Диалог в сети классификаций

С учетом специфики политической коммуникации, тем бо­лее в случае парадиалога, нам мало интересны классификации диалогов, построенные по абстрактно-когнитивным критериям. К примеру, выделяются два класса диалогов: информационный

и интерпретационный — в зависимости от того, как соотносят­ся знания собеседников. «Информационный диалог характерен для ситуаций, в которых к началу общения между партне­рами имеется разрыв в знаниях. Интерпретационный диалог реализуется в ситуациях, когда знания у партнеров примерно одинаковы, но получают разную интерпретацию. <...> Для воз­никновения диалога необходим исходный (хотя бы небольшой) разрыв в знаниях»¹. Очевидно, что для политической коммуни­кации фактор такого рода не является существенным. В случае же парадиалогов он вообще выключается.

Надо иметь в виду, что классификация диалогов может про­водиться по разным элементам и признакам речевого взаимо­действия. Так, диалоги можно различать по степени знакомст­ва собеседников (близкие друзья; приятели; просто знакомые; случайные знакомые; незнакомые собеседники). Можно также классифицировать диалоги с учетом не личных, а социальных характеристик собеседников: диалоги равных или неравных по социальному статусу партнеров; диалоги с конфликтом или без конфликта интересов; диалоги институализированные (ритуали­зированные) или нет; личные и публичные; возобновляющиеся или уникальные во времени и др. За всеми этими дихотомиями стоит набор переходных форм, что выливается в полноценные классификации. Основанием классификации диалогов могут также выступать их предмет (тема), преследуемые участниками диалога цели и намерения, динамика и структура самого обще­ния (ролевая инверсия) и т. д. Ведь очевидно, что, например, от степени знакомства собеседников напрямую зависит количество и качество импликатур в их репликах. В нашем исследовании это непосредственно касается (пара-)диалога Жириновского с Прохановым, а также некоторых диалогов в Думе.

Указанные классификации проводятся под специальным уг­лом зрения определенной дисциплины или подхода (дискурс-анализа, конверсационного анализа, психолингвистики и т. д.), а они не в равной степени и форме интересны для политическо­го анализа.

Для нас значительный интерес представляют, по меньшей мере, три различия внутри диалогической коммуникации. Во-первых, это различие между коопертивным и конфликтным

¹ Westermann H. Die Intention des Dichters und die Zwecke der Interpreten. Zur Theorie und Praxis der Dichterauslegung in den platonischen Dialogen.

Berlin-New York: de Gruyter, 2002. S. 9 ff.

1. Харитонов А. Н. Переопосредствование как аспект понимания в диалоге // Познание и общение. М.: Наука, 1988. С. 55-56.

я

типом диалога. Политический диалог тяготеет ко второму типу, в отличие от сугубо познавательных моделей диалоговой комму­никации («диалог» в отличие от «дискуссии» у Д. Бома, «удач­ный философский диалог» у В. Хёсле, «сократический диалог» у М. Бахтина и т. п.).

Во-вторых, для политического анализа важно учитывать раз­личие игровых и неигровых моделей диалога. Нам интересны игровые модели, поскольку они позволяют выразить игру власт­ых стратегий, конститутивную для политического общения. Эти стратегии представлены в живом диалоге как цели, планы, ин­тенции его участников, поэтому релевантным для политического анализа оказывается также различие между интенциональными и информационными моделями диалога. В последнем случае диа­лог предстает как обмен информацией, что для описания полити­ческой коммуникации явно недостаточно.

Для нашего дальнейшего исследования важным является также различие трех больших типов диалогов: практических, поэтических и повседневных¹. Под практическими диалогами понимаются разговоры, в которых обсуждаются реальные прак­тические вопросы (личные или публичные - в данном случае неважно), соответственно, их язык предметно ориентирован и логически более или менее строго организован. Язык поэтичес­ких и повседневных диалогов, напротив, лежит вне сферы ре­альных практических забот, и в этом смысле оба этих типа диа­логов суть как бы «диалоги ради диалогов», т. е. дискурс как самоцель. Но если в поэтическом языке этот дискурс обрамлен художественной формой, то в повседневных разговорах такой стилизации нет.

Правда, повседневным разговорам свойственна эстетика спонтанной речи. Обыденная беседа может быть самой разной; она может вылиться в болтовню о том о сем, но может и при­нять форму диалога. В случае диалога могут обсуждаться ре­альные темы и проблемы, но именно непрактического свойства: от межличностных отношений до Апокалипсиса. В этом смыс­ле неправильным является представление, будто повседневный диалог есть нечто непременно легкое, хаотичное, сугубо рас­слабляющее по духу и чувству.

Конечно, такое представление возникает не случайно: повсе­дневные диалоги растут в коммуникативном лоне повседневных

1. Так, например, классифицирует диалоги В.-Д. Штемпель. См.: Stempel W.-D. Bemerkungen zur Kommunikation im Alltagsgespräch... S. 156.

разговоров, внешне сохраняя их непринужденность. Другими словами, повседневным диалогам тоже свойственны тематичес­кая зигзагообразность, неметодический и бессистемный способ рассмотрения вопросов, лирические отступления, «забывание» поставленных вопросов или, наоборот, неожиданные возвраще­ния к старым темам и т. п. Обаяние повседневного разговора состоит именно в том, что никогда нельзя предугадать, чем он закончится. Но если, повторяем, не путать повседневный диалог с повседневной болтовней, то следует признать, что указанные черты непринужденности нисколько не противоречат возмож­ности глубокого обсуждения серьезных вопросов. И такой раз­говор вполне заслуживает названия диалога. Путь к истине ле­жит отнюдь не только через интеллектуальные мозоли. Многие проблемы, в том числе политические, находят свое решение не на кафедрах или за столом переговоров, а в непринужденной ат­мосфере «встреч без галстуков» или «симпозиумов» в исконном смысле этого слова¹. На этот момент уже сравнительно давно обратил внимание Г. Тард. «В смысле политическом, - писал он, - нужно считаться не столько с разговорами и спорами в парламенте, сколько с разговорами и спорами частными. Имен­но там вырабатывается власть, в то время как в палатах де­путатов и в кулуарах власть изнашивается и часто лишается значения»².

Сразу возникает вопрос: а куда можно отнести парадиалог в рамках приведенной классификации? В любом случае, он не является практическим диалогом, а именно, в силу своей бес­предметности. Внешне парадиалог напоминает повседневные диалоги, поскольку ему тоже присущи непринужденность и хаотичность. Но если внимательнее присмотреться к парадиало-гическому дискурсу, то можно заметить, что его непринужден­ность скорее напоминает хорошо сделанную непринужденность художественного авангарда, порывающего со старым каноном и тут же учреждающего свой новый стиль и норму. В пользу такого суждения говорит и публичный характер политических парадиалогов.

Подобно искусству, парадиалог работает на публику, и для него существенно понятие стиля. С другой стороны, мы не мо­жем относить политический парадиалог к искусству по фор-

1Срав. греч..: συμπόσιον - общая попойка, пирушка. 2.Тард Г. Мнение и толпа // Психология толп. М.: КПС+, 1998. С. 347.

мальным критериям: статус участников парадиалога, а также их речевой продукт, не претендуют на художественность, а на­личие такой претензии принципиально для современного искус­ства, особенно «актуального». Отсюда, в первом приближении, следует, что парадиалог нельзя вписать в предложенную клас­сификационную схему, что опять же оправдывает его название: он есть именно парадиалог, а не какой-то особый тип диалога.

Таким образом, у нас получается, что есть предметные и беспредметные диалоги. Как предметные, так и беспредметные диалоги делятся на частные (в форме дружеской болтовни, но также личного диалога) и публичные (политические диалоги или парадиалоги на телевидении или в парламенте).

Разумеется, основной массив политических диалогов состав­ляют предметные диалоги (которые не всегда видимы для ши­рокой публики, более того, намеренно избегают публичности). Предметные диалоги в политике можно назвать практическими диалогами. Классификация этих диалогов должна строиться с учетом предметных критериев, как их классически выразил Лассуэлл в названии своей известной книги: кто, что, когда и как получает в политике¹. Здесь открывается весьма интересное поле политологических исследований, если учесть, что прагма­тика политического языка (в том числе диалогического языка) находится в отношениях взаимной, а не простой зависимости от того, кто, что, когда и от кого в политике получает.

Но мы в данном исследовании сосредоточиваем свой инте­рес именно на публичных политических диалогах, под которы­ми подразумеваем политические разговоры на трех (по крайней мере) «сценических» площадках. Первую площадку представ­ляет собой спонтанное общение политика с публикой (группой, толпой, массой) в неформальной ситуации. Этот тип публичного разговорного диалога мы называем ситуативным. Типичными примерами такого рода диалогов являются разговоры политиков с относительно большими группами заинтересованных лиц в рамках кризисного менеджмента, разного рода форс-мажорных ситуаций. Более приятные для политиков примеры ситуатив­ных диалогов - это встречи с избирателями или так называемое «купание в толпе» - спонтанное общение популярного политика с незнакомыми людьми во время визитов, праздников и т. п.

¹ Lasswell H. D. Politics: Who Gets What, When, How // The Political Writings. Glencoe - Illinois: The Free Press, 1951. P. 283-461.

В качестве особого типа публичного политического диалога можно выделить институциональный диалог, который развер­тывается в рамках какого-либо политически значимого инсти­тута. Типичный пример такого рода - парламентские дебаты. Наконец, имеет смысл выделить площадку СМИ и, соответ­ственно, медийные публичные диалоги. Разумеется, приведенное различие трех типов публичного политического диалога явля­ется в известной мере условным, с учетом вездесущности СМИ. Однако его имеет смысл проводить, так как в ситуативных и институциональных диалогах присутствие СМИ не составляет непременного условия развертываняи диалога. Главной публи­кой здесь выступают непосредственно присутствующие люди, коммуникация лицом к лицу, а не телезритель.