Глава 57

Изумление всё еще сокрушало сердце Керкленда. Откровения Ториса о России и его сестрах не давали покоя, и чудо того, что ни одна из бомб не коснулась людей – не укладывалось в его представлениях о реальности.

«Я многое повидал, но этот случай уникален даже для меня», - Артур искал повод, чтобы пообщаться с Иваном наедине.

Крутился вокруг людей в молчании.

Россию облепили: поздравляли и поддерживали, хлопали по плечу и смеялись на радостях. Ваня заметил, что Англия преследует его взглядом, куда бы он ни пошел.

«Поговорить хочет», - Россия сжалился над его немой просьбой и кивнул тому.

Правда, за ним увязались сестры.

- Куда ты один? – Украина не отпускала его, поймала за шарф. Почувствовала, что улизнуть захотел.

- Твоя смена закончилась, - смиренно заговорил Иванушка и улыбнулся. – Пусть сегодня Англия подежурит.

Девушки одновременно посмотрели на англичанина. Грозно посмотрели.

- Почему он? – Беларуси идея не понравилась.

«Я устал от вас, дорогие сестры!» - хотелось сказать правду, но не стал обижать.

- Хочу кое-что с ним обсудить… - признался Брагинский.

«И вообще, с чего это я позволяю себя охранять?» - раздражение дало о себе знать.

- Вас нельзя вдвоем оставлять, - негодовала Украина и скрестила руки на груди.

- Почему это? – захлопал ресницами Россия.

- Вас тянет на потрахаться! - прямо в лоб сказала старшенькая, из-за чего покраснели все присутствующие. Даже… Франция, но тот так – заинтересованно стреляя глазками.

Иван и Артур переглянулись. Эта тема уже давненько стала для них запретной из-за чувства вины, но сейчас парни словно спрашивали друг друга: «Права ли она?»

- Об этом я с ним уже поговорил, можешь не беспокоиться… - Брагинский сгорал от стыда.

Не мог он говорить о столь личном при всех.

- А вдруг снова разгоритесь? – сестренка не смекала, что это крайне щекотливая тема.

Особенно для Керкленда. Он и раньше готов был пристрелить каждого, кто спрашивал его о личной жизни, которой в принципе и не было. У него, конечно, был круг избранных, с которыми он мог поговорить об этом, но когда его отношения становились общественным достоянием – хотелось мигом провалиться сквозь землю… и взорвать ее изнутри…

- А тебя это волнует? – Брагинский же держался молодцом, хоть и порозовел в лице.

- Конечно! Ты же мой брат! – железная женская логика непоколебима.

Иван вздохнул и нежно улыбнулся ей:

- Я рад, спасибо, милая…

Теперь уже Украина засмущалась – опустила глазки, потеребила руками складки на одежде.

- Пошли, - теперь Россия кивнул Керкленду и даже подманил к себе рукой.

«Ха-ха! Он мастер ставить всех на своё место!» - обрадовался брит и послушно последовал за ним.

- Береги себя, кровинушка! – Украина по привычке заплакала и, подбежав, обняла брата со спины. – Плохое у меня предчувствие!

Как у матери болит сердце за детей, так и у старшей сестры – за младших.

- Да с вами… - Иван даже вдохнуть не мог от таких крепких объятий. – С вами разве умрешь? Даже если и так – с того света достанете!

«Я тоже хочу, чтобы меня так же на войну провожали…» - малость позавидовал ему Керкленд и спрятал руки в карманы.

- А как же? - с иронией добавила Беларусь, и ее глаза лукаво заблестели.

- Теперь понимаете, почему я все еще жив? – усмехнулся Россия в ответ, высвободившись из рук Украины.

- Пошли, - бросил русский, вновь оказавшись рядом с Англией. Схватил за руку, потянул за собой.

- Куда? – на ходу спросил брит, спотыкаясь об изъяны земли.

- Хочу проверить готовность своих войск, пехоты в особенности, - ответил он, не глядя на собеседника. – Теперь Америка точно заявится, хотя уверен, что начнет он с воздушного обстрела… он всегда начинает с этого…

Затем Брагинский посмотрел на Артура через плечо и весело продолжил:

- А раз ты мой надзорный, придется везде следовать за мной! – Россия даже рассмеялся.

Англия не собирался быть надсмотрщиком – Иван сам так решил. Зачем?

«Его это забавляет?» - вознегодовал Керкленд, но зато на одну головную боль меньше – не надо думать, как он там.

- Эй, Ванька! – окликнула Беларусь и бросила грозный взгляд, когда тот обернулся. – Снова свяжешься с этим британским хмырём – сама трахну тебя так, что до конца времен сидеть не сможешь!

Девушка заразилась украинскими опасениями.

- Да будет вам! – судя по лицу, Иванушка испугался и остановился.

- Мое дело маленькое – предупредить! – Наталья твердо стояла на своем. – Таких, как ты, только так и воспитывают, а то дай свободу – по всем тяжким.

- Не доверяешь мне? – Брагинский надавил на ее совесть. – Родному брату, не доверяешь?

- Нет!

- Вот зараза… честная… - вознегодовал тот, так и не отпустив руки англичанина. – Слушай, я не собирался делать что-либо предосудительное, но мне нельзя говорить: «Нельзя!» Не осуждайте за то, что я только могу сделать, но не сделал.

- Но можешь, - добавила Наталья, хмуря брови.

- Давай, потом меня воспитывать будешь? – Ваня терпеть не мог ее давления.

Хоть она и самая младшая, но не считаться с ней – себе дороже.

- Потом поздно будет…

- Тогда я сделаю то, что всегда делаю! – развеселился русский и дал деру, лишь бы больше не спорить с ней, утянув за собой Керкленда.

- Беззаконник! – злилась на него Наталья, но преследовать не стала. – И как ты будешь усмирять свою гордыню, если ты даже перед сестрами не смиряешься?

Россия услышал ее, но скрылся с горизонта, так ничего и не ответив.

«Стоило сказать: «Хорошо, сестры, я обещаю, что не сделаю ничего такого, чего вы боитесь», ведь, по сути, я сам себе это и обещал, но нет… - совесть терзала русского. – Так нет же, надо было по гордыне показать несогласие! И ничего я не могу с собой поделать…»

Россия сбавил шаг, все еще удерживая за руку британского друга. Проходя мимо зеркальной витрины магазина, Иван краем глаза заметил, словно стал еще темнее. А если судить по состоянию души – так и было…

«Иногда посещают страшные мысли: исчезнуть и забыть о боли, - Брагинский понимал, что не может позволить себе такой роскоши. – Ведь кто-то должен сражаться…».

- Кстати! – Россия вдруг остановился.

Вспомнил что-то и, не отпуская руки друга, продолжил:

- Италия же завоевал тебя и подарил мне! Ты мой пленник, получается, - подмигнул Иван бриту.

Откровенно издевался – в нем «тролль невидимого фронта» просыпался.

«Я пленник России…» - раньше Англия лучше бы застрелился, чем сдался ему.

Но сейчас это его ни разу не волновало. Он смирился с тем, что проиграл итальянцу, и как-то не считал зазорным быть порабощенным Иваном.

«Я наказан за то, что всю жизнь ему травил», - подумал Артур и… улыбнулся.

Поймал взгляд Брагинского и ответил:

- Будь я прежним, то сказал бы: «Мне не страшно – сбегу, как только проиграешь Альфреду», но и сейчас мне не страшно – ведь ты со мной.

- Ха-ха! Получается мой надзорный – он же мой пленный!

- М-да… такие гибриды только в твоей стране случаются…

- Чего только со мной не случается, – риторически произнес Иван и продолжил путь.

Керкленд шел вслед за ним и смотрел в спину. Шли молча.

«Ни одна ядерная ракета не коснулась его…» - это не давало покоя Артуру.

- Ты хотел у меня что-то спросить, не так ли? – поинтересовался Россия, не оборачиваясь и не сбавляя шага.

Иван не забыл того нетерпеливого взгляда британца, намекающего на разговор по душам.

- Да, - отозвался Арти и задумался над тем, как правильно выразить в одном вопросе то, что его волнует. – Как тебе удаются… чудеса?

- А? – Россия резко остановился и непонимающе посмотрел на англичанина.

Артур тоже тормознул и, согревая руки дыханием, проговорил:

- Если откинуть все твои бесчисленные беды в сторону, то, чтобы ты ни делал, тебе не просто везет. Тебе охрененно везет! Порой, даже так, что удача противоречит любому здравому смыслу и законам мира. Как ты вершишь чудеса?

Англия не чувствовал пальцев – замерзли, а перчатки не помогали.

- Я верю в них, - лаконично ответил русский.

- Я тоже верю! – не выдержал Арти. - Меня окружают феи и единороги! Мой мир полон магии! Но почему меня настигают провалы, а ты – раз и все заеб..сь!

Англия негодовал так матерно, что удивлял даже матерого русского. Когда Керкленд успокоился и лишь дожидался ответа, тогда Иван взял его за руки и снял перчатки. Погрел в своих теплых ладонях его руки, подул горячим дыханием на замерзшие пальцы и, вытащив варежки из карманов, надел их ему.

- Двойные, с начесом… - задарил, в общем.

Пальцы британца стали покалывать – оттаивали. Артур с удивлением поглядел на неожиданный подарок.

- С моей формой не гармонируют… - по привычке буркнул он, но все равно остался благодарен, хоть и безмолвно. – Эй, подожди, ты сменил тему! Отвечай!

- Откуда мне знать? – Иван лишь развел руками. – И с чего ты решил, что это я творю чудеса? Это не я! Я могу лишь попросить о чуде…

- Что? – такой ответ застал Артура врасплох. – И как часто ты просишь о нем?

Иван пожал плечами:

- Раз в день точно, житейского чуда: не опоздать на работу, даже если уже проспал, догнать трамвай, когда тот уже отъехал, встретиться с тем, кого давно не видел и… внезапно совершенно случайно сталкиваешься с ним в вагоне метро в центре Москвы в час пик. Или же когда совсем нет денег даже на транспорт, а на улице похолодало, переодеваешься в зимний пуховик, и в кармане находишь ровно столько, сколько тебе нужно. Когда падаешь и не ушибаешься. Когда ищешь и находишь. Когда голоден – угощают.

Англия слушал его, не перебивая, и чем больше русский говорил о маленьких подарках свыше, тем шире и теплее улыбался. Россия же продолжал:

- Но когда произойдет несчастье, то стоит воспринимать это как испытание, ведь зло всегда бросает вызов тому, кто на стороне добра. А если начинаешь роптать: «За что мне это? Боже, за что? Ты не любишь меня?», то это все равно, что ругать своего господина за то, что он посылает тебя защищать дом родной. Вместо того, чтобы подняться с колен и дать отпор врагу, мы негодуем на того, на чьей мы стороне. И чем больше побед мы одерживаем в этой невидимой каждодневной борьбе, тем больше подарков нам сыплется с Неба. Но победив одного врага, нужно помнить – всегда приходит следующий, более сильный и хитрый, а свыше, в свою очередь, нам достается более сильное оружие. Может показаться, что ничего не происходит: так же встаем каждое утро, куда-то идем, что-то делаем, но на самом деле это не так. Невидимая война – она существует, и ее плоды отражаются на нашей действительности. И если мы негодуем и ненавидим мир, значит, враг одерживает победу… Поэтому…

Брагинский посмотрел на свои часы, стрелка которых стремительно вращалась по кругу. Казалось, что сегодня она особенно куда-то торопилась. Ваня опустил руку, а его взгляд вновь устремился на друга:

- Время беспощадно бежит, нужно спасать Альфреда из рук Гордыни, или же мне придется убить его, чтобы он не совершил еще большего зла.

- Мера за меру, так?

- Да… так…

***

- Мне везет, можно выспаться и после обеда пойти войной на Россию! – Альфред радовался, как ребенок.

Радость хоть и маленькая, но спать – святое дело для многих.

Разница в часовых поясах сыграла злую шутку.

- Брагинский! Вражеские самолеты-бомбардировщики над нами и морской флот на границах! – Ивана разбудил тревожный звонок.

- Который час? – спросонья спросил Иван, пытаясь отогнать сон.

- Полчетвертого утра, - осведомил звонивший. – Ждем ваших приказов!

«Мочить уродов и спать…» - хотел сказать Россия, но сдержался.

Он и так заснул только после полуночи – обходил воинские части, а потом проболтал с Керклендом за чаем.

Тот, кстати, наладил доставку в Россию гуманитарной помощи: медикаменты, одежду, воду…

И оружие, само собой разумеется.

Людей тоже – врачей, сестер и санитаров.

На большее королева и премьер-министр согласия не дали. Почему они позволяют Керкленду находиться так долго в России? Их интересует исход войны…

- Королева и премьер-министр сделали ставку: королева – на Россию, премьер – на Америку, - разоткровенничался Арти.

- И что на кону?

- Не знаю, королева промолчала, а вот министру королевская конюшня понадобилась, - Артур даже фыркнул.

- Так он же может купить себе любую конюшню, или нет?

- Может, но королевская – есть королевская!

Русский в ответ промолчал, не стал говорить о том, что британские правители с жиру бесятся. У него на кону человеческие души, а те все коней делят.

***

- Что там с десантом? – спрашивал Джонс по рации. – Они должны быть уже на берегу России!

- Сбиты, сэр! – ответил кто-то из майоров. – У русских очень опасные и точные зенитные войска. Радиус четыреста километров – предел. Уничтожают всё, что летит и плывет!

- Вот черт… - цыкнул Альфред и хотел уже ударить кулаком по стене, но вспомнил, что находится в подводной лодке.

Рука замерла на полпути к стене.

Он пересек океан, но не может высадить свою пехоту и десант на материк, так как Россия предусмотрел эту возможность и расставил зенитные войска не только на суше, но и на море.

- Найдите слабое место! – Америка прервал связь, а сам вернулся к электронной карте боевых действий.

Радар сияющими точками показывал местонахождение как чужих, так и своих летающих машин.

- Чертовы С-400, - он все еще ругал зенитки.

Ал никогда не думал, что они будут серьезным препятствием. Отправлять дорогущие самолеты, даже «беспилотники» стоимостью в несколько сот миллионов долларов – неразумно. Война всегда была дорогим удовольствием, но в последнее время особенно: железяка, напичканная различной электроникой и датчиками, можно сказать, собираемая всей Америкой и даже всем миром – военная игрушка для серьезных дядей-солдафонов. Очень дорогая. Если раньше считали человеческие потери, то теперь был важен материальный ущерб.

Если раньше ценили победу несмотря ни на что, то теперь люди негодуют, если победа достается ценою огромного ущерба, большего, чем у побежденного.

Частенько укоряли Ивана за 1812 г. Ему победа досталась жертвой целой Москвы. Пришлось собственноручно ее сжечь. Его материальные потери – более великие, чем у врага. Но, если раньше этим гордились, то сейчас такие жертвы лишь осуждаются. То, что было белым, перекрасили в черное.

«Даже одна человеческая душа на чаше весов перевесит все богатства мира», - отвечал Брагинский на критику в свой адрес.

***

Иван плыл по волнам океана на ледоколе.

«Кол-кол-кол!» - одним лишь носом пробивала себе путь железная махина фантастических размеров.

На ее широкой палубе стояли зенитные установки, а радар следил за возможными мишенями.

- Чисто! Враг отступил в океан, - отрапортовал полковник, отдав честь.

- Замечательно, теперь просто патрулируем границы, - обрадовался Брагинский, отпустил своего защитника и посмотрел наверх… на знамя военно-морского флота, освещаемое слабой подсветкой.

Косой синий Андреевский крест развевался на фоне белой ткани, преодолевая сильный морской ветер. Иван долго глядел на знамя, а когда русский перекрестился, тогда Керкленд понял, что тот помолился.

Британец сам не знал, как оказался на этом корабле, стоя справа по борту, с любопытством разглядывая то, как железная акула пробивается сквозь льды.

Да, спереди корабля были нарисованы зубы. Красно-черная акула…

Артуру выдали хорошую теплогрейку и шапку. Атлантический холод и рядом не стоял со смертельным морозом Северного Ледовитого океана. Кроме того, царила полная полярная ночь.

«Надо же, я думал, что война идет всего несколько дней, а уже середина декабря», - заметил он, посмотрел на звездное небо Северного полушария, чуть подавшись корпусом назад.

Голову задирать не хотелось – обнажать шею холодно.

«Красиво-то как…» - Керкленд на миг забыл о войне, ведь не так часто бываешь на верхушке Земли – там звезды ближе, чем где-либо.

Казалось, что смотришь Вселенной прямо в глаза. Подобные мысли приводили в трепет. Артур всегда любил море, оно помогало забыть… забыть о земных заботах и страстях. Вокруг целый мир! Бесконечный океан и Вселенная. И все мирские заботы теперь кажутся такими нелепыми и глупыми. Одно нахождение здесь очищало разум и душу от всей скверны.

Только ломающийся лед и шум машины напоминали о прежнем суетливом мире.

Англия не пожалел о поездке.

«Какие же мы глупые…» - сокрушался Арти, горюя лишь о том, как редко он и остальные люди любуются и восхищаются тем, что им даровано изначально.

Брит сильно подался назад и чуть не потерял равновесие, как кто-то поймал за плечи. Сильные руки удержали его и выпрямили. Керкленд долго не гадал, через секунду он узнал эти прикосновения и… дыхание.

Брагинский…

Не глядя на него, Артур уже догадался кто рядом с ним. Даже с завязанными глазами он узнает этого русского из тысячной толпы. Если усложнить задачу: без прикосновений. Все равно узнает. С тех пор, как они связались дружбой, Арти стал ощущать его без ощущений, то есть – тонко, духовными очами. Каждый человек имел особую духовную печать, но Керкленд теперь мог различить дух Ивана из всех душ.

«Если Сатана завладеет его телом, я буду первым, кто это заметит...» - как всегда невесело подумалось Англии.

Прижался спиной к Брагинскому. Так теплее. Ему не хотелось открывать рта из-за холодного воздуха, да и Россия не тяготил его разговорами. Просто стояли и ждали… войны…

Британец переключил свой взгляд с моря на людей. Наблюдал за русскими матросами и «зенитчиками» на палубе.

«С нами Бог и Андреевский флаг!» - клялись друг другу молодые и смеялись; казалось, они лишь играли, подражали тем морским волкам, которые погибали под этим знаменем, одерживая одну победу за другой.

Сейчас они шутили, но когда столкнутся лицом к лицу со смертью – все будет взаправду. Молодые романтики… кто-то на флоте впервые. Они радовались тому, что оказались здесь, и впервые хлебнули морского ледяного воздуха. А взрослые матерые командующие лишь с улыбкой и снисхождением относились к их мечтам.

- О-о! Как шумит и трещит! Круто! – восхищались те, кто впервые на ледоколе, указывая на то, с какой легкостью ломается толстая корка льда под тяжестью железа, открывая путь.

Вдали были видны еще ледоколы. Но тот, на котором плыли они – особенный. Атомный…

Топлива хватит лет на десять и не нужно волноваться, что может заглохнуть посреди океана, и люди умрут от холода и голода. Не нужно делать остановок для дозаправки или просить о топливе другие корабли.

Раньше он использовался только для научных экспедиций и транспортировки груза. В военном ремесле «Ямал» участвовал впервые. Да, так звали эту железную атомную акулу.

Керкленд все-таки задрал голову и посмотрел на Андреевский флаг. Усмехнулся. Вспомнил, как Шотландия показал ему, Керкленду, кузькину мать под этим флагом. А ведь именно Шотландия впервые догадался использовать это знамя в военно-морских делах. И побеждал…

И именно этот крест стал основой британского флага потом, при объединении этих двух государств – шотландского и британского.

- Знаешь, если попросишь Апостола Андрея о заступничестве, то не думаю, что он откажет тебе. Ведь Шотландии не отказывал, хоть тот и говнюк, - с ноткой обиды заговорил сэр Керкленд.

Не мог простить ему своего поражения.

Россия громогласно рассмеялся.

- Что смешного? – обиделся Арти, нахмурив густые брови.

- Шотландия нанес удар по твоей гордыне для смирения, поэтому Небеса и были на его стороне, закрыв глаза на его прегрешения.

- Но от этого я только сильнее злился.

- Зато народ радовался справедливости.

- Чей народ? – Англия наклонился вправо и удивленно посмотрел на Ивана.

- Его народ и те, кто видел твои беззакония. А те, кто не верил – уверовал, ведь чудеса для неверующих, не так ли?

- Любишь же ты давить на больное, - цыкнул гордый англичанин, но улыбнулся, глядя на льды перед собою.

- О да, ты просто не представляешь, как же я люблю… - тут Иван задумался, но продолжил чуть бодрее. – Люблю сокрушать гордые сердца!

- На себя посмотри, кто бы твое сокрушил, - проворчал брит и поежился, как бы иголками не оброс.

- А вот это уже неприятнее, - признался Брагинский и погладил своего английского друга по голове. – Этим уже Бог, сестры, особенно Беларусь занимаются, ну и… ты…

- Я?! – удивился брит и развернулся к Ивану лицом.

- Если бы у меня не было врагов, которые постоянно испытывали меня, то я бы совсем распоясался, - вдруг смутился Россия и даже отвел глаза. – Любить тех, кто любит тебя – это естественно, а чтобы любить врагов – это и есть духовный подвиг.

Брагинский широко улыбнулся и неожиданно для Керкленда, поймал за лицо и потянул за щеки.

- Тебя, козел этакий, долго вымаливал, особенно по молодости, хоть и бесил меня страшно, - откровенничал русский, делая больно другу.

- А-а… а-атпу-уш-ти-и… - щеки не казенные, других не дадут; Керкленд аж прослезился и схватился за запястья России.

Иван насладился его мукой под названием «А-а! Щеки, мои щеки!» и, скромно хохотнув, перестал издеваться.

- Все, считай, что отомстил тебе за все гадости, - радовался Иванушка, да так искренне.

- Какая-то месть милая … - вырвалось из уст британца.

Он приложил ладони к пылающим щекам.

- Ладно, я на мостик, командовать, - попрощался с ним Брагинский. – Просто ты мне грустным показался, поэтому и пришел!

И ушел.

Керкленд вновь отвернулся к морю, все еще держась за лицо. Он уже привык к странностям Ивана, поэтому воспринял его появление, как миссию: «Чтобы скучно не было!»

Но русский ошибался. Артур не скучал. Напротив, он ценил тишину и покой, единение со своими мыслями. В такие минуты он взвешивал все «за» и «против». Поэтому Иван мог бы не переживать насчет того, что «бросил» друга, из-за своей работы.

«Я не требую к себе внимания, ведь сам захотел тут находиться, - размышлял Керкленд. – Я прекрасно понимаю, что война не терпит заминок. И я ничего не требую от него для себя… недостоин…»

Так считал Артур: «Недостоин его любви».

Поэтому желание Ивана уделить ему, Керкленду, немного внимания – странное желание.

«Балует он меня…» - вздохнул брит и, убрав руки с лица, облокотился о борт.

«…долго вымаливал…» - про себя повторил он слова русского и… воображение разыгралось.

Представил себе, как после очередной гадости, например, прилюдного унижения на собрании или балу, распускании слухов о нем, из-за чего у России портилась вообще вся внешняя политика... Брагинский всегда знал, откуда грязь течет. Керкленд был так искусен в интригах, что портил буквально все отношения России с кем-либо! Даже если и захочешь с ним дружить – испугаешься клеветы от Англии. Никому не хотелось бросать вызов мастеру интриг. Его языка боялись сильнее, чем меча. И этим оружием он постоянно наносил поражение Брагинскому.

Артур вдруг представил себе, как после очередного такого поражения, Россия вставал на колени и… молился. Не размахивал мечом в ярости, не желал четвертовать негодяя (а если и желал, то быстро остывал).

Керкленд закрыл глаза, и отчетливо увидел, как юный Иван стоит в храме и… замаливает его, Артура, грехи, просит сокрушить его сердце. А зная наивность парня, наверняка просил: «Господи, пусть Артур станет мне другом!»

Такое откровение поразило Керкленда! Он открыл глаза, но океан и небо смешались перед взором из-за слез. Британец всю свою жизнь думал, что никто о нем не молится.

«А что, если и Франция молился обо мне?» - вспомнил и о нем.

И тоже отчетливо увидел, как этот француз стоит, сложив руки вместе и молит: «Боже, умягчи сердце этого нерадивого…»

Франция – самый богобоязненный из всех, у того что ни несчастье, то промысел Божий.

«Молились-таки…» - расчувствовался Англия и так тепло стало от мысли, что даже его лютые враги искренне желали ему добра и исправления.

Несмотря ни на что…

Вот теперь Керкленду сделалось и грустно, и радостно. Переместился боком, как маленький крабик, за ящики и успокаивался. Сердце его таяло от оков льда, и эта соленая горячая вода проливалась слезами.

Грустно ему было оттого, что совершал зло, а радостно – сильнее полюбил как Ивана, так и Франциска. Ему захотелось обнять этих двух и поблагодарить за добро.

«Спасибо вам… спасибо…» - Керкленд уже давно не был так благодарен кому-либо.

Он был сокрушен их добротой и теперь сам молился за них и за победу, и за Альфреда. И чем больше он открывался в своих чувствах в молитве, тем сильнее сокрушался. Тем сильнее ему хотелось, чтобы Иван победил в этой войне и спас брата.

Ему ничего не оставалось, как уповать на Бога и Россию, и даже на Апостола Андрея, хоть Керкленд и не православный, чтобы молиться о заступничестве через посредников.

Война – отличное оружие для веры.

А Россия так и не узнал, как сделал «весело» Артуру. Тот ему не сказал, постеснялся, оставил тайной. Да и не в характере Керкленда открывать свои чувства, пусть и очень сильные. Даже если это чувство благодарности и любви. Да, он говорил о них и раньше, но это не значит, что он будет повторяться снова и снова. Для этого нужен особый случай и подходящее место. Арти не может, как Америка, прийти туда, где стоит предмет его любви (или благодарности), и громогласно при всех признаться во всем. Керкленд предпочитает всё делать инкогнито, даже от самого предмета любви и благодарности. Англия и Америка – как две крайности.

***

Иван любовался океаном, хотя, казалось, что в нем было больше льда, чем самого океана. На то он и Ледовитый…

Все же Керкленд больше любил морские горизонты, как островитянин. Россия больше тянулся к рекам да озерам. Пресноводный, в общем. Зеркальная гладь лазурных озер, спокойное течение широких рек, в которых отражается не только небо, но и зелень берегов и плакучих ив.

Безмятежность и покой вод манили Ивана, а не морская буря и волны. Но жизнь заставила покорять и океан, чтобы защищаться.

***

У Америки тоже были ледоколы, а иначе бы не добрался до российских вод. Ледоколы оставляли дорожку, за которой следовали остальные вооруженные корабли. Морской бой во льдах сильно усложнялся, становился предсказуемым, из-за того, что корабли могут перемещаться только по «окнам».

- Нужно уничтожить корабли с зенитками на борту, - вот что являлось целью Альфреда.

Но как это совершить?

- Потопим зенитки – прорвемся к материку! – Джонс продолжил свою воодушевленную речь.

- Тогда нужно пустить в бой не самолеты, а подводные лодки, - предложил кто-то из главнокомандующих. – Уничтожим ледоколы – закроем пути к наступлению, корабли сотрутся о льды. А там и добьем.

- Отличный план! – обрадовался Америка, хотя в душе немного пригорюнился.

Душа лежала к самолетам и небу, а не к морским глубинам. Летать – значит быть свободным. Свобода – его идеал. Но теперь ему нужно воевать на воде…

***

- Вражеские подводные лодки на радаре, - донеслось до Брагинского.

- Расставить подводные и надводные мины и отступить! – приказал Иван, затем улыбнулся. – Вилять будем.

Русские были щедры до такого добра. Россия сбросил самые разнообразные «подарки»: мины, взрывающиеся не только от непосредственного контакта с корпусом корабля или подводной лодки, но и неконтактные, реагирующие на магнитное поле или акустику, или на гидродинамику судна.

- Пусть плывет к нам по минам, а мы от него, - приговаривал Россия, заманивая его в ловушки, и взял путь к материку, туда, где тоже были зенитки.

«Вот как… - британец догадался о планах русского. – Иван не собирается атаковать его в море. Он просто играет с ним в догонялки, изматывает. Америка не сможет высадиться на материк, по крайней мере, в европейской части России. В этом преимущество океана. Проблема войны России и Америки – осесть на материке противника. Если бы Россия хотел напасть на Альфреда, то столкнулся бы с точно такой же задачей: как высадить свои войска, если кругом обстрел?»

***

- Русские ушли с зоны досягаемости подводных ракет. Между нами подводные мины и километры, - сообщили Джонсу.

Тот сидел в своем отсеке и яростно кусал свои губы в нетерпении.

- Разминировать, - на удивление спокойно приказал он и подошел к подчиненному. – Мы должны прорваться! Разминировать и догнать!

Америка поспешил к военнокомандующим. Узкие отсеки подводной лодки с непонятной и сложной аппаратурой были неприятны ему. В самолете, конечно, еще теснее, но воздушную машину можно покинуть, катапультировавшись, а тут на тебя лягут тонны воды. Ледяной воды…

Америка верил в неуязвимость в таком Темном теле, но мало приятного ждет, если лодку потопят.

Это было малое, что его беспокоило.

«Россия, если я не смогу высадиться на этом берегу, то… - боязливо размышлял Джонс, уже оказавшись с подчиненными. - …То мне придется искать другой берег!»

Такая перспектива ему не нравилась.

- Если русские начнут заманивать нас к берегу, то потом они атакуют с двойной силой. Удары ракет с наших подводных лодок – только на них и надежда, - рассказывали ему серьезные люди в погонах.

- Что там с другими берегами России? – невесело спросил Джонс, потирая виски пальцами.

- Все силы сосредоточенны у европейских берегов, за Уралом – уже не так густо, а вот на Дальнем Востоке и в Беринговом проливе – чисто.

- Чисто?! – удивился Альфред и поправил свои очки, которые сползли на нос.

- Да, русские все свои силы сосредоточили здесь – перед Уралом и Ямалом.

Джонс сел. Задумчиво посмотрел на карту. Камчатка так и кричала: «Начни с меня, козел!»

- Брагинский только этого и хочет! – рассердился Ал, но лишь покусал свой ноготь на большом пальце, чтобы не сломать чего в лодке. – Он нарочно хочет, чтобы мы высадились здесь…

Его палец лег на российские берега Берингова пролива, а затем провел от Дальнего Востока до Урала, приговаривая:

- …Чтобы мы протопали по всей его огромной земле: по его топям и болотам, по его дремучим лесам и тайге, до его, бл..дь, столицы, лет этак, через десять!

Америка гневался, сжал кулаки.

- А зная его скверный характер, он будет очищать собственные города от людей, топлива и еды, лишь бы мои люди умерли от голода и холода, чтобы я тратил все деньги и средства на путь из Камчатки до Москвы! Нет, мы не позволим ему такого удовольствия!

- Сэр, некоторые корабли подорвались на минах, - сообщили по рации.

- Поосторожнее! Где тральщики?! – наехал на них Джонс.

- Работают! Много мин уже нашли, разминировали и очищаем путь, - отрапортовал связной.

- Ладно, работайте… - Америка не нашел к чему придраться.

У саперов работа сложная… медленная…

Последнее больше всего раздражало юного и нетерпеливого парня.

Отдав все распоряжения, Ал ушел к себе в отсек. Ему хотелось совершить зло. Притом не просто маленькую пакость, а настоящий вред. Недолго думая, вызвал Князя Тьмы одной лишь мыслью.

Князь тут как тут, и с интересом уставился на взволнованного юношу. Америка стоял, прислонившись спиной к стене, даже улыбнулся ему.

- В твоих глазах – азарт, - отметил Гордыня вместо приветствия, что само собой подразумевало не тянуть резину, а перейти прямо к делу.

- Мне нужен диверсант. Хочу разрушить планы России изнутри, - пояснил Джонс и пристально поглядел на Темного.

- И?

- Можешь послать какую-нибудь нежить и навести ужас в рядах врага? – попросил парень и состроил щенячьи умоляющие глазки.

- Нежить?! – удивился Гордыня, затем подлетел к юноше почти вплотную. – Все мы – нежить.

- В общем, так! – всплеснул руками Альфред и попятился боком от Князя. – Мне нужен невидимый диверсант, который внедрится к врагу и ослабит его!

- Хм… - Гордыня задумался, погладив свой подбородок. – Диверсант, говоришь? У России есть нежелательный союзник – Англия. Можно на него «повоздействовать».

- Как?! – тут же оживился Америка и замер.

- Будем давить по страстям.

- По страстям? Как?

Гордыня поймал парня за щеки и злорадно усмехнулся:

- По старым страстям, дорогой мой мальчик…

Позади него появился… Темный Франция.

- Похоть? – узнал его Ал.

- Всегда готов! – как пионер отозвался похотливый весельчак и очаровательно рассмеялся.

Князь отпустил Джонса и развернулся к подчиненному:

- Не спускай глаз с Керкленда, дай предлог в мыслях, а если примет его и начнет обмозговывать, проникни в тело и мучай.

- С радостью! Ха-ха! – Похоть понял приказ и исчез.

- Что за предлог? – Америка не понял, что это за странный процесс захвата тела.

- Чтобы страсть поселилась в тебе, нужно всего лишь принять ее предложение, и она завладеет твоим умом, станет навязчивой. А если ты ее допускаешь не только в своих мыслях, но и на деле, то она поселяется в теле, оскверняет его…

Князь растворился в воздухе бесследно.

Альфред сел на пол и посмотрел на свои когтистые руки. Вместо радости… грусть…

Странная мысль посетила его: «А что если люди и не помышляют о грехе пока… пока не появится это самое предложение? Тогда это мы, люди, решаем помышлять ли нам зло или же отказаться от него…»

Альфред обнял себя за плечи. Холодно.

- Тогда все мы – виноваты, - парень подтянул колени к груди и спрятал лицо.

Не хотелось признавать своей вины в чем-либо, хотелось винить кого угодно, но только не себя любимого. Америка понимал, что предается самообману.

Закрыл глаза. Захотел прислушаться к голосу. К совести. Он всегда боялся ее голоса, ее слова сильнее лезвия меча.

- Все равно… пропаду… - решился он погрузиться в свои забытые чувства.

Сначала что-то мешало, зло не позволяло, закрывало уши и глаза, уводило за собою… но Альфред вспомнил о молитве.

«Господи, позволь мне послушать ее…» - Америка хотел еще что-то сказать, но и этого было достаточно, чтобы почувствовать голос своего погибающего духа.

«Странная штука: ты смотришь в небо

И видишь свою звезду.

Но она слепа и глуха к тому,

Кто переступил черту.

Брось свой камень с моста - и тут же

По воде разойдутся круги.

Если б ты помнил об этом всегда,

Вставая не с той ноги…»

Слова, такие простые, но задевающие за самое… самое живое.

Слушал. Терпел. Не смел перебивать.

«У тебя, безусловно, были причины

Выиграть первый бой.

Но вряд ли ты потрудился представить,

Все, что это повлечет за собой.

Твой самолет, готовый взорваться,

Уже набирал высоту.

Вряд ли ты думал об этом, когда

Переступил черту…»

Ногти ощутимо вонзились в ноги.

«Черта.

Нарисована мелом.

Ее не видно на белом.

За нею дверь в никуда.

Ты сам ничего такого не делал,

Ты бросил камень с моста,

Сказал: покажи мне того, кто знает,

Где она эта черта.

Эхо заблудилось в ущелье и как раненый зверь

Кричит в пустоту.

А ты сидишь и ждешь Воскресенья,

Переступивший черту.

Изменился вкус у вина и хлеба,

А воздух прокис, как клей.

Все чаще тебя посещают виденья

С лицами мертвых людей.

А, в общем, и в целом ты славный парень,

Ты любишь деревья в цвету.

Теперь от тебя ничего не зависит,

Теперь - круги по воде.

Теперь беда спешит за бедою,

Цепляясь бедой к беде.

Теперь ты носишь цветы к могилам

И тянешь руки к кресту.

Ты очень давно начал эту войну,

Переступив черту…»*

- Замолчи! – Джонс закрыл уши, прижимая голову к коленям. – Замолчи, я знаю! Знаю, что…

Юноша заплакал. Всхлип. Еще.

- …Мне нет прощения и спасения…

Холод сковал ледяными руками.

«Но как бы хотелось все вернуть и забыть этот кошмар… простите меня, но вы меня не простите. Спасите, но некому…»

***

Что-то невидимое, но невероятно мерзкое скользнуло на борт «Ямала». Пролетело по палубе и ушло к каютам.

Керкленд мирно спал, закутавшись в шерстяное одеяло. Он даже не подозревал, что стал целью невидимого врага, желающего его мучений и смерти. Монстр не имел форм, завис в середине комнаты, но затем заполонил все пространство собою. Намеревался закинуть удочку и завладеть умом несчастного.

Артур видел обычные сновидения, ничем непримечательные, но несколько суетливые. Но все изменилось, когда нечистый проник в его воспоминания и нашел то, что ему нужно…

***

Обычное заседание, саммит большой восьмерки. Артур уже не помнил, по какому поводу собрание, так как ругался с Америкой.

- Деревенщина, опять лезешь на рожон! – как же он бесился и даже схватился за стакан с водой.

«Сейчас как разобью о его пустую голову!» - замыслил неладное разъяренный сэр Керкленд.

- Аргументы, пожалуйста, - потребовал Джонс, и «ответ» не заставил себя долго ждать.

Попал туда, куда и задумывался.

- Ах, вот как? – младший достал из кармана какую-то колбу и замахнулся. – А это мой аргумент! Сибирская язва, генетически модифицированная!

Артур замер в изумлении…

Да, это было началом. Альфред и Иван заварили этот конфликт, и сами же его расхлебывают. А что Артур? Он мечется между ними, подливает масла в огонь, а потом тут же хватается за голову.

Но не это хотел показать нечистый. А то, с чего начался интерес Керкленда к Брагинскому…

Когда Америка залез в спальный мешок к России и соблазнил, не только Англия наблюдал за их возней. Может, никто бы и не заметил, пока дело не дошло до «этого» и они просто перешептывались, спорили о чем-то. Но Иван, видимо, сказал что-то такое, отчего Альфред заржал как конь.

Этим он и разбудил обозленного Артура. У британца были свои планы на вечер (посидеть в Интернете, ответить на письма, выпить чего-нибудь, побыть в одиночестве), а тут ему пришлось ночевать в зале совещаний с толпой хохочущих дебилов. Да, тогда его все раздражали, ему хотелось одного – покоя.

Брит и так с трудом заснул, а тут самый раздражительный смех в мире вывел его из объятий Морфея в реальность. А если кого-то Америка не смог разбудить своим ржанием, то Артур завершил его миссию, когда окатил матом младшенького («Альфред, закрой свой еб..льник!»). А если и после этого кто-то спал, то последующий хохот Брагинского пробудил бы и мертвого и заставил бы дрожать от страха.

А как же, Россию боятся, а если он смеется, значит, кому-то больно и плохо. Ну, так могли бы подумать окружающие и потерять свой сон до самого утра, как минимум.

Сон пропал. У всех пропал, а эти два придурка в мешке почему-то решили, что они в разных мешках и призывали друг друга к тишине. Да, они верили, что все думают, что каждый в своем мешке. Так же они решили, что все смогли скоро заснуть после такого ора, и продолжили свое грязное дело.

Керкленд выглянул из своего спальника и понял, что эти два балбеса считают, что самые умные, а кругом дебилы, которых не заинтересует вся эта возня и продолжат мирно спать. Как бы ни так! Не только брит, но и Германия выглянул из своего мешка и, с легким раздражением на лице, устремил свой суровый взор на спрятавшуюся пару. Никто сначала не думал о чем-то эдаком. Ну, спрятались, общаются. Не спится им. Но когда раздался тихий, но довольно отчетливый и взволнованный голос Брагинского:

- Подожди, мы же договаривались просто поласкать друг друга…

Все сомнения, чем они занимались, тут же развеялись. А Германия даже рот открыл от изумления. Наверняка сильно покраснел, но в сумраке Англия этого не увидел. Сам же британец устыдился. Ему было неловко перед всеми за Альфреда, но ничего не мог поделать. Хозяин-барин, с кем хочет с тем и спит.

Но голос России врезался в память, а когда из его уст вылетело слово «поласкать», то Артур… словно травму получил. Он никогда бы не подумал, что этот жестокий молодец может быть таким чувственным.

Керкленд закрыл горячее от стыда лицо ладонью, но смотрел на происходящее сквозь пальцы. Из одеяла показался с опешившими глазами Франция. Выглядел так, словно разбуженный кот, рядом с которым, откуда-то ни возьмись, примостилась пара птичек.

- А чем это тебе не ласка, а? И не бойся, я не покусаю, - теперь раздался наглейший голос американца, этакого искусителя.

«Альфред, нет, какого хрена?!» - Артур уже хотел разнять их, напугать, как милующихся голубков.

Но духу не хватило. Стыдился.

- Нет, Америка, это уже насилие, - Брагинский, видимо, сопротивлялся, но как-то слабовато и неохотно.

«Минуточку! Россия снизу, что ли?!» - такая вероятность казалась из области фантастики, но теоретически была возможной.

В Артуре уже проснулся исследовательский интерес британского ученого: хотелось подсмотреть, как это Иван может быть снизу. Но, судя по очень тесному мешку, Артур засомневался в возможности полноценного проникновенного секса.

Но теория «Россия снизу» отложилась в каком-то из ящиков его темного подсознания.

- Прости… - виноватый голос Альфреда и… тишина.

Она не предвещала ничего хорошего. Что-то происходило. Но первый тихий томный стон России все расставил на свои места.

«Альфред, неужели ты ему… - Англия закрыл глаза руками. – Еб..нный стыд!»

Хоть теперь он их не видел, но отчетливо слышал хлюпающие звуки… э-э… из уст Америки. И уже более откровенные постанывания Ивана. Керкленд даже подумал, что было бы не так страшно, если бы тут находились только эти два бесстыдника и он, сэр Керкленд. Но нет, вокруг были еще люди: Франция (ну, ладно, тот понимающий), Германия (тот тоже хотел провалиться сквозь землю), Япония (тот вообще закрыл рот так, словно сейчас стошнит), один Италия спал, ну, или делал вид, что спал, но, по крайней мере, он вел себя обычно.

- Может, разнимем их? - Людвиг шепотом обратился к Артуру; набирал группу поддержки, чтобы одному не идти.

- «Поздняк» метаться, они скоро закончат, - Керкленду перехотелось что-либо предпринимать, хотя от гнева даже руки затряслись.

Он убрал ладони от лица и посмотрел на немца. Тому тоже не давала покоя мысль, что прямо здесь перед ним творится такое безобразие.

- Еще чуть-чуть… - вновь взволнованный голос Ивана.

«А я что говорил? Еще чуть-чуть и они закончат!» - про себя подумал британец, но Германия каким-то образом прочитал его мысли, или это Арти так многозначительно на него посмотрел, и не найдя поддержки, немец отстал от него.

К Франции он не пошел, заранее зная, что тот только «за» это извращение.

- Альфред, нас услышат, - сбивчиво заговорил Иван. – И неужели ты хочешь…

«Как же не услышат?! – цинизм проснулся в британце. – Между ними назревает что-то серьезное?»

Англия догадался, что это еще не все, парни только разминулись, и успел пожалеть, что не согласился на предложение Людвига. Но с другой стороны, тут есть великая опасность! Если их застать врасплох, то…

«Америка скорей всего испугается и придумает мега-суперскую ложь, что они на самом деле пришельцев из космоса вызывали, а мы их спугнули, и начнет нас обвинять, - предполагал Артур и закрыл глаза, вообразив сей спектакль. – С ним все понятно. А что, если первым ответит Россия?»

Керкленд представил себе Ивана, но… ничего не мог вообразить.

«Черт, этот парень, что у него на уме? Что он может ответить? Боюсь даже подумать, странный он. А вдруг настучит нам всем по башке краном, и Америке в том числе, да спать пойдет?» - о том, как он попал в точку, Арти вспомнит потом, утром, когда Россия чуточку погодя так и сделает, когда все его достанут.

Именно расплата грозным краном остановила британца что-либо предпринимать. Если бы с Джонсом не Иван был, то застать врасплох и опозорить перед всеми – милое дело. А так, как-то жутковато.

- Если бы не хотел, то не настаивал, - говорил, можно сказать, вещал Америка. – Ах… ну и большой же у тебя…

«Убейся об эту кувалду, Альфред!» - Артур поражался своему терпению.

- Ты как? – поинтересовался Иван.

Керкленд даже умилился сквозь слезы цинизма: «Надо же! Рашечка за него еще и волнуется!»

- Хорошо, думал, что будет больнее, - все еще вещал Ал, смущая округу.

«Не о том думаешь, братец!» - истерика грозила Англии, но тот держался.

Далее были слышны лишь сдержанные и не очень стоны. А к апогею и вовсе откровенные. Арти уже не смотрел на них, положил голову и закрыл глаза. Слушал. Хотел бы не слышать, но острый слух стал бедой. А воображение рисовало странные картины. Ему было неприятно, это было то, чего бы не хотелось знать о людях, и тем более, брате, никогда. Есть вещи, которые должны оставаться тайными, а иначе эти знания оскверняют тебя. Так же как ребенок оскверняется, когда увидит родителей на любовном ложе. Что он чувствует тогда? Страх, желание «развидеть». Так же и Керкленд почувствовал мерзость и ярость.

Но именно это осквернение стало началом к предлогу. Он стал допускать мысли: а если подглянуть? Продолжить просмотр? Может, все не так уж и мерзко, как кажется на первый взгляд?

Представлять выражение лица Альфреда было тяжело и больно, поэтому воображение британца переключилось на другую фигуру, более опасную, по его мнению, но интересную, хоть и вражескую. Россия.

Америка отошел на второй план, а вот Брагинский представал перед ним в непривычном свете.

«Я слышу, как он стонет, но даже не могу представить себе, как выглядит его лицо при этом, - как бы Керкленд ни старался, фантазии не хватало. – Америка, что же ты видишь? Он должен быть уязвим…»

Да, именно уязвимость врага будоражила Англию, и странное чувство сладострастия проникло в тело, разлилось теплом. Пьянящим. И ярость…

«Я бы воспользовался такой его слабостью и…» - Керкленд представил себе, как безжалостно стреляет из револьвера в упор русскому.

Приятно. Сладострастно.

Этим себя и утешал.

Но не только это хотел показать Похоть во сне.

Той же ночью Артура интересовала другая тайна, которую хранил этот дерзкий дуэт: правда о карантине. Интуиция англичанина так и вопила: «Заговор!» И она не давала покоя, она знала, что Иван чем-то шантажирует Джонса.

Тогда Артур делал все возможное, чтобы не вступать в разговор с Россией, но жажда правды подтолкнула его на подвиг. А этот Америка... заметил намерения брата.

- Ты чего подкрадываешься к нему? – шепотом возмутился Джонс.

- Не твое дело, — также зашептал британец.

- Не мешай ему спать.

- Это ты мешал ему спать, — фыркнул Артур. – Извращенец, как ты низок. Не противно?

Америка рассердился и готов был ответить чем-нибудь неприятным, как вдруг ему в голову пришла одна пакость. Младший ехидно так улыбнулся, одним рывком приблизился к России и поцеловал того в губы. У Англии аж в жилах все похолодело от такого зрелища, да еще и так близко, можно сказать, перед самым носом. Альфред же быстро отстранился и притворился спящим, когда Иван зашевелился.

- М-м… — простонал во сне Россия, отмахиваясь от уже исчезнувшего Америки и, развернувшись в другую сторону, — Альфред, отстань…

Но когда он открыл глаза, то обнаружил нависающего над ним Англию. По удивленному выражению лица Ивана, Артур понял, что за коварную цель преследовал Америка.

«Он меня подставил!» — перепугался британец.

Если бы ему пришлось оправдывать не перед Россией, было бы проще. А тут его словно подкосили, мысли спутались, потерял контроль над собой от ярости и страха. Да, именно от страха.

Недавнее желание представить лицо Брагинского в сладострастном виде (пусть и для убийства парня), как-то вновь загорелось в британце, сводя с ума. И Франциск еще под горячую руку попался, заврался.

Как он вообще решился поцеловать Россию, чтобы доказать, что не целовал? Безумная мера за меру! Но такое не с пустого места взялось. Артур позволил вообразить себе запретное и, закрепив в фантазии, утвердил. Это и было началом похоти и ненависти, которые перегоняли друг друга, соревнуясь. И эти две коварные подружки-сестрички мучили его до приступов умалишения.

Мучили…

И вот и сейчас, Похоть припасла для своей жертвы одно из самых горячих воспоминаний…

Артур хотел открыть окно, но шторы вдруг зашевелились и раздвинулись. Россия предстал во всей своей красе, а мысли о нем уже не давали покоя ему, Керкленду. Но боялся быть с ним наедине. Похоть и ненависть смеялись над ним и били по больному, то в голову, то в пах, то в сердце.

Алые губы Ивана всю ночь покоя не давали и тот поцелуй. Поэтому, когда Брагинский вновь скрылся за шторами, брит разочаровался. Но ошибочно решил для себя, что на него Россия наложил порчу, поэтому и осмелился зайти за шторы и потребовать снять это наваждение.

Керкленд не мог даже самому себе признаться, что причина похоти в нем самом, а не в ком-то другом. Он обвинял в этом Ивана и требовал «излечения». Очень настойчиво.

А Россия взял и усугубил его положение, словно в наказание.

Артур отчетливо почувствовал, как его обняли за талию одной рукой, другой – поймали за подбородок. Вот тут-то Англия и осознал, что все это – лишь сон.

Он вспомнил, что сейчас спит на борту ледокола, а перед ним призраки прошлого.

- В последнее время ты часто смотришь на мои губы. Почему? – все же спросил Россия, доводя британца до полуобморочного состояния.

Так и есть, Керкленд не мог оторвать глаз от его губ. И тогда не мог и сейчас. Страсть захватила, закипела.

- Не бойся, я не причиню тебе вреда, - уверял Иван, но Керкленд испугался.

Но не его, а того, почему ему все это снится.

«Я в ловушке!» - брит отбивался, как и в прошлый раз, словно маленькая хрупкая бабочка в руках.

- Куда? Подожди, мы не договорили, — русский немного разочарованно произнес в ухо Англии.

Артур резко повернул голову в его сторону, из-за чего оба столкнулись носами. Британец замер.

«Что за странная пытка? Его губы в сантиметре от моих, — негодовал он.— Но если я коснусь их, может произойти катастрофа. Ядерная катастрофа. А вдруг в этом сне и не Россия вовсе?».

Брагинский догадался о желании по глазам британца, а еще весомым аргументом был упирающийся в ногу Ивана твердый предмет. Но Россия не будет Россией, если лишний раз не поиздевается над британцем.

- У тебя там пистолет, что ли? – Иван изобразил саму невинность и прикоснулся рукой к «пистолету».

- Ах… — простонал Англия, вцепившись в плечи русского.

Сладострастие, столь забытое вернулось с головокружительной силищей.

Керкленд готов был провалиться сквозь землю от стыда, и вообще, думал, что уже кончит. А Россия продолжал трогать «пистолет», но уже нежнее…

«Да, все так и было…» - мысленно согласился Керкленд со своей страстью.

Жадные губы вовлекли его в поцелуй. И не осталось больше сил противиться им, ни губам, ни рукам. Артур вновь позволил себе наступить на одни и те же грабли. Переступил все грани и отдавался, нетерпеливо отвечая на поцелуй, обнимая и прижимаясь к тому, кто способен подарить ему такие наслаждения и свести с ума.

- Я твой, черт возьми… - вырвались неосторожные слова из уст Керкленда.

И они оказались роковыми.

Руки, губы, прикосновения…

- А! – Артур вздрогнул и ужаснулся, так как понял, что роняет семя.

Оргазм затмил его сознание, бедра двигались навстречу руке, а губы требовали продолжения поцелуя.

- Нет, не останавливайся… — умолял Керкленд, обнимая Ивана за шею и целуя в губы.

Но сон растворился, Керкленд обнаружил себя сидящим в постели, а душа словно хотела покинуть тело из-за потрясшего его сладострастия оргазма. Давненько он такого не испытывал.

Затем ужас настиг его. Вся комната была залита чем-то живым, но бестелесным. Оно, как вода в ванной, уходило в трубу, но здесь оно проникало в Керкленда.

Артур поздно сообразил, что неспроста все это было. Темные силы воспользовались его слабостью и ударили. Безжалостно. Дух злобы, как же отвратителен он был. Он вошел в тело, и, словно растекался внутри, устраивался в новом жилище.

«Нет, уходи!» – Англия ужаснулся и разочаровался в себе.

Как же легко он позволил врагу войти в себя, и как же теперь изгнать? Британец глядел на свои дрожащие руки, чувствовал в себе небывалую мерзость, разумную и не знал, что и делать.

«Я снова пал…» - теплые слезы окропили ладони.

Они не помогут ему очиститься, но что еще оставалось? Ему было стыдно за столь глупое поражение. Захотелось скрыть врага.

«Нет, не скажу Ивану, как-нибудь обойдусь…» - на этом и решил.

Стыд падения заставил его держать рот на замке. Но не понимал он, что скрывал в себе опасного врага, который только этого и хотел…

Враг не делал его темным, просто засел, как шпион и изучал.

***

Россия же не спал. Боялся сна. Работал, а когда уже стало невмоготу, вышел, чтобы холод отрезвил. Да и небесная даль и гладь утешали. Фонарь осветил льды. Ловкая тень промелькнула и скрылась.

- Что ты тут все околачиваешься? – обратился к ней Брагинский, но ответа не стал дожидаться, отошел.

- У нас ЧП! – к нему подбежал один из командиров.

Розовощекий взволнованный молодой человек.

- Что такое? – напрягся и Иван.

«Началось…» - сердцем чуял, что козни нечистых.

Оказалось, что кто-то из людей Англии убил русского солдата. Из допроса выяснилось, что парни не поделили молоденькую медсестру, за вниманием которой бегали и моряки, и зенитчики, и даже британские гости. Дело обычное житейское, но весьма неприятное. Соперники возненавидели друг друга, но только у одного возник грязный замысел, который тот и воплотил.

Особенно Керкленду стало не по себе. Он пришел помогать, а тут потери. Услышал от своих людей и теперь боялся встречи с Брагинским. Извиняться придется…

«Неприятности одна за другой! – про себя бурчал Англия, потеряв сон и спокойствие. – А вдруг это все…»

Остановился, заметил свою тень. Хмельной сон ударил в голову.

«Это я попустил?» - огорчился Керкленд и остановился у борта рядом со шлюпками.

Здесь произошло убийство. Негодяй хотел скинуть тело за борт и стереть следы, но его увидели матросы и задержали.

Белые шлюпки и борт были забрызганы кровью. Русской…

«Безумец, не о женской любви ты думал, а о ненависти», - Артуру не было бы так обидно, если бы русский убил его человека.

Но нет, все именно так, как есть. Демон собирал плоды – губил души.

- О, вот ты где! – бодрый голос России чуть не выбил дух из британца.

«Нет, я не готов!» - испугался он и отступил.

- Князь усиливает вражду между людьми по страстям, - сразу к делу перешел Иван.

Он не обвинял союзника ни в чем.

- Нужно быть начеку, - продолжил русский, но растерянность друга заметил только сейчас. – А? Что-то случилось?

- Н-нет-нет! – соврал тот. – Просто… не ожидал…

- Пошли внутрь, тут холодно, - Брагинский поймал его за плечо и легонько прижал к себе.

Кровь британца вскипела. Не сон и не виденье, Россия – вновь стал его жаркой страстью. Но если раньше он слепо подчинялся ей, то сейчас осознавал всю опасность.

А толку-то?

Это не гнев, который мерзок по сути. А вот сладострастие куда приятнее. Ему отдаваться – одно удовольствие.

Была хорошая возможность признаться в беде, но Керкленд смолчал.

***

Россия отступал, минируя весь свой путь. Особенно в бухте у материка обложил все минами. И ждал.

- А если Америка прорвется? – поинтересовался Англия, поражаясь действиям русских.

Он и Иван сидели в каюте за столом перед картами. Керкленд попивал горячий чай. Наслаждался теплом.

- Что значит «если»? – усмехнулся Брагинский, что-то отмечая на карте.

- О, как? – бровь британца заинтересованно приподнялась.

- Не разочаровывай меня, - Ваня позабыл о той неприятной истории с убийством и сосредоточился на войне.

Даже увлекся: получал некоторое удовольствие от военного действия.

Керкленд же продолжал скрывать невидимого диверсанта внутри себя. Он, кстати, освоился и решил «повоздействовать» на ум своей жертвы. Делал ему предлог за предлогом.

«Приятно смотреть, как он работает, а не жарко ли ему в плаще?»

От этих мыслей Артуру самому жарко стало, стоило только представить себе, как Иван бы раздевался. И пах разогрелся, стал чувствительней на подобные фантазии.

«А ведь мы наедине…» - размечтался Керкленд, поставил чашку и облокотился о стол, подперев подбородок.

Он уже откровенно наблюдал за Россией. Если раньше он боялся таких мыслей, то теперь забыл и наслаждался.

Иван что-то рассказывал, но тот его не слышал. Горло у Ивана пересохло, поэтому он покусился на чашку друга.

- Позволь, глоток сделаю? – русский мог бы и не спрашивать, так как уже схватился за посуду, коснувшись пальцев британца.

Тот аж вздрогнул, а приятная волна прокатилась по всему телу и заполнила пах. Как же хотелось… согрешить…

Иван, ничего не подозревая, хлебнул чая, но не успел проглотить – взглянул на Артура и чуть не устроил фонтан. В глазах Англии горел откровенный огонь страсти. В общем, влюбленная морда смотрела на русского.

Россия со стуком поставил чашку, подсел рядом, тоже подпер подбородок ладонью. Заподозрил неладное, но решил скрыть это под хитрой улыбкой.

- Ка-а-ажется, моя правая рука сошла с ума-а-а! – протянул Иванушка, нарочно заговорил двусмысленно и внимательно следил за ответом союзника.

Артур открыл рот от изумления.

Первая мысль: «Он что-то заподозрил? Как? Почему?»

- Или ты боишься некоторых обязанностей? – Россия выводил его на чистую воду и подмигнул.

- А все функциональные обязанности правой руки я могу выполнять, или только выборочные? – смекнул Керкленд и расплылся в лукавой улыбке.

Сердце же вырывалось из груди. От таких разговорчиков и близости Керкленд сильнее возбуждался.

- А какие тебя больше интересуют? – уточнил Иван, не стирая натянутой улыбки.

«Он издевается! Откровенно!» - хотел было разгневаться Керкленд, но знал, что Россия неспроста выводит из себя.

Взгляд Артура поймал губы русского. Как же они сочно выглядели, особенно сейчас, когда разум был опьянен похотью.

«Чего скрывать – и так все видно!» - Керкленд даже не знал, чья эта мысль: его или врага?

Азарт захватил британца – ходить по острию ножа, тем паче возбуждает. Флирт со страстями и Брагинским – высший пилотаж безумия. Страшно только вначале, перед чертой, а там за ней – беспредел.

Россия прочувствовал его настрой на погрешить, потому перестал улыбаться. Знал: если Керкленд грешит, то по полной, с размахом. Неудержимо…

«Вызов принят!» - глаза Артура загорелись, он вскочил с места, а руками поймал Ивана за лицо.

- Ты сам дал повод, хе-хе…- переводил стрелы брит и прильнул к желанным губам, но лишь поверхностно.

Хотелось лишь их мягкости и сладости. Он предполагал, что они ему не ответят, поэтому не обременял их страстным пленом. Артур наслаждался их неприступной холодностью, хотя сам сгорал. Кровь то закипала, то утихала, как прибой.

Брагинский не удивился такому порыву. Он успел изучить этого парня достаточно, чтобы предположить подобную слабость с его стороны. Правда, Иван надеялся, что до этого не дойдет больше, но раз случился план «В», то у него к нему был соответствующий ответ.

Не заметив сопротивления, Англия осмелился взобраться к нему на колени, раздвинув свои ноги и обнимая русского бедрами. Прижимался плотнее, устраивался удобнее, касался пальцами шеи, ласкал. Безнаказанно наслаждался им.

Но Россия не просто так позволял ему многое – ждал подходящего случая, чтобы достать врага.

Этот натиск не оставался бесследным. Брагинского тоже одолел жар и трепет от близости. Опасной близости, которая и привела его к войне. Она не только похотливые страсти разжигала в Иване, но и горечь.

«Порочный круг, - печалился Брагинский. – Если его не прервать, бедам не будет конца. Как бы ни было в нем тепло и уютно, он лишь погубит меня. Нас… Ведь мы, олицетворения стран, должны знать и помнить свое истинное предназначение. Но страсти вовлекают нас в погибель».

- Как же иногда хочется быть простым смертным… - в губы прошептал Иван, обжигая дыханием Керкленда.

Того несколько отрезвили слова русского. Чуть подался назад, чтобы заглянуть в лицо… в глаза…

Лучше бы этого не делал. Иван смотрел на него с такой пронзительной скорбью, с которой рисуют лица на иконах мучеников. В душе британца аж похолодело от ужаса. Продолжение разврата уже казалось немыслимым – все равно, что осквернять святыню.

- Артур, у меня и у тебя, у каждого из нас есть свое бремя, свой крест. Крест, который несем мы – олицетворения стран, - продолжил Брагинский, сжигая нечестивца и взглядом, и словом.

Россия вдруг ударил ему в грудь, погрузив руку и… схватив «сердце». Темный червь яростно забился, ему не понравилось вторжение в его новое жилище.

- Почему молчишь о враге? – Иван разоблачил союзника. – Да, меня тоже грызут «черви», но они должны быть на счету, не так ли?

Россия убрал руку. Не в его власти изгонять чужие страсти. Керкленда же охватило безумие. Его ум помутился той мерзостью, которую он запустил в себя по своей воле. Артур хотел ответить, но лишь рассмеялся. Залился диким хохотом и не мог остановиться.

Все смешалось в нем: сожаление, желание, удивление, поражение и… сокрушение.

Его оглушительный нездоровый смех наполнял комнату. Сам он уже не в силах был остановиться. Тогда Брагинский подхватил его за бока, встал и закинул несчастного на плечо.

- Ха-ха! Куда ты меня несешь, сука?! – заливался тот и отбивался, но тщетно.

Если Иван кого-то закинул на свое плечо, то единственный выход – смириться и ждать, когда отпустит.

- О-о! Давай-давай, неси! – бесновался Артур. – Ха-ха! А может все же до кровати, а?! Свяжи меня, как когда-то ты это делал! Помнишь?

- Дух злобы в тебе говорит, сэр Керкленд, - предельно спокойно ответил Брагинский.

Его путь пролегал к борту кормы.

- Эй, что ты задумал? – вдруг перепугался Англия и сильнее разгневался, забился неистово. – Неси свой проклятый крест, а не меня! Отпусти!

- Стоп машина! – приказал Россия своим людям, которые с удивлением и интересом наблюдали за этой сценой.

Брагинский запрыгнул на фальшборт.

- Псих! Еб..нный псих!!! – Керкленд сообразил, что его хотят скормить косаткам.

Брагинский переложил своего сумасшедшего друга с правого плеча на левое и перекрестился.

- Осторожно, бл..дь, там винты! – Артур вцепился в русского, когда убедился, что этот камикадзе ничего не боится.

- Не-е-е-ет!!! - завопил в ужасе брит, когда холодный воздух резанул кожу не хуже лезвия.

В ответ Керкленд прорезал пространство отборным матом.

Иван сгруппировался в воздухе: обнял Артура, прижав к груди, а удар воды и льдов принял на себя, на свою спину.

Все звуки приглушились. Ледяная вода перехватила дух, из-за чего казалось, что попал в огонь, а не в холод. Тысячи невидимых иголок пронзили все тело и не позволяли дышать. Керкленд открыл глаза – вокруг темень. Непонятно где верх и низ, куда


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: