Последствия насилия со стороны государства

В течение последних нескольких лет нас заинтересовал вопрос о последствиях государственного насилия. Особенно нам было интересно, увеличивается ли уровень насилия в обществе после окончания войны. Есть довольно убедительные научные доказательства того, что война в некотором роде способствует легитимации насилия. Например, существует неопровержимая информация, что социальное обучение или «моделирование» служит посредником между множеством форм агрессии и насилием (Bandura, 1973). Хотя в большинстве исследований такого плана использованы или эксперименты, или каузально-регрессионный анализ для оценки последствий насилия, описываемых в средствах массовой информации, теория моделирования также дает хорошие результаты в объяснении воспроизведения особых методов убийства, захвата самолетов и терроризма (Bandura, 1973). Основной принцип теории социального обучения состоит в том, что виртуальное насилие и настоящее насилие позволяют построить модель, увеличивающую вероятность подражательного насилия. К тому же исследования показывают, что агрессивные модели, как правило, оказывают большее воздействие, когда они вознаграждаются за проявленную агрессию.

Если акты насилия со стороны реальных или «фиктивных» индивидов могут вызывать имитацию, то, по нашему мнению, и официальное насилие, так же как и война, вполне может стимулировать послевоенные акты насилия. Войны, в конце концов, легитимизируются властью и престижем государства, война поощряет убийство в том смысле, что героями военных действий считаются солдаты, уничтожившие максимальное число боевых единиц противника. Для каждой отдельной войны характерны вполне определенные цели и собственное рациональное зерно: сохранение Крыма, уничтожение буров в Африке, свержение фашистского или коммунистического режимов и т. д. Но все войны имеют одну общую черту — когда они освобождены от идиосинкразических обстоятельств — это установка, моральный урок человечеству, что убийство приемлемо и даже является в отдельных случаях благом, лучшим средством достижения цели. Такая установка лучше всего усваивается гражданами воюющего государства. Войны, таким образом, содержат в достаточно убедительной, четкой форме все ингредиенты, необходимые для провоцирования имитационного или смоделированного насилия: большое число убийств, официальное покровительство и узаконивание насилия, благословение насилия и вознаграждение за убийство.

Несмотря на то, что существуют теоретические основания ожидать, что война спровоцирует волну убийств после своего окончания, проверка этой гипотезы очень сложна. С первого взгляда, есть весьма интересные наблюдения в подтверждении этой гипотезы. Например, во время Вьетнамской войны США число предумышленных убийств, как, впрочем, и непредумышленных, возросло более чем в 2 раза — с 4,5 (на 100 000 чел.) в 1963 г. до 9,3 в 1973 г. (Archer and Gartner, 1976). Этот пример не может служить достаточным доказательством нашей гипотезы, так как в этот период в США наблюдались существенные демографические и социальные изменения. Настоящая проверка этой гипотезы требует множества примеров, с помощью которых можно было бы оценить изменения показателя убийств. Очень важно в данном случае решить два вопроса: 1) растет ли показатель убийств после войны и 2) какие события во время войны вызывают изменение этого показателя.

Несмотря на то, что долгое время писатели и ученые предполагали, что война в некотором смысле легитимизирует насилие, проверка этого предположения была невозможна. Главным препятствием было отсутствие необходимой статистической информации. Без объемного архива данных по статистике убийств, проверка гипотезы неосуществима. За три года работы мы собрали необходимые сравнительные данные о преступлениях (CCDF — Comparative Crime Data File), содержащие ежегодный показатель убийств и других правонарушений для 110 государств и 44 крупнейших многонациональных городов за период с 1900 по 1970 г. (Archer and Gartner, 1976, 1977; Archer et al., 1978).

Создание CCDF дает возможность впервые ответить на вопрос, действительно ли государственное насилие увеличивает показатель убийств, произведенных простыми жителями. В нашем исследовании мы проводим сравнение показателя убийств в странах, где проходили военные действия, с тем же показателем для наций, живших мирно. Такое сравнение помогает отказаться от предположения, что рост показателя убийств универсален для указанного периода. Только в том случае, если война действительно стимулирует увеличение количества преступлений, показатель убийств будет отличаться в военных и мирных обществах. В условиях военной мобилизации появляется информация, которая тяжело интерпретируется в военное время, поэтому мы решили взять статистику за 5 лет до и 5 лет после войны. Сведения о том, какие страны участвовали в военных действиях, были взяты из энциклопедии Сингера и Смолла (Singer and Small, 1972). Богатая историческая информация в CCDF позволила проверить изменения показателя убийств после четырнадцати войн, и так как некоторые страны участвовали в нескольких войнах, определить показатели пятидесяти «наций-войн» (одна страна в одной войне). Эти изменения и изменения в 30 контрольных примерах стран, не участвовавших в войнах, приведены в табл. 3.1.

Наш анализ показывает, что у воюющих наций показатель убийств после войны неизбежно увеличивался, в отличие от стран, где войны не было. В большинстве воевавших стран этот показатель увеличивался, по крайней мере, на 10%, тогда как в мирных странах этот показатель даже уменьшался на те же 10%. Во многих воевавших странах показатель убийств увеличивался очень сильно, в некоторых случаях в два раза. Таким образом, гипотеза легитимации подтверждается результатами в табл. 3.1. Войны стимулируют рост насилия в послевоенное время.

Хоть различие в показателях между мирными и воевавшими странами значительно, это сравнение является достаточно скромной проверкой гипотезы легитимации. Наряду с другими изменениями войны влияют на половую и возрастную структуру нации. Во время войны погибает множество молодых людей. В конце Первой мировой войны на каждую тысячу людей в возрасте от 20 до 45 лет насчитывалось 182 погибших во Франции, 166 в Австрии, 155 в Германии, 101 в Италии и 88 в Англии (von Henting, 1947). Так как люди молодого возраста являются преобладающей категорией в статистике потерь (Wolfgang and Ferracuti, 1967), эти потери военного времени касаются как раз тех, кто статистически наиболее расположен к совершению убийств в послевоенное время. К тому же послевоенные демографические бумы, в особенности после крупных войн, также снижают показатель убийств, увеличивая знаменатель дроби — общее число популяции, с помощью которого производятся расчеты.

Значение этих артефактов можно резюмировать таким образом: если сделать поправку на потерю молодого поколения во время войны или на демографический бум, то воюющие нации испытали увеличение количества убийств в гораздо большей степени, чем страны, приведенные в табл. 3.1. Например, во Франции показатель убийств после Первой мировой войны почти не изменился. Если подсчитать ужасные военные потери Франции, то послевоенный показатель убийств можно считать серьезно возросшим. Тот факт, что в воюющих странах показатель убийств увеличивается несмотря на демографические потери, впечатляет.

«Нации-войны» в табл. 3.1 отличались по времени участия в военных действиях и числу потерь. Воюющие страны в нашем исследовании, таким образом, получили различные «дозы» военных действий. В рамках легитимационной гипотезы граждане стран с большим количеством потерь более склонны узаконивать убийство в послевоенное время. Используя информацию, предоставленную Сингером и Смол-лом (Singer and Small, 1972), мы можем классифицировать «нации-войны» согласно объему военного опыта. Использованная классификация предполагает разделение наций в зависимости от того, было ли число погибших на полях сражений более пятисот человек на миллион довоенного населения. Такая процедура дает поистине драматические результаты. В странах, которые понесли наибольшие потери в войне, показатель убийств в мирное время определенным образом увеличился: в 79% этих стран данный показатель вырос, и только в 21% он упал. Мы интерпретируем эти результаты как несомненное подтверждение результатов исследования, приведенных в табл. 23.1, так как страны, в которых наш показатель увеличился больше всего, наиболее интенсивно участвовали в боевых действиях.

Таким образом, ответ на первый из двух вопросов ясен. В странах, принимавших участие в военных действиях, показатель убийств возрастает больше, чем в мирных странах. Увеличение количества убийств не сильно «страдает» от демографических потерь и практически не различается среди стран, которые понесли наибольшее количество потерь. Теперь нужно проверить вторую часть легитимационной гипотезы: в чем специфика влияния войны на рост количества убийств? Долгое время считалось, что ветераны войны более склонны совершать убийства, чем простые граждане (Archer and Gartner, 1976). Эти страхи появляются после каждой войны. Например, адвокат Кларенс Дарроу (Clarence Darrow, 1922) связывал увеличение количества убийств с возвращением ветеранов войны, которых он назвал «вселенскими сумасшедшими», а Лифтон (Lifton, 1973) не так давно высказался в отношении ветеранов войны во Вьетнаме: «Некоторые ищут в мирной жизни подтверждение той модели поведения, к которой они успели привыкнуть на войне, совершая акты насилия или вступая в криминальные группировки». Основная идея, стоящая за этими размышлениями, заключается в том, что армия социализирует мужчину таким образом, что он становится более толерантным к насилию, а также в том, что такой опыт увеличивает вероятность насилия со стороны ветеранов в послевоенное время.

Несколько ярких примеров дополняют образ ветерана-преступника. Например, солдаты, состоявшие в Квантрилльских отрядах, стали известны своим активным неподчинением законам; это Джесс и Франк Джеймс и братья Янгер. Есть и другие примеры. В Нью-Джерси в 1949 г. ветеран Говард Анрух впал в бешенство и убил двенадцать человек сувенирным пистолетом — во время Второй мировой войны Анрух был награжден медалями за отличную стрельбу. Во время Вьетнамской войны солдат Дуайт Джонсон убил около 20 вражеских солдат и был награжден Конгрессом медалью за доблесть; через несколько месяцев после возвращения домой, в Детройт, он был убит во время неудачной попытки ограбления. Эти исследования сами по себе мало что доказывают, остается ответить еще на один вопрос: как поведение ветеранов влияет на статистику убийств в послевоенное время. Так как большинство стран не ведут статистику опыта участия в военных действиях людей, арестованных за убийство, трудно доказать преобладание ветеранов войны в числе убийц. Даже если бы нам было известно число ветеранов, совершивших преступления, непонятно, с каким показателем надо сравнивать эти цифры, так как ветераны и мирные жители отличаются по многим критериям. Можно разделить ветеранов на ветеранов-солдат и ветеранов-тыловиков, не участвовавших непосредственно в сражениях. Недавнее исследование не показало сильного преобладания ветеранов-солдат в статистике убийств (Borus, 1975). В отсутствие конкретной информации образ убийцы-ветерана представляется скорее мифическим, нежели реальным. Устойчивость этого мифа в общественном сознании объясняется природой военного обучения. Мирные жители имеют постоянные опасения насчет того, что солдат учат убивать; они боятся, что таким образом правительство «выпускает на волю» насилие, а загнать его обратно в клетку будет очень трудно.

Таким образом, мы получили информацию, говорящую о том, что предположение о ветеранах не объясняет увеличения количества убийств в послевоенное время. Ответом на этот вопрос послужили результаты исследования, свидетельствующие, что рост насилия наблюдался как раз вне среды ветеранов-солдат. Во время Вьетнамской войны показатели насилия для мужчин и женщин выросли непропорционально.

При сравнении данных за 1963 и 1973 гг. число мужчин, арестованных за убийство, выросло на 101%, женщин — на 59%. Для других стран имеются несколько иные показатели, но, в любом случае, показатель насилия возрастал и у мужчин, и у женщин. Этот показатель увеличивался также во всех возрастных группах, а не только среди молодых солдат, пришедших с войны.

Статистика возрастания числа убийств в послевоенное время примерно одинакова для всех стран. Этот показатель увеличивается после маленьких и масштабных войн, в победивших и в проигравших государствах, в странах с развитой экономикой и в отстающих странах, среди ветеранов и мирных жителей, среди мужчин и женщин, а также в различных возрастных группах. Мы считаем, что это нельзя объяснить социальными изменениями, совпавшими по времени с войной, или какими-либо артефактами. Также мы считаем, что наше исследование выявляет связь между насилием со стороны государства и насилием отдельных индивидов. Эта связь основана на процессе легитимации, благодаря которому убийства во время войны приобретают высокий статус, становятся образцом для подражания для множества людей. Благодаря войне общество становится более толерантным к насилию. Изменение социальных установок по поводу возможности убить человека может привести к тому, что такой вид разрешения конфликтов, как применение силы, может стать нормальным в современном обществе. Мы располагаем информацией о том, каким образом государство вмешивается в личную жизнь простых граждан в воюющих странах. Хаггинс и Штрос (Huggins and Straus, 1975) установили, что описание насилия в детской литературе достигает своего пика именно во время войны.

Несмотря на то что ученые в свое время открыли, что подражание или воссоздание моделей поведения могут породить насилие, они упустили один момент — государство, как наиболее авторитетная модель поведения, также может провоцировать рост насилия благодаря своей власти и возможностям. Вот как в 1928 г. судья Луис Брандис говорил о влиянии государства на поведение людей: «Наше правительство — могущественный, вездесущий учитель. Хорошо или плохо, оно ставит себя в пример всем гражданам. Преступление заразительно. Если правительство совершает преступление, это порождает презрение к закону».

Нежелание ученых изучать официальное насилие приводит к тому, что люди начинают воспринимать акты насилия со стороны государства как норму, а не как нарушение их прав. Это, в свою очередь, приводит к тому, что общество принимает такие формы насилия, как война. То, что война стимулирует волны насилия в послевоенное время, означает, что это принятие плачевно сказывается на статистике преступлений и что правительство ответственно за рост насилия в обществе.

Таблица 3.1

Изменения показателя убийств в странах, принимавших и не принимавших участие в военных действиях, после окончания Первой мировой (1), Второй мировой (2), Вьетнамской (ВН) и одиннадцати других войн

			Изменения показателя убийств, %
	Страна (война)	Уменьшение	Страна(война)	Не изменилось (-10% < х < 10%)	Страна(война)	Увеличение
Страны, принимавшие участие в военных действиях	Австралия)1)	-23	Англия (1)	-5	Бельгия (1)
Канада (1)	-25	Франция (1)		Болгария (1)
Венгрия (1)	-57	Ю. Африка(1)	-1	Германия (1)
Финляндия (2)	-15	Канада(2)		Италия (1)
Северная		Австралия (ВН)		Япония (1)
Ирландия (2)	-83	Корея (ВН)		Португалия (1)
США (2)	-12	Филиппины (ВН)		Шотландия (1)
Индия (1962,		Египет (1956,		США(1)
китайско-индий-		война на Синай-		Австралия (2)
ский конфликт)	-14	ском п-ове)	-2	Дания(2)
Израиль (1956,		Египет (1967,		Англия (2)
война на Синай-		Шестидневная		Франция (2)
ском п-ове)	-58	война.с Израилем)	-4	Италия (2)
Италия (1896,		Франция (1884,		Япония (2)
итало-эфиопск.		китайско-фран.		Нидерланды(2)
война)	-15	конфликт)		Нов. Зеландия (2)
Италия (1896,		Индия (1965, II		Норвегия (2)
итало-эфиопск.		Кашмирская война)		Шотландия (2)
война)	-44	Япония (1904,		Ю. Африка (2)
		Русско-японская		Нов. Зеландия (ВН)
			война)	-9	Венгрия (1956,
			Япония (1932,		русс.-венгер. конф)
			Манчжурия)	-8	Израиль (1967,6-дн.
					в-на с Египтом)
					Япония (1894,
					кит.-япон. война)
					Иордан (1967,
					Шестидн. в-на)
					Пакистан (1965,
					II Кашмирская в-на)
					Таиланд (ВН)
					США(ВН)
Страны, не принимавшие участия в военных действиях	Норвегия (1)	-37	Цейлон (1)		Финляндия (1)
Цейлон (2)	-19	Чили (1)	-3	Таиланд (1)
Чили (2)	-67	Нидерланды (1)	-2	Колумбия (2)
Сальвадор (2)	-20	Таиланд (1932,		Швеция (2)
Ирландия (2)	-22	Маньчжурия)		Турция (2)
Швейцария (2)	-42	Цейлон (1962,		Канада (ВН)
Таиланд (2)	-17	китайско-инд.		Англия (ВН)
	Бирма (ВН)	-17	конфликт)	-4	Тайвань (ВН)
	Индонезия (ВН)	-23			Цейлон (1965, II
	Япония (ВН)	-23			Кашмирская в-на)
	Австрия (русс.-
	венгер. конф-т)	-13
	Бирма (1965,
	II Кашмирская)	-13
	Франция (1896,
	итало-эфиоп.)	-13
	Швейцария (1935
	итало-эфиоп.)	-22
	Турция (1956, в-на
	на Синайск.п-ве)	-33
	Турция (1967,
	6-дн. война)	-19

Литература

Archer, D., and Gartner, R. The myth of the violent veteran. Psychology Today, Dec. 1976,94-96,110-111. (a)

Archer, D., and Gartner, R. Violent acts and violent times: A comparative approach to postwar homicide rates. American Sociological Review, 1976,41,937-963. (b)

Archer, D., and Gartner, R. Homicide in 110 Nations: The development of the comparative crime data file. International Annals of Criminology, 1977,16,109-139.

Archer, D., Gartner, R., Akert, R., and Lockwood, T. Cities and homicide: A new look at an old paradox. In R. F. Tomasson (ed.). Comparative studies in sociology. Vol. 1. Greenwich, Conn.: JAI Press, 1978 (now Comparative Social Research).

Bandura, A. Aggression: A social learning analysis. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall. 1973.

Blumenthal, M. D., Kahn, R. L., Andrews, F. M., and Head, К. В. Justifying violence. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1972.

Borus, J. F. The reentry transition of the Vietnam veteran. Armed Forces and Society, 1975,2,97-114.

Couch, С Collective behavior: An examination of stereotypes. Social Problems, 1968,15, 310-321.

Darrow, C. Crime and its causes. New York: Crowell, 1922.

Gamson, W. A., and Mcevoy, J. Police violence and its public support. In J. F. Short and M. E. Wolfgang (eds.), Collective violence, Chicago: Aldine, 1972.

Huggins, M. D., and Straus, M. A. Violence and the social structure as reflected in children's books from 1850 to 1970. Paper presented at 45th annual meeting of the Eastern Sociological Society, 1975.

Kahn, R. L. Violent man: Who buys bloodshed and why. Psychology Today, June 1972. 6(1), 46-48,83.

Kelman, H. C, and Lawrence, L. H. American response to the trial ofLt. William L. Calley. Psychology Today, June 1972, 6(1), 41-45,78-81.

Kohlberg, L. The cognitive-developmental approach to socialization. In D. A. Goslin (ed.). Handbook of socialization theory and research. Chicago: Rand McNally, 1969.

Marx, G. T. Civil disorder and the agents of social control. Journal of Social Issues, 1970, 26,19-57.

Short, J. F. The National commission on the causes and prevention of violence: Reflections on the contributions of sociology and sociologists. In M. Komarovsky (ed.). Sociology and public policy: The case of presidential commissions. New York: Elsevier, 1975.

Singer, J. D., and Small, M. The wages of war, 1816-1965: A statistical handbook. New York:Wiley, 1972.

Turiel, E., and Rothman, G. R. The influence of reasoning on behavioral choices at different stages of moral development. Child Development, 1972,43, 741-756.

Von Hentig, H. Crime: Causes and conditions. New York: McGraw-Hill, 1947.

Wolfgang, M. E., and Ferracuti, F. The subculture of violence. London: Tavistock, 1967.

[*] Archer D. & Gartner R. (1976) Violent Acts and Violent Times: A Comparative Approach to Postwar Homicide Rates. American Sociological Review, 41, 937-967. Приводится по источнику: Общественное животное. Исследования /Под ред. Э. Аронсона. СПб.: Прайм-Еврознак, 2003. Кн.2. С. 44-61.