Моральная дилемма

Лизи сидела на кровати, которую делила с Тайрелом, прижимая одеяло к обнаженной груди, переполненная любовью, большей, чем кто‑либо из женщин имел право испытывать. Она проспала слишком много. У нее в голове возникли их ласки прошлой ночи – неистовые и разгоряченные, нежные и медленные. Он обладал ею всеми возможными способами, и Лизи покраснела, думая об этом, но самое важное, что он держал ее, когда они не занимались любовью, так, словно был влюблен в нее.

Лизи помедлила; она хотела встать, но у нее не было одежды. В последний раз она видела ее на полу в библиотеке, поскольку Тайрел понес ее наверх, накрыв пледом. Ее гардероб был в спальне, через холл от комнаты хозяина. Затем она улыбнулась, посмотрев на роскошную кровать, в которой спала. Тайрел дал ей понять, что он хочет, чтобы она провела с ним всю ночь и она уснула в его объятиях.

Она была в таком восторге, что чувствовала себя воздушным шариком и думала, что взлетит к потолку.

Лизи стянула с кровати простыню и встала, завернувшись в нее. Затем подошла к занавескам и открыла их. Она была права – было очень поздно, солнце стояло так высоко, что казалось, наступил уже полдень. Она чувствовала себя порочной и распущенной, но это было прекрасно.

Она подошла к двери спальни и обнаружила, что та плотно закрыта. Лизи открыла ее, глупо надеясь найти Тайрела в гостиной. Но конечно же комната была пуста – возможно, он был с управляющим, проверяя Уиклоу, или в библиотеке, работая над счетами поместья. Затем она увидела обеденный стол. Он был накрыт на одну персону, на нем стояла хрустальная серебряная и позолоченная фарфоровая посуда, и по ароматам, исходящим от закрытых тарелок и серебряного чайника, Лизи поняла, что ее ждет завтрак.

Вероятно, Тайрел велел слуге накрыть стол и принести ей еду. Это было так внимательно – она была голодна – и ее глаза наполнились слезами.

В тот момент она была самой счастливой женщиной на земле. Она сильно ущипнула себя. Ничто не изменилось.

Лизи подошла к столу, подняла крышку и увидела омлет и блинчики. В центре стола стоял букет красных роз. Красные розы были для любовников; это то, чем являются они с Тайрелом.

– Ты голодна? – мягко спросил Тайрел.

Она обернулась и увидела, что он выходит из их спальни, застегивая темно‑синий пиджак; он только что закончил одеваться. Она не заметила его присутствия в будуаре, когда поднялась.

Тайрел улыбался, а взгляд его был полон симпатии и теплоты к ней.

Лизи смогла кивнуть, пораженная тем, как он на нее смотрит.

– Очень, – выдохнула она.

Лизи поняла, что он не собирался завтракать с ней, но ей так хотелось, чтобы он задержался, хотя бы немного.

Он вошел в гостиную, переведя взгляд с ее голых плеч на простыню, в которую она была завернута. Он быстро опустил ресницы, пряча внезапный блеск в глазах, прошел мимо нее, и она поняла, что служанка принесла ее хлопковую сорочку и халат. Он взял все это и застыл перед ней.

– Можно?

Каждое нервное окончание закололо. Лизи кивнула. Тайрел потянул ее простыню, и она упала к ногам Лизи. Затем он накинул халат ей на плечи.

Лизи медленно продела руки в рукава, понимая, что он смотрит на ее обнаженное тело больше чем с восхищением. Она никогда не чувствовала себя такой женственной и чувственной раньше. Она медленно подняла к нему взгляд, запахивая халат и завязывая пояс.

– Невозможно, – наконец сказал он. – Я снова хочу тебя.

Лизи никогда не думала, что может так сильно любить кого‑либо, даже Тайрела. Удивительно, желание начало расти с невероятной быстротой.

– Я тоже хочу вас, милорд.

– Я вижу, – хрипло ответил он. – Как такое возможно? Разве я не удовлетворил тебя прошлой ночью?

Она вспыхнула:

– Конечно же удовлетворили. Может, я не удовлетворила вас? – осмелилась она спросить.

И она удивилась, когда он тоже покраснел.

– Мадам, я никогда не наслаждался больше. Я не верю, что ты вообще позволила мне сомкнуть глаза.

– Милорд, все было наоборот.

На его щеках появились ямочки.

– Тайрел. И это были вы, мадам, вы постоянно соблазняли меня. Даже не думайте сваливать вину на меня.

Лизи попыталась сдержать улыбку, уперев руки в бока.

– Милорд, – запротестовала она, и его брови поднялись. – Тайрел, – исправилась она, – ты был невероятно возбужден, и я просто последовала за тобой.

Ямочки на его щеках стали еще глубже.

– Моя дорогая Элизабет, – прошептал он, и ее сердце бешено застучало от таких слов и его голоса. – Ты самая чувственная женщина, которую я когда‑либо встречал. Возможно, ты не знаешь, до чего соблазнительна? Изгибаясь так, ты удовлетворяешь мой мужской аппетит.

Она пару раз двинула бедрами:

– А если я извиваюсь?

Он притянул ее ближе:

– Дьяволица! Ты отлично знаешь степень своей мощи!

Тайрел поцеловал ее ухо, и мурашки побежали у нее по коже. Лизи почувствовала, как он возбужден, и прикоснулась к нему.

– Только потому, что ты так хорошо и быстро научил меня, – пробормотала она, – Тайрел.

Он обнял ее сзади.

– Мне нужно так много сделать сегодня, – выдохнул он ей в ухо.

Она скользнула руками под его рубашку, к его теплой коже, твердым мышцам, взглянула в его разгоряченные глаза.

– Да, тебе так много нужно сделать сегодня, – прошептала она. – В конце концов, разве ты не джентльмен? Разве ты не выручишь даму в беде?

Он издал звук капитуляции.

– Я горжусь своим благородством и никогда не брошу девушку во времена нужды, – прошептал он.

Лизи хотела улыбнуться, но не могла, потому что он распахнул ее халат, и внезапно она оказалась обнаженной, а его руки были у нее на груди.

– Вы выиграли, мадам, – отрывисто сказал он. – Считаю себя соблазненным.

Три дня спустя Лизи пила чай с Джорджи на террасе за домом. Вид гор Уиклоу был великолепен; от этого вида она никогда не уставала. Джорджи также наслаждалась солнцем, теплым днем и необычайным великолепием ирландского пейзажа. Тайрел на рассвете уехал в Дублин, где назначено много встреч. На следующей неделе он должен приступить к работе. Нэд спал в детской.

– Мадам? – прозвучал за их спинами голос Смайта.

Лизи только что взяла чашку чаю и обернулась с улыбкой. Она увидела, что к ним приближается отец с дворецким, и выдохнула в таком удивлении, что чай перелился через край чашки. Кое‑как она поставила чашку и встала, радуясь встрече с отцом, поскольку они находились в полутора днях езды от Рейвен‑Холла.

– Папа!

Но он не улыбнулся, когда кивком поблагодарил дворецкого.

– Лизи. – Он поцеловал ее в щеку. – Джорджи.

Он также поцеловал и вторую дочь, она тоже стояла в удивлении.

Лизи сразу поняла: что‑то произошло.

– Мистер Смайт, принесите нам, пожалуйста, еще чаю и сэндвичей.

Дворецкий ушел, и она схватила отца за руки:

– Что‑то случилось? Что‑то с мамой?

Он уставился на нее, отступив:

– Ваша мама страдает от разбитого сердца. У нее ужасная меланхолия. Из‑за вас двоих разрушился ее мир.

Лизи напряглась, посмотрев на Джорджи. Та сказала:

– Папа, ты же всегда соглашался со мной по поводу Питера Гарольда! Мне никогда не было так легко, как сейчас! Я не изменю свое решение.

Джеральд был печален.

– Он обручился с леди из Корка, так что точно не примет тебя обратно. Но приехать сюда со своей сестрой? Тебе не стыдно?

Джорджи вздрогнула и снова обменялась взглядом с сестрой. И Лизи начала понимать.

Когда ее родители уехали из «Адара», она была гостьей в доме де Уореннов, а не любовницей Тайрела. Как же быстро распространился слух о ее действительном падении. И Джорджи была трижды испорчена: сначала история Лизи – незамужней матери, затем разрыв помолвки и теперь – проживание в Уиклоу с бесстыдной сестрой.

– Здесь замечательно летом, – начала Джорджи, ее тон был резкий от обиды.

Джеральд вскинул руки:

– Прекрати оправдания, они неуместны. И на самом деле причина горя твоей матери – не ты. – Он устремил полный отчаяния взгляд на Лизи. – Я хочу поговорить с тобой наедине.

Лизи кивнула, чувствуя ужас и тревогу.

– Папа, я знаю все секреты Лизи, – сказала Джорджи. – Пожалуйста, не заставляй меня покидать ее сейчас.

Прежде чем Джеральд мог ответить, Лизи взяла сестру за руку:

– Может, нам с папой лучше поговорить наедине.

Джорджи очень не хотелось оставлять ее.

– Со мной все будет в порядке, – сказала Лизи, уверенная, что это ложь.

Джорджи кивнула и, чуть не плача, покинула террасу, оставив их одних.

– Как ты могла это сделать? – глухо спросил Джеральд. – Как, Лизи?

Лизи знала, о чем он говорит. Он хотел знать, как она может жить открыто с мужчиной, который не является ее мужем.

– Я так влюблена, папа, – нервно начала она.

– Ты его любовница! Ты живешь открыто здесь! Весь свет это знает и говорит только об этом!

– Я люблю его! – воскликнула она, не зная, что еще сказать.

– Тебе не стыдно? – со слезами на глазах спросил Джеральд.

Лизи ничего не сказала, ответ и так был очевиден. Но в тот момент ей было больше чем стыдно – она была полна сожаления. Она и представить себе не могла, что любовь к Тайрелу может причинить боль ее родителям. Она никогда раньше не видела отца так страдающим.

– Это бесчестно! – воскликнул Джеральд. – Боже мой, я никогда не думал, что доживу до того дня, когда мне будет стыдно за моего любимого ребенка!

Лизи заплакала. Отец считал ее проституткой?

– Извини.

– Этого недостаточно! И слишком поздно, чтобы сожалеть, не так ли? Даже если ты бросишь его сейчас, ничего не изменится. Никто никогда не забудет твое падение, и из‑за этого твоя сестра никогда больше не найдет себе кавалера. Из‑за этого я и твоя мать изгнаны из всех обществ. Мы полностью и безвозвратно погублены.

Лизи резко села, охваченная чувством вины и боли. О чем она думала, когда принимала предложение Тайрела? Как она могла быть такой эгоистичной и бездумной?

Но со дня приезда в Уиклоу она была так счастлива.

– Я не забочусь о себе, – сердито сказал Джеральд. – Мне никогда не нравились эти чертовы балы и праздники. Но у мамы нет друзей! Ее не приглашают даже на чай! Как она будет с этим жить?

– О боже! – прошептала Лизи; из ее глаз полились слезы. – Папа, я не подумала! Я никогда не хотела, чтобы мама стала изгоем! Я никому не хотела причинить боль – я хотела только, чтобы Тайрел признал Нэда своим сыном!

Джеральд опустился перед ней на колени:

– А что насчет тебя, Лизи? Я знаю, ты любишь его. Никто не знает лучше меня, что ты никогда не повела бы себя так, если бы не любила! Но он помолвлен с другой. Осенью он женится на леди Бланш. Что ты тогда будешь делать? Ты будешь тогда счастлива?

Лизи посмотрела на него, ее сердце бешено застучало. В последние недели она отказывалась думать о будущем Тайрела и его невесте. Вместо этого она погрузилась в любовь, в их страсть и в каждый момент, который проводила с Тайрелом.

– Я вижу, что ты не можешь ответить мне! И что ты будешь делать, когда он тебя выгонит – а рано или поздно он все равно это сделает?

Лизи пришлось отвернуться.

– Черт побери, Лизи, что ты будешь делать, когда он расстанется с тобой? – спросил Джеральд.

– Не знаю, – выдохнула она; внезапно она представила день, когда Тайрел перестанет нуждаться в ней.

Это было невероятно больно.

– Не знаю!

Но Лизи знала: она умрет от разбитого сердца.

Джеральд достал батистовый платок и вытер слезы.

Лизи могла только наблюдать, чувствуя дурноту от осознания того, что сделала со своей семьей, как разрушила их доброе имя и счастье. И сейчас она увидела будущее пугающим и серым.

Было глупо надеяться на что‑то иное.

Джеральд повернулся к ней.

– Я люблю тебя, – резко сказал он, – но сейчас у меня нет выбора. Я должен позаботиться о маме. И я также должен спасти Джорджину, если это вообще возможно.

Лизи начало трясти.

– Папа, нет!

– Джорджи возвращается домой, – побледнев, заявил Джеральд. – И я отрекаюсь от тебя, Лизи.

Лизи закрыла глаза. Потрясение быстро сменились ужасной болью.

– Нет, – прошептала она. – Папа!

– У меня нет выбора, когда нужно спасти репутацию остальных членов семьи.

Джеральд закрыл лицо руками и зарыдал.

Он прав, подумала Лизи, у нее самой сейчас по щекам бежали слезы. Если ее публично изгонят из семьи, общество простит их и со временем примет в свои объятия. Лизи открыла глаза, но из‑за слез не могла ничего видеть.

– Мне жаль, – глухо произнес Джеральд. – Но ты больше не можешь быть моей дочерью.

– Я понимаю, – всхлипнула она.

По его щекам потекли слезы. Он отвернулся, а затем застыл, поскольку на террасе позади него стояла Джорджи.

Она тоже плакала, но держала голову высоко поднятой.

– Я остаюсь с Лизи, – сказала она.

Ужин был ужасный.

Джеральд уехал сразу же. Было трудно сказать, отказались ли родители и от Джорджи и можно ли ей вернуться в Рейвен‑Холл. Тайрел вернулся почти в семь, и Лизи с Джорджи уже сидели за длинным обеденным столом в абсолютной тишине, когда он присоединился к ним за ужином. Лизи боялась смотреть на него. Она не хотела, чтобы он знал о случившемся, и не только из‑за ее уязвленной гордости. Она была полна горя, и сейчас ей было стыдно за их отношения и за ужасный выбор, который она сделала.

Он поприветствовал их обеих, сев между ними во главе стола. Лизи удалось улыбнуться, но она сразу же отвела взгляд, когда слуги начали подавать ужин. Джорджи оставалась мертвенно‑бледной. Она почувствовала, как Тайрел смотрит на нее, затем на ее сестру в недоумении и с растущим беспокойством.

Им подали каре ягненка с жареной картошкой и зеленой фасолью. У Лизи не было аппетита. Она подняла бокал вина, увидела, как предательски дрожит ее рука, и сразу же поставила его на место, украдкой бросив взгляд на Тайрела. Он смотрел на нее прищурив глаза, с подозрением. Она одарила его ослепительной фальшивой улыбкой и взяла нож и вилку.

– Что здесь происходит? – нарушил он тяжелое молчание.

Лизи отложила свои приборы.

– У меня мигрень, милорд, – шепотом солгала она.

Внезапно Джорджи вскочила с места:

– Милорд, Лизи нужно лечь! Пожалуйста, извините нас!

Она ослепительно улыбнулась ему и подбежала к Лизи, чтобы помочь ей подняться.

Тайрел уставился на Лизи, и она немного напряглась, встретившись с ним взглядом.

– Мне просто нездоровится, – прошептала она. – Вы не против, если я лягу, а сестра проводит меня?

Пристально на нее глядя, он покачал головой:

– Конечно же нет. Мне послать за доктором?

Лизи пожала плечами, не в состоянии больше говорить. Джорджи вывела ее из комнаты. Они не разговаривали, пока не дошли до хозяйской комнаты.

– Мне послать за вином? – спросила Джорджи.

Лизи опустилась на диван перед камином:

– Джорджи, что я наделала?

Джорджи села рядом с ней:

– Не знаю. Но ты была так счастлива, Лизи.

– У мамы нет друзей! Никто не приходит в гости – и никто не приглашает! Она точно умрет!

– Это миф, – твердо сказала Джорджи. – Никто не умирает от разбитого сердца.

Лизи посмотрела на нее.

– Что мне делать? – с болью спросила она. – Я опорочила свою семью! Разве это не эгоистично? Разве это не достойно осуждения? Разве это не достойно презрения?

Джорджи заговорила шепотом:

– Лизи, ты же не думаешь бросить его!

Лизи заплакала. Как она может бросить Тайрела, когда она так сильно его любит? Но как она может остаться и вбить тем самым еще больше гвоздей в гроб ее семьи? А как же его свадьба с леди Бланш? До отъезда из «Адара» она слышала молву о том, что свадьба осенью. И еще есть Нэд, который заслуживает право иметь отца.

Все было неверно, кроме настоящей любви, которую она испытывала к мужчине, с которым не должна быть.

Тогда Лизи решила, что и это неправильно. Она не должна бегать за мужчиной, который принадлежит другой.

В комнату вошел Тайрел.

– Мисс Фицджеральд, мне бы хотелось поговорить с Элизабет наедине, – сказал он Джорджи.

Это была не просьба. Но Джорджи стояла и смотрела на него, расправив плечи.

– Милорд, моей сестре нездоровится. Это не может подождать до завтра?

– Нет, не может, – резко ответил он.

Джорджи не двигалась.

Лизи посмотрела на нее, вытирая глаза кончиками пальцев:

– Джорджи, все в порядке.

Джорджи медлила.

– Лиз, если я тебе понадоблюсь, отправь за мной.

– Обещаю, – сказала Лизи, почти не улыбнувшись.

Джорджи бросила на Тайрела предупреждающий взгляд, который он проигнорировал, и вышла из комнаты. Тайрел повернулся к Лизи:

– Ты выглядишь так, словно кто‑то умер.

Лизи покачала головой.

– Твой отец приезжал сюда сегодня, – произнес Тайрел. – Что он сказал такого, что ты так сильно подавлена?

Лизи была шокирована тем, что он знает о визите ее отца.

– Элизабет, я должен спросить, если что‑то случилось. У тебя был только один посетитель – Смайт сразу же проинформировал меня об этом. Что твой отец такого сказал, что ты сейчас подавлена?

Лизи посмотрела на свои колени.

– Я так люблю папу, – прошептала она.

Тайрел ждал.

– Он знает, что я – твоя любовница. Они все опозорены. Изгнаны из общества. Убиты горем. Я бессовестная, Тайрел! – воскликнула она. – И ужасно эгоистичная!

Он опустился перед ней на колени, взяв ее руки в свои:

– Нет! Это я тебя заставил. Если кто‑то и виноват, то только я!

– Я их опозорила, – прошептала Лизи, пытаясь не плакать.

Она хотела наклониться к нему, хотела, чтобы он прижал ее к себе, и в то же время хотела отстраниться и убежать от него, но пока еще могла – если еще могла!

Тайрел прикоснулся к ее щеке:

– Я все исправлю. Их будут приглашать на каждое мероприятие в «Адаре». Теперь не только ты будешь под моей защитой, но и они. Любимая, не плачь!

– Ты можешь это сделать?

Это был небольшой проблеск надежды. Тайрел нежно поцеловал ее:

– Элизабет, конечно же могу. Я поменяю для тебя местами небо и землю, лишь бы успокоить твою боль. Я позабочусь о том, чтобы их принимали в высшем обществе, но ты не можешь бросить меня, – произнес он, его глаза вспыхнули в опасном предупреждении.

Лизи онемела. Он каким‑то образом почувствовал, что она готова уйти от него. Будет великолепно, если он поможет ее отцу с матерью вернуться в общество, но это ничего не исправит.

Оставалось будущее, и она больше не могла притворяться.

– Элизабет, – сказал он, словно знал, о чем она думает. – Пожалуйста, посмотри на меня.

Лизи схватила его за руки и подняла глаза.

– Я была так счастлива, – пробормотала она.

– Я знаю, – сказал Тайрел, лишь слегка улыбнувшись. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Позволь мне сделать тебя счастливой! – Его взгляд потемнел. – Позволь мне отвести тебя в постель.

Занятие любовью было последним, о чем она думала, и это не решило бы ничего.

– Ты действительно введешь маму с папой в высшее общество? Это возможно? – спросила она, дрожа и зная, что не должна цепляться за такую крошечную надежду.

Тайрел ответил не сразу. Он нетерпеливо поцеловал ее, и Лизи открылась ему, позволив ему делать все, что он хочет. Наконец, когда ей было больно от бушующего огня, который мог погасить только он, Тайрел отстранился.

– Если я даю слово, то это сделано. Тебе не нужно беспокоиться о родителях.

Он поцеловал ее снова, на этот раз его рука скользнула под корсет к груди.

Желание боролось с моральной дилеммой, которую она надеялась разрешить. Если ее родителей примут в обществе, разве папа не простит ее? Разве мама не будет счастлива? Даже если она останется в Уиклоу с Тайрелом в качестве его любовницы всего лишь на некоторое время?

– Элизабет! – воскликнул Тайрел.

И это была просьба, потому что он чувствовал: она отдает ему только свое жаждущее тело, а не внимание. Он обхватил ее лицо, и ей пришлось посмотреть в его разгоряченные строгие глаза.

– Ты не бросишь меня, – резко сказал он. – Никогда. Мы справимся с этим вместе.

Лизи почувствовала его мощь; это было больше, чем она могла вынести, к тому же ей совсем не хотелось бросать его. И она подчинилась.

– Я не брошу, – прошептала она, пока он целовал ее заплаканные глаза, путаясь в пуговицах ее платья.

Но ее невысказанные слова отразились эхом.

Тайрел оторвал свои губы от ее губ, и их взгляды встретились; он словно услышал, как Лизи вслух произнесла невысказанную мысль.

Лизи попыталась улыбнуться ему, но у нее не получилось.

Тайрел взял ее на руки и понес в спальню. И теперь, когда он опустил ее на кровать, Лизи раскрыла свои объятия. Их губы сомкнулись, одежда исчезла, он неистово и сильно вошел в нее.

Было похоже, словно часы тикают, и они оба знали об этом.

Тайрел понял, что солнце встает. Его розоватый свет прокрался в темную комнату. Он сидел у камина, обхватив голову руками, пустой стакан стоял на полу у его ног; он был одет только в бриджи. Огонь почти погас, остались только искры, но часы назад, когда он оставил Элизабет, спящую и улыбающуюся во сне, в их кровати, огонь горел в полную силу. Он потер пальцами виски. Боль только усилилась.

Я больше не буду поднимать эту тему. Она заслуживает большего, чем ты можешь ей дать, и я знаю, что ты понимаешь это.

Слова Рэкса преследовали его всю ночь. И, находясь последнюю неделю в «Адаре», он знал, что Рэкс прав. Элизабет заслуживала собственный дом. Она заслуживала мужа, а не любовника, счастья, а не стыда, и, зная ее так хорошо, как он, зная, какая она добрая и искренняя, он хорошо понимал, что сделал.

Я их погубила. Они теперь в немилости. Я бессовестная, Тайрел, я ужасно бессовестная!

Лизи не была эгоисткой! Тайрел рассмеялся, но звук был горьким, и его глаза горели, хотя он сказал себе, что это от дыма из камина. Это он был эгоистом и заставил стать его любовницей, а затем лишил невинности вместо того, чтобы благородно уйти. Он погубил ее. Он вел себя как животное, а не как мужчина.

Тайрел знал, что сейчас слишком поздно что‑либо исправлять. Но будь он хотя бы наполовину таким честным, каким считал себя, он бы исправил все. Он мог бы с легкостью купить ей мужа, титул и поместье и все права, которые ей понадобятся.

Вы никогда не причините мне боль, милорд. Я так вас люблю!

Тайрел закрыл лицо руками. Он знал, что не стоит верить заявлениям, сказанным в порыве страсти, но часть его хотела верить этим словам. Она была такой невинной и наивной, и каждый момент, проведенный с ним, причинял ей больше боли, чем она могла догадываться. Но как он мог позволить ей уйти?

И как он мог позволить ей остаться?

Она заслуживала больше, чем место в его кровати. Она заслуживала больше, чем стыд. Она заслуживала его фамилию, но он был обручен с другой, и, пока наследник своего отца, ничего не изменится. Через несколько месяцев он женится на Бланш Хэррингтон, защищая будущее своей семьи. Его обязанность была благом, а не обузой, напомнил он себе. Он всегда хотел этого, и не было причин сомневаться, не было причин чувствовать себя загнанным в клетку. Внезапно он представил себе длинную, унылую и затуманенную дорогу, над которой было мрачное и серое небо – будущее без Элизабет, – и его сердце пронзительно вскрикнуло, предупреждая о боли.

Господи, он думал, что сможет управляться в будущем с женой и любовницей, но его уже поглощало чувство вины, Элизабет уже платила ужасную цену за его похоть и эгоистичную порочность. Он даже боялся представить себе, что сейчас думает или чувствует Бланш. Ни одна из женщин не заслуживала того, чтобы ее путали с другой, – ни одна из них не заслуживала такой жизни.

Тайрел задрожал. Он не хотел этого. Он собирался защищать Элизабет и сделать ее счастливой, а не причинять боль. Было верное и было неверное, и его воспитали, чтобы различать разницу. Элизабет заслуживала большего, чем он мог ей дать. Он должен быть благородным. Он должен позволить ей уйти.

Тайрел вскочил, дрожа.

Он не мог это сделать.

Лето заканчивалось. Прошло три недели, и Лизи сидела за маленьким столиком эпохи Людовика Четырнадцатого в милой гостиной, в которой они часто бывали с Джорджи, не слишком большой, цилиндрической формы. Она пыталась написать письмо родителям. Они два раза ездили в «Адар» на ужины и недавно получили приглашение в Эскетон, где капитан О'Нил, сводный брат Тайрела, проживал сейчас со своей американской женой. Вскоре, подумала Лизи, старые друзья снова начнут приглашать ее мать к себе в дом. Ведь так?

И конечно же отец не был очень зол на нее или разочарован.

Лизи хотела попросить у них прощения и попытаться объяснить, почему выбрала жизнь с Тайрелом, хоть это и было неприлично. Она хотела объяснить, что это был ее единственный шанс и что это не будет длиться вечно. Пока она написала только «Дорогие мама и папа». Затем, наконец, она начала писать:

«Лето было необычайно приятным, с длинными, теплыми, солнечными днями и небольшим дождем. У меня все хорошо, у Нэда и Джорджи тоже. Мы провели большую часть времени в Уиклоу, обычно обедая на лужайках, как на пикнике. Один раз мы ездили в Дублин за покупками. Нэд научился ездить верхом и обожает это. Его отец купил ему валлийского пони с четырьмя белыми носками и звездочкой. Нэд назвал его Уиком, к забаве всех.

Мы очень скучаем и надеемся, что у вас все хорошо.

Ваша преданная дочь, Лизи».

Лизи не беспокоилась о письме, но боялась просить прощения. Она не должна объяснять свой выбор, особенно в письме. Возможно, недавняя буря улеглась. Возможно, с новыми приглашениями ее родители уже простили ее за позор, который она принесла фамилии Фицджеральд. Лизи молилась о своевременном ответе.

Она встала и потянулась. Был воскресный день, поэтому Тайрел был не в Дублине, и она знала, что он занят с главным садовником. Он сказал, что сегодня хочет взять ее на пикник, только они вдвоем, даже без Нэда. И он хотел научить ее ездить верхом. Улыбаясь, она подошла к огромным окнам, выходившим на центральную часть дома, надеясь, что увидит его. От того места, где стояла, Лизи могла видеть часть дороги, озеро и возвышающийся фонтан в середине. Она удивилась, когда увидела, что подъезжает карета.

В последние несколько недель у них были посетители. Они провели несколько званых ужинов. У Тайрела были социальные обязанности, от которых он не мог уклониться, и, к удивлению Лизи, никто не смотрел на нее косо.

Хотя ее представили как гостью, все знали, что она – мать Нэда и открыто живет с Тайрелом. Но к Лизи не было никакого презрения, ее приглашали в гости в соседние дома в ответ на ее гостеприимство. Тайрел поощрял ее так делать.

– В Лимерике я в немилости. Но здесь никого не заботит мой статус, – сказала она однажды ночью Тайрелу, лежа в его объятиях.

– Почти все, кто заходил в гости или на ужин в Уиклоу, имеют любовницу. Мы не исключение, а правило.

Лизи знала, что неверность быстро распространялась в высшем обществе, но она не верила в это раньше.

– Но я живу с тобой, в твоем доме.

– И ты под моей защитой. – Тайрел пристально посмотрел на нее, погладив по щеке. – У лорда Робьезона три внебрачных ребенка, и все они живут с ним под одной крышей с его двумя законными дочерьми и женой. Да, я знаю, что он не держит там свою любовницу. У нее свой собственный дом.

Лизи вспомнила леди Робьезон, тучную, хорошенькую, полную жизни женщину, которая ей нравилась.

– И леди Робьезон, кажется, не возражает, – пробормотала она, удивляясь этому.

– Она знаменита своими любовниками.

Лизи уставилась на него, и он уставился на нее в ответ.

Наконец Тайрел нарушил молчание:

– Может быть, так поступать неправильно, но это реальность времени.

Лизи пристально посмотрела на него. Неужели он тоже, как и она, морально осуждает их связь? Она знала его достаточно хорошо теперь и понимала, что он не одобряет супружескую измену и что он не обрадуется, если сам нарушит свой собственный код.

– И мы как остальные.

Тайрел отвел взгляд:

– Да.

Лизи не стала добавлять: «Но это не делает нам чести». Она прижалась к нему, несчастная и обеспокоенная. Было много моментов, когда можно было не думать о будущем, но внезапно оно вмешивалось.

Тайрел обхватил ее лицо руками:

– Ты счастлива здесь, в Уиклоу, Элизабет?

Лизи застыла, ее сердце учащенно забилось, она хотела сказать ему, как сильно она его любит, и всегда будет любить, что бы ни произошло. Она кивнула, думая только о нем.

– Да. Ты делаешь меня более чем счастливой, Тайрел.

Он улыбнулся, подвинувшись к ней, и вошел в нее, но, когда она посмотрела на него, в его глазах была какая‑то тень.

Лизи не в первый раз замечала эту тень – и не в последний. Лизи интуицией любовницы чувствовала, что Тайрела что‑то беспокоит. Она волновалась о будущем, но его волнение было точно другого характера. Она сказала себе, что он думает о серьезных государственных делах.

И реальность сейчас снова вмешивалась в виде другого посетителя. Она с таким нетерпением ждала, что проведет день с Тайрелом. Она смотрела, как карета минует озеро и фонтан. Она была большой, на шесть человек. Лизи почувствовала тревогу.

Она поняла, что это не обычный соседский визит. Хуже того, карета была очень знакомой. Когда ее дверцу открыл кучер в ливрее, она уже знала.

Лорд Хэррингтон покинул «Адар» в такой карете.

Невозможно. Его не ждали; он был то ли в Лондоне, то ли в своем летнем доме в графстве Лейк.

Это какой‑то посыльный, не так ли?

Но посыльный никогда бы не приехал в такой карете, и она понимала это.

И Лизи узнала стройного джентльмена, выходящего из кареты, его уверенную осанку нельзя было ни с кем спутать. Лизи вскрикнула и отступила за занавески, инстинктивно опасаясь, что ее заметят.

Лорд Хэррингтон был здесь.

Лизи онемела от страха. Огромные часы, которые тикали каждую секунду ее жизни в ее голове, внезапно остановились.

Лизи снова захотела их услышать, словно это была лучшая вещь. Она хотела затрясти их, перевернуть, подбросить. Вместо этого в растущей панике она распахнула балконную дверь и выбежала на улицу. Она застыла у каменных перил и, вцепившись в них, наклонилась вперед.

Тайрел стоял на ее стороне озера с садовником, всего в двух шагах от дороги, и смотрел на карету. Лизи не могла разглядеть выражение его лица, поскольку он был слишком далеко.

Хэррингтон увидел его, он помахал ему и пошел в его направлении.

Тайрел в ответ поднял руку.

Не дыша Лизи наблюдала, как Хэррингтон целенаправленно приближается. Тайрел пошел к нему навстречу. Через минуту мужчины обменялись рукопожатиями. Хэррингтон по‑отечески похлопал Тайрела по спине.

Лизи выдохнула, закрыв рот рукой, чтобы ее не было слышно. Что ей сейчас делать?

– Лизи!

Лизи обернулась на голос сестры. Джорджи стояла на пороге гостиной.

– Только что приехал лорд Хэррингтон!

Лизи удалось кивнуть.

– Я знаю.

– Что нам делать? Что же нам делать?

Впервые в жизни в голосе Джорджи звучала паника. Ее инстинктом было убежать, спрятаться.

– Не знаю.

– Ты не можешь здесь оставаться!

Лизи начала думать. Она не была невестой хозяина этого дома, несмотря на то что Тайрел притворялся, будто это так, несмотря на уважение, которое выказывали ей слуги и все их соседи. Она была всего лишь любовницей Тайрела, мужчины, который скоро зайдет в дом со своим тестем.

Она пробежала через террасу в дом, к Джорджи. Они стремительно промчались через восточное крыло, но Джорджи схватила Лизи за запястье, остановившись.

– Твоя комната в западном крыле! – воскликнула она.

Лизи посмотрела на нее, почти без чувств.

– Джорджи, я не пойду в хозяйскую комнату!

Джорджи кивнула:

– Ты права. Тебе лучше быть в моей комнате. О, почему он не сообщил!

– Я скажу тебе почему, – отрывисто проговорила Лизи. – Лорд Хэррингтон не сообщил, потому что слухи настигли его в Лондоне. Он хотел застать нас с Тайрелом врасплох, хотел увидеть, что мы живем вместе открыто. – И внезапно ей захотелось разреветься. – Он здесь только по этой причине.

Будущее, о котором она отказывалась думать, стало настоящим.