При характеристике политической культуры современной России в литературе часто всплывают приставки псевдо- и ква-зи-, а также термины «симуляция» и «суррогат». Мы тоже часто использовали их в анализе теледуэли Жириновского и Проханова. Можно еще вспомнить о постмодернистком жаргоне, где у этих терминов хорошая конъюнктура. Однако в России теоретический спрос на квази- и псевдофеномены обусловлен не только постмодернистской модой. Н. С. Розов, критически характеризуя социологические обобщения Л. Гудкова относительно постсоветской России, замечает, что у того «практически все социальные и политические инновации (выборы, демократия, многопартийность) получают приставки "псевдо" и "квази", а обычно одобряемые явления (идентичность, солидарность, мобилизация) - атрибут "негативный"»1.
Л. Гудков характеризует в терминах «квази» и «псевдо», во-первых, сферу общественного сознания, точнее, господстую-Щую идеологию. Речь идет о «квазитрадиционных структурах и воззрениях»2, а также о «квазитрадиционалистских стереоти-
|
|
1 Розов Н. С. (Не)мыслящая Россия. Антитеоретический консенсус как фак
тор интеллектуальной стагнации // http://www.nsu.ru/filf/rozov/publ/
nonthinking.htm.
2 Гудков Л. Негативная идентичность... С. 676.
пах массовой пропаганды мобилизационного общества»1. Этот феномен квазитрадиционализма Гудков интепретирует как «негатив... дезориентированного сознания, лишенного ценностных императивов и универсальных норм»2. В самом деле, прежние (большевистские) ценности себя изжили, и объективно возник спрос на идеи, сообразные с потребностями модернизации России в реалиях XXI в. Но этот спрос не реализован российской элитой. Вместо духовного обновления (т. е. выработки новых ценностей, адекватных современности, и не слепо скопированных с «чужого плеча»), мы становимся свидетелями «имперского» ренессанса среди представителей российской интеллектуальной и политической элиты.
Гудков характеризует данный ренессанс как систему «эпигонских взглядов и традиционалистских, псевдофундаменталистских философствований, имитировавших геополитический цинизм конца XIX в., но не имевших за собой ни тогдашней убедительности, ни необходимой имперской силы»3. Другими словами, вместо кропотливой работы по осмыслению положения и стратегий России (как демократической республики) в современном мире, элита просто вытащила из царских сундуков старые имперские идеи, позолотила их при помощи современных PR-технологий и на том успокоилась. Но духовное становление гражданской российской нации (коей еще не знала история) - это нечто большее, чем только восстановление разрушенных храмов. Кстати, в оценке Л. Гудкова современная РПЦ тоже выглядит элементом упомянутого «квази-традиционалист-ского» сознания, «квазиморальной инстанцией», «ценностным суррогатом этнической общности "всех русских в качестве православных"»4.
|
|
С последним суждением российского социолога можно поспорить, однако элемент идеологического суррогата в церковной политике современного российского руководства тоже присутствует. При этом фразы о гражданском обществе и гражданском диалоге при одновременном превращении силовых структур в центральный символ власти могут дать только имитацию демократии, идеологические абсурды вроде «либеральной империи», но отнюдь не развитие демократических институтов, препола-
1 Там же. С. 57.
2 Там же. С. 668.
3 Там же. С. 503-504.
4 Там же. С. 482.
тающих гражданский диалог между элитами, политическими активистами и гражданами. А. В. Понеделков и А. М. Старостин констатируют в этой связи, что «в российских условиях элитные группы выделились из состава гражданского общества», «элитократия предпринимает все усилия для того, чтобы сформировать "карманное" гражданское общество в России»1. Это ведет к тому, что «представительство социально-политических интересов в структуре политической власти удается не частично (искаженно), а полностью сымитировать (курсив
наш. - С. Я.)»2.
Ю. Левада назвал в 2003 г. «имитацию» ключевым термином для описания современной России, где «на всех уровнях ясно видно стремление имитировать устойчивость, успокоенность, умиротворение»3. К имитации можно без сомнения добавить и термин «псевдореставрация». Речь идет о сознательной, с использованием всей современной коммуникативной индустрии, имитации традиционных (имперских) структур. Л. Гудков говорит в этой связи о «псевдомодерновом, имитационном характере» современного российского общества4.
Эта имитация и псевдореставрация как система квази- и псевдовещей касается не только идеологической жизни общества; она характеризует сами стратегии политических игроков, материализующиеся в конкретных решениях и делах. Л. Гудков пишет, к примеру, о «квази-традиционалистском варианте изоляционизма»5 в российской внешней политике и т. п. Механизмы социальной регуляции российский социолог тоже квалифицируются им как «квазитрадиционные»6, а в «системе бюрократического, массового управления» Гудков отмечает спрос на «квазихаризматическую роль группы»7, на «псевдохаризматические, популистские фигуры, способные "навести порядок"»8.
1. Понеделков А. В., Старостин А. М. Взаимодействие политико-административных элит в процессе развития федеративных отношений на Юге России // http://ippk.edu.mhost.ru/elibrary/elibrary/conf/2003/conf_2003_ 01/docs/conf _01_doc_main.htm. 2. Там же. 3. Левада Ю. Имитация // Знание-сила (он-лайн). 2003. № 6. (http://www. znanie-sila.ru/online/issue_2192.html). 4. Гудков Л. Негативная идентичность... С. 560. 5. Там же. С. 166, 448. 6. Там же. С. 182. 7. Там же. С. 693. 8. Там же. С. 269.
С учетом всеобъемлющего характера имитационных паттернов поведения власти можно говорить о сложившейся в России системе своеобразной «квазиполитики». Данный термин получил в последние годы довольно широкое распространение в российской политической и политологической литературе.
Особенно хорошо видно это по региональной прессе, подхватившей и развившей упомянутый вывод Ю. Левады об ими-тационности политических процессов в современной России. К примеру, корреспонденты одной из челябинских газет констатировали в мае 2003 г.: «Квазиполитика стала нормой для власти».1 Еще раньше В. П. Макаренко, с опорой на вводимое М. А. Чешковым понятие «квазигосударства»2 определил квазиполитику как систему, в которой «властно-управленческая деятельность представляет собой множество случайных актов и событий, в которых удовлетворяются прежде всего интересы различных звеньев государственной машины и лишь затем интересы индивидов и групп»3. Квазиполитика именно потому не является собственно политикой, что она лишена важнейшего элемента политического поля: диалога с властью или «конфликтности во всех ее измерениях» как «единственного основания доверия общества к государству, индивидов к власти»4. Аналогичным образом П. Бурдье выразил суть политического (а не бюрократического) отношения к государству: «Сомнение никогда не бывает чрезмерным, когда сомневаешься в государстве» 5.
|
|
Любопытно, что термин «квазиполитика» используется сегодня довольно разными (по своим идейно-политическим симпатиям) российскими политологами и политичесикми журналистами. Так, скорее консервативно мыслящий В. Третьяков (в отличие от либерала Л. Гудкова) тоже пишет об «идейном хаосе» и «квазиполитике» современной России6. Отмечает В. Третьяков и «фантомную тактику» российского руководства, «основанную на
1 Корецкий А., Валерьева О. Застой или стабильность? // Вечерний Челя
бинск. 2003. 16 мая. http://www.789.ru/new/7icM860.
2 Четкое М. А. Феномен неоэтатизма (мировые и локальные измерения) //
Полис. 1996. № 2. С. 64.
3 Макаренко В. П. Феномен «квазиполитики» и проблема политических объек
тов // Вестник Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 1998. № 2. С. 36.
4 Там же. С. 34.
5 Бурдье П. Дух государства: генезис и структура бюрократического поля //
Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии
и философии Института социологии РАН. М.: Институт экспериментальной
социологии, СПб.: Алетейя, 1999. С. 129.
6 Третьяков В. Кого бояться? (Беседа корреспондента «Литературной Газеты»
В. Полякова с В. Третьяковым) // Литературная газета, 2005. 2 сент.
привычных алгоритмах действий» как неадекватую возможностям современной России и масштабу стоящих перед ней
проблем1.
Имитационность и суррогатность есть родовой признак символической политики, и это дает основу для сближения любого парадиалога с феноменами квазиполитики. Д. А. Левчик в рамках своей гипотезы о наличии «смехового» спектра в российской политике пишет о политических «парапартиях», которые он, однако, считает не пустой имитацией серьезных партий, но «основным стилевым элементом при организации внепарламентского политического хэппенинга - новой формы эффективной политической борьбы»2. Можно, конечно, поспорить с автором, насколько такая форма борьбы является эффективной, но стоит согласиться с тем, что система пара- и квазивещей не сводится к одной только имитации как чему-то ложному, никчемному, пустому, вводящему в заблуждение - одним словом, к гасевдополитике. Имитация выступает в квази- и параполи-тике частью игры, властной коммуникативной (диалоговой) игры. Тем самым мы опять возвращаемся к проблеме оценки негативного лингвистического материала, только теперь на более конкретном, сложном и широком уровне политической
|
|
коммуникации.
Важно понять, что ложность квазиполитики не является абсолютной, что она есть тоже «продолжение политики другими средствами». Следует помнить, что не только реактивная политика современного российского руководства, но и продуманные стратегии любого правительства содержат элемент квази- и парафеноменов. И само по себе это еще не может служить основанием для характеристики власти как «квазитоталитарной» или «квазиавторитарной»3. Разве в других странах (в том числе со старой демократической культурой) не наблюдается время от времени «реанимация традиционных национальных ценностей и символов или появление их новейших суррогатов - акцентирование мифологизированного и героизированного прошлого»?4 Достаточно только подумать о неоконсервативной волне на За-
1 Там же.
2 Левчик Д. А. Политический «хэппенинг» // Социологические исследования.
1996. № 5. С. 56.
3 Гудков Л. Негативная идентичность... С. 445-446.
4 Там же, С. 201.
паде, чтобы утвердительно ответить на данный вопрос. Квазиполитика - есть неотъемлемый элемент любой символической политики в оговоренном выше смысле.
Впрочем, это замечание нисколько не умаляет смысл упомянутых суждений социологов об имитациях и суррогатах демократического процесса в современной России. Никогда не следует смешивать, пусть и несовершенную, но работающую демократию или то, что Р. Даль назвал «полиархией»1, и систему правления, которая фактически реставрирует авторитарно-бюрократический режим, прикрываясь демократическими институтами, как фиговым листком.
1 Там же. С. 201.