В истории культуры

Отец Сергий Булгаков о «трагедии философии» – Эгологическая деградация человечества в ходе его цивилизационной истории – Р. Генон о стадиально-историческом вырождении философии – Ж. Делёз и Ф. Гваттари о «смерти мудреца» и рождении философии – Поворот философии к мифоосновам – Космичность человеческого бытия – Космос новой науки – Предвосхищение нестационарной космологии в русской астропоэтике конца Нового времени

Здесь мы рассмотрим историческое самоистощение философии и покажем обращённость человеческого мышления к космологическим мифоосновам. При раскрытии первой темы мы уже обращались к знаменитому булгаковскому труду «Трагедия философии» и сказали, что последняя состоит прежде всего в эгологической природе самого чисто философского знания. Напомним здесь, что, согласно Булгакову, вся «история новейшей философии предстаёт в своём подлинном религиозном естестве, как христианская ересесиология, а постольку и как трагедия мысли, не находящей для себя исхода»; но и вообще «все философские системы, которые только знает история философии, - по Булгакову, - представляют собой такие «ереси», сознательные и заведомые односторонности, причём во всех них одна сторона хочет стать всем, распространиться на всё» (С. 312) – таким образом, имеет место духовная тупиковость и сотеориологическая дегенеративность чистой философии, лишённой питающего религиозного смысла. Интересно, что этот вектор цивилизационного развития человечества оказывается генерализированным в ходе его истории.

Проблема соотношения философии и мудрости в истории культуры представляется заслуживающей особого осмысления. Р. Генон, по-своему рассматривавший процесс деградации архаического человечества на фоне инволюции древней мудрости по мере перерождения её в «философию», пишет следующее: «Сам термин «философия» может быть истолкован в весьма позитивном и закономерном смысле (который, несомненно, и вкладывался в это слово первоначально), особенно, если верно то, что впервые его употребил именно Пифагор. Этимологически он обозначает ни что иное, как «любовь к мудрости». Это предполагает, прежде всего, некую изначальную склонность к достижению мудрости и, в более широком значении, поиск, порождённый этой склонностью и ведущий к обретению знания. Таким образом, «философия» является лишь предварительной и подготовительной стадией, лишь движением по направлению к мудрости или, другими словами, ступенью, соответствующей низшим проявлениям этой мудрости (Между «философией» и мудростью существует такое же отношение, как между «одарённым человеком» и «трансцендентным человеком» или «истинным человеком» в даосской традиции). Последующее извращение этого понятия состояло в том, что промежуточная ступень была принята за цель в себе, и что появилось стремление заменить «философией» («любовью к мудрости») саму мудрость, а это предполагало забвение или игнорирование истинной природы последней. Именно таким образом возникло то, что может быть названо «профанической философией», то есть поддельной, ложной мудростью чисто человеческого и потому исключительно рационального порядка, занявшей место истинной, традиционной, сверхрациональной и «нечеловеческой» мудрости. Однако нечто от этой истинной мудрости в эпоху античности ещё оставалось. Это подтверждается, прежде всего, наличием мистерий, чей сущностно инициатический характер несомненен. Кроме того учения самих философов подчас имели «экзотерическую» и «эзотерическую» стороны. Эзотерическая сторона в «философии» оставляла открытой возможность перехода к более высокой точке зрения, что стало особенно очевидным (хотя, возможно, и не в полной мере) несколькими столетиями позже в учениях александрийских гностиков. Для того чтобы «профаническая философия» смогла окончательно сложиться необходимо было оставить только экзотерическую сторону, полностью отбросив сторону эзотерическую. Именно к такому результату привели тенденции, впервые проявившиеся в древнегреческой мысли. Позднее им суждено было достичь своих последних пределов. Однако прежде, чем возник рационализм, то есть сугубо современное мировоззрение, не просто оставляющее без внимания, но подчёркнуто отрицающее всё, что принадлежит сверх-рациональному уровню, непомерное значение, придававшееся рационалистической мысли, должно было ещё более возрасти». Размышляя о связи современной философской мысли с тем, что можно назвать духовным опытом или, по Т. Элиоту, «священными делами человечества», Генон особо подчёркивает, что «философия, оставаясь тем, что она есть, не имеет никакого права считаться «традицией», так как она относится исключительно к рациональному человеческому уровню, и это верно даже в том случае, если она прямо и не отрицает реальностей, выходящих за пределы этого уровня. «Философия» – это не более, чем продукт мыслительной деятельности человеческих индивидуумов, лишенных каких-либо источников нечеловеческого откровения или инспирации, а значит, одним словом, это чисто «профаническое» явление». Очень интересно и показательно, хотя и явно недостаточно отрефлектировано доныне в христианской интеллектуальной традиции, что поздние геноновские соображения находят некую смысловую рифму в раннем христианстве, а именно – у св. апостола Павла, слова которого мы здесь напомним: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлёк вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу; ибо в Нём обитает вся полнота Божества телесно» (Колоссянам, 2: 8 – 9). Очевидно, что философия здесь поставлена на одну чашу весов с пустым обольщением и, кроме того, даётся недвусмысленное противопоставление качеств Христа и «стихий мира», а также – божественного и человеческого на предмет полноты истины. Генон и эти вещи отрефлектировал очень глубоко: «Существует термин, который стал популярным в эпоху Возрождения и который изначально содержал в себе всю программу современной цивилизации: этот термин – «гуманизм». Люди Возрождения действительно стремились свести всё к чисто человеческим пропорциям, исключить любые принципы более высокого уровня и, выражаясь символически, отвернуться от неба под предлогом покорения земли. Древние греки, чему примеру они, как им казалось, следовали, никогда не заходили столь далеко в этом направлении, даже в периоды самого глубокого интеллектуального упадка. Для них сугубо утилитарные соображения никогда не играли решающей роли, как это происходит с современными гуманистически ориентированными людьми. Гуманизм представлял собой первую форму того, что впоследствии стало современным «лаицизмом» – чисто секулярным светским мировоззрением. Именно благодаря своему стремлению свести всё к человеку как к самоцели, современная цивилизация вступила на путь последовательных нисхождения и деградации, завершившихся обращением к уровню нижайших элементов в человеке и ориентацией на удовлетворение его наиболее грубых материальных запросов, что само по себе является достаточно иллюзорной целью, поскольку цивилизация постоянно порождает значительно большее количество искусственных потребностей, чем она сама способна удовлетворить». Анархическому состоянию современного либерального хаоса Генон противопоставляет элитарный принцип организации и управления жизнью: «Каста, - пишет он, - в традиционном понимании этого термина есть ни что иное, как выражение глубинной индивидуальной природы человека со всем набором особых предрасположенностей, слитых с этой природой и предопределяющих каждого к выполнению тех или иных обязанностей. Но как только выполнение этих обязанностей перестаёт подчиняться строго установленным правилам (основанным на кастовой природе человека), неизбежным следствием этого оказывается такое положение, когда каждый вынужден делать лишь ту работу, которую ему удалось получить, даже в том случае, если человек не испытывает к ней ни малейшего интереса и не имеет никакой внутренней квалификации для её исполнения. Роль человека в обществе в таких условиях определяется не случайностью, которой вообще не существует, но тем, что имеет видимость случайности – системой самых разнообразных условных и незначительных факторов. При этом единственный имеющий основополагающее и глубинное значение фактор – мы имеем в виду принципиальное различие внутренней природы людей – учитывается менее всех остальных. Именно отрицание этого существеннейшего различия, неминуемо ведущее к отрицанию социальной иерархии в целом, является истинной причиной всего того социального хаоса, который царит сегодня в общественной жизни Запада». Весьма интересно, что здесь по-своему воспроизводится давняя платоновская идея государства философов, во всяком случае – узнаваемы контуры её…

М. Хайдеггер в работе «Учение Платона об истине» об исходных герменевтических предпосылках или мифоосновах философского платонизма пишет следующее: «… софия есть ориентировка в том, что присутствует как непотаённое и в качестве присутствующего постоянно. Эта ориентировка не совпадает с простым обладанием знаниями. Она предполагает занятие определённого местопребывания, которое имеет прежде всего опору в постоянном.., отличена стремлением достичь за пределами ближайшего присутствующего опору в самопоказывающем устойчивом… Язык греков знает это слово уже до эпохи Платона, употребляя его обычно для именования предпочтительной привязанности к верному ориентированию. Платоном первым это слово было затребовано как имя для такого ориентирования в сущем, которое одновременно определяет бытие сущего как идею. С Платона мышление о бытии сущего становится – «философией», поскольку оно есть вглядывание в «идеи»…». У Хайдеггера философия становится субъектом действия в истории европейской культуры: «Положение «философия по своей сути является греческой» означает одно: Запад и Европа, и только они, в глубинном ходе своей истории изначально «философичны». Об этом свидетельствует возникновение и господство наук. И поскольку науки происходят из глубин западноевропейского – т. е. философского – течения истории, сегодня они в состоянии наложить своеобразную печать на историю человечества по всей земле».

Эти обстоятельства отмечают и другие европейские мыслители ХХ века – Ж. Делёз и Ф. Гваттари: «…именно греки окончательно зафиксировали смерть Мудреца и заменили его философами, друзьями мудрости, которые ищут её, но формально ею не обладают. Однако между философом и мудрецом различие не просто в степени, словно по некоторой шкале: скорее дело в том, что древний восточный мудрец мыслил Фигурами, философ же изобрёл Концепты и начал мыслить ими»; «…философия представляется нам явлением древнегреческой цивилизации, совпадающим с культурным вкладом городов-полисов: в них сформировались общества друзей или равных, …стимулировались отношения соперничества, во всех областях сталкивались друг с другом претенденты – в любви, играх, судах, в государственном управлении, в политике, даже в поэзии, чьей предпосылкой оказывается не друг, а претендент и соперник (диалектика, которую Платон характеризует как «амфисбетесис»). Соперничество свободных людей, атлетизм, возведённый в общий принцип – агон»; «Философ – друг концепта, он находится в потенциальной зависимости от концепта»; «…философия – дисциплина, состоящая в творчестве концептов. … Творить всё новые концепты – таков предмет философии. Поскольку концепт должен быть сотворён, он связан с философом как человеком… Концепты не ждут нас уже готовыми, наподобие небесных тел. У концептов не бывает небес. Их должно изобретать, изготавливать или, скорее, творить, и без подписи сотворившего они ничто».

Если древняя мудрость подчиняла человеческую жизнь спасительной необходимости – то «утешение философией» с максимальной степенью реализуется в области индивидуальной свободы, а потому оно всегда отдаёт некой онтологической и космологической недостаточностью. Нехватка слабо компенсируется культурно-исторической традицией, в неизбежной предпосылочности которой философ развёртывает свою игру…

Но интересно, что и мудрец оказывается в ситуации едва ли лучшей – об этом очень хорошо писал О. Шпенглер: «Новая, лишённая тайн религия у предела своих высших возможностей называется мудростью, σοφια; её священник – философ, а приверженец – образованный человек. Из слов Аристотеля вытекает, что старая религия совершенно необходима лишь необразованным, и всецело того же мнения придерживаются Конфуцый и Гаутама Будда, Лессинг и Вольтер… Естественная религия, религия разума, деизм –всё это не пережитая метафизика, но усвоенная механика, то, что Конфуций называл «законами неба», а эллинизм называет Тихе. Некогда философия была служанкой наипотустороннейшей религиозности, теперь же возникает такое ощущение, что философия желала бы быть наукой…» (Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 2: Всемирно-исторические перспективы. М.: «Мысль», 1998. С. 318 – 319).

При раскрытии первой темы на примере космичности русского православия мы уже обращались к самой идее космичности человеческого бытия. Содержательная наполненность космоса, его статус, конфигуративность и размерность – прочитываются всегда по-разному, причём, моделируется в зависимости от миропониманий различных культур как опытов символического раскрытия тотальности, по сути своей – космизированных мифов.

А. Ф. Лосев в знаменитой работе «Диалектика мифа» пишет об этим весьма впечатляюще со свойственным ему особым бытовым юмором: "…под теми философскими конструкциями, которые в новой философии призваны были осознать научный опыт, кроется вполне определённая мифология.

Не менее того мифологична и наука, не только первобытная, но и всякая. Механика Ньютона построена на гипотезе однородного и бесконечного пространства. Мир не имеет границ, т. е. не имеет формы. Для меня это значит, что он бесформен. Мир - абсолютно однородное пространство. Для меня это значит, что он - абсолютно плоскостен, невыразителен, нерельефен. Неимоверной скукой веет от такого мира. Прибавьте к этому абсолютную темноту и нечеловеческий холод междупланетных пространств. Что же это как не чёрная дыра, даже не могила и даже не баня с пауками, потому что и то и другое всё-таки интереснее и теплее и всё-таки говорит о чём-то человеческом. Ясно, что это не вывод науки, а мифология, которую наука взяла как вероучение и догмат. Не только гимназисты, но и все почтенные учёные не замечают, что мир их физики и астрономии есть довольно-таки скучное, порою отвратительное, порою же просто безумное марево, та самая дыра, которую ведь тоже можно любить и почитать. Дыромоляи, говорят, ещё и сейчас не перевелись в глухой Сибири. А я, по грехам своим, никак не могу взять в толк: как это земля может двигаться? Учебники читал, когда-то хотел сам быть астрономом, даже женился на астрономке. Но вот до сих пор никак не могу себя убедить, что земля движется и что неба никакого нет. Какие-то там маятники да отклонения чего-то куда-то, какие-то параллаксы... Неубедительно. Просто жидковато как-то. Тут вопрос о целой земле идёт, а вы какие-то маятники качаете. А главное, всё это как-то неуютно, всё это какое-то неродное, злое, жестокое. То я был на земле, под родным небом, слушал о вселенной, "яже не подвижется"... А то вдруг ничего нет, ни земли, ни неба, ни "яже не подвижется". Куда-то выгнали в шею, в какую-то пустоту, да ещё и матерщину вслед пустили. "Вот-де твоя родина, - наплевать и размазать!" Читая учебник астрономии, чувствую, что кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома и ещё готов плюнуть в физиономию. А за что?

Итак, механика Ньютона основана на мифологии нигилизма. Этому вполне соответствует специфически новоевропейское учение о бесконечном прогрессе общества и культуры. Исповедовали часто в Европе так, что одна эпоха имеет смысл не сама по себе, но лишь как подготовка и удобрение для другой эпохи, что эта другая эпоха не имеет смысла сама по себе, но она тоже - навоз и почва для третьей эпохи и т. д. В результате получается, что никакая эпоха не имеет никакого самостоятельного смысла и что смысл данной эпохи, а равно и всех возможных эпох отодвигается всё дальше и дальше, в бесконечные времена. Ясно, что подобный вздор нужно назвать мифологией социального нигилизма, какими бы "научными" аргументами её не обставляли. Сюде же нужно отнести также и учение о всеобщем социальном уравнении, что также несёт на себе все признаки мифологически-социального нигилизма. Вполне мифологична теория бесконечной делимости материи..."

Для того, чтобы ещё дальше раскрыть и завершить эту тему, необходимо вернуться к самой идее космичности – к её освоению русским поэтическим сознанием Нового времени; для этой цели обратимся к нашей отдельной разработке по русской астропоэтике, представленной ниже в качестве Приложения к теме № 3.

Приложение к теме № 3.

АСТРОПОЭТИКА И ПОЭТИЧЕСКАЯ КОСМОЛОГИЯ В РОССИИ: