Слабость как козырь

Портрет идеальной и необходимой миру России, набро­сок которого я сделал, приукрашивает ее. Я описал, ско­рее, виртуальную нацию. В настоящий момент, как это было показано, уровень насилия в частной жизни обще­ства в России - один из самых высоких в мире; государ­ство сражается, чтобы поддержать свою способность собирать налоги, чтобы сохранить целостность кавказ­ских границ. Оно находится в окружении (скорее прово­кационном, чем эффективном) у американцев в Грузии и Узбекистане. Пресса западного мира в духе иезуитского «ангелизма» упрекает Россию в контроле над СМИ, в на­личии групп молодых правых экстремистов, короче гово­ря, во всех недостатках нации, которая с большим трудом встает с колен. Многие из наших СМИ, слишком привык­ших к изнеженности сверхразвитого общества, находят удовольствие в создании имиджа России как государства, внушающего опасения.

Что касается американских стратегов, то они не пере­стают повторять, что для того, чтобы обеспечить нашу безопасность в долгосрочном плане, мы должны давать попять русским, что фаза существования их империи закончилась. Делая это, они, безусловно, обнаруживают главным образом имперские амбиции самих США. Не нуж­ны большие интеллектуальные усилии, чтобы понять, что Россия больше не является находящейся на подъеме державой. Какой бы ни была форма ее режима — автори­тарной или демократической, - Россия переживает демо­графический спад. Ее население сокращается, стареет, и уже один этот факт позволяет нам считать эту нацию скорее фактором стабильности, чем угрозой.

С американской точки зрения, эти демографические изменения породили достаточно любопытный парадокс. На первом этапе сокращение населения России, наряду с крахом ее экономики, сделало США единственной сверхдержавой в мире, и они предались несбыточной мечте об империи. Тогда-то и появился соблазн прикон­чить русского медведя. На втором этапе миру понемногу становится ясно, что уменьшившаяся Россия не только не вызывает больше тревоги, но и как бы автоматически становится партнером по поддержанию равновесия со слишком мощной, слишком хищнической, слишком непредсказуемой в своей международной игре Амери­кой. Именно это позволило Владимиру Путину заявить в Берлине: «Никто не ставит под сомнение большую цен­ность для Европы ее отношений с Соединенными Штата­ми. Просто придерживаюсь мнения, что Европа... укрепит свою репутацию мощного и действительно самостоятель­ного центра мировой политики... если она сможет объе­динить собственные возможности с возможностями российскими — людскими, территориальными и природны­ми ресурсами, с экономическим, культурным и оборонным потенциалом России». (Слово «оборонный» выделено мною. - Авт.)

В сущности, мы не уверены в абсолютной мере в том, что Россия будет создавать демократическое общество, что она будет всегда или, по крайней мере, долгое время воплощать в жизнь мечту Фукуямы о всемирном ха­рактере либерального общества. В этом политическом смысле она не заслуживает абсолютного доверия. Но она достойна доверия в дипломатическом плане. По двум основным причинам. Прежде всего, потому, что она сла­ба. Парадоксально, но в сочетании с внутренней стабили­зацией в стране это является главным козырем Владимира Путина, который позволяет ему в качестве потенциаль­ного союзника включиться в игру европейцев. Но Россия также заслуживает доверия потому, что, будучи либераль­ной или нет, она обладает универсалистским характером, она способна воспринимать международные отношения эгалитаристским, справедливым образом. В сочетании со слабостью, которая не позволяет мечтать о господстве, российский универсализм может только позитивно спо­собствовать равновесию в мире.

Это очень оптимистическое видение России как полюса равновесия даже не было бы необходимым для «реалиста» американской классической школы, киссинджеровского или другого толка. Для стратега-реалиста военный про­тивовес не обязательно должен быть положительным в моральном смысле.

Греки, которым, в конце концов, надоела афинская держава, призвали себе на помощь Спарту, не являвшу­юся образцом демократии и свободы, но имевшую един­ственное достоинство - она отказывалась от любой территориальной экспансии. Так погибла афинская им­перия, разбитая греками, а не персами. Было бы смешно предполагать, что в предстоящие годы Россия выступит в роли Спарты - олигархического города-государства, призванного защитить свободу, после того как она играла роль Персии - многонациональной империи, угрожав­шей всем нациям. Ни в каких сравнениях не следует заходить слишком далеко: сегодня мир слишком об­ширен и сложен, чтобы можно было допустить новую Пелопонесскую войну. Просто потому, что Америка не имеет экономических, военных или идеологических средств для того, чтобы помешать европейским и япон­скому союзникам вернуть свою свободу, если они того пожелают.