Глава XXx

Перемена в настроении Шекспира. - Возрастающие меланхолия, пессимизм и мизантропия. Неумолимо приближается время, когда веселость, даже самажизнерадостность гаснут в его душе. Тяжелые тучи нависли на его горизонте, -мы можем лишь догадываться, какие, - гложущие сердце печали и разочарованияскопились в глубине его существа. Мы видим, как грусть его растет ирасширяется; мы наблюдаем ее изменчивые проявления, не зная ее причин. Мычувствуем лишь одно, что арена, которую он видит очами своей души, как ивнешняя, на которой он действует, обтянута черным. Траурный флер спускаетсяна ту и на другую. Он больше не пишет комедий, а пишет целый ряд мрачных трагедий и ставитих на сцену, еще так недавно оглашавшуюся смехом его Беатриче и Розалинд. Все его впечатления от жизни и от людей становятся отныне все более иболее мрачными. В его сонетах можно проследить, как даже и в более ранниеего, счастливые годы не знающая покоя страстность постоянно боролась в егодуше с радостью жизни, и можно видеть, как он уже и в это время был волнуемтревогой порывистых и противоречивых чувств. Затем можно вычитать из егодраматических произведений, что не только то, что он испытал в общественной,политической жизни, но и все события его личного существования начинают сэтих пор внушать ему отчасти сострадание к людям, пламенное сочувствие,отчасти ужас перед людьми, как перед дикими, хищными зверями, отчасти,наконец, отвращение к людям, как глупым, лживым и низменным созданиям. Этичувства сгущаются постепенно в глубокое и грандиозное презрение к людям,пока, по истечении восьми длинных лет, в его основном настроении ненаступает перелом. Погасшее солнце снова озарило его жизнь, черное небовновь сделалось лазурным, и душа поэта вновь прониклась кротким участием ковсему человеческому. Под конец все успокаивается в величавой,меланхолической ясности. Возвращаются светлые настроения, легкие грезы егоюности, и на устах поэта появляется если не смех, то улыбка. Неудержимаявеселость исчезла навсегда, но его фантазия, чувствующая себя менеесвязанной, чем прежде, законами действительности, резвится легко и свободно,хотя много серьезного смысла и много житейского опыта скрывается теперь заэтой легкой игрой воображения. Но это внутреннее освобождение от тяготы жизни наступает, как сказано,лишь лет восемь спустя после момента, на котором мы здесь остановились. Мощная, гениальная жизнерадостность его тридцатилетнего возраста царитеще короткое время в его душе. Затем она начинает меркнуть, и после сумерек,коротких, как сумерки юга, во всей его душевной жизни и во всех егопроизведениях водворяется ночь. В трагедии "Юлий Цезарь" еще господствует только мужественнаясерьезность. Тема привлекла Шекспира вследствие аналогии между заговоромпротив Юлия Цезаря и заговором против Елизаветы. Так как главные участникипоследнего, Эссекс и его товарищ Саутгемптон, вопреки безрассудности своегопредприятия пользовались полной личной симпатией поэта, то некоторую долюэтой симпатии он перенес на Брута и Кассия. Он создал Брута под глубокимвпечатлением того непрактичного великодушия, какое обнаружили егодрузья-аристократы и которое оказалось бессильным изменить ход историческихсобытий. Вывод, вытекающий из пьесы - практические ошибки влекут за собойстоль же жестокую кару, как и моральные. В "Гамлете" господствуют все возрастающая меланхолия и всеусиливающаяся горечь Шекспира. Свойственное юности светлое миросозерцаниеразбилось в прах как для Шекспира, так и для его героя. Вера Гамлета в людейи доверие его к ним подорваны. Под формой кажущегося безумия здесь такгениально, как никогда прежде в северной Европе, выражена глубоко печальнаяжитейская мудрость, которую Шекспир выработал себе к сороковому году своейжизни. Одна из побочных причин меланхолии Шекспира, усматриваемых нами в этуэпоху, это все более резкое враждебное отношение, в которое он как актер итеатральный писатель становится к направленному в пользу свободной церквивсе более и более могучему религиозному движению века - пуританизму,являвшемуся в его глазах лишь ограниченностью и лицемерием. Пуританизм былсмертельным врагом его сословия; еще при жизни Шекспира он вызвал запрещениевсяких сценических представлений в провинции, а после его смерти и встолице. С самой "Двенадцатой ночи" неизменное ожесточение противпуританизма, понимаемого как лицемерие, простирается через "Гамлета", черезпереработку комедии "Конец - делу венец" до "Меры за меру", где этот гневподнимает бурю и создает образ, рядом с которым можно поставить лишьмольеровского Тартюфа. Что так глубоко потрясает его в эти годы, это бедствия земной жизни,несчастье, не как удел ниспосланный небом, а как нечто, осуществляемоеглупостью в союзе со злобой. В особенности злоба как сила теперь восстает перед ним во всем своеммогуществе. Это видно уже в "Гамлете", в изумлении героя по поводу того, чтоможно улыбаться и быть злодеем. Еще ярче выражено это в "Мере за меру":...Не называй То невозможным, что на этот раз Лишь кажется тебе невероятным! Презреннейший злодей из всех на свете Казаться может скромным, честным, строгим, Как граф Анджело. Эта-то строка и приводит к художественному воссозданию характеров Яго,Гонерильи и Реганы и к диким взрывам человеконенавистничества в "ТимонеАфинском". "Макбет" - первая попытка Шекспира объяснить трагедию жизни какрезультат грубости в союзе со злобой: грубости, усиленной, умноженнойзлобой. Леди Макбет отравляет душу своего супруга. Злоба вливает несколькокапель яда в грубость, могущую быть по самой внутренней своей сути слабостьюразличного рода, честной шероховатостью нрава, тупоумием многообразногосвойства. И эта грубость начинает затем неистовствовать, становится страшнойдля себя и для других. Совершенно то же самое видим мы в отношениях между Отелло и Яго. "Отелло" не более, как монография. "Лир" - мировая картина. Шекспирпереходит от "Отелло" к "Лиру" в силу потребности художника дополнять самогосебя, создавать вслед за каждым произведением его контраст. "Лир" - самая крупная задача, какую ставил себе до сих пор Шекспир:мука и ужасы вселенной, вставленные в рамку пяти недлинных актов.Впечатление, производимое "Лиром", - это кончина мира. Шекспир теперь не втом настроении, чтобы изображать что-либо иное. В ушах его раздается, душуего наполняет грохот мира, который разрушается. Этим объясняется его следующее произведение - "Антоний и Клеопатра". Вэтом сюжете он нашел новый текст к своей внутренней музыке. В жизнеописанииМарка Антония он прозрел глубокое падение древней мировой республики.Римское могущество, суровое и строгое, рушилось при столкновении сосладострастием Востока. К этому моменту, когда Шекспир написал трагедию "Антоний и Клеопатра",его меланхолия успела возрасти до пессимизма. Презрение становится у негонеизменным настроением, презрение к людям, обращающееся вместе с кровью вего жилах, но презрение плодотворное, могучее, выбрасывающее молнию замолнией. Такие произведения, как "Троил и Крессида" и "Кориолан", обрушиваютсято на отношения между обоими полами, то на политические условия, и, наконец,все, что Шекспир пережил и вынес в эти годы, все, что он передумал и чтовыстрадал, концентрируется в одном великом, полном отчаяния образе, образеТимона Афинского, человеконенавистника, дикая риторика которого подобнатемной эссенции из запекшейся крови и желчи, выделяющейся из раны дляоблегчения душевной муки.