма сгустилась.

Беларусь лишь цыкнула.

- Зато у меня есть это! – Италия стал закидывать его белыми флагами разных моделей и размеров.

А что? Нужно же чем-то отбиваться!

Китай ловко отбрасывал флаги одной рукой, но когда последний раз белая ткань прочертила воздух, то, словно занавесом открыла следующую картину: Украина бежала прямо на него с саблей в руке.

«Вот ты и показалась!» - Яо ждал ее появления.

Мечи скрестились.

***

- Нет, левый фланг мы окружили! Сдавайтесь! – требовал Америка, но Брагинский не слушал его.

Люди гибли под обстрелом. Окруженцы не сдавались – шли на верную смерть. Иногда прорывались через оцепление, последним отчаянным рывком нанося непоправимый ущерб врагу.

- Рашка! Сумасшедший, пожалей своих людей! Я возьму пленных! – казалось, что Альфред даже просил об этом.

Он хотел победить. Страшно хотел. Но уничтожать тех, кто уже проиграл и по определению должен сложить оружие, по сути, бесчестно, но что делать, если они не сдаются? Бессмысленное кровопролитье. Казалось бы, окружить и взять в плен – отличная военная техника! Обычно этим и заканчивались сражения. Но не в случае с Брагинским.

После окружения города или какого-либо фланга начиналась самая тяжелая работа. Альфреду это напоминало концовку шахматной партии: выигрывающий противник последними фигурами пытается поймать короля соперника, а тот все прыгает по всей доске. Правила игры засчитают ничью или же победу в таком случае, конечно, но если продолжить, то загонять короля можно так, что по неосторожности получишь в лоб от него и огребешь от последней слабой фигуры.

Этим и занимался в бою Брагинский, будучи в окружении: терпеливо раздражал врага своими «перебегами» по полю, утомляя и истощая нападающего. Если в одном месте русские легко отбивали атаку, то в другом – враги «зависали» над окруженцами.

- Да пи..дец какой-то… - самому себе говорил Альфред.

Он уже отдыхал у себя в палатке. Смотрел на карту туда, где «застряли» его люди и техника. Оставить окруженцев и пойти дальше нельзя – ударят с тылу. Сдаваться – не сдаются. Только напролом, уничтожая каждого.

«Если Брагинский будет защищать так каждый город, то… - невесело рассуждал Джонс. – То придется убивать каждого русского, так как всех предателей и дезертиров Иван убивает сам лично. Никого не жалеет: ни людей, ни себя… чудовище…»

Америка думал, что Иван уже ничем его не удивит, но ошибался.

«Хочешь победить – убей меня!» - невольно вспоминались слова этого сумасшедшего.

Мурашки по коже.

«Если я буду уничтожать всех его людей, то это не что иное, как геноцид. Я еще раз убедился, почему с ним так тяжело воевать. Брагинский нарочно развязал смертельный поединок. Если так пойдет и дальше, то Литва окажется прав: либо я убью его, либо сам отступлю, или же меня проводят до Вашингтона пинками. Попытка взять Ивана в плен теперь мне кажется… такой невозможной…»

- Но я попытаюсь! – упрямился он.

***

Звуки войны стали тише – наступила ночь. Штаб Брагинского временно располагался в заброшенной школе. Сам же Иван сидел за столом и внимательно изучал карту, на которой располагались фигуры. Он думал над следующим своим ходом.

Вдруг усмехнулся и обратил свой взор на Москву. Прочертил красной стрелкой путь от нее до Санкт-Петербурга – самое время освобождать город, пока Альфред застрял в Прибалтике.

Окружить и задушить…

«Скоро Нева окрасится алым, - предрекал он. – Ничего, воды смоют всю грязь…»

Он надеялся, что испугается, если представит Питер утопающим в крови, но нет – в груди мерзлота. Она все глубже и глубже пускала свои корни, сжимая душу в своих опасных объятьях.

Иван встал и неспешно подошел к зеркалу. Он уже давно не смотрелся в него. Боялся собственных глаз – не хотел видеть там Дьявола. От усталости сознание расплывалось, восприятие искажалось. Мир представал в другом свете. Тонкие миры перемешались с реальностью, сводили с ума. Вот и сейчас: отражение приветливо улыбнулось ему, словно только что увидело его, чуть склонилось, руками коснулось невидимых границ зазеркального и реального миров.

Иван захотел опустить руки и отвернуться, но его Темное «Я» в отражении вдруг нарушило границы зазеркального мира, сцепившись пальцами с Россией настоящим. Брагинский не испугался: спокойно и с некоторым интересом следил за тем, что же еще предпримет Тьма? Но зато перепугался увиденного только что незаметно вошедший Лит.

Дверь была приоткрыта, потому он и решил заглянуть. Иван не заметил шпиона, поэтому продолжал стоять, сцепившись руками с собственным Злом. Оно чуть подалось вперед, оттесняя Россию, чтобы полностью выйти из своего измерения.

Грех все еще смотрел в глаза Брагинского, словно зачаровывая его, делая все более и более холодным, равнодушным. Гость из зазеркалья чуть парил над полом, окружая себя темным вихрем. Он склонился к лицу невозмутимого русского и коварно улыбнулся ему, теперь коснувшись щеки ладонью. Зло заговорило, точнее, запело, словно произносило заклинание:

«Смотри на меня, слушай внимательно,
Делай, что я говорю сознательно.
И подчиняйся мне добровольно,
Даже если от этого больно…»

Лауринайтис вытаращился на них, все еще не веря своим глазам и ушам. Чудеса, да и только! Ужас сковал его.

«Дьявол! Это Дьявол искушает Брагинского!» - уверовал Торис… в Дьявола.

Грех продолжал, не обращая вниманья на третьего лишнего:

«Я знаю все, о чем ты мечтаешь,
Что ты стыдливо себе запрещаешь.
Мне бесполезно сопротивляться,
Проще и правильней сразу же сдаться!»

А то, что происходило дальше, уже никак не укладывалось в сознании Литвы: двойник одним рывком затащил зачарованного Ивана в свой зазеркальный мир! А само зеркало перестало отражать – превратилось в ворота в иное измерение.

Торис чуть не потерял землю из-под ног. Он уже приготовился лишиться чувств из-за страха, чтобы проснуться и поверить, что все это – самый жуткий кошмар. Но сердце вдруг екнуло – болело за Россию. Он, как робот, еле-еле сгибая и разгибая суставы, подошел к воротам Зла. С опаской заглянул. С одной стороны, хорошо, что зеркало больше ничего не отражало, так как Лит боялся на своем лице увидеть одни только глаза.

За порталом была темень и лестница, которая куда-то сворачивала. Лауринайтис шагнул вперед: воздух словно загустел. В другом измерении парень чувствовал себя иначе.

«Как во сне» - другого определения он дать не мог.

Ему казалось, что если коснется стен, то они ответят и изменят свою форму, а пол мог в любую минуту разверзнуться. Но ничего этого не произошло.

Коридор закончился, и перед прибалтом предстала удивительная картина: открытое сиреневое небо с висящей краснеющей луной, похожей на огромный фонарь; земля покрыта плитами шахматного цвета; издали виднелось, как «шахматная доска» заканчивалась и начиналась… хм… пустотой? Тьмой? Лит не знал точно.

В центре друг напротив друга стояли Россия и его злой двойник. Россия – на белом квадрате, Грех, соответственно, на черном. Зло пело и увлекало Ивана в свой танец, в котором есть лишь одно правило: каждый мог ступать только на свой цвет:

«Я твое отраженье,
Я твои ложь и сомненья,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить,
И не переубедить,
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной!»

Из других черных плит вдруг стали вылезать какие-то тени, с шипением пытались наброситься на Ивана, но тот ловко отпрыгивал от них на белые плиты, вырываясь из рук невесомого Дьявола-двойника.

«Война,

Война,

Война,

Война внутри души твоей!» - выли они.

Грех вновь оказался рядом с Брагинским, обхватив его щеки и прильнув к нему всем телом:

«Смотри на меня, когда я говорю,
Я склонюсь к тебе и повторю,
Ты побежишь, куда я укажу,
И скажешь то, что я тебе скажу…»

Двойник попытался поцеловать его в губы, но Иван вдруг рассердился и оттолкнул его. Тот воспарил над шахматной доской, выпуская свои вороновы крылья. Один взмах и перья ножами воткнулись в грудь Брагинского.

«Заплачешь, если я обижу,
Возненавидишь тех, кого я ненавижу, - Грех был уверен в своих силах и даже рассмеялся. -
Улыбнешься, если я улыбнусь,
А если убьешь меня, я тенью вернусь».*

Он устремился вниз, как беркут на добычу.

- Господи Иисусе!!! – перепугался Лауринайтис и сам не заметил, как оказался между ними лицом к, как он думал, Дьяволу. – Нет!

Грех в изумлении остановился и… исчез в волшебных искрах вместе с этим зазеркальным миром. Россия и Литва снова очутились в аудитории перед зеркалом. Торис смотрел на отраженье: задыхаясь от страха, он стоял с распростертыми руками, а позади него стоял Брагинский. Лит перевел взгляд с собственных испуганных глаз на отражение Ивана. Тот вдруг прикрыл глаза и коснулся дрожащей рукой своего лица: правда, оно не выражало каких-либо ярких эмоций, лишь легкое недоуменье и усталость. Но в этот же миг Россия пошатнулся и упал без чувств.

- Ах! – Лауринайтис только сейчас рискнул развернуться к нему.

На полу лежал Брагинский, и Торис не знал что делать.

«Хочу упасть рядом!» - его трясло, как в ознобе.

Упал на колени и потряс Ивана за плечо.

- Россия… Россия! – волновался за него Торис, но его вдруг ощутимо ударило током, а Тьма паутинками молний опутала тело. – Ах!

Торис отпрянул. Чуть сердце не остановилось!

Россия поднялся в воздух, словно что-то подняло его, окутывая щупальцами Тьмы сильнее, но затем он рухнул обратно на пол.

«Зло… оно лишь прочнее погрузило свое семя в него… - Лит был в этом уверен и, подползая к одержимому, заглянул в его лицо. - Жив, но каким проснется?»

Только он об этом подумал, как веки русского резко поднялись. Лит чуть в окно не выпрыгнул от ужаса, если бы… если бы Брагинский не поймал его уже на подоконнике, обняв со спины.

- А-а-а!!! – нечеловеческим голосом закричал Торис.

- Да я это! Я!!! – Россия не припомнил случая, чтобы Лит испытывал такой животный страх.

- Не пугай меня! Что ты творишь? - Лауринайтис заплакал, как дитя и прижался к его груди. – О чем ты вообще думаешь? Почему не сопротивляешься ему?

Лит потряс его за рубашку, отчего та расстегнулась.

«Superbia» - было нацарапано на груди.

«Гордыня?!» - Торис еще помнил латынь.

Нет, он знал имя его Греха, но парня смутила сама надпись… Как проклятье на челе – не к добру!

«Россия… ты не ищешь спасенья от Зла, - Лит осторожно дотронулся ладонью до росписи Гордыни. – Неужто задумал сделать невозможное: отдаться ему, и остаться при этом в живых?! Безумец, задумал играть со смертью: хочешь ее перехитрить? Немыслимо!»

- Я постараюсь… - Россия не читал его мыслей – и так все понял.

- Нельзя пить из чаши добра и зла одновременно, - покачал головой Торис.

- По крайней мере, я не собираюсь умирать в ближайшем будущем, а раз все мы – не от Бога, то рано или поздно исчезнем, - печально улыбнулся Иван, но Лит смотрел лишь на проклятую печать на его груди. – Поэтому я не боюсь безумствовать, если это необходимо.

- Я… - слезы снова скатились по щекам прибалта. – Пусть это будет не сейчас… и не завтра… а через много-много лет…

Горечь душила его, а говорить стало тяжело.

Брагинский поднял его голову за подбородок и поцеловал в губы. Лауринайтис уже и забыл, когда именно они перешли эту невидимую границу.

«Наверняка Тьма толкает его на столь безрассудные поступки, ведь он сам просил меня не делать этого! – Литва замер в исступлении. – Чем больше он поддается Греху, тем чаще воплощает то, что хотел, но боялся разрушить. Или…»

Торис обнял его за шею и ответил.

«Или боится, что смерть придет раньше, чем он успеет что-либо сделать?» - Лит сгорал от собственных чувств и впечатлений.

Но одно он знал точно – их страсть мимолетная. Они ведь договорились о «безответности любви», значит, Брагинский не будет настаивать на развитии отношений. Но, как и все русское – всегда есть маленькие исключения из правил.

- Прости, - Россия прервал поцелуй, но не отстранился. – На секунду мне показалось, что я замерзну, если что-то не взволнует меня.

Торису в голову пришла интересная мысль: «А что, если я влюблюсь в него и сам захочу быть с ним? А он будет отвергать меня, несмотря на то, что любит! Парадокс! Любить на расстоянии и от этого же печалиться – в этом весь Иван…»

Лит смущенно растянул губы в улыбке:

- Моего ответа боишься ты, а не я.

Россия задумался над его словами, но промолчал. После встречи с двойником он очень устал. По сути, Торис прервал их поединок, так как знал, что Иван примет его силу.

- Не делай этого, умоляю, - теперь прибалт угадывал его мысли. – Не поддавайся Злу!

- А вдруг я засну, а оно вернется? – подтрунивал Россия. – Ха-ха!

- Дурак! Это не смешно! – взбесился Лауринайтис.

- Хорошо, тогда все серьезно: что мне делать, если он вернется? Отвергнуть его сейчас – равносильно сдаться Америке. Прятаться от Греха, тянуть с решением? Это лишь вопрос времени. Но если я одержу победу раньше, чем он успеет меня поглотить – это то, на что я надеюсь, а иначе меня поглотит Америка. Тогда уж пусть сам Дьявол меня заберет!

Лауринайтис чуть с ума не сошел от подобных клятв. Страшных клятв! Невольно закрыл его рот ладонью.

- Не говори так громко!

«Почему?» - взглядом спросил Брагинский.

- Вдруг он услышит… - шепотом ответил Лит, но убрал руку.

- Кто «он»?

- Дьявол…

Россия рассмеялся.

- Я серьезно! – покраснел Лауринайтис.

- Наверняка он это узнал раньше, чем я успел это сказать, и хуже того: раньше, чем я успел об этом подумать, - ответил Иван.

- Почему ты так решил?

- Я сам себе Дьявол, - снова пошутил русский, но так серьезно, без улыбки, скорее себя осуждая.

Торис готов был продолжить спор, но лишь тяжело вздохнул и не стал.

«Этот упрямец и без меня все прекрасно понимает, но все равно поступает по-своему… негодяй…» - ему снова захотелось заплакать от досады.

- Тогда… тогда позволь я сегодня буду охранять твой сон, - сдался он.

Брагинский лишь кивнул. Парни оказались на полу: Торис прислонился спиной к стене, а Иван лег рядом, положив голову тому на колени. Лит усыплял Россию легкими поглаживаниями, запуская пальцы в волосы, серебрящиеся в ночном свете.

- Можешь колыбельную спеть, - Иван все шутил.

Торис лишь хмыкнул. Но чуть позже тихо запел, заметив в окне подглядывающую луну. Но не колыбельную, а то, что вдруг тоской навалилось:

«Задумывая чёрные дела,
На небе ухмыляется луна.
А звёзды, будто мириады стрел,
Ловя на мушку силуэты снов,
Смеётся и злорадствует любовь,
И мы с тобой попали на прицел…»

Литва невольно вспомнил поцелуй с этим безумцем, но сердце лишь согрелось.

«Я же своей рукою
Сердце твое прикрою,
Можешь лететь и не бояться больше ничего.
Сердце твое двулико,
Сверху оно набито
Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно…»

Ториса не покидало ощущения того, что они здесь не одни. Присутствие чего-то злого тревожило…

«Смотри же и глазам своим не верь,
На небе затаился черный зверь,
В глазах его я чувствую беду.
Не знал и не узнаю никогда,
Зачем ему нужна твоя душа
Она гореть не сможет и в аду…»

«Я же своей рукою
Сердце твое прикрою,
Можешь лететь и не бояться больше ничего.
Сердце твое двулико,
Сверху оно набито
Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно…»**

--------------------

* Otto Dix «Война».

** Агата Кристи «Каменное сердце».